Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Philology: scientific researches
Reference:

Genre analysis of the text in the context of the structure and composition of the work of Sh. Selim "Shamil Alyadin, about charyks and a penknife"

Sulaimanov Mukhamed-Ali Usmanovich

Director, Ismail Gasprinsky Eurasian Development Institute

295015, Russia, respublika Krym, g. Simferopol', ul. Mayakovskogo, 1, of. 1

inbiconsulting@gmail.com
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0749.2021.6.35863

Received:

30-05-2021


Published:

06-06-2021


Abstract: The relevance of the article is due to the lack of research in the field of genre analysis of the text in the context of structure and composition in the Crimean Tatar literature in general and on the example of the work of Sh. Selim "Shamil Alyadin, about charyks and a penknife" in particular. The subject of the study is a genre analysis of the text in the context of structure and composition on the example of the work under study. The purpose of this article is not an attempt to define any particular genre or its features in a work, which in this case is practically impossible, but an analysis of the relations of various literary and journalistic genres in the context of the structure and composition of the text under study. The main conclusions of the study are that in the work under study there is an "ambivalent" hybrid genre form of a deeply emotional diary of memories (essay) with a pronounced expression and literary-critical essay (article), with a clear logical methodology. Hidden genre forms of monologue, correspondence dialogue or discussion also manifest themselves in the text. The author enters, if not into a direct, then into a reflexive dialogue with his characters and the reader. The synthesis and interaction of different genre forms forms the originality of the work, focusing the reader's attention on the ethics of literary craft. If we talk about the general unifying genre of the work, then this is spiritual and intellectual prose. Thus, the analysis of the structural and compositional features of the work allowed us to identify important, although not absolute criteria for determining and interconnecting adjacent genres, which in turn made it possible to identify the main and auxiliary genre forms of the text under study.


Keywords:

genre analysis, hybrid genres, structure, composition, methodological pluralism, literary-critical article, criticism, hermeneutics, phenomenology, Shakir Selim


Проблема жанрового, структурного и композиционного анализа текста разрабатывалась такими учеными как П.Н. Медведев [22], М.М. Бахтин [6], Ю.А. Васильев [10], А.Э. Венделанд [12], А.Э Бабайлов [4], Н.В. Бесмертная [9], В.В. Одинцов [25], И.В. Арнольд [2], Е.А. Баженова [5], И.Р. Гальперин [12], С.Г. Николаев [24], Ю.М. Лотман [21] и др.

По проблеме жанрового анализа в контексте структуры и композиции произведения, следует отметить следующее:

Структурный анализ в контексте историзма – это техника, позволяющая проникнуть внутрь строения произведения, исследуя его как систему приемов, обусловленную авторским замыслом. Структурный анализ предполагает разложение текста на составные элементы формы и содержания. По мнению В. Белинского, «разъединение идеи от формы, разложение элементов, образующих собою данную истину или данное явление», то есть своего рода «разрушение художественного явления для того, чтобы оживить его для себя в новой красоте и новой жизни, если он найдет себя в нем...» и называется «критикой». [8, с. 270]. В свою очередь именно такой комплексный анализ произведения в аспекте формы и содержания, использующий, в том числе и инструментарий литературной критики позволяет не только определить доминирующую жанрово-родовую форму произведения, но и зафиксировать признаки трансформации, контаминации синтетических и синкретических гибридных жанровых форм в исследуемом тексте.

Согласно Ю.М. Лотману - в основе структурного анализа лежит взгляд на исследуемый текст как на органическое целое. Произведение в данном контексте рассматривается не как система «отдельных» составных элементов, а каждый из них реализуется, как в отношении с другими элементами, так и структурного целого всего произведения. [21] Структурный анализ является своего рода деконструкцией текста. Термин «деконструкция» предполагает разложение текста, разъединение его составляющих на элементы. Понятие «деконструкция» было введено Ж. Лаканом и получило теоретическое обоснование в работе философа Ж. Деррида [14, с. 7]. Метод деконструкции, будучи инструментом постструктуралистского анализа, разработан французским философом Р. Бартом, работавшим над способами, которые могли бы способствовать улавливанию и удержанию смысловой полноты произведения [7, с. 45].

Р. Барт рассматривал текст как разновидность интертекста, утверждая, что «текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников» [7, с. 55]. В современном литературоведении термин «деконструкция» употребляется как особый вид восприятия произведения, вследствие чего происходит «понимание глубинных смыслов» [17, с. 4], которые в частности открываются посредством метода герменевтики и герменевтической кодировки Р. Барта.

В данном контексте структурный анализ тесно связан с композиционным анализом текста, так ктак композиция является одной из основных категорий, связывающих форму с содержани­е произведения. По мнению А.Б. Есина, композиция является составом и определенным расположением частей, элементов и образов произведения в некоторой значимой временной последовательности” [15]. Композиция посредством расположения и соотношения художественных образов выражает художественный смысл, формируя, таким образом, целое из отдельных частей. Следовательно, компоненты художественной структуры, прежде всего, важны в контексте авторского замысла, как отражение его эстетической программы. [18].

Согласно А.Н. Кожину, О.А. Крылову и В.В. Одинцову «в композиции непосредственно объединяются, сочетаются, фокусируются содержательные и формальные элементы текста» [19, с. 176], композиция является своеобразным каркасом, на котором держится текст [19, с. 180]. Композиционный анализ текста также способствует проявлению соответствия построения и жанрово-стилевой природы исследуемого произведения. Некоторые аспекты анализа литературно-критических статей в данном контексте были изучены такими учеными как Н.К. Михайловский [23], С. И. Кормилов, Е. Б. Скороспелова [20], Н.М. Раковская [26].

Ранее литературно-критическое произведение Ш. Селима «Шамиль Алядин, о чарыках и перочинном ноже» [28] было исследовано нами в аспекте этнокультурного кода в крымскотатарской литературной критике [29] и особенностей композиционно-смысловой организации текста [30], где мы определили его общую жанрово-родовую форму, как литературно-критического текста с элементами художественности и лиризма.

В настоящей статье, которая является, продолжением цикла статей по данной теме, будет детально изучен жанровый аспект исследуемого произведения, в контексте структуры и композиции литературно-критического текста. Следовательно, для комплексного подхода к вопросу мы будем вынуждены апеллировать к предшествующим статьям. На наш взгляд, для всестороннего понимания проблематики было бы целесообразным ознакомиться и с предыдущими исследованиями по данному произведению, которые логически связанны между собой.

В произведении отражена заочная дискуссия трёх литературных критиков произошедшая посредством очерка Шамиля Алядина по стихотворению Мемета Нузета «Авджы» (Охотник), ответа Пирае Кадри-заде на очерк Ш. Алядина и критической статьи Ш. Селима, где он анализирует стихотворение М. Нузета, очерк Ш. Алядина и критическое письмо П. Кадри-заде.

Предметом дискуссии стало первое четверостишье стихотворения М. нузета «Авджы»:

Бир кунь Али бельсенип чыкъа авгъа,

Яваш-яваш тырмана Чатртавгъа.

Атсам эгер бир айван, соярман, деп,

Чакъысыны къыстыра чарыкъ бавгъа.

(«Однажды Али подготовившись вышел на охоту,

Медленно поднимается он на Чатырдаг.

«Если подстрелю добычу, то разделаю» – сказав,

Закрепил свой ножик (перочинный) за завязки чарыка») [27].

(Смысловой перевод. – М.А.).

Ш. Алядин в своем литературно-критическом очерке «Языджылар акъкъында икяелер» (Истории о писателях) выражает свой критический взгляд на стихотворение М. Нузета:

«…Одно нелогичное, неуместное слово роняет значение всего произведения. Если поэт при написании стихотворения не следует логике и теме, а пытается подогнать под рифму любое подходящее слово, то результат получается плохим», «С какой целью поэт так поступил?», – задаётся вопросом Ш. Алядин и продолжает: «По причине того, что поэту для рифмы со словом «тав» (гора) потребовалось слово «бав» (завязки). Для автора не важно, есть или нет смысл в произведении…» [1, с. 17–18].

П. Кадри-Заде будучи не согласной с критикой Ш. Алядина доказывает свою позицию на конкретных фактах [31] Шакир Селим в свою очередь детально изложив доводы каждой стороны, а также сылаясь на свои личные воспоминания принимает сторону П. Кадри-заде. Параллельно размышляя по данной проблематике Ш. Селим раскрывает для читателя свой глубоко поэтический и экспрессивный внутренний мир, жизненную позицию и этно-культунный код крымскотатасркой литературной критики [28, с 80].

В исследовании выбран подход методологического плюрализма, с применением методов структурного, композиционного, герменевтического, феноменологического, психологического анализа, философской рефлексии и рецептивной эстетики. Последовательное применение различных методов литературоведческого анализа, позволит комплексно раскрыть жанровую многоликость произведения. В процессе анализа текста также будет проведена попытка проследить происходящие в произведении жанровые метаморфозы, выявить внутренние формальные закономерности межжанровой диференциации, их последующей взаимосвязи на пути формирования единой непостоянной межжанровой формы в рамках одного произведения. Анализ сопредельных жанров позволяет выявить «скрытые» особенности рассматриваемых жанровых форм и меру взаимопроникновения одного литературного жанра в другой, выходя за границы литературного рода или вида.

Выявление жанровой особенности является отправным пунктом в литературном анализе произведения. Жанровые признаки различаются характерностью композиции текста, формой повествования, спецификой хронотопа, объемом сочинения, художественными средствами и принципами организации речевых приёмов. Согласно П.Н. Медведеву: «Каждый жанр обладает индивидуальными способами, своими средствами видения и понимания действительности, доступными только ему» [22]. Вместе с тем часто в описании действительности того или иного произведения мы можем видить гармоничное многообразие и взаимосвязь разных жанровых форм. В концепции М.М. Бахтина, где «жанр является внетекстовой изображаемой действительностью» значительным в определённом им соотношении является момент «завершения»: «Каждый жанр, если это действительно существенный жанр, есть сложная система средств и способов понимающего овладения и завершения действительности» [6]. Момент «завершения» способствует определению особенности эстетического превращения «текущей реальности» и своеобразности функционирования жанра в ту или иную эпоху, даёт возможность показать жанр как своего рода парадигму текстов. Вместе с тем, сегодня мы можем говорить о произведении – как о парадигме жанров и жаннровых форм.

Выбор автором определенной жанровой формы является двусторонним процессом: с одной стороны, это намеренное определение «прототипа» и отражение существенных признаков первичного жанра; с другой стороны, это безусловная трансформация жанра, обусловленная творческим замыслом писателя. Выбор жанровой формы нередко предполагает своеобразную антиномию, то есть отклонение от нее. Так и нашем случае, автор намерен написать литературно-критическую статью, но с первых строк он уходит в глубокий лиризм, внутренний монолог и воспоминания [28, с. 80].

В предыдущей статье по этнокультурному коду исследуемого произведения, говоря о жанрово-родовой принадлежности произведения, мы отметили, что «в формально-субъектной организации эпического по форме произведения отчётливо проявляются признаки лирического, эмоционально-оценочного стиля…», «…с первых строк проступает чувственность, перед читателем открывается внутренний мир автора, как поэта не менее талантливого в прозе…», что говорит о жанровом многообразии текста [29]. В определении жанра произведения большое знаение имеет совокупность художественно-эстетических, стилистических и смысловых качеств, определяющих своеобразие того или иного литературного текста, его внутреннее строение, специфическая система его компонентов и их взаимосвязи, что по сути входит в область поэтики. В данном контексте, определение жанра произведения, что является одной из основных категорий поэтики, причем категорией, обладающей огромной силой обобщения, требует глубинного и комплексного анализа произведения.

Безусловно, в основе определения любого жанра лежит выделение и описание наиболее устойчивых, регулярно повторяющихся содержательных и формальных признаков, объединяющих группу текстов, с их последующей типизацией. Но эти признаки могут быть весьма относительны, как с точки зрения произведения, автора и читателя, так и их хронотопа. К тому же в одном произведении могут “гармонично уживаться” признаки совершенно раличных жанров, что наблюдается в частности в иследуемом тексте. Следовательно тезис «Жанры – есть исторически сложившиеся типы литературных произведений» [16] можно отнести, скорее к основным классическим родовым жанрам, которые по большей части выполняют роль маяков, “постоянных чисел”, в “уравнении” с целым рядом “неизвестных” – то есть жанровых форм и их взаимосвязей.

Как следствие жанровый «канон» определяет ожидания читателя, отступление же от него является знаком трансформации исходной формы, которая активизирует внимание читателя, формируя в его восприятии новые межжанровые формы. Постоянная борьба «сохранения жанрового канона» с непрерывной эволюцией межжанровых форм, пожалуй один из существенных факторов развития современной литературной словестности. В этом смысле два этих постоянных процесса можно принять как основу развития современных литературных жанров. Именно такой широкий взгляд позволяет более детально исследовать межжанровые формы в современной художественной литературе и публицистике, разграничение которых сегодня становится всё сложнее.

Если взглянуть на исследуемое произведение, в контексте структуры и композиции, с точки зрения психологического, феноменологического методов анализа и герменевтики, то не совсем понятное на первый взгляд название произведения «Шамиль Алядин, о чарыках и перочинном ноже» [28, с. 80] для несведущего в крымскотатарской литературе читателя может натолкнуть на мысль, что произведение написано в жанре фельетона, этюда или зарисовки. Но имя известного крымскотатарского писателя и даты в начале “Ноябрь 24, 2004 с.” [28, с. 80] произведения создают впечатление жанра биографического очерка, воспоминаний или эссе. В этом смысле название произведения имеет большое значение и может являться сутью, кратким содержанием всего сочинения. Истинный писатель может в одном названии, нескольких словах вложить философию, «тайный код» всего произведения, а иногда и эпохи. Например «Война и мир» Л.Н. Толстого, «Мёртные души» Н.В. Гоголя, «Горе от ума» А.С. Грибоедова, «Ачлыкъ хатирелери» (Воспоминания о голоде) А. Ильмий, «Козьяш дивар» (Стена плача) Э. Шемьи-заде, «Къанлы отьмек» (Окровавленный хлеб) Ш. Рамазанова и пр. Таким образом, читатель погружаясь в чтение, рефлексируя, раз за разом возвращается к названию произведения, находя в нём ответы на вопросы, поставленные автором или им самим. Это «магия поэтики», незримая связь символов, в произведении, дарованная только истинным талантам.

Первые предложения произведения «Погода сегодня облачная. Да со стороны Азова караван чёрных туч идёт словно давит. На улице такая отталкивающая, противная погода…» [28, с. 80] хотя и создают впечатление рассказа, но дата в начале произведения «Ноябрь 24, 2004 г.» и последующие предложения «Хотелось поработать немного. Но рука не поворачивается что-либо писать...» [28, с. 80], посредством биографического анализа, взгляда на текст с точки зрения места сочинения в творчестве писателя и места автора в произведении, укрепляют читателя во мнении, что перед ним эпизод автобиографического очерка, дневника или воспоминаний. Так, например, жанровая форма дневника предполагает обязательное использование хронологии записи, неполные, краткие предложения, средства автокоммуникации, размышления и др. Всё это мы видим в первом коротком абзаце. Ведение дневника, как правило, связано со свободой выражения и предполагает пересечение сфер письменной и внутренней речи. Их взаимодействие при художественной трансформации жанровой формы дневника приводит к усилению художественной экспрессии, проявлению глубокого самоанализа. Определив один из доминирующих жанровых форм, читатель отчётливо замечает, что эта душевная экспрессия автора начинается буквально с первых строк [28, с. 80] и аллегорически принимает облик тоски целого народа. Автор слегка приоткрывает бездонную генетическую скорбь, понятную далеко не каждому «... со стороны Азова караван чёрных туч идёт словно давит...» и так же виртуозно закрывает её связав эти чувства с погодой.

Думал ли автор об этом, когда писал эти строки, или же это отражение произведения в духовном мире читателя? Возможно с читателем этого произведения могло случиться то же, что и с другом детства Умберто Эко, который после прочтения его романа «Маятник Фуко», отыскал в произведении то, что на самом деле находилось в его личной памяти [32, с. 20-21].

Такой глубокий анализ, безусловно, не возможен без тонкого психологичесого и культурно-исторического подхода к произведению. Лаконичные и простые предложения, автора, не утомляя читателя долгими рассуждениями и описанием, в одно мгновенье, буквально в нескольких предложениях отображают перед ним всю картину. Умберто Эко в сборнике эссе «Шеть прогулок в литературных лесах» сравнивая произведение с растянутым описанием события и краткое сочинение, в котором события происходят быстро и оживлённо, говорит о бурном развитии второго в литературе XX-XXI вв. [32, с. 5–50]. Информационный век и интернет технологии ежедневно дают человеку такое количество информации, которое невозможно прочитать и воспринять. Следовательно актуальность слов У. Эко в ближайшие десятилетия будет только расти, что может привести к новым метаморфозам в поэтике, порождая современные межжанровые формы и виды литературы.

Рассмотрим особенности сюжетной линии произведения. В тот самый момент, когда читатель теряется в догадках, предвкушая дальнейшее развитие сюжета, автор, наконец раскрывает истинную суть произведения и переходит к основной проблеме – это открытое письмо П. Кадри-заде современникам и потомкам под названием «Мои некоторые воспоминания о Мемете Нузете, моём деде и его семье» [31, с. 5–50.] В исследуемом произведении начинают проступать признаки эпистолярного жанра, не только потому, что в него интегрированы элементы письма, но и само оно начинает восприниматься как письмо потомкам и это ощущение не покидает читателя до конца чтения.

Ш. Селим для того, чтобы основательно привлечь внимание читателя к проблематике произведения, прежде всего пригласил его узнать самого автора, его внутренний мир, ибо именно там кроются ключи к разгадке глубинных смыслов его откровения. Великий талант истинного поэта, прозаика и публициста, который ведёт читателя от строки к строке, последовательно открывая перед ним свой замысел. Так и исследователь, следуя по «цепочке его символов», посредством анализа психологии и восприятия как автора, так и его читателя, может открывать в произведении новые и новые смыслы. Такого рода рефлексия философско-эстетической интерпретации произведения подталкивает читателя к внутренним размышлениям и поиску аксиологических принципов литературной критики.

Ш. Селим, сделав акцент на своих переживаниях, чувствах, эмоциях значительно усилил лирическое начало, приблизив свое произведение к лирической прозе. В данном контексте стоит отметить, что если для лирической прозы характерны выразительные средства, направленные на эмоциональную передачу душевного мира (экспрессия, тонкая нюансировка, внимание к деталям и эмоциональным состояниям, изменчивость речевой интонации и т.д.), то автор периодически возвращается к этим приёмам [13, с. 155].

Таким образом доминирующие в первой части произведения характерные черты жанровых форм воспоминания, автобиографического очерка, эссе или дневниковых записей, при дальнейшем чтении трансформируются в отчётливые признаки литературно-критического жанра. Дальнейший анализ произведения способствует не только более глубокому пониманию авторского замысла, но вместе с тем и выделению других жанровых форм в тексте.

В произведении часто можно видеть сигналы стремления к достоверности, припоминания: помню, как помнится, припоминаю и др., вводящие описание какой-либо реалии, факта или ситуации в прошлом и свидетельствующие об избирательной работе памяти, например: “Хотя я ни разу в жизни не одевал чарыки, видел в детстве, что это такое...” [28, с. 83] или “Очень хорошо помню...”. [28, с. 83], что в свою очередь также является характерной чертой автобиографической прозы или воспоминаний.

На протяжении всего произведения автор раз за разом погружается в свой внутренний мир, переживаний, воспоминаний. Подходя к завершению Ш. Селим попытаться ответить пожалуй на главный вопрос своего произведния – объяснить причину критических выводов выдающегося крымскотатарского романиста Шамиля Алядина. И сделав вывод, об обусловленности его действий от давления советского режима, стон издаётся из глубин его души: “О ты, обманчивый мир! Через какие же сложные и тяжелые испытания ты проводишь людей!..”. [28, с. 84].

Таким образом, в конце произведения мы наблюдаем признаки ещё одной жанровой формы – назидание. Ш. Селим в своих размышлениях и диалоге с читателем приходит к одному из базовых принципов литературной критики: «Критика, которую мы делаем, должна быть объективной, обоснованной и отвечать принципам совести и чести. Иначе выпущенная однажды стрела может через много лет вернуться и ранить нас самих» [28, с. 84].

В современной литературе усиливается взаимодействие жанров и более активно проявлют себя гибридные, межжаровые формы синкретического, синтетического характера. Определение жанра для автора теперь всё больше становится не исходной точкой, а итогом творческой работы, а нередко и прирогативой читателя.

Для структурно-жанрового анализа текста важно разграничение основного жанра и вторичных жанровых форм. Но выявление жанра в новых произведениях становится существенно сложнее, так как художественные произведения, прежде всего прозаические, развиваются на основе нехудожественных или публицистических жанров. Иными словами межжанровая форма – это результат взаимодействия в литературном процессе художественных и нехудожественных жанров и этот процесс исторически непрерывный.

References
1. Alyadin Sh. Yuksek khyzmet: (Yazydzhylar ak''k''ynda ikyaeler). Tashkent : Edebiyat ve sanat neshriyaty, 1983. 208 s.
2. Arnol'd I.V. Znachenie sil'noi pozitsii dlya interpretatsii khudozhestvennogo teksta. [Elektronnyi resurs]. URL: http://mybiblioteka.su/tom3/6-14197.html (data obrashcheniya: 13.09.2018).
3. Babailova A.E. Tekst kak produkt, sredstvo i ob''ekt kommunikatsii pri obuchenii nerodnomu yazyku. Sotsiopsikholingvisticheskie aspekty. Saratov, 1987. 153 s.
4. Bazhenova E.A. Kompozitsiya teksta // Stilisticheskii entsiklopedicheskii slovar' russkogo yazyka / Pod red. M.N. Kozhinoi, chleny redkollegii: E.A. Bazhenova, M.P. Kotyurova, A.P. Skovorodnikov. 2-e izd., ispr. i dop. M. : Flinta: Nauka, 2006. S. 168–173.
5. Bazhenova E.A., Kotyurova M.P. Smyslovaya struktura teksta // Stilisticheskii entsiklopedicheskii slovar' russkogo yazyka / Pod red. M.N. Kozhinoi, chleny redkollegii: E.A. Bazhenova, M.P. Kotyurova, A.P. Skovorodnikov. 2-e izd., ispr. i dop. M.: Flinta: Nauka, 2006. C. 388–392.
6. Bakhtin M. M. K metodologii literaturovedeniya // Kontekst – 74. M., 1975; Ego zhe. Voprosy literatury i estetiki. M., 1986;
7. Bart R. Izbrannye raboty: Semiotika. Poetika / R. Bart. M.: Progress, 1994.
8. Belinskii V. G. Poln. sobr. soch., t. 6. M., 1955, str. 267–269, 270–272, 276–277, 278, 280, 283, 284–286.
9. Bessmertnaya N.V. Rechevaya forma «dinamicheskoe opisanie» i ee lingvisticheskaya kharakteristika. Avtoref. dis. …kand. filol. nauk. Kiev, 1972. 24 s.
10. Vasil'ev Yu.A. O vliyanii kompozitsionno-smyslovoi organizatsii nauchnogo teksta na ego yazykovo-stilisticheskie kharakteristiki // Stil' nauchnoi rechi. M, 1978. 279 s.
11. Vendeland A.E. K voprosu o kompozitsionnoi smyslovoi strukture uchebnogo teksta i ee vliyanii na ponimanie: Avtoref. dis….kand. psikh.nauk. M., 1970. 14 s.
12. Gal'perin I.R. Tekst kak ob''ekt lingvisticheskogo issledovaniya. Izd. 5-e, stereotipnoe. M.: KomKniga, 2007. 144 s.
13. Gur'eva T.N. Novyi literaturnyi slovar' / T.N. Gur'eva. Rostov n/D, Feniks, 2009, s. 155.
14. Derrida Zh. O grammatologii; per. s frants. i vstup. st. N. Avtonomovoi / Derrida Zh. M.: Ad Marginem, 2000. 520 s.
15. Esin A.B. Printsipy i priemy analiza literaturnogo proizvedeniya. M., 2000, s.127.
16. Zhirmunskii V.M. Vvedenie v literaturovedenie: Kurs lektsii. SPb., 1996. S. 384.
17. Ivlieva P.D. Dekonstruktivizm kak chast' semanticheskogo polya literaturovedeniya [Tekst] / P.D. Ivlieva // Filologiya i lingvistika v sovremennom obshchestve: materialy mezhdunar. nauch. konf. M., 2012. S. 4–6.
18. Kaida L. Kompozitsionnyi analiz khudozhestvennogo teksta. M., 2000, s. 88.
19. Kozhin A.N., Krylova O.A., Odintsov V.V. Funktsional'nye tipy russkoi rechi. M.: Vysshaya shkola, 1982. 223 s.
20. Kormilov S. I., Skorospelova E. B. Literaturnaya kritika v Rossii KhKh veka (posle 1917 goda). [Elektronnyi resurs]. URL: http://kursak.net/s-i-kormilov-e-bskorospelova-literaturnaya-kritika-v-rossii-xx-veka-posle-1917-goda/ (data obrashcheniya: 18.04.2021).
21. Lotman Yu.M., Analiz poeticheskogo teksta / O poetakh i poezii, SPb, «Iskusstvo-SPb», 1996 g., s. 25–26.
22. Medvedev P.N. Formal'nyi metod v literaturovedenii: Kriticheskoe vvedenie v sotsiologicheskuyu poetiku. L., 1928. S. 175.
23. Mikhailovskii N. K. Literaturnaya kritika: Stat'i o russkoi literature XIX nachala XX veka / Sost., podgot. teksta, vstup. st., komment. B. Averina. L.: Khudozh. lit., 1989. 608 s.
24. Nikolaev S.G. Fenomenologiya bilingvizma v tvorchestve russkikh poetov. V 2 ch. Ch. 2: Ontologicheskie, korrelyatsionnye i funktsional'nye kharakteristiki inoyazychiya v poezii. Rostov n/D: Izd-vo «Starye russkie», 2005. 295 s.
25. Odintsov V.V. Stilistika teksta. M.: Nauka, 1980. 263 s.
26. Rakovskaya N. M. Literaturno-kriticheskii tekst (k probleme sistemnogo analiza). [Elektronnyi resurs]. URL: http://kursak.net/s-i-kormilov-e-b-skorospelovaliteraturnaya-kritika-v-rossii-xx-veka-posle-1917-goda/ (data obrashcheniya: 18.04.2021).
27. Seityag''yaev N. Memet Nuzet. K''yrymnyn'' chel' ayatyndan: sailama eserler dzhyiyntyg''y. Simferopol': Dolya, 2003. S. 41–42. Selimov Sh. K''yrymname-II: Tamchylar. Ak''mesdzhit: Tarpan, 2008. S. 80–91.
28. Sulaimanov M.U. Etnokul'turnyi kod v krymskotatarskoi literaturnoi kritike (na primere literaturno-kriticheskoi stat'i Sh. Selima «O Shamile Alyadine, charykakh i perochinnom nozhe») // Litera. 2021. № 4. S. 104–117. DOI: 10.25136/2409-8698.2021.4.35485 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=35485
29. Sulaimanov M.U. Osobennosti kompozitsionno-smyslovoi organizatsii teksta v literaturno-kriticheskoi stat'e Sh. Selima «O Shamile Alyadine, charykakh i perochinnom nozhe» // Filologiya: nauchnye issledovaniya. 2021. № 5. S. 8–18. DOI: 10.7256/2454-0749.2021.5.35501 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=35501
30. Kadrizade P. Kırım – Romanya. İki ülke: Yitik Vatan. Piraye Kadrizade. Hatıralar. Şiirler. Tercümeler. 2012. C. 86–95.
31. Umberto Eco Six Walks in the Fictional Woods. Harvard University Press, 1994. 285 s.