The works of A. E. Kulakovsky in the assessment of Yakut literary criticism of the 1920s

В настоящее время творческое и научное наследие основоположника якутской литературы А. Е. Кулаковского (1877-1926) признано культурфилософской, концептуально-парадигмальной основой развития национальной культуры народа саха. В период формирования единой системы теоретико-литературных подходов в современном кулаковсковедении философская глубина и универсальность его познаний в разных областях науки представляет собой особый гуманитарный ресурс, который позиционирует якутскую культуру в парадигме современного мирового развития. Современные литературоведы признают, что творчество А. Е. Кулаковского восходит к идее евразийства, а его художественное и научное наследие внесло вклад в формирование гуманитарно-нравственного пространства народов, которая зарождалась в русской литературе и философии с середины XIX века. ­­­

Но каким было начало? Как восприняла читающая Якутия первые художественные произведения на якутском языке, каково было отношение начинающих критиков, писателей и литераторов к творчеству первого поэта? Какие вопросы поднимались вокруг имени Кулаковского в молодой якутской литературной критике?

Якутская литературная критика зародилась в 1920-е гг. и прошла сложный и тернистый путь. Первые критические статьи и рецензии, вызванные необходимостью осветить восприятие художественных произведений читателями и пути развития молодой якутской литературы, были напечатаны на страницах газет «Автономная Якутия» (1922), «Кыым» (Искра) (1924), «Молодой большевик» (1929); в журналах «Чолбон», «Якутские зарницы», «Кыhыл ыллык» (Красная тропа). Развитию критики содействовали и литературные кружки при культурно-просветительском обществе «Саха омук» (Народ саха), в частности его печатный орган – литературно-художественный журнал «Чолбон». В названный период в Якутии было основано книжное издательство, что стало большим подспорьем для развития якутской литературы и критики. В условиях острой классовой борьбы на страницах республиканской печати горячо обсуждались актуальные вопросы развития зарождающейся якутской литературы. «Эта критика имела единую идейную основу с русской советской литературной критикой, имела цель направить литературу по пути служения трудящимся массам» пишет Г.С. Сыромятников в монографии об истории якутской литературной критики периода 1917-1945 гг. ^[41].

Начальный период становления якутской литературной критики, характеризующийся идейно-творческим ростом писателей и критиков, был совершенно новым этапом в развитии культурного сознания общества. Критика этого времени сыграла положительную роль в литературном процессе, стала основой для возникновения литературоведения в Якутии. Безусловно, предметом обсуждения критиков, писателей, всех, кто встал на путь «пробы пера», было наследие первых писателей, которые впоследствии обретут название «дореволюционные писатели-просветители». Так, в оценке творчества А. Е. Кулаковского как основоположника якутской литературы отражается весь сложный путь развития якутской литературы, где наблюдается частая смена оценок творчества критиками и писателями, что было обусловлено культурно-политической обстановкой, зависящей от линии партии. Этот процесс был закономерным, развивающаяся советская власть диктовала свои правила, указывала свои ориентиры, и молодая якутская критика не могла не реагировать на политические моменты.

Первые печатные выступления, посвященные творчеству А. Е. Кулаковского, относятся к середине 1920-х годов, в котором преобладает в целом положительная оценка его произведений. Критические отзывы молодых писателей Н. Е. Мординова-Амма Аччыгыйа, А. А. Иванова-Кюндэ, С. Р. Кулачикова-Эллэй, которые еще не испытали на себе влияние Пролеткульта, имеют общее положение о том, что следует учиться у дореволюционных писателей. Н. Мординов называл Кулаковского «отцом якутской литературы» и считал его непревзойденным мастером-художником, С. Кулачиков отмечал высокий поэтический язык Кулаковского, считая его лучшим образцом, достойным подражания, Кюндэ писал о языке и художественной, научно-познавательной ценности произведений Кулаковского. Исследователь жизни и творчества якутского классика Л. Р. Кулаковская называет этот период временем первых проявлений «деполитизированной, деидеологизированной якутской критической мысли» ^{[14, с.28]}. Но дальнейшее развитие якутской критики принесло совершенно иные плоды.

Начиная с середины 1920-х годов в оценке творчества дореволюционных писателей произошли изменения под влиянием пролеткультовско-лефовской, вульгарно-социологической критики, объявившей о разрыве с классическим наследием, призывавшей к развитию пролетарской литературы без всякой связи с писателями дореволюционного периода. Началось отрицание заслуг А. Е. Кулаковского и художественной, культурной ценности его произведений, поэта обвинили в буржуазном национализме и мальтузианстве. Исследуя историю якутской литературной критики, В. Н. Протодьяконов обозначил, что с этого времени начался период, характеризующийся неспособностью якутов объективно оценивать жизнь, отдалением якутской культуры от ее народных истоков, появлением административно-командного отношения к творческой интеллигенции, а истинно художественные произведения, отражающие жизнь с подлинной философской глубиной, уступили произведениям “литературы факта” ^[37]. Однако Н. М. Заболоцкий, один из первых критиков, бывший членом литературной группы «Молодой большевик», который был рупором рапповских принципов в якутской литературе, позднее назовет действия тогдашних критиков все же отличным от «нигилистического психоза", хотя это было данью вульгарному социологизму, господствовавшему во всем Советском Союзе во времена РАППа. Такое отношение продолжалось до появления «Черновых набросков о Кулаковском, Софронове, Неустроеве» Г. П. Башарина, откуда начинается процесс восстановления имени классиков.

В результате изучения критического материала данного периода о творчестве А. К. Кулаковского мы приходим к выводу, что хотя в 20-30-е гг., институт критики как регулятор литературного процесса еще далеко не сформировался, но именно тогда создавалась новые институциональные механизмы, которые позже позволят критике перейти из института общественного мнения в регулятор литературного процесса. Можно сказать, что уже тогда якутская критика делала попытки руководить культурной жизнью, что говорит о роли и месте зарождающейся якутской литературы в жизни общества. В эти годы молодая якутская критика как никогда выявляет себя в качестве чувствительнейшего барометра, отмечающего все изменения политической погоды. Таким образом, рассматриваемый нами начальный период развития якутской критики - это время становления критики как сложнейшего социально-культурного института, связанного в разной степени с политикой, идеологией, искусством и наукой.

Критика тесно связана как с жизнью, общественной борьбой, так и с философскими и эстетическими идеями эпохи. Так и якутская литературная критика в оценке литературного развития интерпретировала классическое наследие первых писателей, в том числе и произведения А. Е. Кулаковского, с точки зрения современных общественных и художественных задач. Определяя идейно-эстетическое качество текущей книжной и журнальной литературно-художественной продукции, литературная критика исходила, прежде всего, из задач, стоящих перед обществом на данном этапе его развития. Отсюда типичный для литературной критики данного периода переход от собственно литературных к социально-общественным и даже политическим проблемам.

В 1920-е гг. критические работы якутских авторов затрагивали три основные проблемы: а) статьи, посвященные разъяснению широкой массе предмета литературы, искусства, их роли в жизни общества; б) статьи, обращенные к дореволюционной литературе, наследию классиков якутской литературы и фольклору; в) статьи о зарождающейся якутской литературе, путях ее развития.

Первыми критиками якутской литературы были поэты и писатели П. А. Ойунский, А. И. Софронов-Алампа, А. А. Иванов-Кюндэ, С. Р. Кулачиков - Элляй, С. С. Яковлев- Эрилик Эристиин, Н. Е. Мординов-Амма Аччыгыйа, Г. Д. Бястинов-Бэс Дьарааhын. На волне появления первых критических статей и рецензий в начале 20-х годов много критических статей печатали преподаватели учительского техникума и студенты, которые писались преимущественно на русском языке.

Н. П. Канаев в книге “Зарождение и становление литературной критики в Якутии (1925-1940 гг.)” пишет, что в 20-30-е гг. в критических статьях “поднимались проблемы методологического характера – о принципах классовости в литературе и искусстве, о новом художественном методе” ^[12]. В решении этих вопросов большое значение имело обращение якутских писателей к опыту русской советской литературной критики. Исследователь прослеживает путь влияния РАПП на зарождающуюся якутскую литературу и критику: в первое время влияние было положительным, но в конце 1920-х годов некоторые якутские критики в своих печатных выступлениях следовали крайностям вульгарно-социологической методологии рапповских теоретиков. Это выразилось в упрощенном толковании ими сущности литературы, в нигилистическом отношении к родному фольклору и литературному наследию дореволюционных писателей^{[12, с.3]}.Причину такого отношения автор видит в слабой теоретической подготовленности якутских критиков. Борясь за классовую чистоту пролетарской литературы, молодые критики полагали, что новая, революционная якутская литература не должна иметь ничего общего с предшествующей духовной культурой якутского народа, ибо, по их мнению, эта культура являлась “отражением феодальной и буржуазно-националистической идеологии”. Автор использует выражение “нигилистическое отношение”, имея в виду игнорирование некоторыми якутскими критиками значения наследия классиков, в том числе А. Е. Кулаковского. Это привело к отрицанию преемственности в литературе и установке развития новой литературы на принципах строгой пролетарской классовости ^{[12, с.21]}.

Молодые литераторы стремились овладеть знаниями по теории литературы и литературным мастерством и претендовали на ведущее положение в якутской литературе, говоря о сплочении всех писателей республики в единую литературную организацию. С. Р. Кулачикова-Эллэй и А. А. Иванов-Кюндэ при всем своем таланте литературных критиков «ударялись в крайность», но все же в своих работах затрагивали важнейшие проблемы развития родной литературы, например, тематику произведений, художественный метод, проблему изображения героев, жанровую специфику и т. д. и при этом подчеркивали ответственность литературы перед своими читателями.

Таким образом, якутская критика этого периода как составная часть литературного процесса зависела от общественных условий в большей степени, чем литература. Но все же процесс так называемого «огосударствления» литературы и попытки превращения критики в способ организации литературного процесса имела не скачкообразный, а постепенный характер, но его убыстрение в истории якутской критики наблюдается к концу 20-х гг.

Первое упоминание о произведениях А. Е. Кулаковского датируется 1922 годом, когда в год празднования 5-й годовщины Октябрьской революции на страницах периодической печати выходили статьи, освещающие развитие Якутии за этот период. Так, в газете «Автономная Якутия» за 1922 год было 2 статьи, где упоминаются «Кэччэгэй баай» (Скупой богач) и другие произведения поэта.

Первую оценку А. Е. Кулаковскому как писателю сделал В. В. Никифоров. В 1923 г. в Москве на страницах журнала «Жизнь национальностей» была напечатана его статья «Литературное творчество якутов» под псевдонимом Кюлюмнюр (Сияющий, перевод мой - СД) где говорится, что «до 1905 года якутский народ не имел своей письменной литературы и довольствовался (подчеркнуто мной - СД) устно-народной словесностью в виде сказок, былин, устных легенд, песен и т.п.». Автор пишет, что «с революцией 1905 года, кинувшей первый луч света в царившее кругом невежество, скрытая жажда к культурному творчеству среди якутского народа широким потоком прорвалась наружу» и «первым литературным произведением на якутском языке является пьеса "Манчары", написанная якутом Никифоровым в 1905 году», то есть Кюлюмнюр пальму первенства вручает не кому иному, как самому себе ^[21]. Отметим, что драма В. В. Никифорова «Манчаары түθкүн» (Разбойник Манчары) была опубликована в 1907-1908 гг. в газетах «Якутская жизнь» и «Якутский край», была создана через 6 лет после появления первого художественного произведения «Байанай алгыhа» (Заклинание Байаная) Кулаковского. Выдающимся писателем автор считает начинающего поэта и драматурга А. И. Софронова, Кулаковскому же отводится второе место после Софронова, сам же Кюлюмнюр как автор первого художественного произведения находится вне всякой конкуренции. «Вторым даровитым якутским поэтом и писателем должен быть признан А. Е. Кулаковский, которым написано очень много поэм и стихотворений, большинство которых еще не издано» ^[21]. Автор обзора заключает, что Кулаковский был «певец былой лучшей жизни якутского народа, его стойкой борьбы с суровым климатом» и только.

В 1925 году в Якутии отмечали 25-летний юбилей литературной и научной деятельности А. Е. Кулаковского, то есть со времени создания первого художественного произведения «Заклинание Байаная». Инициативу проявило культурно-просветительское общество «Саха омук», Якутский краевой отдел Русского географического общества поддержал инициативу, признавая вклад Кулаковского в развитии литературы и науки в Якутии. В этот юбилейный год было напечатано около 20-ти статей о творчестве Кулаковского на страницах периодической печати преимущественно на страницах газет «Автономная Якутия» и «Кыым».

11 июня этого года в газете «Кыым» появляется статья «Саха олоҕун ырыаhыта» (Певец якутской жизни) С. Р. Кулачикова, посвященная творчеству Кулаковского. Отношение Кулачикова к творчеству первого поэта сложное, но он одним из первых отметил его место в истории якутской литературы: «Якутская литература пока еще не знает более высокого имени, чем Кулаковский. В его песнях жизнь народа отражена, как в зеркале <…> Художественное слово якута, его мировосприятие возрождены им. История зарождающейся якутской литературы будет считать его первым певцом» ^[46]. Позже, уже после смерти Кулаковского в Москве (1926), на собрании якутского землячества Эллэй выступил с докладом, главной мыслью которого было признание Кулаковского якутским национальным поэтом (подчеркнуто мной - СД), потому что его реалистическое творчество целиком и полностью посвящено якутскому народу и является исключительно ценным источником в обрисовке реалий якутского быта и характеров.

В 1920-е годы С. Р. Кулачиков написал несколько статей о творчестве Кулаковского. Так, в 1927 году на страницах «Автономной Якутии» в статье «А. Е. Кулаковский в моих воспоминаниях» под псевдонимом Элляй Уранхаев пишет: «Слишком много говорит якуту это имя… На долю нас, современников Кулаковского, выпало счастье ближе подойти к живому Кулаковскому, видеть его, говорить с ним. Будущее поколение вправе требовать от нас точный портрет Кулаковского-поэта, Кулаковского-исследователя, Кулаковского-человека. Наш долг нарисовать этот портрет» ^[47]. В этой статье Эллэй отмечает особенно два момента: заслуги Кулаковского как этнографа и его роль в развитии якутского литературного языка. Заслуги Кулаковского в развитии поэтического языка отмечает и в статье «Звукопись в якутской поэзии», изданной в 1928 году: «Наш национальный поэт Кулаковский основал свою поэзию на законах якутской народной поэзии. (…) В общем, чистой аллитерационной поэзии можно учиться у Кулаковского. Его стихи дают читателю красивый поток переживаний и золотой фонтан звуков!» ^[44]. Но уже в 1931 году в статье «Буржуазно-националистические тенденции в современной якутской литературе» Эллэй обвинил Кулаковского в буржуазном национализме. Подвергая жесткой критике поэму «Сон шамана», увидел намерение Кулаковского представить в лице шамана «ярого национал-шовинистического вождя»^[16].

В юбилейном 1925 году появились также статьи В. Журавлева о необходимости издания произведений А. Е. Кулаковского; А. Игнатьева о деятельности литературоведческой комиссии и издании Сборника стихотворений и песен поэта в двух книгах; М. Кымского (Бубякин М.) о языке поэзии Кулаковского, А. Тирягинцева (Степанов А.) о стихотворениях «Тыа дьахтара» (Сельская женщина) и «Борокуот аал» (Пароход) и др. ^{[9, 11, 19, 42]}.

Но среди первых критических работ, посвященных творчеству А. Е. Кулаковского, стоит особо отметить работы В. Н. Леонтьева, одного из первых литературных критиков, в чьих работах дана не только объективная оценка произведений первого поэта, но и сделан анализ его художественного метода и предпринята попытка классификации произведений. Следует более подробно остановиться на ненапечатанной статье «Критические заметки о творчестве А. Е. Кулаковского” ^[25].

По мнению критика, русская литература до Пушкина, по меткому выражению В. Г. Белинского, представляла собою - «пересадок: а не туземный плод». В противоположность этому якутская литература в лице своего первого поэта - Кулаковского, сразу же становится на путь самобытности, национальности. Объясняет это явление критик “отсутствием <...> строго дифференцировавшихся классов со свойственной им классовой замкнутостью” ^[25]. Критик считает, что якутские поэты являются представителями массы трудящихся – народа.Свою точку зрения Леонтьев подкрепляет примером из истории русской литературы, говоря, что в первом периоде развития литературы 83% русских писателей составляли дворяне. Поэтому, считает критик, якутские писатели и поэты выразители не «дворянских», а народных настроений и идей. “Таким образом, наша литература, только благодаря тому, что она имела счастье вырасти из подменной народной почвы, должна была стать «туземным плодом» - самобытной и национальной, а не «пересадком»^[25].

Отмечая самобытность и национальность художественного творчества А. Е. Кулаковского, Леонтьев пишет, что “Кулаковский в своих произведениях выступает как убежденный проповедник реализма и при том реализма здравого. По Кулаковскому сущность и смысл реалистического направления не только в том, чтобы отражать действительную жизнь с ее темными и светлыми сторонами, но и в том, чтобы указывать средства для улучшения этой действительности, для борьбы с темными сторонами жизни”^[25]. Это была первая оценка художественного метода поэта на основе подробного анализа его поэтических произведений.

Через год вышла другая статья В. Н. Леонтьева “Поэт ли Кулаковский?” в журнале “Чолбон” на якутском языке, которая представляет собой ответ на рецензию М. Налтана (М.И. Шадрин) на первый том “Ырыа-хоhоон” А. Е. Кулаковского. В рецензии в целом при положительной оценке его творчества автор все же подверг сомнению Кулаковского как поэта, говоря, что его творчество зиждется на поэтической обработке фольклорных источников. Критик цитирует оппонента: “Вот что он пишет: «может быть еще преждевременно сравнивать Кулаковского с Леннротом (поэтом, собравшим и объединившим финский народный эпос), но, по крайней мере, когда читаешь этот сборник стихотворений, то не знаешь, как назвать эти звучные песни и поэмы- творением ли вдохновенного поэта-импровизатора или этнографа-диаскеваста” ^[26]. Далее Леонтьев рассматривает «Калевалу» Леннрота и задается вопросом: “Можем-ли мы, на основании сопоставления «шrib gэhэm» с «Калевалой» признать Кулаковского диаскевастой? Является-ли Кулаковский, в этом смысле, якутским Леннротом”? Подробно рассмотрев содержание финского эпоса, Леонтьев заключает, что если «Калевала» Леннрота представляет собою свод обработанных финских народных песен-былин, то этого нельзя сказать относительно “Ырыа-хоhоон” Кулаковского, где “абсолютное большинство помещенных в них песен и поэм – это плод личного творчества Кулаковского, как поэта” ^[26].

В статье критиком предпринята попытка разделения произведений Кулаковского, помещенных в сборнике, на следующие три категории:

1) Стихотворения и песни, записанные поэтом со слов других лиц;

2) Стихотворения и песни, составленные на основании преданий и материалов изустного народного творчества;

3) Стихотворения и поэмы, исключительно принадлежащие перу самого Кулаковского.

По мнению критика, в этих произведениях личная творческая инициатива Кулаковского отражается в большей степени, чем в «Заклинании Байаная», откуда берет начало якутская литература: “Если в первом случае песня была подвергнута обработке лишь в частностях, то в рассматриваемых случаях они были подвергнуты полной обработке, но с сохранением их содержания. В результате мы имеем высоко поэтические произведения”^[26]. Как доказательство вывода автор делает сравнение отрывка из «Формулы присяги времен язычества», записанного Ястремским и «Былыргы саха андаҕара» (Старинная якутская клятва) Кулаковского. Критик восклицает: “Какая колоссальная разница между этими двумя отрывками!.. Если первый отрывок свидетельствует, что «формула присяги» - это проза и при том не совсем гладкая, а вернее топорная, нелитературная, то в противоположность ему второй отрывок - это поэзия незаурядная” ^[26]. В результате литературоведческого анализа критик делает вывод о том, что Кулаковский “выступает не как диаскеваста (обрабатыватель народного эпоса), как это хочется Налтану, а как вдохновенный поэт, поэт в собственном смысле этого слова. Следовательно, Кулаковский- не «Якутский Леннрот»: он как поэт, стоит гораздо выше диаскевасты Леннрота” ^[26].

В том же 1926 году В. Н. Леонтьев в Сборнике трудов “Саха кэскилэ” (Выпуск 3) выпустил статью “Революция иннинээҕи саха литературата” (Дореволюционная якутская литература), где на опыте анализа изданных дореволюционных произведений, в том числе стихотворений Кулаковского, делает обобщающие выводы. Он пишет, что предметом изображения в приозведениях дореволюционных писателей была окружавшая их действительность и типические характеры из народной гущи, поэтому якутская литература с самого начала была тесно связана с жизнью народа и носила ярко выраженный реалистический характер. Просветительские идеи в творчестве первых писателей критик связывает с влиянием русской классической литературы. Отмечает, что якутская литература позаимствовала у других литератур не только реалистический метод и просветительские традиции, но и те жанры, которые отсутствовали в якутском народном творчестве, такие как комедия и драма. Что касается дореволюционной поэзии и прозы, то они развились на самобытной основе – на традициях народных песен и преданий ^[27]. Отсюда следует вывод критика о том, что самобытное творчество А. К. Кулаковского, неразрывно связанная с народной жизнью, имеет просветительский и демократический характер, а его творческий метод – это критический реализм.

В год ухода из жизни А. Е. Кулаковского в 1926 году на страницах газеты “Автономная Якутия” появилась статья А. А. Иванова-Кюндэ “Фатализм, мистицизм и символизм в произведениях якутских писателей”. Биограф и исследователь наследия классика Л. Р. Кулаковская считает эту статью переломным моментом в критике, положившим начало нигилистическому подходу к творчеству поэта ^[14]. Здесь Кюндэ рассуждает о пользе пролетарской культуры в коммунистическом строительстве, которая еще не успела пустить корни в якутскую массу. Он считает, что “малограмотный якут, только что упражняющийся в чтении, не может расшифровать значение аллегорий и символов, присутствующих в произведениях А. Софронова, А. Кулаковского и П. Ойунского” ^[23]. Далее автор переходит к разбору сборника стихотворений Кулаковского в двух томах и говорит, что “сборник от корки до корки пропитан мистикой шаманизма, более того, начинающие шаманы могут найти здесь материалы для камланий” ^[23]. Что касается поэмы “Сон шамана”, то здесь автор статьи уверенно указывает на основные моменты поэмы, которые так же “проповедуют” бога и шаманство. Произведения Кулаковского еще хуже могут подействовать на психику якутского читателя, чем произведения Софронова – таков вывод Кюндэ. По мнению критика, воздействие Кулаковского на малосознательного читателя будет огромным, и последний “заразится ядом сомнения в вопросе о хозяйственно-экономическом и культурно-правовом укреплении якутской нации при Советской власти” ^[23].

В 1927 году появилось около 20-ти статей, посвященных художественному, не научному, творчеству А. Е. Кулаковского. Из них можно отметить статью критика Нового “О вопросах литературных”, напечатанную в июле этого года, где он говорит о заслуге дореволюционных писателей в создании всех основных жанровых форм якутской литературы. Кулаковского он признает основателем якутской поэзии и школы свободного стихосложения, Софронова – основателем якутской драмы, Неустроева – первопроходцем в деле создания якутской комедии. При этом особо подчеркивает, что Кулаковский в своей лирике вышел за пределы родного края в вопросах политики и науки ^[35].

1928 год также был отмечен изобилием статей с критической оценкой творчества Кулаковского. Можно сделать вывод, что обвинение Кулаковского в буржуазном национализме начинается с этого времени, когда критики достоинства выдающегося поэта и ученого начинают связывать с классовым мировоззрением. Например, Н. Е. Мординов в статье “Кулакуоскайтан үθрэниэҕин” (Надо учиться у Кулаковского) на страницах издания “Хотугу ыччат” (Северная молодежь) окольным путем подходит к теме классовости. ^[2]. Писатель напоминает читателям не бедное происхождение Кулаковского и косвенно допускает, что поэт вполне может не понять и не принять революцию, что это закономерно вытекает из мировоззрения человека подобного происхождения. Эту же мысль он повторяет в 1930 году на страницах газеты “Эдэр бассабыык” (Молодой больлшевик) в статье “Мин эмиэ этиим – биэс тылла аҕалын” (Я тоже хочу высказаться – прошу несколько слов) ^[2].

Краткий обзор оценки зарождающейся якутской литературной критики данного периода позволяет сделать вывод о том, что прижизненная критика творчества Кулаковского имеет в целом объективный и позитивный характер, как говорит Л. Р. Кулаковская “при жизни Кулаковский не подвергался нападкам ни за литературное и научное творчество, ни тем более за политические взгляды”^{[14, с.28]}. Кулаковская считает, что первые попытки оценки творчества поэта – это первые проявления деполитизированной, деидеологизированной якутской критической мысли. Однако к середине 1920-х г. такой подход постепенно начинает уступать классовому, когда отождествляются философские и художественные методы, упрощается понимание творческого процесса, что подвело к псевдофилософской схоластике в якутской критике. На примере якутской литературной критики видно, как декларации РАПП влияли на молодых писателей и критиков, что привело вначале к недооценке, а затем и вовсю к отрицанию культурного наследства первых якутских писателей. Наследие «непролетарских писателей» Кулаковского, Софронова, Неустроева, а затем и Ойунского еще долго будет подвергаться критическому произволу в этот непростой период развития якутской критической мысли. Таким образом, признавая талант, понимая великолепие формы и содержания произведений А. Е. Кулаковского, но руководствуясь партийными принципами освещения истории в литературе, якутские писатели и критики проходили через прокрустово ложе классовой ориентации, чтобы потом еще раз убедиться во вневременной силе творений первого якутского поэта.