Execution for debt in the volost courts of Barnaul districts of Tomsk governorate: origin and incidence in the judicial practice (late XIX – early XX centuries)

Gordeeva Mariya PhD in History Junior Scientific Associate, Institute of History of Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences 630090, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. Nikolaeva, 8, of. 313 sharshova@yandex.ru

Изучение волостной судебной системы пореформенной России привлекает большое внимание историков. Низшее судебное звено было тесно вплетено в систему крестьянского самоуправления. Изучение судебной практики позволяет не только реконструировать механизм функционирования аппарата местного самоуправления, но и вскрыть социальные проблемы и трансформации, происходившие в среде самой многочисленной прослойки населения. Выявление и классификация долговых исков в делопроизводственной документации волостных судов помогут в решении этой задачи.

Институт волостного суда привлекал внимание исследователей с момента его основания. Дореволюционные исследователи являлись свидетелями преобразований системы местного самоуправления, их труды носили прикладное значение и послужили своеобразным толчком к реформированию низшей судебной инстанции ^{[7, 8, 16]}. В советской историографии фокус сместился на изучение не только социально-политических взглядов крестьянства, но и исследование их традиционных представлений, ментальных структур ^{[11, 12]}. Современные исследователи рассматривают волостной суд, как судебный орган, влияющий на трансформацию правосознания крестьянства и остававшийся за пределами правового поля ^{[6, 14, 15]}. Другая часть историков придерживается другой точки зрения: волостные суды занимали промежуточную позицию между традиционным общинным правосудием и официальным законодательством ^{[1, 4, 5, 13, 17]}.

Основным источником для настоящего исследования являются документы, отложившиеся в результате деятельности волостных правлений Барнаульского уезда Томской губернии. Особую ценность представляют делопроизводственные материалы Тулинского волостного правления, так как сведения, содержащиеся в них, представлены наиболее полно и последовательно.

Волостной суд являлся выборным органом. Судьи избирались на волостных сходах из авторитетных крестьян, на время исполнения должностных обязанностей им назначалось жалование. Волостные суды рассматривали споры среди крестьян, проживающих в конкретной волости, о земельных спорах, имуществе, мелких кражах, долгах, драках и оскорблениях. При этом сумма одного иска не могла превышать в сумме 100 руб. В 1912 г. был принят закон «О преобразовании местного суда». Теперь волостные суды рассматривали также уголовные дела небольшой тяжести: неповиновение сельским и волостным должностным лицам, полицейским при исполнении ими обязанностей по должности, появлением в общественных местах в состоянии сильного алкогольного опьянения, нарушением общественной тишины и порядка и другие незначительные проступки ^{[1, с. 25]}.

Анализ судебных дел Тулинского волостного суда по составу позволил классифицировать их по характеру претензий. По численности иски расположены в следующем порядке:

1. Сельскохозяйственные споры: дела о пригульном скоте, порче посевов, использовании общинных земель в личных интересах.
2. Денежные споры: взыскание долгов, неустойки, невыполненная работа, неоплаченные товары.
3. Дела о защите чести и достоинства: оскорбления словами и действием, побои, драки, нецензурная брань.
4. Другие: нарушение тишины, споры о постройках, азартные игры ^{[9, л. 1–296]}.

Как мы видим, долговые иски занимают второе место в системе ценностей крестьян и имеют разное происхождение.

В начале XX в. практика письменной регистрации договоров и займов широко внедряется в сельскую повседневность. А еще в начале XIX в. современники отмечали, что все сделки заключались устно и «споров никогда не возникало» ^{[12, с. 94]}. Крестьяне разных селений указывали на то, что «прошли и миновали патриархальные времена, когда все в житейском обиходе, как в имущественных, так и в других отношениях, держалось на одном слове, когда это слово всюду и везде было свято и крепко: ныне слово на каждом шагу нарушается “без стыда”, так что положиться на слово довольно рискованно» ^{[3, с. 304]}. Несмотря на то, что в некоторых населенных пунктах словесные сделки были все еще крепки «как камень», письменные расписки, договоры и записи в книгах волостного правления все больше закреплялись в обыденной жизни крестьян ^{[3, с. 304]}. Тем не менее в судебной практике иногда еще встречаются заявления о взыскании долгов «взятых по словесному займу» ^{[9, л. 66–67]}. Однако это скорее уже исключение, чем правило.

Не всегда долг формировался вследствие взятых взаймы денег. Часто он вырастал из недоплаченных денег как за товары, так и за невыполненную работу. Крестьяне, которые не получили причитающиеся им деньги по каким-либо из этих обязательств, подавали заявления о взыскании в волостные суды. Вероятно, такая тактика приносила свои плоды: дела решались в досудебном порядке. Например, в январе 1914 г. крестьянин с. Тула Иван Васильевич Дегтярев подал иск о взыскании долга за железо, приобретенное в его товарной лавке. Однако в день судебного заседания 29 марта 1914 г. он попросил дело производством прекратить. Очевидно, что ответчик предпочел расплатиться до суда ^{[9, л. 66–67]}.

Также долг мог взыскиваться за пользование какими-либо орудиями или вещами. Так, в 1909 г. Бердский волостной суд рассматривал дело о взыскании 22 руб. 50 коп. за использование механической молотилки. Ответчик признал долг, но платить его отказался, так как во время работы повредил два пальца. В качестве оправдания крестьянин настаивал на том, что «каждый хозяин машины должен смазывать ее сам, а он заставлял меня». Вероятно, именно в это момент он и получил травму. Суд, тем не менее, удовлетворил притязания истца, постановив, что в потере трудоспособности ответчик виноват сам вследствие нарушения техники эксплуатации молотилки ^{[10, л. 12]}.

Неоплаченная работа — распространенный вид неисполненных обязательств. В судебных записях обычно указывалась денежная сумма с пометкой «за работу». Например, в марте 1914 г. Тулинский волостной суд рассматривал дело по иску крестьянки д. Бороздиной Александры Христофоровны Бороздиной. Она просила взыскать с крестьянина д. Атамановой Варлама Лукина девять руб. за работу. А. Х. Бороздина пояснила, что летом 1913 г. ее дочери работали у Шилова девять дней. По договору им полагалась оплата по 70 коп. в день. За весь период они заработали 12 руб. 60 коп. В счет этой суммы Шилов отдал просительнице восемь пудов 26 фунтов муки, а остальные деньги не доплатил. Ответчик возразил, указав на то, что поденная оплата установлена разная: по 60 и 70 коп. каждой. Соответственно и общая сумма за работу уменьшается до 11 руб. 70 коп. Муки он отдал на 6 руб. 93 коп., полагая по 80 коп. за пуд. Оставшийся долг в 4 руб. 7 коп. не отрицал. Суд счел доводы ответчика необоснованными. Мало того, что цена на муку в тот период составляла не 80 коп., а в среднем 55 коп., так и обеим дочерям он должен был заплатить одинаково. В целом, первоначальный иск уменьшился с 9 руб. до 7 руб. 94 коп., что полностью удовлетворило просительницу. ^{[9, л. 26–27]}.

Одной из причин, по которой ответчики не выплачивали долги за сделанную работу, указывали недобросовестное выполнение обязанностей. Так, один из крестьян д. Бороздиной указывал, что не платит долг по той причине, что рамы, которые для него изготовил истец «немного длинноваты» ^{[9, л. 57–59]}. А крестьянин д. Стольниковой Лука Косарев не оплачивал ремонт молотильной машины, так как он был выполнен некачественно. Однако в этом случае нашелся свидетель, который видел, как ответчик использовал молотилку после ремонта, и она работала исправно. ^{[9, л. 44–47]}.

Заявления о взыскании долгов за неоплаченные подати часто подавались родственниками крестьян, находившихся на военной службе. 9 января 1914 г. крестьянин д. Атамановой Яков Бондаренко подал исковое заявление на своего брата Андрея Бондаренко о взыскании 60 руб. за владение землей и неуплату податей. На суде от его имени выступала мать, представив доверенность. Она пояснила, что ответчик пользовался землей в 1913 г., при этом сдавая ее другим крестьянам, но никаких денег ни истцу, ни ей не передавал и подати не платил. Андрей Бондаренко возразил, заявив, что из 58 руб., которые он заработал на аренде, он оплатил долги в кредитном товариществе (13 руб.), подати (7 руб.), отправил Якову Бондаренко на службу (3 руб.), заплатил работникам (57 руб.), матери Якова (5 руб.), и вообще все деньги потратил на семью Якова Бондаренко, работая на них все лето, убирая хлеб и заготавливая сено для скота. Просительница во время судебного заседания заявила, что прощает часть долга, тем не менее прося взыскать 40 руб. в «подать, которая все еще не уплачена». В качестве свидетелей были привлечены крестьяне, которым Андрей Бондаренко сдавал в аренду земельные наделы. Однако они не смогли ничего пояснить по существу дела. Принимая во внимание изложенные факты, суд постановил взыскать с Андрея Бондаренко 40 руб. Ответчик не смирился с решением суда и обжаловал его в вышестоящей инстанции, но его действия не привели к успеху. Крестьянский начальник утвердил решение суда, и Андрею Бондаренко пришлось выплатить долг своему брату Якову ^{[9, л. 70 об.–73]}.

Рассмотрев долговые иски в волостных судах Барнаульского уезда Томской губернии, мы приходим к следующим выводам. По совокупности они занимали второе место по количеству после специфических крестьянских вопросов и делились на несколько категорий: займы, неоплаченные товары и работа, невыплата податей. В более ранний период распространенность долговых исков объяснялась характером заключения сделки в устной форме. Внедрение письменных расписок и практики регистрации договоров привели к уменьшению количества исков по возмещению денежных займов в волостных судах, так как крестьянам стало сложнее уклоняться от своих обязанностей. В то же время развитие товарно-денежных отношений в сельской местности обусловило приток заявлений по неисполнению других финансовых обязательств. Все это говорит о кризисе доверительных отношений в крестьянской среде и трансформации менталитета сельских жителей.