Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Politics and Society
Reference:

Charity and donations in the cities of Zabaykalsky Krai during the World War I: interaction between society and the government

Sevostyanova Elena

PhD in History

Docent, the department of International Economics, Entrepreneurship and Humanitarian Disciplines, Chita Institute (Branch) of Baikal State University

672000, Russia, Zabaikal'skii krai, g. Chita, ul. Anokhina, 56

Sevostyanova.elena@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0684.2020.3.33992

Received:

25-09-2020


Published:

02-10-2020


Abstract: During the World War I, due to the grand scale of mobilization, it would have not been possible to provide assistance to families of the soldiers without help received from charitable organizations, local authorities and individuals. Public and private charity became a part of supporting those in need. The object of this research is charity and donations during organized during the World War I. The subject of this research is the cooperation between the government and the public in the area of charity and donations. The forms, methods and specificity of such interactions are viewed based on the example of a remote administerial peripheral region – Zabaykalsky Krai, with consideration of the overall trends and regional peculiarities. The main forms and vectors of the work are described. Four key trends can be highlighted in interaction between the government and the city residents: 1) the organization of support for the families of mobilized soldiers (both, legal who received state rations, but also had the opportunity to use charitable support, and civil, who did not have the right to receive state rations); social assistance to children; aid to the refugees; collecting donations for the military needs (air fleet, Red Cross, mobile military infirmary, provision and shipment of things for the army). The author notes that due to a wide variety of charitable organizations (local and nationwide), secular and religious patronages, committees (established upon the local initiative and departments under the aegis of the Romanovs family), the composition of active participants often overlapped: same people were the members of several organizations. An important role in all organizations was played by the government officials; however, their motivation requires additional attention. Largest charity fundraisers were the events that received organizational and information support from the local authorities, or mass actions that became a part of public space of the cities.


Keywords:

Transbaikalia, First World War, philanthropy, guardianship, Elizabethan Committee, donations, charitable association, bureaucracy, public philanthropy, civic initiative


Рост социальной напряженности в годы Первой мировой войны стимулировал российскую благотворительность, как на центральном, так и на региональном уровне. Обеспечение помощи солдатским семьям со стороны государства было бы невозможно без поддержки со стороны благотворительных обществ, местных органов власти, частных лиц. Симбиоз власти и общества в деле оказания помощи отмечала Ульянова Г.Н.[1] По мнению Поршневой О.С., поведенческими измерениями «настроения 1914 г.» стало широкое участие населения в мобилизации и благотворительном движении [2, с. 9]. Белова И.Б. отмечала изменение организационной стороны благотворительности и массовое приближение провинциального обывателя к участию в благотворительной деятельности [3, с. 198]. С другой стороны, к 1917 г. война трансформировала представления о роли государства в оказании социальной помощи, повлияв на изменения в социальной политике и на стремление создать единую централизованную структуру социальной поддержки [4, с. 134].

Актуальность темы исследования обусловлена, на наш взгляд, двумя основными причинами. Во-первых, заявленная проблематика актуальна в силу значимости политики социального попечения и традиций общественной и частной благотворительности, особенно в экстремальных условиях. Во-вторых, потому что позволяет анализировать один из ракурсов взаимодействия государства и формировавшегося в пореформенной России гражданского общества.

Тыловое полинациональное Забайкалье находилось в непростых условиях периферийного положения, отсутствия земства, малого количества городов (а в них отсутствия широкой прослойки городской интеллигенции и крупного купечества), отставания в темпах экономического и социокультурного развития от городов европейской России. В этих условиях взаимодействие властных структур, общественных объединений и частных лиц в сфере благотворительности и призрения имело как общие черты, так и региональную специфику. Общие тенденции проявлялись, прежде всего, в расширении «поля благотворительности»: в увеличении номенклатуры призреваемых (гражданские жены, беженцы, семьи призванных в войска, раненые), в увеличении разнообразия конкретных мероприятий по сбору средств (отчисление части жалования, подписные листы, взносы, кружечные сборы), в увеличении численности благотворительных Комитетов и Обществ различных типов и наименований. Все это объективно расширяло возможности участия в благотворительной деятельности представителей разных сословий. Рассмотрим, какие основные направления работы и черты региональной модели проявились с началом войны наиболее отчетливо.

На 1 января 1914 г. основную часть населения в 58 волостях и 63 казачьих станицах составляло сельское – более 85%: по подсчетам забайкальских статистиков, в области было крестьянских хозяйств 36%; казачьих – 31,8%; «инородческих» – 32,2% [5, с. 134]. Городское население, на 1 января 1914 г. составлявшее 15%, кроме областного центра проживало в шести уездных городах и в безуездном Мысовске.

После начала мобилизации городским властям необходимо было срочно составить списки семей призванных, провести обследование их имущественного положения, подать сведения уездным съездам, которые, в свою очередь, должны были определить размер казенного пайка, исходя из средней стоимости продуктов, входящих в него. Спецификой Забайкалья было наличие таких категорий населения, в отношении которых закон устанавливал разные условия призрения: служащие различных государственных ведомств, казачество, крестьянство. Была и та часть населения, условия призрения которой закон не устанавливал вовсе – рабочие и служащие восточной части Амурской и Забайкальской железных дорог, рабочие золотых приисков. На территориях военных отделов Забайкальского казачьего войска (ЗКВ) срочно открывались Особые комитеты, в зону попечения которых входили те жители городов, которые принадлежали к казачьему сословию.

Областная власть понимала, что реализовать огромный объем работы без активной помощи общественности невозможно, разъясняла, что «Положение 11 августа 1914 г.» предоставило «самый широкий простор как частной, так и общественной инициативе» [6]. С другой стороны, и городская элита осознавала, что одной общественной благотворительностью удовлетворить запросы нуждающихся невозможно. Понимая, что эффективность благотворительности зависит от объема и регулярности пожертвований, читинский городской голова уже 20 августа 1914 г. высказывал опасение, что обеспечение семейств призванных едва ли может быть удовлетворено местными средствами» [7].

По области до июня 1915 г. было призвано около 18 000 крестьян и 7 606 казаков. К лету 1915 г., после призыва запасных, состоялось два призыва новобранцев, два призыва ратников ополчения, предстоял призыв 1916 г [8]. Всего из Забайкалья было призвано 13% населения, что, по данным П.А.Новикова, было больше средних показателей по империи и восточносибирским губерниям (Иркутская губерния – 11,5%, Енисейская – 9%) [9]. С каждым призывом число семей нуждающихся в помощи возрастало, а количество лиц способных оказать эту помощь уменьшалось. При таких масштабах мобилизации в структуре общих расходов на социальную помощь семьям мобилизованных по городам ведущую роль сохраняло государство, особенно к концу войны. Так, например, по нашим подсчетам, в 14 «пайковую очередь» (с 1 сентября по 1 декабря 1917 г.) призревалось городских семей: в Чите 6 015 (15 152 пайка); Нерчинске – 1000 (3089 пайков); в Акше – 220 (10140 пайков), в Баргузине – 141 (463 пайка). В Троицкосавске выдавалось 2 422 пайка, в Верхнеудинске – 4 225 пайков, в Селенгинске 225 пайков (данных по количеству семей нет). Однако общественная благотворительность явно имела приоритетное значение в двух случаях: во-первых, в начальный период мобилизации (до назначения и получения семьями казенного пособия), во-вторых, для гражданских семей, которые были лишены законом возможности получать казенный паек. Так, члены одного из попечительств писали военному губернатору, что благотворительное пособие, «конечно, мало», но дополнительно к отпускаемому казной оно дает возможность «иметь без постороннего заработка наименьшее количество питания и необходимый кров в наименьшем размере» [10]. К примеру, Читинское городское попечительство за период до августа 1915 г. собрало 18.545 руб. 30 коп., что позволило дополнительно к казенному пособию выдавать семьям мобилизованных до 3 руб. ежемесячно [11.].

Важным было и безвозмездное личное участие общественности в организации той работы, на которую не хватало административных ресурсов. Военный губернатор Забайкалья 20 июля разослал телеграммы о немедленном выборе попечительств, а уже 27 июля просил городских голов «безотлагательно сообщить результаты обследования нужд семейств запасных» [12]. Губернатор требовал от городских управ, чиновников, атаманов, уездных начальников «принять самое живое и непосредственное участие» в скорейшем избрании попечительств, в организации их работы, выражал уверенность в том, что «не только долг службы, но и осознание нравственного долга» побудит их «быть на высоте своего положения» [13].

Столкнувшись на практике с объемом работы, все городские попечительства в срочном порядке расширяли свой состав. Экстренное заседание городской думы Верхнеудинска, выбравшее в попечительство 17 человек, состоялось 21 июля. В тот же день по городу были расклеены объявления, что семьи запасных могут заявить в управу о своем имущественном положении. Обследование семей было распределено между членами попечительства, на каждого приходилось 9-10 семей, проверка требовала времени. В связи с большим объемом работы число членов попечительства было увеличено до 56. Читинская городская дума 22 июля выбрала в попечительство 32 человека. Начав работу и столкнувшись со «спешностью и разнообразностью требуемых сведений», попечительство в срочном порядке не только приглашало желающих работать, но и решило расширить состав правления [14]. Городской голова Троицкосавска 24 июля предложил избрать в попечительство шестерых, с таким расчетом, чтобы каждый мог производить обследование семейств в том районе, где проживает. Однако, учитывая объем работы и то, что попечению подлежали слободы Кяхта и Усть-Кяхта, избрано было 15 человек: для Троицкосавска - 12, для слобод трое [15].

С первых дней войны в благотворительную деятельность активно включилась православная церковь. Собрание читинского духовенства 6 августа 1914 г. учредило Особый епархиальный комитет при Братстве св. Кирилла и Мефодия [16, с. 88]. К 1 января 1915 г. им было открыто 215 приходских попечительств. Кроме того, представители православной церкви входили во все городские попечительства. Так, в Селенгинском попечительстве председателем выбрали инспектора начального училища И. Воскобойникова, делопроизводителем дьякона И.Носырева. В состав вошел настоятель Селенгинской церкви Д.Малков [17].

Учитывая, что деятельность членов попечительств имела характер добровольного общественного безвозмездного труда, большое значение имел личностный фактор. Так, нотариус г. Мысовска С.А. Росцишевский принял активное участие в создании попечительства, вел делопроизводство с 5 августа по 30 сентября 1914 г., в сентябре стал председателем попечительства. По отзыву городского старосты, «своей энергией влиял на других сотрудников» [18]. Учитель А.Поросенков до призыва в армию выполнял обязанности делопроизводителя Нерчинского городского попечительства и «отдал делу попечительства много месяцев личного труда и досуга» [19].

Городские жители с первых дней войны вносили пожертвования, ставили благотворительные спектакли. Верхнеудинское городское собрание внесло от поставленного 9 августа 1914 г. спектакля 800 руб., Еврейское общество – 300 руб. Это позволило уже 12 августа (до получения казенного пайка) выдать призреваемым семьям пособий на сумму 427 руб. 50 коп. [20]. Пожертвования вносили не только деньгами: А.К.Кобылкин пожертвовал ситец и сукно, М.М.Лисученко – вещи, Е.Ф.Ремяш – хлеб [21]. Читинская фирма «И.В.Кулаев и К» в августе 1914 г. решила выдавать в пользу семей запасных «на все время войны» по 100 пудов в месяц яричной муки через городское попечительство [22].

С началом войны не только появлялись новые благотворительные общества и комитеты, но и активизировалась деятельность уже существовавших, например, Верхнеудинского отдела Общества повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам и их семьям. В Российской империи Общество повсеместной помощи было создано в 1906 г. К 1909 г. им было открыто более 150 местных отделов в 65 губерниях и областях империи [23]. Вопрос об открытии отдела в Верхнеудинске возник еще в 1911 г., когда правление центрального Общества «дало соответствующие полномочия» городскому голове И.В.Титову [24, с. 2]. Однако призыв городского головы к «гражданам, повторенный много раз, долгое время оставался тщетным». К 1 января 1915 г. в Верхнеудинском Обществе состоял 251 человек [25]. Как отмечали организаторы, «в деятельности отдела принимают участие все классы местного общества».

К объединениям, возникшим в первые дни мобилизации в порядке общественной инициативы относилось «Забайкальское Общество помощи семьям лиц, призванных на действительную службу по мобилизации 1914 г.», которое открыло 28 своих отделений. Общество не только выдавало благотворительные пособия до назначения казенного пайка, но и оказывало дополнительную помощь, поскольку, по мнению правления, казенного пособия «для прожития было недостаточно». До 1 октября 1915 г. Общество израсходовало на благотворительную помощь 29 752 руб. 35 коп. Из них военный губернатор в разное время передал 18 022 руб. 32 коп., частные пожертвования составили 8 983 руб. 33 коп., читинское Общественное собрание внесло 2 746 руб. Таким образом, на 60% средства были обеспечены взносами военного губернатора (из перечисляемых на его счет благотворительных сборов) [26]. В «начале деятельности Обществу пришлось принять на себя всю первоначальную заботу о массе семей лиц призванных на войну, как на месте в городе Чита, так и в значительной мере по области» [27].

При сложившейся имперской системе управления окраинами роль военного губернатора Забайкалья была значительной, в том числе, в сфере организации призрения и благотворительной помощи. С началом войны все добровольные пожертвования поступали военному губернатору А.И.Кияшко и им распределялись среди благотворительных организаций, деятельность которых была сосредоточена преимущественно в Чите [28]. Губернатор признавал, что в начале войны филантропия «носила характер случайной частной благотворительности» [29]. Между тем, писал губернатор в своем обращении к общественности, военное время требовало «дружной работы правительства и общества в лице ведомств, общественных организаций и тех лиц из населения, которые пользуются особым влиянием и уважением». Ко многим жертвователям губернатор обращался с личными письмами, в которых за внешней формой личной просьбы было скрыто циркулярное по сути распоряжение.

С 1915 г. координировать деятельность всех благотворительных обществ стало Забайкальское отделение Комитета Великой княгини Елизаветы Федоровны по оказанию благотворительной помощи семьям лиц, призванных на войну (ЗОКЕФ), возглавил которое военный губернатор. Он же просил приглашать от его имени в качестве членов «представителей всех ведомств», «наиболее уважаемых жителей и общественных деятелей». При этом уточнял, что исполнение обязанностей членов ЗОКЕФ «является вполне добровольным» и «никоим образом не должно носить принудительного характера», а отказ от них «тем более не может повлечь за собой каких-либо взысканий» [30]. Предположим, что для рядового обывателя сам факт обращения губернатора уже выглядел как официальное распоряжение. Губернатор нередко лично выбирал, кому разослать подписные листы для сбора пожертвований, чтобы получить максимальный экономический эффект. На просьбу губернатора «усердно пренебречь ради святого дела теми тяготами, которые обычно выпадают на долю производящего сбор» редко кто не отзывался [31]. Так весной 1915 г. сборщиками были 91 человек, в том числе 30 ширетуев Забайкальских дацанов. Всего собрали 6 871 руб. 98 коп. [32]. Некоторым удавалось собрать значительные суммы: Я.Е.Окулов - 2.500 руб., Л.Ф.Ляховецкий – 287 руб., ширетуй Д.Зодбоев – 243 руб. 56 коп.

Таким образом, ЗОКЕФ имел полуофициальный статус: с одной стороны, председательство военного губернатора, участие чиновников разных рангов, привлечение к помощи ведомств и агрономических организаций. С другой стороны – добровольное участие жителей и добровольные пожертвования как финансовая основа деятельности.

Несомненно, областная власть понимала ограниченность административных ресурсов. В частности, в циркуляре к крестьянским и инородческим начальникам, и к заведующим водворением переселенцев от 4 апреля 1915 г. военный губернатор советовал помогать не столько «раздачей начальнических указаний», сколько непосредственной работой в попечительствах и общественных объединениях; пользоваться не столько своим служебным влиянием, сколько «сердечным отношением к делу».

С первых дней войны все благотворительные объединения полагали, что поддерживать нужно не только законные, но и гражданские семьи. Читинская городская дума 22 июля 1914 г. ассигновала 4 000 руб. для пособия «без различия брачным или внебрачным». В Верхнеудинске, при обсуждении вопроса о том, оказывать ли помощь отчимам и мачехам призванных, было решено помогать всем родственникам, которые были на попечении мобилизованного, «независимо от родства и брака» [33].

Региональной особенностью было наличие большого количества семей рабочих и служащих, хотя и переселившихся в Забайкалье, но рассматривавших пребывание здесь как временное. Так по данным областных статистиков из «пришлых» рабочих казенных предприятий в 1914 г. «думали вернуться на родину» 3 486 [34, с. 47, 51]. С началом мобилизации количество семей желавших вернуться на родину возросло. Председатель «Забайкальского Общества помощи семьям лиц, призванных на действительную службу по мобилизации 1914 года» писал военному губернатору, что Обществу с первых дней войны пришлось отправлять на родину «значительное число» жен и детей призванных, как в Чите, так и в области. Верхнеудинское попечительство выдавало уезжающим «кормовые деньги» из расчета 25 коп. в сутки на душу [35]. В Азиатской России, из-за отсутствия земских учреждений, на организации Переселенческого управления была возложена обязанность, в случае возвращения переселенцев на родину, выдавать бесплатный железнодорожный билет в Европейскую Россию [36, с. 17]. Позже право выдавать удостоверение на получение бесплатного проезда получил ЗОКЕФ [37].

Важным направлением деятельности стала помощь беженцам: во-первых, сбор средств для Центрального Татьянинского Комитета, во-вторых, оказание помощи тем беженцам, которые стали прибывать в Забайкалье. В 1915 г. в рамках трехдневного сбора в пользу беженцев общий благотворительный сбор по области составил 26 741 руб. [38]. С разрешения Татьянинского Комитета деньги были переданы в распоряжение Забайкальского Комитета по обеспечению нужд беженцев для оказания помощи беженцам, находящимся в Забайкалье. Беженцы в основном расселялись в городах, основное их количество пришлось на Читу: к 19 ноября 1915 г. прибыло 1200. До получения государственных средств Комитет организовал особую благотворительную комиссию, которая собрала к 1916 г. 11 084 руб. 23 коп. частных пожертвований, что позволило добавлять к казенному содержанию «явно недостаточному», по мнению современников, до 5 коп. в сутки, а «иногда и больше» [39]. Беженцы, особенно дети, прибывали в Читу больными, измученными дальней дорогой, поэтому Комитет привлек двух врачей для осмотра и лечения. Медикаменты отпускала Софийская аптека со скидкой 50 %. Было приобретено теплой одежды на 4 761 руб. [40].

Военный губернатор 2 августа 1916 г. докладывал иркутскому генерал-губернатору, что квартирный вопрос был решен «вполне благополучно»: местные общественные организации «приложили усилия, для избежания казарменного размещения беженцев, поместив по несколько семей в квартирные особняки с таким расчетом, чтобы каждая из семей могла жить собственной жизнью». Комитетом попечения о беженцах и Братством св. Кирилла и Мефодия были открыты две школы для беженцев на 60 и 50 учеников. Еще 23 ребенка были размещены в городских школах.

В силу целевой специфики Татьянинского комитета, активное участие в помощи беженцам принимали представители национальных общественных организаций [41]. В Забайкалье действовали латышское, литовское, польское, еврейское Общества помощи беженцам. Забайкальское литовское общество за 1917 г. собрало 7646 руб. 79 коп.. Деньги, в основном, тратились на пайки (4019 руб. 73 коп.), которых выдавалось от 20 до 35 ежемесячно. В убежище проживало 20 беженцев-литовцев, которые бесплатно пользовались квартирой, отоплением, освещением. На содержание школы для детей беженцев и местных литовцев было потрачено 1.228 руб. 67 коп. [42]

В целом в области сложились три модели социальной поддержки детей и детей-сирот: организации детских площадок, детского сада и яслей; открытие и поддержка действующих приютов; бесплатная выдача одежды и обуви. В распоряжении городского самоуправления Читы были четыре платные койки в родильном приюте, которые в большинстве случаев занимали солдатки и беженки [43].

Учитывая наличие большого количества бурятского населения, которое не подлежало призыву, областная власть активно привлекала их к благотворительности. Телеграммой от 3 декабря 1914 г. глава ламайского духовенства Восточной Сибири Пандито Хамбо-лама Д.Д. Итигэлов сообщил военному губернатору об образовании под своим председательством комитета по сбору среди бурятского населения пожертвований на нужды войны. Особый комитет учреждался из членов ширету-лам дацанов, волостных старшин инородческих волостей, интеллигенции. В постановлении Хамбо-ламы были обозначены обязанности членов комитета: ширету-ламы «производят сбор пожертвований по подписным листам при дацанах» и «оказывают всевозможное содействие к успешному поступлению пожертвований прихожан», разъясняя долг каждого «прийти на помощь Родине». Волостные старшины должны были принимать меры по «скорейшему исполнению» общественных приговоров о пожертвованиях, направляя часть пожертвований в адрес Хамбо-ламы: 10% на Красный Крест и 40% на открытие госпиталя для бурят-воинов. Прочие члены комитета должны были собирать пожертвования по подписным листам, выдаваемым им от имени Хамбо-ламы, «оказывать на население нравственное влияние и разъяснять народу суть и важность переживаемого Отечеством исторического момента» [44]. На общем собрании членов Общества 1-2 августа 1915 г. отмечалось, что в короткий срок от 20 бурятских волостей Забайкальской области было собрано 63 500 руб. 19 коп., по подписным листам – 7 269 руб. 32 коп [45, с. 288].

Как отметили авторы «Истории Бурятии», пожертвования формально считались добровольными, но фактически носили принудительный характер, что вызывало протест среди бурят [46, с. 20]. Однако современники высоко оценивали не только вклад бурят, но и их «сердечное отношение» к благотворительности. В мае 1916 г. Баргузинская комиссия ЗОКЕФ указывала что «жертвы бурят в уезде очень велики: самообложение на буряткий лазарет, на воздушный флот, на теплую одежду». Буряты исправили несколько десятков верст дорог, давали подводы для всех призванных, «не считаясь с тем, имеют те на это право или нет» [47]. Кружечные сборы среди бурятского населения давали от 800 до 1300 руб. Сборщиками при этом всегда выступали «уважаемые и известные лица». Общий вклад бурят уезда в благотворительность был оценен в 50 000 руб. Председатель Баргузинской комиссии ЗОКЕФ, «лично знающий и видящий сердечное отношение бурят» к благотворительности, представил в ходатайстве о награждении серебряными и золотыми медалями 102 человека. Он писал, что прямой долг власти – воздать должное бурятам «хотя бы в лице их начальников, духовных лиц и почетных инородцев». Официальную благодарность бурятскому населению объявил и военный губернатор через «Забайкальские областные ведомости».

Таким образом, в целом во взаимодействии власти и городской общественности можно выделить четыре основных направления: во-первых, организация поддержки семей мобилизованных (как законных, получавших казенный паек, но и имевших возможность воспользоваться благотворительной поддержкой, так и гражданских, не имевших права на получение казенного пайка). Во-вторых, социальная поддержка детей. В-третьих, организация помощи беженцам. В-четвертых, (этот сюжет требует отдельного рассмотрения) сбор пожертвований на военные нужды (воздушный флот, Красный Крест, воинский передвижной лазарет, заготовка и отправка вещей для действующей армии). Отметим, что при значительном количестве благотворительных Обществ (местных и отделений общероссийских), попечительств (светских и духовных), Комитетов (созданных по местной инициативе и отделов российских под эгидой семьи Романовых) персональный состав активных участников зачастую пересекался: одни и те же лица входили в правления многих объединений. Активную роль во всех объединениях играли чиновники, однако их мотивация требует дополнительного исследования. Следует отметить, что наибольшие суммы благотворительных сборов давали мероприятия обеспеченные организационной и информационной поддержкой местных властей или массовые акции, становившиеся частью публичного пространства городов.

References
1. Ul'yanova G.N. Blagotvoritel'naya pomoshch' obshchestva zhertvam voiny v 1914 – 1918 gg.: diskussionnye voprosy i soderzhanie problemy // Rossiya v gody Pervoi mirovoi voiny. Materialy Mezhd. nauchnoi konferentsii. Moskva: Institut Ros. Istorii RAN. 2014. S. 230-237.
2. Porshneva O.S. Vlast' i obshchestvo v Rossii v usloviyakh obshchenatsional'noi mobilizatsii (1914 – fevral' 1917 g.) // Gumanitarnye nauki v Sibiri.-2014.-№ 13.-S. 9.
3. Belova I.B. Pervaya mirovaya voina i rossiiskaya provintsiya. 1914 – fevral' 1917 g. / I. B. Belova. Pod red. G.A. Bordyugova. – M.: AIRO-XXI. 2011.-288 s..
4. Pavlova I.P., Kattsna T.A. Sotsial'naya politika Vremennogo pravitel'stva: idei i opyt realizatsii (mart – oktyabr' 1917 g.) // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. 2018. № 428. S. 134.
5. V.S. Nekotorye dannye o khozyaistvennom polozhenii semei, prizvannykh v armiyu // Zabaikal'skii khozyain – 1915.-№ 16. – S. 4-6.
6. Gosudarstvennyi arkhiv Zabaikal'skogo kraya. F. 12.Op. 1.D. 11.
7. GAZK.F. 94.Op. 1.D. 880.
8. GAZK.F. 12. Op. 1. D. 57. L. 17.
9. Novikov P.A. Irkutskii voennyi okrug v gody Pervoi mirovoi voiny [Elektronnyi resurs] / P. A. Novikov – URL: http://irkipedia.ru/content/irkutskiy_voennyy_okrug_v_gody_pervoy_mirovoy_voyny (data obrashcheniya 23.10.2017).
10. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 50. L.163 ob.
11. GAZK F. Op. 1 D. 50. 127, 127 ob., 128.
12. GAZK F. 20.Op. 1.D. 4721. L. 73.
13. GAZK F.20.Op. 1.D. 4721.L.192, 192 ob.
14. GAZK F. 20.Op. 1.D. 4721.L. 106.
15. GAZK F. 20.-Op. 1.-D. 4721.-L. 91, 205, 206, 209.
16. Kosykh V.I. Zabaikal'skaya eparkhiya v pervye mesyatsy voiny // Arkhivnyi vestnik Zabaikal'skogo kraya. – 2009.-№ 1. – S. 88-93.
17. GAZK. F. 1.Op. 1. D. 4721. L. 419, 420.
18. GAZK. F. 12.Op. 1. D. 99. L. 24.
19. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 99. L. 116.
20. GAZK. F. 20. Op. 1. D. 4721. L. 208.
21. GAZK. F. 20. Op. 1. D. 4721. L. 199.
22. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 22. L. 20.
23. Obshchestvo povsemestnoi pomoshchi postradavshim na voine soldatam i ikh sem'yam. Sankt-Peterburg. [Elektronnyi resurs] http://www.encspb.ru/object/2853564284?lc=r (data obrashcheniya 23.10.2017).
24. Otchet Verkhneudinskogo mestnogo otdela, sostoyashchego pod Vysochaishim Ego Imperatorskogo Velichestva pokrovitel'stvom Obshchestva povsemestnoi pomoshchi postradavshim na voine soldatam i ikh sem'yam za 1914 g. Verkhneudinsk: tip. A.K.Kobylkina. 1915. 15 s.
25. GAZK. F. 1. Op. 1 ob. D. 10258. L. 2.
26. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 50. L. 171, 172, 173, 174.
27. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 50. L. 142, L. b/n,
28. GAZK. F 12. Op. 1. D. 22. L. 1,2.
29. GAZK. F 12. Op. 1. D. 22. L. 3.
30. Sevost'yanova E.V. Blagotvoritel'nost' v Zabaikal'e kak forma provintsial'noi gorodskoi publichnosti: transformatsii v period Pervoi mirovoi voiny (1914-1918) / E. V. Sevost'yanova // Prigranichnyi region v istoricheskom razvitii: partnerstvo i sotrudnichestvo. Materialy Mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii, posvyashchennoi 100-letiyu Revolyutsii 1917 g., 80-letiyu so dnya obrazovaniya Chitinskoi oblasti, 50-letiyu atomnoi promyshlennosti v Zabaikal'e. V 3-kh chastyakh. glavnyi redaktor E.V. Drobotushenko. 2017. S. 62-67.
31. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 57. L. 72.
32. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 57. L. 179, 179 ob, 180.
33. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 19. L. 56.
34. Polozhenie rabochego rynka i usloviya promyshlennogo truda v Zabaikal'e v 1914-1915 gg. Vypusk 1. Irkutsk: lito-tipogr. P.I.Makushina i V.M.Posokhina. 1916. S. 47, 51.
35. GAZK. F. 20. Op. 1. D. 4721. L. 425.
36. Oblegchenie polozheniya semei zapasnykh v pereselencheskikh raionakh // Zabaikal'skii khozyain. 1914. № 21-22. S. 17-18.
37. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 13. L. 1, 7,9.
38. GAZK. F. 20. Op. 1. D. 4899. L. 118-119.
39. GAZK. F. 1. Op 14. D. 17460. L. 18.
40. GAZK. F. 94. Op. 1. D. 880. L. 6.
41. Lichnyi sostav Komiteta Eya Imperatorskogo velichestva velikoi knyazhny Tat'yany Nikolaevny dlya okazaniya vremennoi pomoshchi postradavshim ot voennykh deistvii i ego mestnykh otdelenii. – Petrograd: Gos. tipografiya. - 1916. - 84 s.
42. U litovtsev // Zabaikal'skaya Nov'. - 1917. - 21 dekabrya.
43. GAZK. F. 94. Op. 1. D. 880. L. 19.
44. GAZK. F. 12. Op. 1. D. 22. L. 12, 13, 14.
45. Dameshek L.M. Istoriya organov mestnogo samoupravleniya buryat v XIX - nachale XX v.: monografiya /L.M.Dameshek, B.Ts. Zhalsanova, L.V. Kuras [otv. red. B.V. Bazarov]. Irkutsk: Izd-vo IGU, 2013. 503 s.
46. Istoriya Buryatii: v 3 t. T. 3. XX– XXI vv. Ulan-Ude: izd-vo BNTs SO RAN, 2011. - 464 s.
47. GAZK. F.12. Op. 1. -D. 99. L. 78.