Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Philology: scientific researches
Reference:

Infinitive forms in polypredicative constructions in the Kumyk language

Abdullabekova Umsalimat Bagautdinovna

PhD in Philology

Docent, Dagestan State University of National Economy

367008, Russia, Republic of Dagestan, Makhachkala, Jamaludin Atayev str., 5

irma-uma@mail.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.7256/2454-0749.2020.9.33683

Received:

17-08-2020


Published:

29-09-2020


Abstract: The subject of this research is the function of infinitive forms (participle and adverbial participle) in polypredicative constructions in the Kumyk language. Special attention is given to concept of “polypredicative construction”. Predicative unit is an alternative to a simple sentence as part of the unit of higher level. Kumyk language indicates a strict sequence of parts: the dependent predicative unit is in preposition to the main predicative unit. It is noted that the center of polypredicative construction is the connectivity indicator – analytical (a functional word) or synthetic (a morpheme as part of a dependent verb form). Therefore, since the dependent verb form in the Kumyk language takes end position as part of dependent predicative unit, the synthetic connectivity indicator is placed between the main predicative unit and the dependent predicative unit. The novelty of this consists in compiling a list of infinitive forms (adverbial participial and participial) used in polypredicative constructions in dependent predicative unit in the Kumyk language. Polypredicative sentence marks eight adverbial participial forms and four participial forms. All types of participles, excluding present participle are used as an independent verb form – in simple sentence and in the main part of polypredicative construction.


Keywords:

turkic languages, kymyk language, infinite form, kymyk adverbial participle, kymyk participle, poly-predicative construction, clause, dependent clause, finite clause, infinite clause


Исследование синтаксиса сложного предложения тюркских языков России, традиционно проводилось на основе славяноведения и индоевропеистики, и как следствие с невольной ориентацией на русские языковые структуры. Но так как кумыкский язык, по морфологической классификации В. фон Гумбольдта относится к агглютинативным языкам, которой соответствует своя внутренняя форма, отличная от флективных, изолирующих и инкорпорирующих языков, то здесь по нашему мнению требуются другие понятия и термины, которые позволят лучше представить особенности сложного предложения в кумыкском языке. Основы иной концепции синтаксиса, приемлемой для агглютинативных языков, заложены Е. И. Убрятовой на материале якутского языка [1],[2] и продолжены в работах новосибирской синтаксической школы под руководством М. И. Черемисиной [3],[4],[5].

«Полипредикативная единица» – такая модель предложения, в которой с помощью определённого средства связи выражается определённое отношение между пропозициями, обозначаемыми предикативными единицами. «Пропозиция – семантический инвариант, общий для всех членов модальной и коммуникативной парадигм предложений и производных от предложения конструкций (номинализаций)» [6, с. 401]. Пропозиция соответствует семантическому ядру предложения.

Под предикативной единицей понимается аналог простого предложения в составе единицы более высокого уровня, в силу этого подвергающийся закономерным изменениям (обычно зависимая часть). В кумыкском языке жёстко задано следование частей: зависимая предикативная единица находится в препозиции к главной предикативной единице.

Конструктивным центром полипредикативной конструкции является показатель связи – аналитический, т. е. служебное слово, или синтетический, т. е. морфема в составе зависимого сказуемого. Формально это часть инфинитной формы такого сказуемого, но функционально она служит выражению отношений между предикативными частями. Поскольку зависимое сказуемое в кумыкском языке занимает конечную позицию в составе зависимой предикативной единицы, синтетический показатель связи располагается на границе между главной предикативной единицей и зависимой предикативной единицей.

Понятие полипредикативной конструкции выступает как родовое, включающее в себя как виды понятия и «сложное предложение», и «предложение с инфинитным оборотом», которое многие оценивают как не вполне сложное и даже не простое. Традиционных терминов «простое предложение», «сложное предложение» недостаточно для описания многообразия полипредикативных конструкций:

Рис. 1. Структура предложения

В кумыкском языке порядок следования синтаксических элементов фиксирован (SOV): в простом предложении сказуемое всегда занимает конечную позицию, а зависимая предикативная единица всегда находится в препозиции по отношению к главной предикативной единице. Данный порядок слов возможно связан с актуальным членением предложения, где в тюркских языках тема, выраженная подлежащим, предшествует реме, выраженной сказуемым.

В предложениях на агглютинативных языках группа коммуникативной темы и группа коммуникативной ремы формируются как два самостоятельных наименования, а тот факт, что они являются наименованиями членов единого суждения, требует специальной знаковой маркировки, позволяющий слушающему понять, что одно из наименований, входящих в высказывание, является актуальной коммуникативной темой по отношению ко второму наименованию как к реме. Поэтому если актуальное коммуникативное членение во флективных языках реализуется в варианте актуального расчленения предложения на тему и рему, то актуальное коммуникативное членение в агглютинативных языках реализуется в варианте сочленения темы с ремой [7, с. 129].

Далее будут охарактеризованы кумыкские инфинитные глагольные формы.

Деепричастие – нефинитная форма глагола, возглавляющая зависимую клаузу, связанную с главной клаузой обстоятельственным отношением.

Определим список форм, которые относятся к деепричастиям в кумыкском языке. В «Сопоставительной грамматике кумыкского и русского языков» Н. Х. Ольмесова [8] приводится 8 форм: -а, -е, -й; -ып, -ип, -уп, -юп, -п; -гъанлы, -генли, -гъанча, -генче, -гъынча, -гинче, -гъунча, -гюнче; -гъандокъ, -гендокъ,; -гъандай, -гендей,; -гъанда, -генде; -майлы, -мейли. Н. Э. Гаджиахмедов [9, с. 317] к классу деепричастий относит также форму с показателем -май, но не относит формы на -гъанда, -генде.

Вслед за Н. Э. Гаджиахмедовым мы не будем включать формы -гъанда, -генде в разряд деепричастных, хотя Н. Х. Ольмесов приводит довод, что форма на -гъанда, -генде по своим признакам идентична деепричастным формам: как глагол обозначает действие, но не имеет самостоятельного временного значения (обозначает второстепенное действие), отличается переходностью и непереходностью, служит для пояснения глагола-сказуемого, сохраняет глагольное управление; как наречие, не изменяется и не согласуется с подлежащим, не управляется каким-либо членом предложения, примыкает к глаголу-сказуемому, в предложении выступает обстоятельством [8, с. 257].

Формы на -май и -мейли можно назвать отрицательным деепричастием, они употребляются в значении обстоятельства образа действия. Здесь и далее в примерах представлены морфосинтаксические глоссы:

«Не вложив труда, ничего нельзя добиться»

Как видно к числу деепричастных форм относятся формы на -гъан-лы, -гъан-ча, -гъан-докъ, -гъан-дай, в их составе -гъан, -ген – аффиксы причастия прошедшего времени.

Таким образом, в кумыкском языке в полипредикативном предложении используется 8 деепричастных форм:

1) -а, -е, -й;

2)-ып, -ип, -уп, -юп, -п;

3) -гъанлы, -генли,

4) -гъанча, -генче, -гъынча, -гинче, -гъунча, -гюнче;

5) -гъандокъ, -гендокъ;

6) -гъандай, -гендей,;

7) -май;

8) -майлы, -мейли.

Вся система деепричастных форм в целом передаёт синтаксическую зависимость глагола от другого глагола, конкретные же входящие в неё формы выражают различные смысловые отношения между зависимым и главным действием. Конструктивные возможности различных деепричастных форм существенно различаются: часть из них, подобно русским деепричастиям, передаёт фиксированное относительное лицо (моносубъектность, тождество субъектов главного и зависимого действий), другая часть имеет собственную подлежащную валентность и способна реализоваться во фразах как моносубъектных, так и разносубъектных.

Также, основной характеристикой деепричастий, соответствующей их роли зависимого сказуемого, является присущее им значение относительного времени, которое имеет точкой отчёта время главного действия в отличие от абсолютного времени, которое точкой отчёта имеет речевой акт. Каждая из этих форм подразумевает, что обозначаемое ими действие происходит до или после главного, или одновременно с ним, при этом само главное действие может лежать в любом временном плане. Как правило, это относительное временное значение тесно взаимосвязано с типом передаваемого конкретным деепричастием отношения: целевые деепричастия предполагают следование с типом передаваемого конкретным деепричастием отношения: целевые деепричастия предполагают следование зависимого действия за главным и дополнительно модальный оттенок возможности; деепричастия следования предполагают, что зависимое действие уже завершилось до наступления главного (в пресуппозиции его реальности) и т.д. Рассмотрим пример с деепричастием следования:

«Он, перепоручив свою работу, вышел на улицу»

В вышеуказанном примере действие, названное деепричастием, предшествует главному действию, и оба они расположены в абсолютном плане прошедшего.

Рассмотрим пример с целевым деепричастием:

«Я не ради хвалы сделал»

Абсолютное время в данных примерах – прошедшее, в (2) – прошедшее категорическое, в (3) – прошедшее перфективное.

Причастия в кумыкском языке – это многочисленные и самые полифункциональные глагольные формы; рассмотрим их инвентарь.

Причастие – нефинитная форма глагола, обозначающая признак имени (лица, предмета), связанный с действием, и употребляемая атрибутивно [6, с. 399].

В работе «Современный кумыкский язык» приведены формы: настоящего времени на -агъан, -еген, -йгъан, -йген, прошедшего времени на -гъан, -ген, настояще-будущего времени на -ар, -ер/-ыр, -ир, -ур, -юр, -р; -с, будущего категорического времени -жакъ, -жек, -ажакъ, -ежек.

Сущностным признаком причастий является их коммуникативное предназначение выражать действие, представленное как признак [9, с. 314].

Отрицательные формы отождествляются в представлении об отдельном причастии. У всех причастий имеются соотносительные отрицательные пары. Только стоит отметить, что причастие настояще-будущего времени на -ар в отрицательной форме имеет аффикс .

«Он остался в таком состоянии: придёт или не придёт»

Дискуссионным остаётся вопрос об отнесении аналитических адъективых форм к причастиям. Так, Н. Э. Гаджиахмедов противопоставляет два ряда причастий по признаку длительности / недлительности признака, приписываемому предмету.

-ажакъ

-а / -ып туражакъ

-ар

-а / -ып турар

------

-ма турагъан

-агъан

-а / -ып турагъан

-гъан

-а / -ып тургъан

Н. Х. Ольмесов выделяет также аналитические формы причастий, образованные вспомогательного глагола тур- [8, с. 239].

Что касается функций причастий, то традиционный термин «причастие» как бы предполагает, что определительная функция у них является ведущей. Но на самом деле, это только одно из многих возможных их употреблений, причём каждой из названных функций соответствует своя парадигма дальнейшего формоизменения [10, с. 17]

В роли независимого сказуемого – в простом предложении и главной части полипредикативной конструкции – способны использоваться большинство причастий, причём без связок, кроме причастия настоящего времени на -агъан, -еген, -йгъан, -йген.

Форма на -агъан в кумыкском языке является единственной формой, которая употребляется только в функции причастия и не имеет омонимичных по отношению к причастиям лично-временных форм. Отмечены единичные случаи употребления её в качестве личной формы глагола в 3-м л. со значением обычного или повторяющегося действия в сочетаниях типа устойчивых выражений, приведём примеры:

«Имущие (обычно, возможно) дают, неимущие (обычно, возможно) берут»

«Так (обычно, возможно) бывает»

Но есть мнение что формант -дыр при глаголах не выражает лица, может присоединяться к формам всех трёх лиц и является поэтому не аффиксом лица, а частицей, выражающей предположительность и сомнительность совершения действия [11, с. 297]. Данное предположение, по нашему мнению, является более обоснованным.

В функции независимого сказуемого все причастия (кроме причастия прошедшего времени на -агъан) получают личное оформление по предикативному типу, с помощью лично-предикативных показателей.

В функции определения используются все причастные формы без исключения. В этой функции причастные формы остаются неизменяемыми, поскольку согласования в кумыкском языке нет и определения (как прилагательные, так и причастия) просто примыкают слева к определяемому имени.

Таким образом, в роли зависимого сказуемого в полипредикативных предложениях в кумыкском языке используются 4 причастные формы, которые делятся по признаку длительности / недлительности и 8 деепричастных форм.

References
1. Ubryatova E. I. Issledovaniya po sintaksisu yakutskogo yazyka. Slozhnoe predlozhenie. – Novosibirsk: Akademiya nauk.Sibirskoe otdelenie. Institut istorii, filologii i filosofii,1976. - 378 s.
2. Ubryatova E. I. Issledovaniya po sintaksisu yakutskogo yazyka.– Novosibirsk: Nauka, 2006. - 602 s.
3. Cheremisina M. I. Nekotorye voprosy teorii slozhnogo predlozheniya v yazykakh raznykh sistem. – Novosibirsk: NGU, 1979. - 82 s.
4. Cheremisina M. I. Spetsificheskie funktsii finitnykh i infinitnykh (zavisimykh) skazuemykh v yazykakh raznykh sistem // Teoreticheskie aspekty lingvisticheskikh issledovanii. – Novosibirsk, 1984. – S. 3 – 36.
5. Strukturnye tipy sinteticheskikh polipredikativnykh konstruktsii v yazykakh raznykh stran / [M. I. Cheremisina, L. M. Brodskaya, E. K. Skribnik i dr.] ; otv. red. E. I. Ubryatova, F. A. Litvin. - Novosibirsk : Nauka. Sibirskoe otdelenie, 1986. - 316 s.
6. Lingvisticheskii entsiklopedicheskii slovar'. Gl. red. V. N. Yartseva. – M.: Sov. Entsiklopediya, 1990. – 685 s.
7. Valentinova O. I., Denisenko V. N., Preobrazhenskii S. Yu., Rybakov M. A. Sistemnyi vzglyad kak osnova filologicheskoi mysli. – M.: Izdatel'stvo Dom YaSK, 2016. – 440 s.
8. Ol'mesov N. Kh. Sopostavitel'naya grammatika kumykskogo i russkogo yazykov. Fonetika. Morfologiya. – Makhachkala: IPTs DGU, 2000. – 280 s.
9. Gadzhiakhmedov N. E. Slovoizmenitel'nye kategorii imeni i glagola v kumykskom yazyke (sravnitel'no s drugimi tyurkskimi yazykami). – Makhachkala: Izd-vo «Yupiter», 2000. – 385 s.
10. Skribnik E. K., Darzhaeva N. B. Grammatika buryatskogo yazyka. Sintaksis slozhnogo (polipredikativnogo) predlozheniya. – Ulan-Ude: Izdatel'stvo Buryatskii nauchnyi tsentr SO RAN, 2016. – T. 1. – 315 s. – Rezhim dostupa: URL: http://biblioclub.ru/index.php?page=book&id=468788 (data obrashcheniya: 18.08.2020)
11. Abdullaeva A. Z., Gadzhiakhmedov N. E., Kadyradzhiev K. S., Kerimov I. A., Ol'mesov N. Kh., Khangishiev D. M. Sovremennyi kumykskii yazyk. – Makhachkala: IYaLI DNTs RAN, 2014. – 557 s.