“Exotic for our city”: discursive analysis in designing a tourism attraction

Gorokhovskaya Larisa Georgievna PhD in History Docent, the department of Art and Design, Far Eastern Federal University 690091, Russia, Primorskii krai, g. Vladivostok, ul. Sukhanova, 8 gorohovskayalg@mail.ru

Многие современные города расширяют свою привлекательность за счёт индустрии туризма. Не стал исключением и Владивосток, город в настоящее время позиционируется как восточные ворота России, привлекающей азиатские страны европейской архитектурой и культурой, однако наше внимание привлекла другая составляющая туристического бренда города — владивостокская Миллионка. Этот район города часто сравнивают, то с одесской Молдованкой, то с московской Хитровкой. Экскурсии по Миллионке — обязательный элемент работы любого туристического агентства и краеведческого музея. Таким образом, объектом нашего исследования стал исторический район города Владивостока, именуемый Миллионкой.

Исследовательский вопрос статьи связан с проблемой конструирования достопримечательности как воображаемого места. Целью работы является анализ стратегии этого конструирования. Интерес к проблеме конструирования достопримечательности в отечественной гуманитарной науке можно считать междисциплинарным, связанным с прикладными исследованиями влияния социальных ресурсов на развитие российских городов. ^{[7, 25]}, формированием туристических брендов ^[15] и региональных идентичностей ^[19], а также с изучением особенностей конструирования в той или иной этнической культуре ^[21].

Материалом для статьи послужили публикации о Миллионке в электронных владивостокских изданиях, информация с сайта городского краеведческого музея, запись видеоэкскурсии на канале «You Tube». (Если публикации в СМИ носят экспертный характер, т. е. авторами статей становятся историки или краеведы, то эти работы не рассматривались).

Методологически статья основана на дискурсивном анализе текстов. Дискурсивный анализ позволит рассмотреть особенности коммуникативной стратегии конструирования достопримечательности на основе выделения фреймов восприятия, узловых тем и концептов, формирующих представления о Миллионке, и выявить совокупность дискурсивных жанров.

Логика исследования предопределила следующую последовательность в изложении: сначала рассматривается вопрос конструирования достопримечательности, после, основываясь на историческом дискурсе, кратко показаны основные вехи бытования Миллионки, затем излагается теоретическая рамка анализа и, в конце, изучение стратегии конструирования.

Конструирование достопримечательности.

В толковом словаре значение слова «достопримечательность» определяется как место, достойное особого внимания. Однако это внимание не возникает само собою, стихийно, его необходимо формировать или, иначе, конструировать. Процесс конструирования достопримечательности в итоге направлен на создание специфического культурного продукта с целью создания символического капитала города и предназначен для массового потребления, как туристами, так и местными жителями ^{[19, с. 75]}.

В ходе конструирования объект «пересоздается», а в процессе репрезентации возникает его образ. Именно образ и потребляется как культурный продукт. Следовательно, необходимо различать научный дискурс об исторических городских местах, в нашем случае речь идет о Миллионке, и конструирование городской достопримечательности, которое чаще всего связано с деятельностью средств массовой информации, музейными институциями, туристическими агентствами, когда «достопримечательность приобретает форму сугубо коммуникативного продукта: это информация, переданная потребителям, которые без посредника никак не смогли бы распознать её» ^{[7, с. 159]}.

Исторический дискурс Миллионки

Страницы истории Миллионки вызывают устойчивый интерес историков с середины 90-х гг. XX в. ^{[22, 14, 26]}. Она привлекает внимание и местных краеведов ^[17]. Несколько лет назад вышла книга «Китайская диаспора во Владивостоке», где Миллионке отведена отдельная глава ^{[1, с. 83-91]}.

На рубеже веков Владивосток существовал как город, в котором едва ли не половину населения составляли иностранцы. Большая часть европейцев и американцев были состоятельными людьми, успешно развивавшими на дальневосточной территории свой бизнес, другая часть — азиатская, с выходцами из Японии, Кореи, Китая объединяла людей очень разного статуса. Наряду с зажиточными торговцами в городе проживали мигранты, неквалифицированный труд которых применялся в разных сферах городской жизни: по большей части в строительстве, обслуживании повседневной среды. Особенно многочисленным был поток китайских иммигрантов. Китайское население в городе воспринималось администрацией Российской империи как не поддающееся ассимиляции, живущее своей, малопонятной жизнью (8, с. 40; 18, с. 92; 14, с. 49]. Определение «китайский квартал» по отношению к Миллионке, как считают краеведы, не совсем верно: территориально она входила в состав городского квартала № 18, большинство собственников в котором были далеко не китайцами. Начало Миллионки относят к рубежу 1880–1890 гг. Её разделяли на большую и малую.^{[1, с. 135-136]}. Просуществовала Миллионка до 1936 г., когда действительно стала обособленным китайским кварталом, который сохранял свой статус «злачного места» с притонами, ночлежками, азартными играми, домами терпимости, харчевнями, банковками, опиекурильнями с дореволюционных времен. Полная «очистка» её территории проходила как спецоперация НКВД. Китайский квартал считали угрозой госбезопасности, поскольку «Миллионка» стала средоточием нелегалов, криминальных и сомнительных лиц, занимающихся шпионажем в пользу Японии. Многие домовладения находились в антисанитарном и аварийном состоянии ^[26]. После «очистки» территории в советское время это был непрезентабельный городской квартал, в котором качество жилья оставляло желать лучшего. В советских путеводителях по Владивостоку Миллионка практически не упоминается ^{[10, c 69]}.

В наши дни Миллионкой называют несколько кварталов в центральной части города, занятых небольшими коммерческими предприятиями, связанными с разнообразными услугами: от юридических фирм, нефешенебельных гостиниц, пекарен, кафе, до стилизованного в этническом китайском стиле ресторана. Незначительная часть зданий по-прежнему является жилыми помещениями. Часть из строений бывшей Миллионки в настоящее время имеет статус памятников истории ^{[1, с. 127]}.

Таким образом, как городское пространство Миллионка представляет собой палимпсест. Метафора палимпсеста в отношении пространства фиксирует процесс напластования и выстраивания новых смыслов и контекстов в отношении одного и того же места. Каждый пласт пространства как палимпсеста автономен и в то же время составляет его часть ^{[12, с. 149]}. В нашем случае, нижний пласт палимпсеста Миллионки составляет исторический слой, связанный с проживанием в городе китайской диаспоры. Второй слой — городское пространство советского времени, доставляющее головную боль городским властям по причине своей неустроенности и неблагополучным в социальном смысле населением. И третий пласт палимпсеста – постсоветское, современное пространство. Коммодификация городской земли обострила вопрос ценности территории в центре города. В этот период городские власти не раз задумывались о снесении не украшающих центр города кварталов. Однако за сохранность Миллионки выступили горожане и местные СМИ ^{[3, 23]}. Миллионка сохранилась в центре города и сейчас позиционируется как место, обладающее своей спецификой и колоритом. Отметим, что именно в пространстве постсоветской Миллионки происходит процесс, который мы обозначили как конструирование воображаемой Миллионки.

Концепция воображаемого места/пространства

Изучая процессы конструирования достопримечательности в городской среде, мы основывались на идеях производства пространства А. Лефевра

В производстве пространства Анри Лефевр выделяет триаду: восприятие — осмысление — переживание/проживание, которые конкретно реализуются в трех формах — в пространственной практике, в репрезентации пространства и, наконец, в пространстве репрезентаций ^[9]. В реальности эти формы переплетены и трудноотделимы друг от друга. Для задач исследования, формализуя процесс, выделим две формы. Это — репрезентация пространства и пространства репрезентации. Именно данные формы активно применяются в процессах воображения и, соответственно, конструирования пространства.

В первом варианте, «репрезентации пространства проникнуты знанием (смесью познания и идеологии), всегда относительным и меняющимся. Следовательно, они объективны, но могут быть пересмотрены» ^[9]. Во втором варианте — в пространстве репрезентации — реализуется переживание пространственного – шире – культурного кода этого места. Как пишет А. Лефевр: «Пространства репрезентации, скорее переживаемые, чем осмысляемые…. Они проникнуты воображаемым и символикой. Оно покрывает собой физическое пространство, используя его объекты в качестве символов ^[9].

На наш взгляд, в текстах СМИ и пешеходных экскурсиях по Миллионке используются обе формы конструирования достопримечательности.

Стратегия конструирования «воображаемой» Миллионки

Логика конструирования основана на использовании совокупности дискурсивных жанров. Первоначальная основа палимпсеста представлена историческим дискурсом, то, что А. Лефевр обозначает в процессе репрезентации пространства как «знания». Они (знания) составляют объективную основу, на которую впоследствии наслаиваются другие дискурсивные жанры. Можно ли исторический дискурс считать доминирующим в порядке дискурса (Н. Фэкрло)? Думается, что нет, поскольку речь идет о конструировании «воображаемого», конструируется образ, который или изменяет, или даже трансформирует историческое прошлое в соответствии с той потребностью, которая в данное время является приоритетной, доминирующей.

Вся стратегия конструирования достопримечательности направлена на формирование фрейма о необычном и уникальном месте. Понятие фрейм, мы используем в значении придаваемом ему Ч. Филлмором. Он понимал фрейм как когнитивную структуру, на основе которой происходит процесс интерпретации: «Фрейм активируется, когда интерпретатор, пытаясь выявить смысл фрагмента текста, …помещает содержание этого фрагмента в модель, которая известна независимо от текста» ^{[24, с. 65]}.

Фрейм «необычности» и «уникальности» является той моделью, той базой, на которой идет конструирование образа достопримечательности. Эта модель раскрывается в каждом конкретном случае через использование специфичных, присущих только данному объекту концептов.

Первоначально рассмотрим репрезентацию «уникальности» в отношении Миллионки. Подчеркиваются три аспекта: Миллионка — душа старого города, нереальный «город в городе» ^[2], единственный в России чайна-таун ^[6]. Если первые два утверждения можно трактовать как тропы, то указание на единичность Миллионки не соответствует действительности. По историческим свидетельствам подобного типа поселения существовали и в других городах Дальнего Востока в конце XIX – начале XX вв. ^[20].

Фрейм необычности представлен более масштабно и разнородно. Начнем с названия — Миллионка. Разъяснений на этот счет два. Первый — это указание на бесчисленное множество проживающего в российском городе китайского населения: «миллион китайцев». Второй — это название одноименного рынка, на котором можно было всё или почти всё купить, и торговали там, в основном, китайцы, отсюда и название «миллионный рынок» ^{[2, 6]}.

Самой беспроигрышной разработкой стратегии «необычности» становится экзотизация Другого. Пожалуй, все сосредоточено вокруг темы «экзотика и запретные прелести китайского квартала» ^[5]. Экзотичность воспринимается как культурная инаковость. На сайте краеведческого музея инаковость определяется фразой: «На рубеже XIX–XX веков более азиатского города, чем Владивосток, в России не существовало» ^[12].

Репрезентация экзотичности апеллирует не к достоверности, а к переживанию / проживанию места, задействуя в этом ощущения, впечатления и переходя к другой, с позиций Лефевра, практике — к пространству репрезентации:«Пространство репрезентации …высказывает себя; у него есть ядро или эмоциональный центр… Оно включает локусы страсти и действия, локусы пережитых ситуаций» ^[9]. Локус китайского квартала красочно изображается через звуки и запахи: «Непрестанный шум, буквально оглушающий зашедших сюда: выкрики торговцев и зазывал, бормотание предсказателей судьбы, звуки барабанов и дудочек, взрывы петард, хохот людей, обступивших фокусников, обычный разговор китайцев, больше похожий на ссору или выяснение отношений» ^[2]. Продолжим эту цитату дальше: «но главной … особенностью, наверное, был… запах. В нём, по словам современников, перемешивались своеобразные ароматы китайской кухни, пар из дверей пельменных, вонь от выгребных ям и гниющих куч отбросов, просто выброшенных на улицу; вдруг накатывала резкая волна раскалённого соевого масла и поджаренного кунжута, сменявшаяся рыбным духом» ^[2]. Тема экзотичности не только «ощущается», но и опредмечивается иным культурным кодом соотношения пространства и телесности. Речь идет об архитектуре квартала. С этой точки зрения архитектура Миллионки «никакого национального колорита» не имела ^[6]. Однако, экзотичность этого места передаётся через метафору лабиринта, благодаря которому Миллионку воспринимали как «город в городе. «Проходные дворы, воздушные мостки-переходы, огромные подвалы и подземные ходы позволяли войти в одном месте и выйти совершенно в другом, а в случае опасности — вообще не показываться вне Миллионки неделями и месяцами…, улочки здесь переходили в подъезды, подъезды — в балконы, а балконы — в улочки ^[2]. Пространственную чуждость дополняет инаковость телесных практик. Лабиринты Миллионки и теснота становятся символами «китайского». Это воображение того, что необычно в отечественной культуре и воспринимается как экзотичность ^[11,16].

Семантически концепт «лабиринта» содержит также коннотативное значение тайны. Миллионка описывается как место существования тайных китайских обществ, скрытой от посторонних глаз жизни, множества секретов ^{[2, 5-6]}. Нельзя сказать, что это сильное преувеличение. Исторические документы многие факты подтверждают ^{[20, 22]}. Однако в текстах СМИ «тайное» достраивается концептом «опасное», используя элементы детективного и криминального дискурсов, с указанием на мошенников и преступников, легко скрывавшихся в лабиринтах Миллионки и шпионов-японцев. В духе криминального чтива мы узнаём, что в китайском квартале существовала сложноустроенная невербальная коммуникация: «Невинные на вид жесты вроде особым образом сложенных рук, фигур из пальцев, прикосновений к глазам или губам, почёсывания носа или уха на самом деле означали многое: опасность, ложное сообщение, даже приказ убить человека» ^[2].

Криминальные хроники Миллионки строятся на приемах мифологизации. Воображаемое прошлое Миллионки рисуется путем создания множества легенд. «Легендарной стала история золотого клада китайских разбойников, якобы запрятанного в Миллионке» ^{[2, 16, 23]}. Среди легенд выделяется, как утверждается на туристическом сайте «самая главная» — о пропавшем в трущобах китайского квартала золоте Колчака, дальше, на ранг ниже, о населяющих Миллионку призраках, о подземных ходах, по которым можно было дойти до Китая ^{[13, 23]}. Таким образом, репрезентируется образ вымышленной, мифологизированной Миллионки. На основе приемов воображения — заострения и типизации — создаётся автономный от исторического дискурса контекст.

В итоге, реальное городское пространство становится палимпсестом. В процессе конструирования достопримечательности дискурсивные высказывания не являются односложными, построенными на одном дискурсе (историческом, к примеру,) а представляют совокупность разного рода дискурсивных практик, где доминирующей становится отнюдь не знания (в производстве пространства, по Лефевру), а вторая составляющая репрезентации пространства — идеология, в данном случае, потребительская идеология, где достопримечательность проектируется на основе экзотизации Другого. Наряду с формированием фрейма-модели «необычности и уникальности» в потребительской идеологии большее значение приобретает практика проживания, чувствования «места» на основе проксемики и ольфакторной коммуникации, приемов мифологизации, создавая «дух» места. В конечном счете, в стратегии конструировании достопримечательности происходит процесс «пересмотра места» ^[4], когда «злачное место» — дно — становится «душой старого города».