Franco-Prussian campaign of 1870-1871 in perception of the novice British war correspondent A. Forbes

Vlasov Aleksei Master's Degree, the department of World History, Herzen State Pedagogical University of Russia 191024, Russia, Sankt-Peterburg oblast', g. Saint Petersburg, per. Perekupnoi, 8 VlasovAl.Den@gmail.com

В середине XIX века появилась профессия — военный корреспондент. Эту работу выполняли, как правило, люди решительные, смелые, готовые отправиться на поля сражений, чтобы зафиксировать ход боевых действий. В журналистской практике весомую роль играет личная оценка автором рассматриваемого объекта, так как корреспондент ретранслирует свое видение на массовую аудиторию и тем самым формирует позитивный или негативный образ войны и сторон конфликта. Исследование проблемы восприятия и отображения суровых реалий войны и связанных с ними общественных и политических коллизий корреспондентами прошлого приобретает особую актуальность в наши дни на фоне возрастающего числа локальных военных конфликтов.

История военной журналистики начала изучаться относительно недавно и поэтому имеет множество лакун, требующих уточнений и дополнений. Особый интерес вызывает деятельность британских военных корреспондентов второй половины XIX в., так как их работы влияли на умонастроение британского общества ^{[1, С. 7]}. Среди британских военных журналистов XIX века отдельного внимания заслуживает личность корреспондента «Daily News» — Арчибальда Форбса (1838–1900). Это был человек, снискавший славу как в Великобритании, так и за пределами своего отечества. Журналист, одинаково легко находивший общий язык и с представителями аристократии, и с представителями низших классов. Военный корреспондент, который побывал на полях сражений почти всех значимых конфликтов последней трети XIX века по всему свету.

Арчибальд Форбс родился в семье доктора богословия Уильяма Льюиса Форбса в Морейшире на северо—востоке Шотландии. Отец умер в 1854 г., оставив семью в крайне тяжелом финансовом положении. В год смерти своего отца А. Форбс поступил в Абердинский университет, который закончил в 1857 г. В этом же году молодой шотландец перебрался в Эдинбург, где впервые прослушал лекции выдающегося военного корреспондента Уильяма Говарда Рассела. А. Форбс так увлекся военной тематикой, что в скором времени поступил в королевский драгунский полк. Во время службы А. Форбс начал пробовать силы в журналистике. Он издавал заметки в «Morning Star», а также статьи на военную тематику в «Cornhill Magazine» ^{[6, P. 222]}. После выхода в отставку по состоянию здоровья ^{[5, P. 75]} А. Форбс некоторое время публиковался в «London Scotsman».

Как только в Европе стали распространяться слухи о возможном франко—прусском противостоянии, отставной драгун отправился к эпицентру предполагаемых военных действий. В конце сентября 1870 г. А. Форбс вернулся в Лондон, где предложил редакциям газет приобрести свои походные записи. Через несколько дней дневники А. Форбса произвели такой фурор, что редакция «Morning Advertiser» командировала А. Форбса к осажденной крепости Мец. После этого журналистские таланты начинающего корреспондента стали предметом острой конкуренции между редакциями лондонских газет, и в скором времени А. Форбс перешел на работу в одну из самых респектабельных британских газет — «Daily News» ^{[5, P. 73]}. Осенью 1870 г. А. Форбс стал самым мобильным корреспондентом в области передачи информации посредством телеграфа. Другие журналисты постепенно перенимали метод «длинных военных телеграмм» ^{[6, P. 222]}.

А. Форбс стал свидетелем крупнейших военных операций франко—прусской войны и первым корреспондентом, вошедшим в Париж после капитуляции французской столицы ^{[11, P. 106]}. В начале марта 1871 г. журналист прибыл в Лондон, где занялся систематизацией своих походных записей. Литературная работа была неожиданно прервана в конце мая, когда руководство «Daily News» буквально упросило А. Форбса отправиться в Париж и осветить противостояние Парижской коммуны и Версаля ^{[8, P. 127–128]}. После описания «кровавой недели» (21–28 мая 1871 г.) А. Форбс приобрел широкую известность как в Великобритании, так и за пределами империи ^{[6, P. 223]}, а благодаря дальнейшей профессиональной деятельности А. Форбс встал в один ряд с виднейшими британскими военными корреспондентами второй половины XIX в. ^{[10, P. 1205]}.

Исследователи, ранее обращавшиеся к биографии А. Форбса, больший акцент делали на описании приключений корреспондента ^[9], определяли место А. Форбса среди других журналистов, присутствовавших на полях сражений франко—прусской войны (1870–1871) ^[3], а также отмечали профессиональную уникальность, например, активное применение телеграфа, как отличительную особенность журналистской практики А. Форбса ^{[12, P. 91–131]}. В 2010 г. Наталия Владимировна Дронова опубликовала статью ^[2], в которой исследовались механизмы восприятия британским журналистом одной из сторон русско—турецкой войны 1877–1878 гг. Однако вопрос о том, как проходил процесс становления А. Форбса профессиональным журналистом до настоящего момента не поднимался.

Так как дебютной военной кампанией для начинающего корреспондента стала франко—прусская война 1870–1871 гг., то логично предположить, что именно на полях франко—немецкого противостояния А. Форбс начал формироваться, как профессиональный журналист. В данной статье мы постараемся выявить изменения в восприятии реалий войны 1870–1871 гг., отразившиеся в трудах британского военного корреспондента А. Форбса.

Пребывание журналиста на театре военных действий можно условно разделить на три этапа. Июль – ноябрь 1870 г. — в этот период А. Форбс достиг франко—немецкой границы, зафиксировал приграничные сражения, битву при Седане и осаду крепости Мец; ноябрь 1870 г. – март 1871 г. — в это время корреспондент находился в предместьях осажденного Парижа, вместе с немецкими войсками вошел в город, а затем отбыл в Лондон чтобы привести в порядок свои записи и подготовить к публикации двухтомную работу; май – июнь 1871 г. — последний визит А. Форбса в Париж. В этот период журналист стал свидетелем событий «кровавой недели» (21–28 мая 1871) и последовавшей «версальской реакции».

В первый период журналистской деятельности на полях кампании 1870–1871 гг. в сознании начинающего корреспондента происходило оформление профессиональных координат. На пути к франко—немецкой границе, А. Форбс с педантичной скрупулезностью описывал атмосферу подготовки к военным действиям. Его привлекало почти все — мощь патриотического порыва немцев ^{[7, V. 1, P. 5–6]}; административная система прусской армии ^{[7, V. 1, P. 7]}; обмундирование немецкий военных ^{[7, V. 1, P. 11–12]}. Особое внимание журналист обратил на отсутствие социального расслоения в прусской «демократической» армии, где «в одном ряду шли трудящийся человек и сын его хозяина, мальчик фермера и клерк банкира» ^{[7, V. 1, P. 10]}. Еще одной примечательной особенностью немецких военных являлась строгая приверженность дисциплине и такие качества как «трезвость» и «покорность» ^{[7, V. 1, P. 12]}. Бытовые мелочи, например, как рабочие отряды рубили деревья неподалеку от города Кёльн ^{[7, V. 1, P. 6]}, также не скрылись от зоркого глаза А. Форбса.

В процессе продвижения к границе первоначальная завороженность блеском военных мундиров постепенно проходила, и корреспондент начал обращать внимание на более мелкие детали. Например, описывая совместное с войсками продвижение к городу Саарбрюккен, А. Форбс отметил дружелюбное поведение солдат, их гастрономические пристрастия ^{[7, V. 1, P. 16]} и необычную амуницию: бутылки с водой, которые представляли собой «плоские стеклянные колбы обтянутые жесткой кожей», закрываемые «винтовой крышкой» ^{[7, V. 1, P. 17]}.

Помимо материальных предметов журналист подробно фиксировал окружающую обстановку. От взгляда А. Форбса не ускользало поведение городских властей, встречавших эшелоны с военными ^{[7, V. 1, P. 20]}, поведение войск в приграничных районах ^{[7, V. 1, P. 23]}. Теперь в тексте А. Форбса появлялись эпизоды описания повседневной жизни обыкновенных жителей, по сути, равноправных участников кампании 1870–1871 гг. За все время, проведенное журналистом в приграничном районе (31 июля – 9 августа), были подробнейшим образом зафиксированы бытовые особенности бивуачной жизни прусского войска ^{[7, V. 1, P. 44–47]} — от рациона питания и походной посуды, до режима сна и занятий солдат в часы досуга. Еще одним повседневным явлением, получившим масштабное распространение в приграничных районах и привлёкшее внимание начинающего корреспондента, стала шпиономания ^{[7, V. 1, P. 35–37]}. Лично А. Форбс увидел лазутчиков трех типов —французского офицера, священнослужителя и женщину, «вившуюся несколько дней вокруг одного из Гогенцоллернов, который, подобно истинному рыцарю, воздерживался от какого–либо внимания по отношению к ней» ^{[7, V. 1, P. 48]}. Но через несколько дней один «наблюдательный сержант» ^{[7, V. 1, P. 48]} разговорился с этой дамой и обнаружил, что это был переодетый в женское платье мужчина.

Таким образом, можно проследить некоторое изменение в восприятии журналиста. Прибыв в Кёльн, он был поражен масштабной мобилизацией и бравыми прусскими военными, облаченными в новенькие мундиры, снабженными невиданными флягами и проявлявшими образцовую воинскую дисциплину. Через несколько дней интерес к внешнему лоску постепенно отошел на второй план, и А. Форбс сосредоточил свое внимание на передвижении по железным дорогам, устройстве бивуаков и поисках шпионов, однако, наравне с военной тематикой, журналист уделяет внимание мирным гражданам. Если задаться вопросом: «почему военный корреспондент пишет не только про военных, но и про мирных людей?», можно предложить два возможных объяснения. Либо оказавшийся в первый раз на войне британец интуитивно искал образ «мира» (под этим термином можно понимать обыкновенную, размеренную, спокойную повседневную жизнь, которую А. Форбс оставил отправившись на войну); либо А. Форбс понимал, что для обыкновенных горожан — рядовых читателей лондонских газет — гораздо понятнее и ближе будет описание жизни мирных жителей. Однако определить, какая именно причина сподвигла А. Форбса ввести описание жизни мирного населения, невозможно, посему можно объединить обе причины в одну: А. Форбс искал образ «мира» и в то же время понимал интересы читателя.

2 августа 1870 г. войска французского генерала Шарля Огюста Фроссара атаковали Саарбрюккен. А. Форбс получил боевое крещение: отель, в котором он находился, был буквально изрешечен из пушек и митральез. Журналисту пришлось ретироваться. Вновь на полях сражений корреспондент оказался лишь 9 августа. А. Форбс не стал догонять передовые части I армии генерала Карла Фридриха фон Штейнмеца, а занялся изучением поля завершившейся битвы. Наряду с обрядом погребения павших внимание журналиста привлекла драматическая сцена: умерший солдат в одной руке сжимал письмо от любимой, а другой рукой держал своего погибшего друга ^{[7, V. 1, P. 110–111]}. Завершив осмотр А. Форбс отправился вслед за основными силами прусской армии.

Начинающего корреспондента интересовала война — битвы, сражения, мундиры и винтовки завораживали внимание журналиста, но в первые месяцы своего пребывания на театре военных действий А. Форбс неосознанно искал какие-либо атрибуты мирной, не военной жизни. Например, торговлю ^{[7, V. 1, P. 212–214]}, приемы пищи ^{[7, V. 1, P. 16, 46–47, 58, 113, 216, 255, 257]}, места ночлега ^{[7, V. 1, P. 258, 269–270]}, прекрасных француженок ^{[7, V. 1, P. 265–266]}, живописные пейзажи северо-восточной Франции ^{[7, V. 1, P. 266,269]}. В повествовании А. Форбса встречаются сцены, пропитанные повседневной безмятежностью. Например, показателен эпизод, произошедший в обувной мастерской, где все прусские солдаты выстроились в очередь к «забавному французскому обувщику», который бесконечно болтал, вынуждая вежливого немца, не понимавшего ни слова, «отвечать неизменным ja, ja, ja» ^{[7, V. 1, P. 267]}. Или описание жизни французов в регионе Шато—Тьерри ^{[7, V. 1, P. 278–290]}, а также неподалеку от бельгийской границы ^{[7, V. 1, P. 290–291, 293]} — они пронизаны образом «мира».

Процесс трансформации восприятия А. Форбса отмечается постепенным отходом от образа «мира», который начался с середины сентября, когда журналист отправился к осажденной крепости Мец. Теперь на смену сценам безмятежности, размеренности и стабильности пришли другие, трагичные картины: разрушение жилищ, уничтожение инфраструктуры и элементов сельского хозяйства, бегство мирных горожан и крестьян ^{[7, V. 1, P. 302–304, 343–344]}. Вместо сочных описаний гастрономических изысков, виноградников, человеческой предприимчивости А. Форбс начал фиксировать голод ^{[7, V. 1, P. 307]}, изнурительные тренировки прусских войск ^{[7, V. 1, P. 312]}, а привычные образы мирных жителей практически полностью исчезают из повествования журналиста. В период с конца сентября по конец октября в сознании А. Форбса образы «мира» постепенно заменяются суровыми реалиями военного быта ^{[7, V. 1, P. 319–321, 329–331]}. Стоит отметить, что журналист по-прежнему старался выстроить повествование в максимально доступной широкому читателю форме. Однако, если раньше А. Форбс чередовал описание мирных жителей и описание военных, то теперь основное внимание приковано только к военным, их жизни в строю и вне строя. Даже при отражении такой мирной сцены, как проведение музыкального вечера ^{[7, V. 1, P. 350–351]} А. Форбс обошел стороной упоминания о гражданских лицах и все внимание уделил военным.

Таким образом, в первый период пребывания А. Форбса на театре военных действий, механизмы восприятия автором повседневности претерпевали существенные изменения, вызванные психологической неподготовленностью неопытного журналиста к суровым военным реалиям, а также желанием А. Форбса создать читаемый материал, который заинтересует лондонскую аудиторию.

Если первый период пребывания на театре франко—прусского конфликта был, по большей части, психологическим испытанием для начинающего корреспондента, то второй период можно назвать началом профессиональной деятельности. Именно на этом этапе в заметках А. Форбса наблюдается стремление почти что к «научному описанию» явлений и событий. Журналист концентрирует внимание исключительно на военных событиях, отбрасывая эпизоды о личном взаимодействии с местным населением или яркие описания природы восточной Франции. Элементы мирной жизни практически полностью пропадают из повествования британца. Теперь Форбс концентрировался на описании ландшафта ^{[7, V. 2, P. 8, 17–18, 28–46, 70, 121, 190, 214–215, 239–240, 330]}, системе укреплений ^{[7, V. 2, P. 22–23, 49–52, 81]}, поведении прусский войск ^{[7, V. 2, P. 13, 18, 71–72, 80]}, положении пленников ^{[7, V. 2, P. 125, 158, 195–197, 235, 271]}, устройстве и деятельности санитарной службы (в частности, британского отделения Красного Креста) и управленческо—хозяйственной деятельности прусской администрации ^{[7, V. 2, P. 74–78, 86–87, 101, 114, 163–164, 177–178]}, но самым главным являлась фиксация хода сражений ^{[7, V. 2, P. 45–48, 53–54, 92–113, 121–125, 132–136, 150–154]}. В процессе описания битв А. Форбс по-прежнему использовал два источника информации: личное наблюдение и свидетельства очевидцев. Однако, если раньше британец приводил речь интервьюируемого в кавычках и практически дословно ^{[7, V. 1, P. 81–106, 202–208]}, то во второй период Форбс создавал единое повествование из двух источников без использования кавычек, таким образом, в большинстве случаев становится сложно определить происхождение информации — личные наблюдения А. Форбса или же свидетельства очевидца.

Изменения затронули описание ландшафта. Если в первый период А. Форбс большее внимание уделял фиксации физических особенностей земной поверхности ^{[7, V. 1, P. 283–285]}, то во второй период в основе повествования находился антропогенный ландшафт с некоторыми элементами гуманитарной географии: нематериальными образами городов, дворцов, замков, усадеб, парков и т.д. в сознании людей. Например, при описании Сен–Дени, А. Форбс упоминает об образе средневекового французского рыцарства ^{[7, V. 2. P. 31–35]}. Можно предположить, что это было связано с прибытием А. Форбса к самому «сердцу» Франции: в регион Иль—де—Франс. Ведь именно здесь была сосредоточена большая часть экономической, исторической, культурной мощи всей страны. Если прошлые локации имели больше физическое, географическое значение, то окрестности Парижа вызывали интерес именно с точки зрения культурной, гуманитарной географии. В первую очередь журналист обращал внимание на исторический аспект ^{[7, V. 2, P. 28–46]} того или иного города, замка, усадьбы.

То есть, в самом начале второго периода журналист сразу же создал для читателя образ локации не только в физическом плане, но и в культурном. Такой подход добавляет повествованию Форбса некую целостность: арена боевых действие приобретает не только физические, материалистические характеристики, но и культурологическую ценность — как британец относится к истории и культурному коду соседнего государства.

Находясь в предместьях Парижа, журналист активно общался с представителями британского и прусского госпиталей. Если первый период пребывания на театре военных действий не ознаменовался обширными контактами или взаимодействиями между журналистом и медицинскими работниками, то во второй период описание санитарной, амбулаторной части было существенно расширено и дополнено. А. Форбс демонстрировал достаточно широкий кругозор и большую осведомленность в области медицины: владение специфическим понятийным аппаратом ^{[7, V. 2, P. 74]}, знание симптоматики болезней ^{[7, V. 2, P. 74–76]}, а также отмечал примечательные эксперименты, проводимые полевыми лекарями ^{[7, V. 2, P. 78]}. Помимо положения раненых и работы полевых врачей, британец значительное внимание уделял фиксации всевозможных военно—медицинских технических новинок, таких как санитарные поезда, обладавшие «высокой скоростью и эффективностью» ^{[7, V. 2, P. 114]}, а также специальных медицинских повозок ^{[7, V. 2, P. 163–164]}. Кроме наличия перспективных технических средств, журналист обращал внимание и на духовную составляющую: как прусское командование поддерживало попавших в лазареты солдат ^{[7, V. 2, P. 165–166]}. А. Форбс сравнил поведение прусских военных с поведением французских во время медицинской операции: «У обоих (раненых — А.В.) началось кровотечение, и санитары были заняты вокруг них сдавливая бедренные артерии и прикладывая лед. Француз кричал и кричал, а немец молчал. Капли холодного пота проступали на лбу, а мускулы его лица постоянно сокращались, он не издал крика. Данное зрелище, — резюмировал журналист, — иллюстрирует одно из различий между двумя национальностями» ^{[7, V. 2, P. 166]}. Эта сцена наглядно демонстрирует личностное отношение автора к сторонам конфликта. В дополнение к вышеозначенному эпизоду стоит добавить наблюдение журналиста о действиях французских солдат, которые ставили под угрозу само существование Женевской конвенции (1864) — забегая в лазареты Красного Креста в надежде спрятаться от немецких обстрелов ^{[7, V. 2, P. 213]}. В заключение британец оставил любопытные пожелания относительно организации медицинских команд. В частности, британской медицинской команде Форбс посоветовал нанимать нейтральных «швейцарских» ^{[7, V. 2, P. 178]} извозчиков, а не приглашать на эту должность представителей воюющей стороны — Франции, поскольку именно из-за таких ненадежных возниц пруссаки называли экипажи британской медицинской помощи «гнездом французских шпионов» ^{[7, V. 2, P. 178]}.

Второй период пребывания на театре военных действий в описаниях А. Форбса, подобно первому этапу, имеет некие стадии развития. С первых чисел ноября до конца декабря 1870 г. журналист все свое внимание уделял фиксации непосредственного противостояния между французскими и немецкими войсками. В этот период записи Форбса отражали моменты, связанные исключительно с военными действиями. Однако, в отличие от повествования сентября—октября, период ноября—декабря характеризовался отсутствием экспрессивно—депрессивных мотивов и более сухим, можно даже сказать научным подходом к описанию окружающей действительности. Тем не менее, основное внимание А. Форбс уделял именно военной составляющей, а при отображении реалий повседневности старался подойти максимально подробно и научно. Мирная, повседневная жизнь жителей предместий Парижа не получила столь подробного изложения, как это было, например, в период «мира». Можно предположить, что это было вызвано двумя факторами. Во-первых, восприятие реалий кампании 1870–1871 гг. в работах А. Форбса постепенно эволюционировало. Во-вторых, окружающая действительность оказывала влияние на автора. Например, плодородный регион восточной и северо—восточной Франции вызывал в сознании и тексте корреспондента образы «мира». В свою очередь, уничтоженный культурный ландшафт в окрестностях крепости Мец, голод, смерти и безымянные могилы спровоцировали депрессивный настрой, который ретранслировался в текст.

Будет ошибкой предположить, что в конце декабря 1870 г., А.Форбс смог полностью сформировать свое видение относительно франко—немецкой кампании. Некоторые реперные точки оставались неизменными: личная симпатия журналиста к пруссакам ^{[7, V. 1, P. 359–365]}, неприятие ужасов войны ^{[7, V. 1, P. 264]}, внимание к роли личности ^{[7, V. 2, P. 197]} и сравнение немецкой военной организации с британской ^{[7, V. 1, P. 381]}. Но многие элементы повседневности, на которые раньше А. Форбс обращал внимание, теперь упускались из виду. Например, если в период поисков «мира» журналист достаточно подробно и часто описывал свое взаимодействие с мирными жителями Франции или же взаимодействие пруссаков с селянами и горожанами, то в период «научного подхода» (ноябрь—декабрь 1870) журналист практически сводит на нет описание своего общения с мирными жителями. Можно предположить, что А. Форбс, оказавшись в самом центре вооруженного противостояния у осажденного Парижа, решил отбросить в сторону элементы повседневной, мирной жизни участников кампании 1870–1871 гг. и полностью сконцентрировать внимание на военной составляющей. Отстраниться, так сказать, от личных переживаний и полностью отдаться своей профессиональной деятельности. Однако невоенные сюжеты возвратились в повествование А. Форбса после Нового года, когда активность противостояния между французскими и немецкими войсками под Парижем начала постепенно снижаться. Третий период пребывания А. Форбса на арене франко—германского конфликта, а если быть точным – в Париже во время крушения Парижской коммуны, требует отдельного исследования.

Итак, период жизни А. Форбса 1870–1871 гг. можно считать лучшей иллюстрацией основного тезиса исторического материализма: общественное бытие определяет сознание человека ^{[4, т. 13, С. 7]}. Наблюдения с близкого расстояния за повседневной жизнью солдат, офицеров, мирных жителей, находившей отражение во множестве мелких деталей окружающей действительности, запустили процесс «профессиональной трансформации», который проходил накопительно и постепенно.

В первый период пребывания (июль—ноябрь 1870) А. Форбса на театре франко—прусской войны происходило оформление профессиональных координат начинающего журналиста. Восхищенно—романтизированное отношение А. Форбса к войне в конце сентября 1870 г. сменилось экспрессивно—депрессивным. Во многом эта смена была вызвана личной неподготовленностью корреспондента к суровым реалиям войны, тотальной милитаризацией окружающей обстановки, изнурительной и затяжной осадой крепости Мец, находившей непосредственное отражение в поведении и внешнем виде войск.

Отображение условий окружающей действительности в период ноября 1870 г. – марта 1871 г., (пребывание А. Форбс в предместьях осажденного Парижа) в трудах корреспондента отличалось «профессиональным подходом»: сколь возможно подробным, «многофакторным описанием» событий, включавшим в себя материальный и социальный аспекты.

Необходимо также отметить, что в трудах А. Форбса некоторые позиции (например, дружеское отношение к пруссакам) оставались неизменными. То есть, в процессе журналистской деятельности изменялось отношение корреспондента к описываемому явлению — войне 1870–1871 гг., а не оценка участников кампании или их деятельности.

Профессиональная деятельность А. Форбса требует более подробного изучения, так как мы рассмотрели исключительно первоначальный этап журналистской практики британского корреспондента.