P. P. Shafirov on goal-setting of public administration (the concept of “value” in the text of “Dedication”, 1716)

Solovev Konstantin Anatol'evich Doctor of History Professor, Department of History of State and Municipal Administration, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27, of. 2 ksoloviov@spa.msu.ru Other publications by this author

Первая четверть XVIII в. в истории государственного управления России может быть обозначена, как «эпоха практиков». Реформаторская деятельность российского императора, ведущаяся, к тому же, на фоне постоянных войн, была столь интенсивной, что времени на теоретическую проработку ключевых проблем государственного управления (начиная от целеполагания, и заканчивая конкретным инструментарием) не оставалось. Кроме того, в России отсутствовала традиция рефлексии на темы управления. Элементы такого рода традиции начали складываться в первой половине XVI в. (в параллель к европейской политической мысли), но затем наступило время своеобразного управленческого хаоса II пол. 1560-х – 1590-х гг. А в следующем, XVII в., по окончании Смутного времени, мы видим спорадически возникавшие попытки обозначить проблемы управления ^[5],[12], но далеко не в виде четко проработанной концепции, в которой бы теория управления соединялась с анализом ее практики.

К тому же существовала общая проблема российской элиты – неготовность языка к вербализации проблем современности. В языке России XVII в. отсутствовали термины и понятия, в которых можно было бы выразить управленческие идеи, отличные от тех, что сложились в православно-византийской традиции. А без этого – без понимания большинством правящего слоя того, каковы цели и задачи управления, как должен работать его механизм и каковы применяемые им инструменты – этот вид деятельности все больше приобретал черты архаики и дилетантизма. К методу «проб и ошибок» (неизбежному, при отсутствии глубокой теоретической проработки проблем управления) добавлялась и общая несогласованность действий управленцев разного уровня. Собственно говоря, весь набор социальных кризисов так называемого «бунташного века», можно рассматривать, как ряд последствий административного бессилия, неспособности дать управленческий ответ на вызовы современности.

Сократить, до возможно низкого уровня проявления административного бессилия и обозначить путь к эффективному государственному управлению, можно было, проведя модернизацию управленческой деятельности. А для этого необходимо было как можно быстрее усвоить уже имевшиеся концепции управления, заимствуя их там, где традиция управленческой мысли имела и глубокие корни (в античности), и сравнительно долгую историю (с того же XVI в.), и серьезный авторитет. И такое усвоение шло с конца XVII в., методом выделения «концептов», то есть языковых форм (терминов, понятий, лингвистических конструкций), представляющих собой «ментальные единицы репрезентации как знания о мире в целом, так и о его фрагменте» ^{[8, с. 132]}. Важнейшая функция такой репрезентации – «направлять мысль говорящих на данном языке» ^{[21, с. 100]}. Именно это (применительно к российской управленческой элите) должно было произойти, при усвоении не только идей европейских просветителей XVII в., но и необходимого набора тех самых «ментальных единиц». Одним из такого рода концептов, позволяющих точно выразить цели государственного управления, стала словоформа «польза», или, как эта форма представлена в рассматриваемой нами в этой статье «Дедикации» - «полза».

Несколько слов об авторе и документе. П.П. Шафиров, сын крещеного еврея из Смоленских земель, начал службу пойдя по стопам отца, переводчиком в Посольском приказе. Его приблизил к себе, в ходе Великого посольства (1697-1698), канцлер Ф.А. Головин ^{[19, с. 554-555]}. Вслед за этим Шафиров сделал головокружительную карьеру, выполняя прямые поручения государя ^{[2, с. 159]}. В 1709 г. он уже тайный советник, в 1710 г. – возведен (первым в России) в баронское достоинство, с записью в дипломе от Петра I «был он при нас в Галандии, Англии и в Германии, и в Полше, и тамо во употребленных от нас государственных делех и разных кампанеях многие опыты верности и усердия своего к службе нашей явил» ^{[14, с. 6]}.

Шафиров занял второе место во внешнеполитическом ведомстве, получив чин подканцлера (вице-канцлера) и руководство почтовым ведомством ^{[19, с 556]}. Его деятельность в качестве переговорщика в урегулировании ситуации, сложившейся, после окружения русских войск турецкими, входе Прусского похода, а затем в качестве «добровольного заложника» в Стамбуле, позволили Петру I получить максимально мягкие условия разрешения тяжелейшего кризиса. Этот его успех, открыл возможность к тому, чтобы стать самостоятельной политической фигурой в окружении Петра I. Осенью он пишет 1716 «Дедикацию», в следующем – 1717 г. – издает ее «как составную часть» историко-политического трактата: «Разсуждения, какие законные причины его царское величество к начатию войны против короля Карла 12 шведского имел» ^{[7, с. 172]}. И в том же году он получает пост вице-президента коллегии иностранных дел.

Издатель документов Шафирова особо отмечает его участие во «внутриполитических преобразованиях Петра» и в качестве советника, «рекомендовавшего царю барона А. X. Любераса, которому было поручено “разработать принципы использования шведского административного опыта в России”», и как члена Правительствующего сената (с 1718 г.) ^{[14, с. 13]}. Практически все авторы, писавшие о роли Шафирова в системе управления российским государством, отмечали, что в 1710-х гг. он входил в число самых приближенных, к Петру I администраторов. А некоторые из иностранцев, живших в то время в России, отводили ему четвертое место в неформальной иерархии российских вельмож ^{[6, с. 28]}.

История создания текста «Дедикации» подробно изложена, при ее научной публикации А.В. Захаровым. Осенью 1716 г. «Дедикация», появляется в качестве самостоятельного текста, служебная роль которого – отметить годовщину рождения сына Петра I – Петра Петровича ^{[7, с. 174-175]}. А, поскольку, именно в этом году конфликт между Петром и его старшим сыном Алексеем вступил в открытую (и не обратимую) фазу, и наследник престола бежал из страны, то текст «Дедикации», который был отредактирован Петром I, получил дополнительную смысловую нагрузку – подготовки элиты страны к смене наследника ^{[7, с. 175]} (что официально произошло только в феврале 1718 г.).

В другом своем качестве, «Дедикация» (по самому названию – «Посвящение»), это вводная часть более крупного текста («Разсуждения…»), в которой максимально актуализируется и персонифицируется цель его создания. Смысл посвящения состоит в транзите (переходе, передаче) текста от автора к той персоне, ради которой он написан. А поскольку эта персона – будущий наследник престола, то текст «Дедикации» важен, прежде всего, тем, что он может служить ориентиром в понимании того что собой представляет правление действующего монарха. Ведя свое происхождение от церковных панегириков (а те – от торжественных речей античности), посвящение сохраняет в себе «элементы дидактики» ^{[11, с. 39]}. Панегирик пишется не только для прославления, но и для наставления. В данном же случае – для закрепления в сознании петровской элиты важнейших постулатов, через которые выражена «утилитарная идея государства» ^[9] Петра I. И среди этих постулатов, возможно, самый главный, в системе целеполагания государственного управления концепт – «польза». Судить об этом можно уже потому, что в небольшом, по объему, тексте эта словоформа, в разных вариантах, повторяется девять раз.

Если для России первой четверти XVIII в., концепт «пользы» новый и нуждающийся в осмыслении, утверждении и закреплении в политической и управленческой мысли, то в странах Европы он постоянно, со времен Аристотеля, находился в сфере внимания тех авторов, кто писал о целеполагании управления. А стадии утверждения и закрепления он прошел в XVII в., чему, во-многом, способствовала трансформация мышления европейской элиты из религиозного в рациональное. Три автора начального Просвещения, в трудах которых этот концепт играл важную роль, были хорошо известны в России (точнее в кругах формирующейся петровской элиты): Гроций, Гобс и Пуффендорф (или, в варианте А.М. Панченко: «триада Гроций — Пуффендорф — Локк» ^{[15, с. 112]}).

Обозначим коротко, те постулаты, в характеристике роли концепта «польза» для государственного управления, которые могли быть заимствованы российской управленческой мыслью у этих авторов. В трактате Г. Гроция «О праве войны и мира» мы находим концепт «польза» в определении государства: «Государство же есть совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы» ^[4]. Соответственно концепт «общей пользы» является ориентиром в оценке того насколько верно государство (правитель) понимает свои задачи. И, по Гроцию, этот ориентир – определяющий, поскольку мы читаем у него: «… некоторые государства могут быть учреждены ради пользы царя, в частности, государства, возникшие путем завоевания… Некоторые формы правления могут преследовать пользу, как правительства, так и подвластных, например, если народ, не способный к самообороне, избирает для самозащиты могущественного царя. Впрочем, я не отрицаю того, что в большинстве государств целью самой по себе является польза самих подвластных; верно и то, что сказано Цицероном вслед за Геродотом, а Геродотом вслед за Гесиодом, а именно, что цари установлены для осуществления справедливости» ^[4].

Автор устанавливает прямую связь двух концептов: «государство» и «польза», поскольку у него государство – это механизм достижения пользы. Друга пара концептов: «польза» и «справедливость». Связь между ними устанавливается только в том случае, когда государство действует ради пользы «подвластных», то есть населения. Причем эта связь у Гроция выглядит и рациональной, и естественной (и освященной античной традицией), в то время как извлечение пользы правителем/правительством разрывает эту связь и приравнивает категорию «польза» к понятию «корыстный интерес» или как пишет сам Гроций «частная польза высших» ^[4].

Очень близок к этому Локк, когда пишет, в «Двух трактатах о правлении», о невозможности наследовать власть в государстве, по праву собственности, поскольку монарх не владеет властью, а «облечен для блага и пользы других» ^{[19, с. 208]}. Характерно и то, что выражение «государственная польза» Локк применяет только в разделе, посвященном характеристике «федеративной власти», то есть той, которая занята международной политикой ^{[10, с. 347]}.

У Гобса концепт «польза» напрямую связан с неразработанным, еще, в то время, понятием эффективности человеческой деятельности, в том числе и деятельности управленческой: «Достоинство человека (…) состоит в специальном даровании или способности к тому, достойным чего его считают. Эта специфическая способность обыкновенно называется пригодностью или приспособленностью. В самом деле, наиболее достоин быть военачальником, судьей или иметь какую-нибудь другую должность тот, кто наиболее одарен качествами, требующимися для исправления указанных должностей…» ^{[3, с. 67-68.]}. Здесь то, что Гобс называет «одаренностью», мы бы сейчас назвали набором компетентностей. А «достоинство» возникает, как признание эффективности управленческой деятельности, которую Гобс именует «пригодностью».

И, наконец, у Пуффендорфа, концепт «польза» необходим для обоснования социального взаимодействия как такового: «Обязательство бо дабы имѣть житïе съ прочïими человѣки содружеское, всѣхъ равно заключаетъ (…) От сего равенства послѣдуетъ, что тои кто хощетъ помощи другихъ для пользы своеи употребити, взаимно такожде долженъ и самъ въ ползѣ ихъ помоществовать» ^{[17, с. 191-192]}. Соответственно, ключевым целеполаганием любой человеческой деятельности «между должностями всякого ко всем», должно быть следующее: «Да бы всякъ о другаго пользѣ и ея умноженiи ели ко можетъ имѣлъ попеченiе» ^{[17, с. 98]}.

Базовый принцип, определяющий деятельность людей в их взаимодействии (равное стремление к пользе) формирует, у Пуффендорфа, «гражданское» поведение: «Животное Гражданское или Полïтïческое, то есть, добраго гражданина, того именуемъ, которыи приказанïемъ повелителеи, абïе послушенъ есть, которыи о ползѣ и добрѣ общемъ всѣми силами тщится, и оныя паче своея собственныя пользы благоволително почитаетъ» ^{[17, с. 415]}.

Этот же принцип действует и государстве (у Пуффендофа – «граде»), при формировании целеполагания управления: «Является же воля града, яко начало дѣиствïи общихъ или публичныхъ, или чрезъ единаго человѣка, или чрезъ единыи соборъ: якоже егда сему или оному правленïе дѣлъ вручено есть. Егда при единомъ человѣкѣ правленïе дѣлъ есть градскихъ, разумѣется что градъ тое хощетъ сотворити, еже оному человѣку (о которомъ разумѣемъ, что онъ здравое разсужденïе имать) угодно есть: А наипаче въ дѣлахъ, къ пользѣ града надлежащихъ» ^{[17, с. 431]}.

Мы видим, что государственные деятели «петровской» эпохи, если они обращались к трудам выдающихся представителей раннего Просвещения, встречали концепт «польза» там, где надо было объяснить, для чего, собственно, осуществляется социальное взаимодействие на разных уровнях: личном, общественном государственном. И этот концепт, дополненный другими: «общее благо», «справедливость», «равенство», формировал новую, для них, картину мира, в котором деятельность человека, в целом и управленческая деятельность, в частности, получали разумное и непротиворечивое объяснение. А это и было необходимо Петру I и его сподвижникам, для того чтобы: а) обосновать (легитимизировать) собственную реформаторскую деятельность и б) подготовить новое поколение управленческой элиты, не допустив тех ошибок, которые привели страну к кризису престолонаследия 1716-1617 гг.

Прежде чем мы обратимся непосредственно к тексту «Дедикации» хотелось бы отметить, что есть еще один текст, в котором присутствует концепт «польза» и вероятно составленный Шафировым в мае 1705 г. Это грамота Петра I французскому королю Людовику XIV, которую русский посол А.А. Матвеев передал французскому монарху, во время своего «неофициального» пребывания в Париже в июне того же года. Вот интересующий нас фрагмент: «Рассудили мы потребно быти к вашему королевскому величеству инкогнито послать посла нашего (…) Андрея Артамоновича Матвеева (…) о некоторых обоим государствам нашим к пользе надлежащих купеческих делех предложить повелели…» ^{[18, с. 74]}. Грамота эта подписана самим Петром, канцлером Головиным и «тайным секретарем» Петром Шафировым, что дает нам повод к предположению, что текст ее писал Шафиров, визировал Головин, и, возможно, редактировал сам государь. Концепт «польза» выступает здесь не как польза общая, а как польза «государственная», что впрочем, может быть объяснено дипломатическим характером документа. Но само упоминание «пользы» в контексте международных отношений, свидетельствует о том, что это понятие, если не освоено полностью, то уже имеется в «политическом словаре».

«Дедикация» Шафирова не является полноценным документом управленческой мысли. Этому препятствует, прежде всего, его жанр (а это, мы отмечали выше, сочетание «посвящения» и «похвального слова»), в котором любые попытки анализа тонут в славословиях. Но формулировке цели государственного управления и перечислению достигнутых результатов этот жанр не препятствует и даже, более того, способствует. А то, что Петр I принял участие в редактировании этого текста ^{[7, с. 175]}, придает ему значение официального документа, выражающего главные идеи правления.

Концепт «польза» впервые появляется в нем, в противопоставлении старинных форм царского быта и стремления к новым полезным формам у молодого Петра: «И тако не имел времяни ни х каким наукам, ниже случая обыкать каких обычаев чюжестранных. И к тому не токмо никакого побуждения не имел, но паче по тогдашним обычаем привожен был к тому, дабы содержал себя, яко прежние монархи вне всякого фамилиарного обхождения, не токмо с чюжестранными, но и з своими подданными. Но его величество все то преодолел чреззвычайною остротою высокого разума своего, и неизреченною ко всем высоким делам и новостям полезным охотою» ^{[7, с. 176]}.

Обратим внимание на то, что «польза» в этом фрагменте соединена с двумя другими выражениями: «высокие дела» и «новости». Соединенные вместе и высказанные в современной терминологии, они могут быть переданы термином «инновации», если помнить, что, в XVIII веке слово «новость», помимо современного значения «известие о чем-то новом», имело два более распространенных: «свойство и состояние нового; новизна» и «что-либо новое, новшество, нововведение» ^[20]. Подчеркнув стремление молодого Петра к инновационной деятельности, направленной к «пользе», Шафиров, в этом месте, не разъяснил, кто должен быть рассмотрен, в качестве получателя этой пользы. Но уже при следующем обращении к этой словоформе он это делает: «… разсмотрим о художествах и рукоделиах, колико оных уже его старанием к ползе государственной введено, о которых многих и имяни преж сего в Росии мало слыхано, и елико его иждивением и понуждением из росийского народа во оных обучено, и ныне обучается, и еще старанием его величества оных приумножается» ^{[7, с. 178]}. И здесь мы видим, что, используя концепт «пользы», разработанный в ранней просветительской литературе, Шафиров не соединяет его с концептом «общего блага» («общей пользы»), как это было у Гроция или Пуффендорфа (у которого понятие «польза граду» может трактоваться и как польза государству, и как польза городской или какой-либо другой общине). «Польза» у него исключительно «государственная». А «российский народ» - это та среда, из которой можно «пользу» извлечь.

Это толкование «пользы» он дает и при перечислении инноваций Петра в управлении: «Ибо ныне вновь учреждаемыя колегии ко управлению внутренних и внешних государственных дел, по образу и прикладу других политизованных или правилно распоряженных государств, тому доволной документ есть, и уповаем на Бога, что и то мудрым его величества управлением и прилежанием верных его рабов исполняющих повеление его к ползе всего государства, и ко облегчению верных его подданных, о которых милосердуя его величество сие и чинить изволит учредится, ибо его царское величество и сам высокою особою своею, не смотря на другие свои в воинских и политических и протчих делех многие труды, своею высокою особою по часту в том трудится» ^{[7, с. 178]}. Здесь со всей очевидностью разведены «государственная польза» и «облегчение подданных». Они, безусловно, соотносятся друг с другом, но, в то же время и обладают собственным содержанием, иначе незачем вводить два разных объекта приложения «трудов» правителя. И поскольку именно в это предложение Петр I лично внес правку (добавив слова «правильно расположенных»), то мы можем сделать вывод, что такое разделение на «пользу всего государства» и «облегчение … подданных» совпадало с его представлением о целях государственного управления.

Выражение «польза государства» трижды встречается в тексте Шафирова. Кроме того, концепт «польза» представлен и такими конструкциями, как «польза государственная» (дважды), «своего государства довольную ползу». И лишь один раз понятие «польза» применяется по отношению к населению. Но это не воспроизведение концепта «общей пользы» раннего европейского Просвещения, а нечто другое: «И к такой неописаной пользе верным его подданным к безопасному препровождению мимо опасного Ладожского Озера всяких припасов к пропитанию, и товаров к купечеству надлежащих, быти может, что оного пользы не могут доволно выражены быти» ^{[7, с. 178]}.

Мы видим здесь, что, в качестве дополнения к «пользе государству» в тексте Дедикации выступает «польза подданным». Это означает, что сама это «польза» не рассматривается, в качестве продукта общего согласия и результата общих усилий. «Польза» нисходит от правителя и является результатом его трудов, что неизбежно в данном жанре. Но мы можем говорить, что такое понимание «пользы» очень точно выражает самоощущение Петра на российском престоле. Обратим внимание на правку текста дедикации самим царем. Шафиров, распространяя «похвалу» на всю династию Романовых, пишет о царе Алексее Михайловиче: «Воевал з добрым же сукцесом и против короля шведкаго (…) и хотя невозмог сие начатое дело к пожеланному окончанию привесть, и плода трудов своих, то есть основание регулярного войска наследником своим оставить, ибо оное войско или ради роптания народного и [подчеркнуто мной – авт.] тогдашних обычаев, и от нерадения подчиненных, или по божиему особливому смотрению … в такое худое состояние приведено, что малая память оного осталась, однакож разпространением своего государства доволную ползу оному сочинил». Петр I зачеркивает «ради роптания народного» и вносит в текст другое объяснение «ради убытков или» ^{[7, с. 179]}.

Узнать, что больше не понравилось Петру в зачеркнутых им словах: упоминание о «роптании», то есть проявлениях недовольства или термин «народ», сейчас невозможно. Но некоторые соображения привести следует. Дело в том, что сам термин «народ» в Дедикации встречается много раз. И это не вызывает у Петра желания его вычеркнуть. Но чаще всего этот термин там выступает в сочетании: «российский народ» (пять раз и один раз «народ российский»), то есть обозначает население России. И еще раз встречается выражение «своего народа», то есть подданных царя. Конструкция же «роптание народное» создает оппозицию: «царь – народ» и представляет народ в качестве субъекта истории, если не равного царю, то, во всяком случае, значимого и, отчасти, самостоятельного. Соответственно Петр решительно вычеркивает и «роптание», и «народ», ставит на это место никак не разъясненные «убытки». В тексте «Дедикации» остается только один субъект властных отношений – правитель и единая трактовка цели его управленческой деятельности – «польза государственная», которая может (но не обязана) оборачиваться пользой «подданным».

Та часть «Дедикации», которая может быть обозначена как «похвала династии» дает нам возможность рассмотреть, в чем Шафиров и его адресат видели «государственную пользу». Она разделена на блоки, каждому, из которых, дана характеристика. Блоки «воинских дел» «на земли» и «на воде», мы рассматривать, здесь, не будем. Обратимся к тем блокам, в которых даны примеры управленческой деятельности государя. Самый первый, в «Дедикации» блок «искусства его величества в политических делех» представлен в логике: правитель может сделать сам и учит других. Петр не «только может за лутчаго политика почтен быти», но своих помощников «сумел привел в такое состояние, что могут равнятися с министры других европейских народов, и в негоциациах политичных и чюжестранных дел, з доброю славою должность свою за высоким его величества наставлением отправляют» ^{[7, с. 177]}. Государственная польза тут очевидна – способность на равных взаимодействовать с другими государствами. И Шафиров ее не поясняет.

Блок второй: знание языков и тех наук, для которых и необходимо изучать иностранные языки: «историческия (и) политическия воинские, гражданские, архитектурныя артилерийские, о фортификации, о карабелном строении, и других хитростях» ^{[7, с. 177-178]}. Логика здесь та же: правитель своим примером («собственным своим рачением») показывает, какую пользу можно извлечь из этих наук.

Третий блок Шафировым упомянут, но не раскрыт. Это набор «художеств и рукоделий, колико оных уже его старанием к ползе государственной введено, о которых многих и имяни преж сего в Росии мало слыхано».

Четвертый блок («учреждении порядочного купечества») обозначен Шафировым, как работа на будущее: «вскоре в доброе состояние приведено будет» ^{[7, с. 178]}.

И, наконец, пятый блок: попечение о «гражданских разпорядках и правилах», как пояснил Шафиров «по образу и прикладу других политизованных государств». А сам Петр вставил перед словом «государств» еще одно пояснение: «или правилно распоряженных» ^{[7, с. 178]}. Представление этого блока достижений Петра I отличается от предыдущих блоков двумя деталями. Первая состоит в том, что «польза» государства в предыдущих блоках не раскрывается. Предполагается, что читатель сам понимает полезность проводимых изменений. И только в отношении собственно управленческих новаций (включая введение коллегий), даже не Шафиров, а сам государь счел необходимость пояснить их полезность тем, что они приводят управление страны к «правильному» состоянию, тому, которое уже существует в странах Европы и (по умолчанию) способствует их процветанию. А вторая важная деталь – это упоминание подданных, «верных его рабов исполняющих повеление его к ползе всего государства» ^{[7, с. 178]}.

Обратим внимание: Шафиров пишет не о пользе подданных, а лишь о пользе государства. Но само упоминание населения, пусть даже в самом уничижительном варианте «рабов», вводит население страны в число, как бы сейчас сказали, «акторов» исторического процесса. А дальше, при последующем редактировании текста «Дедикации», в финальный (печатный) вариант был внесен еще один блок: хозяйственного управления, и, в частности, польза от строительства каналов, что позволило единственный раз к «государственной пользе» добавить пользу для населения: «И к такой неописаной пользе верным его подданным к безопасному препровождению мимо опасного Ладожского Озера всяких припасов к пропитанию, и товаров к купечеству надлежащих, быти может, что оного пользы не могут доволно выражены быти» ^{[7, с. 178]}.

Мы видим, что в тексте «Дедикация» концепт «пользы» не соединен с концептом «общего блага». Но сам по себе концепт «общего блага» не отвергался Петром и был закреплен в ряде законодательных установлений. В частности, в манифесте «О вызове иностранцев в Россию, с обещанием и свободы вероисповедания» говориться: «… все старания и намерения наши клонились к тому, как бы сим государством управлять таким образом, чтоб все наши подданные, попечением нашим о всеобщем благе, более и более приходили в лучшее и благополучнейшее состояние…»^{[13, т. IV, с. 192]}.

О том же, насколько нов был концепт «польза» для российской политической и управленческой мысли, мы можем судить, сравнив текст «Дедикации» с другим документом аналогичного происхождения: «Словом похвальным в день рождества благороднейшего государя царевича и великого князя Петра Петровича», написанным еще одним сподвижником Петра I, Феофаном Прокоповичем. Уже само название этого текста говорит нам о том, что повод к его написанию был тот же самый, что и у Шафирова – годовщина рождения младшего сына Петра I. «Слово похвальное» было подготовлено (и произнесено) осенью 1716 г., а напечатано в 1717 г. Но мы должны учитывать, что Ф. Прокопович, в 1716 г. только-только прибыл в Санкт-Петербург. Он еще мало общался с Пером I (хоть и был безусловным сторонником всех его начинаний) и, вероятно, еще не полностью разобрался в том, как тот понимает цель своего правления. В этом «Слове…» присутствуют три концепта, соотносимые, как с целеполаганием управления, так и с оценкой управленческой деятельности. Первый: «Да и в наследуемом государстве печется самодержец о добре общем [подчеркнуто мной – авт.]…». Второй и третий: «А кто же не видит, о россияне на таких щастливых, так блаженных, так благополучных быти… [подчеркнуто мной – авт.].

Итак, у Прокоповича три критерия успешности управленческой деятельности: «добро общее», «щастье», «благополучие». И один из них – «общего добра» - напрямую связан с европейским представлением об «общем благе», как цели любого справедливого управления. Но критерия «пользы», с помощью которого можно было бы конкретизировать концепт «общего добра» в тексте нет. Соответственно целеполагание управления (дополненное расплывчатым концептом «щастья») не вполне прояснено. И только «благополучие», если соотнести (как это сделано у Гобса) с «общественным процветанием» ^{[3, с. 3]}, дает нам намек на возможность выдвижения «пользы» в качестве цели государственного управления. Но использовать понятие «благополучие», без дополнительных пояснений, в виду его многозначности, крайне сложно. Не зря Г. Гроций в своем трактате «Оправе войны и мира», собрал целую «картотеку» выписок из античных авторов на тему «благополучия» (личности, общества, государства), «раскидав» эти цитаты по всему своему тексту.

Через несколько лет, в 1722 г. составляя трактат «Правда воли монаршей» Ф. Прокопович уже чрезвычайно широко использует концепт «польза», как в соотнесении с целеполаганием управления, так и для характеристики поведения подданных. Уже в самых первых строках этого сочинения мы встречам: «Праведно и должно: аще бо и всякие частные законы или уставы верховных властей одну некую в народе пользу творящие, или един вред некий на отечества истребляющие, со усердием принимать, и верно сохранять подданные долженствуют…» ^{[16, с. 1]}. И далее концепт «общей пользы» становиться неким «стержнем», за который зацепляются мысли автора, в тех случаях, когда ему требуется высказаться о целеполагании управления, как, например, в этом фрагменте: «Кратко рещи, кто в таковой [избирательной – автор.] Монархии намерен к пользе общей, тот должен на все бедствия и печали посвятить себя, а кто сих уклониться хощет, тому нельзя мыслить о пользе общей» ^{[16, с. 43]}.

Отметим, что в том же 1722 г., при вручении Петру I титула императора, в речи канцлера Головкина, произносимой от имени всего Сената, тоже есть концепт «пользы», но не общей, а государственной: «… како мы возможем, по слабости своей, довольно благодарных слов изобрести (…) за настоящее исходатайствование толь славного и полезного Государству Вашему с короною Свейскаго вечного мира…» ^{[13, т. VI, с. 445]}. Речь эта была написана Шафировым ^{[1, с. 110]}. И мы видим здесь, что идея государственной пользы повторена им снова. Петр же отвечал в парадигме обшей пользы: «Надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, который бог нам пред очми кладет, как внутрь, так и вне, отчего облегчен будет народ» ^{[13, т. VI, с. 446]}.

Итак, мы видим, что в «Дедикации» Шафиров обозначил сферы государственного управления, в которых может быть достигнута «польза» государству. Он назвал и тех, кто участвует в деятельности по достижению этой «пользы». Это, в первую очередь, сам государь, его «ученики», «многие и подданных», получившие соответствующие образование и наконец, все население («рабы», «подданные»). Петр, при редактуре текста, обозначил критерий достижении пользы – «правильное устройство». Шафирову принадлежит еще один, дополнительный мотив государственного управления: «польза верным подданным». Тем самым в политической и управленческой мысли России (а два этих направления пока что не были разделены) утверждается стандарт «пользы», как целеполагания государственной деятельности и, соответственно, управления на разных его уровнях и в разных формах. Первое место в тексте «Дедикации» занимает, безусловно, «государственная польза», что принципиально отличает российское представление о государственном управлении, от того, какое было выработано в ранней просветительской мысли Европы. Но Шафиров допускал возможность трактовать «государственную пользу», не только как создание условий для роста силы и могущества государства, но и как «пользу подданным». И это открывало путь для трансформации «государственной пользы», в пользу «общую». Такого рода трансформация наметилась еще в правление Петра I. Процесс этот был крайне сложным. И сама эта трансформация, как показывает анализ управленческих текстов середины и второй половины XVIII в., была не полной, что привело в дальнейшем, к параллельному, существованию двух концептов: «польза государства» и «общая польза».