Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Philology: scientific researches
Reference:

Linguoculturological aspect of studying Turkic toponyms of Crimea

Ganieva Emine Suleimanovna

PhD in Philology

Docent, the department of Crimean Tatar and Turkish Linguistics, Crimean Engineering and Pedagogical University named after Fevzi Yakubov

295015, Russia, respublika Krym, g. Simferopol', per. Uchebnyi, 8

emineg59@mail.ru
Osmanova Zarema Seityag'yaevna

Postgraduate srudent, the department of Crimean Tatar and Turkish Linguistics, Crimean Engineering and Pedagogical University; Educator, the department of Ukranian Philology, Crimean Engineering and Pedagogical University

295015, Russia, respublika Krym, g. Simferopol', per. Uchebnyi, 8, aud. 177

zaremaosmanova78@mail.ru
Other publications by this author
 

 
Mazinov Akhtem Seit-Ametovich

PhD in Philology

Docent, the department of Crimean Tatar and Turkish Linguistics, Crimean Engineering and Pedagogical University named after Fevzi Yakubov

295015, Russia, respublika Krym, g. Simferopol', per. Uchebnyi, 8

a.mazinov@kipu-rc.ru

DOI:

10.7256/2454-0749.2020.5.33007

Received:

21-05-2020


Published:

28-05-2020


Abstract: The object of this research is the Turkic toponymic units of the Crimean Region. The subject of this research is the Crimean Tatar toponymic lexicon in the linguocultural aspect. The article examines the Turkic (Crimean Tatar) toponymic system as a fragment of the linguistic worldview of its native speakers. The need is underlined for comprehensive characteristics of geographical denominations of the Crimean Peninsula, with consideration of linguoculturological components as a full-fledged element. The goal consists in description of the Turkic toponymic units of Crimean Region as a phenomenon generated by the culture of Crimean Tatars. It is determined that the semantic of Turkic toponyms is motivated by different associations related to images of the animals and their habitat, plants, historical events and legends that defined names of the objects, etc. There also nomens with unmotivated semantics, permitting variable semantization. As a result of analysis, the examined in linguoculturological aspect toponyms of Crimea of Turkic origin are classified by most significant thematic groups. The Crimean Tatar toponymic lexicon is viewed from linguoculturological perspective for the first time, which defines the scientific novelty of the research. The following conclusions were made: geographical denominations of Crimea are the cultural artifact of Crimean Tatars, reflecting the historical stages of their settlement, ancient migrations and interethnic contacts, economic activity. Political and social transformations, geographical specificities, location, territorial traditions, including those that no longer exist.  The geographical nominations, alongside the instances of creation of toponyms based on external resemblance of geographical object with the realities surrounded Crimean Tatars (color, form), also used cultural and mental associative principles of nomination. This is why the terms included religious, somatic, legend-based, and other components.  


Keywords:

the Crimean Tatar language, lexis, geographical names, geographical nomenclature, toponym, linguistic and cultural aspect, toponymy, Turkic toponymic system, world language picture, linguoculturology


Постановка проблемы. Географические наименования (топонимы) занимают особое место в лексической системе любого естественного языка. Исследуемая лексика, включающая в себя исторические, картографические сведения и культурологическую информацию, представляет большую ценность и для современной лингвистической науки, так как, используя эти данные, можно проследить закономерности развития языка, его связь с другими языками, а также выявить единицы, утраченные в процессе развития. Также топонимы позволяют изучить связь обозначаемого объекта с прошлым того или иного народа, его культурой, обычаями и дают возможность составления более полной картины этноязыковых процессов, сформировавших данный язык. Ассоциативные и смысловые единицы, закреплённые за тем или иным названием, являются отражением опыта коммуникативного поведения носителя определённой языковой традиции. Следовательно, изучение указанного материала с точки зрения лингвокультурологии позволяет исследовать феномены, которые стоят за речевой деятельностью, а также коммуникативным поведением человека.

Межкультурные и межъязыковые коммуникативные процессы в современном мире активизируют изучение связей топонимики и лингвокультурологических особенностей носителей языка. В нашем случае исследование строится на материалах крымскотатарского языка – языка, не получившего в силу определённых обстоятельств полноценного современного описания в этом аспекте. Необходимость комплексной характеристики географических наименований Крымского полуострова, в которой лингвокультурологическая компонента будет рассматриваться как полноценная составляющая, весьма актуальна.

Анализ литературы. Теоретическую базу исследования составили публикации известных учёных в области ономастики и топонимики (А. В. Суперанской [21], Р. А. Агеевой [2], В. И. Быкановой [8] и др.), в области лингвокультурологии и межкультурной коммуникации (Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова [9], М. В. Горбаневского [12], В. В. Воробьева [10], Г. Д. Томахина [23] и др.), в области тюркской топонимики (З. А. Адуковой [3], А. А Поздняковой [17], О. В. Тугузбаевой [25], Ф. Г. Фаткуллиной [26], Л. М. Хусаиновой [27] и др.).

Фиксация тюркской топонимики Крыма происходила в течение нескольких веков и может быть прослежена по ряду источников. Один из них – записки турецкого путешественника XVII в. Эвлия Челеби, его «Книга путешествий» [28]. Ряд топонимов встречается в «Камеральном описании Крыма» за 1784 год [13]. Определённую информацию начала XVII века по исследуемому вопросу можно найти в «Кадиаскерских книгах» [19].

Топонимика Крыма была объектом внимания многих исследователей. В разные годы различным её пластам были посвящены работы А. В. Суперанской, В. А. Бушакова, Ю. А. Беляева, Р. К. Абкадырова, Ю. К. Картавой, Р. Куртиева, И. Русанова и др. авторов. А. В. Суперанская рассмотрела ряд теоретических проблем, позволяющих проанализировать структуру географических названий. В её работах также приводится богатый фактический материал, связанный с описанием топонимической системы полуострова. В диссертационной работе и монографии В. А. Бушакова топонимика Крымского полуострова иранского, греческого, тюркского, итальянского, кавказского и библейского происхождения рассматривается в историко-этимологическом и грамматическом аспектах. В ряде лексикографических источников также приводится большое количество крымских топонимов [[4; 5; 6; 24; 29].]. В указанных словарях описаны наиболее значимые природные объекты полуострова, собраны и систематизированы их названия, отмечены местоположение и характерные внешние черты. В данной публикации спорные и неоднозначные этимологические толкования топонимов даются по вышеприведённым лексикографическим источникам.

Выборка топонимов также производилась по картам конца XIX, XX веков, по краеведческим материалам.

Существующие научные работы по тюркской топонимике (З. А. Адуковой, А. А Поздняковой, О. В. Тугузбаевой, Ф. Г. Фаткуллиной, Л. М. Хусаиновой) не охватывают заявленную нами область исследования: практически нет работ, классифицирующих тюркский пласт топонимики Крыма, не производились лингвокультурологические исследования в этой области.

Крымскотатарская топонимическая лексика впервые рассматривается в лингвокультурологическом аспекте, что определяет научную новизну исследования.

Целью работы является описание тюркских топонимических единиц Крымского региона как феномена, порождённого культурой крымских татар.

Изложение основного материала. Культурное и языковое разнообразие географических названий полуострова, на наш взгляд, связано с полиэтничностью региона. Топонимы полуострова содержат элементы, берущие начало в языках различных народов, исторически проживавших на его территории (многочисленных волн тюркских переселений, грекоязычных представителей Византийской империи и др.). Все эти народы внесли вклад в топонимию региона. Поскольку названия исследуемых объектов складывались веками и весьма разнообразны, они требуют, наряду с лингвистическим, дополнительного исторического анализа. В нашем исследовании рассматриваются топонимы, основу которых составляют тюркские корни. Вместе с тем привлекаются географические названия, состав которых наряду с тюркским компонентом содержит компоненты нетюркского (иранского, греческого, арабского) происхождения, усвоенные, адаптированные в исследуемом языке и являющиеся неотъемлемой частью крымской географической номенклатуры.

Существует необходимость лингвокультурологической интерпретации отражения различных сфер жизнедеятельности крымских татар в географических названиях полуострова. Исследование тюркской топонимической системы Крыма позволяет выделить некоторые наиболее часто встречающиеся в названиях географических объектов компоненты, отражающие связь объекта с человеком и его деятельностью, с религиозными воззрениями и тотемами, с окружающим человека флорой и фауной.

Перевод терминов в данной работе даётся нами в большинстве случаев в буквальном варианте, что позволяет передать точное значение отдельных компонентов. В ряде случаев, для уточнения значения, приводится перевод близкий к структуре топонимов русского языка.

Рассматриваемые в лингвокультурологическом аспекте топонимы Крыма тюркского происхождения, следует распределить по следующим наиболее важным тематическим группам:

1. Географические наименования с компонентом-фитонимом. В этой группе выделяется несколько подгрупп. Первая из них – названия фруктов, овощей, разновидностей плодовых, ягодных и ореховых культур: алма ʻяблокоʼ, армут ʻгрушаʼ, айва ʻайваʼ и др.: Алмалых-Узень ʻалмалых – место, где растут яблони; речкаʼ. Армутлух / Армутлыкъ ʼармутлук – место, где растут грушиʻ, Джевизлик ʼместо, где растут грецкие орехиʻ, Къабакъ-Таш / Хабах-Таш (кабак ʻтыкваʼ, таш ʻкаменьʼ), Харпуз-Къая / Къарпыз-къая (карпыз, харпуз ʻарбузʼ (возможно, по очертаниям отрога). К этой же подгруппе относятся топонимы, связанные с различными видами садовых деревьев и кустарников, выращиваемых крымскими татарами в садах и чаирах (лесных угодьях): Фындыкъ-Ёлгъа ʻбалка, где растёт фундукʼ, Бадемлик ʻместо, где растут фисташкиʼ, Чум-Ёлгъа / Чум-Йылгъа ʻкизиловая балкаʼ, Къызылчыкъ ʻкизилʻ. В этом ряду следует выделить лексему чум, которая использовалась только в южнобережном диалекте, в Алуштинском и Ялтинском районах. Это название нетюркского происхождения и отражает влияние культуры индоевропейских народов региона (иранцев, византийцев) на южнобережные субэтнические группы крымских татар. Как отмечалось выше, лексика нетюркского происхождения этого типа была полностью усвоена и интегрирована в состав тюркских в своей основе терминов. Названия фруктовых деревьев, плодовых кустарников, распространённых в регионе, в большинстве своём иранского и греческого происхождения. Для многих тюркских языков лексика этого типа – заимствования. Хозяйственная деятельность племён, носителей этих языков, была связана, по большей мере, со степной зоной. В силу сложной, многокомпонентной структуры южнобережного и горного субэтносов крымских татар лексика персидского и греческого происхождения стала неотъемлемой частью южного диалекта крымскотатарского языка и языка горной крымской народности. В ряде случаев, мы можем говорить о субстратном характере для диалекта лексем данного типа.

Кроме этого следует отметить, что большое количество географических объектов, в наименованиях которых встречается компонент с названием плодовых, ягодных, овощных культур, различных видов орехов – отражение хозяйственной специфики южнобережного и горного регионов полуострова, для жителей которых выращивание этих культур было одним из важнейших направлений деятельности. Из-за отсутствия достаточного пространства для возделывания зерновых культур, зачастую фрукты и сухофрукты являлись предметом обмена и во многом обеспечивали жизнедеятельность населения горных деревень. До сих пор в памяти многих крымцев сохраняются воспоминания о семейных чаирах. Поэтому номинация этого типа, связанная с традиционным образом жизни, была весьма продуктивна.

Среди наименований с компонентом «наименование деревьев, трав и цветов» необходимо обратить внимание на топонимы с компонентом къамыш ʻкамышʼ. По мнению Н. В. Воробьёвой, этот компонент достаточно продуктивен в системе географических названий Крыма (в словаре ойконимов Крыма зафиксировано 16 ойконимов), так как растение было дешёвым строительным материалом, а так же, там, где рос камыш, непременно была пресная вода [11, с. 341]: Къамышлы-Оба ʻкамышовая, с камышом; возвышенностьʼ, Къамыш-къора ʻкамышовая изгородьʼ, Къамышлы (название села) и др. Следует отметить, что этот тип топонимов встречается чаще в предгорной и степной зоне полуострова. Возможно, это связано с тем, что в горной и южнобережной части не было такого количества болотистых низин, и как строительный материал в большей степени использовалась древесина.

Как, вероятно, единичный случай следует рассматривать топоним с компонентом «гриб»: Мантар-Оба ʻгриб; возвышенностьʼ. Малое количество терминов этого типа, на наш взгляд, объясняется тем, что крымские татары (в особенности жители предгорной и степной части полуострова) обычно не употребляли грибы в пищу.

2. Географические названия с компонентом-зоонимом. В крымской топонимии преимущественно использовались названия с компонентом «птица», «название птицы», «название домашнего животного», «название дикого животного».

Среди выявленных топонимов преимущественно используется гипероним къуш ‘птица’ и его фонетический (диалектный, огузированный) вариант хуш, а также гипонимы – названия диких и домашних птиц, средикоторых наиболее часто встречаются: къартал / хартал ‘орёл’, къузгъун ‘ворон’, реже – лексемы пугъу ‘филин’, лячин ‘сокол’, гогерджин ‘голубь’, бодене / бедене ‘перепёлка’. В микротопонимии очень редко используются и названия домашних птиц (чипче / чипчи ‘цыплёнок, птенецʼ, тавукъ ‘курицаʼ): Къуш-Къая / Хуш-Хая ‘птица-скала, скала-птица, птичья скала’, Къартал-Къая ‘орёл-скала, скала-орёл, орлиная скала’ (по информации старожилов сёл, находящихся у подножия горы Ай-Петри, в досоветский период местные жители называли скалу Къуш къая ‘скала-птица’), Къарталы-Кош ‘орлиное зимовье’ (в лексикографических источниках кош означает ‘стойбище пастухов; стан, лагерь кочевников; ставка; парный, сдвоенный’), Къартал-Къуш / Хартал-Хуш ‘орёл-птица’, Гогерджин-Къая ‘голубиная скала’, Бодене-Къыр ‘перепелиная гора’, Къузгъун-Къая ‘скала-ворон’. В системе топонимов региона встречаются также объекты с названием Лячин ‘сокол’, Пугъу-Къая ‘скала-филин’, Кокюш-Къая ‘индюк-скала’.

Описываемые топонимы возникли, вероятнее всего, в результате ассоциирования называемого объекта с очертаниями птиц (например, Къуш-къая / Хуш-Хая ‘птичья скала’ – с северной и северо-восточной стороны гора напоминает летящую птицу) или по разновидности птиц, которые в большом количестве водились в этих местах(например, Гогерджин-Къая ‘голубиная скала’ – здесь в гроте водятся дикие голуби). Также следует отметить, что орлы достаточно часто встречались в горной части полуострова и обычно были «привязаны» к большим горным массивам, группе высоких скал.

Некоторые географические объекты имеют двойные названия, очевидно, связанные с разными ассоциациями. Например, Къузгъуннынъ-Къаясы ‘скала ворона’ имеет и нетюркское название Хрюшка, так как с востока напоминает морду свиньи.

Большое количество топонимов, в названии которых содержится компонент «птица», объясняется, на наш взгляд, разнообразием ландшафтов полуострова, преимущественным проживанием крымских татар в сельской местности, развитым охотничьим промыслом и существованием соколиной охоты.

Топонимыс компонентом «название домашнего животного». В этой группе зоокомпонентов наиболее частыми являются следующие единицы: айван ‘скотина, животное’, копек ‘собака’, ат ‘лошадь’, тай ‘жеребёнок’, къой / хой ‘овца, баран’, эчки ‘коза’, теке ‘козёл, горный козёл’, къочкъар ‘самец барана’, тувар / мал ‘скотина’, бузав ‘телёнок’, улакъ ‘козлёнок’: Тай-Къоба ‘жеребячья пещера’, Темир-Ат ‘железный конь’, Темир-Ат-Чокракъ ‘родник-железный конь’, Ат-Баш ‘голова лошади’, Ат-ёлу ‘дорога лошади, лошадиная дорога’, Тувар-Алан / Туар-Алан ‘поляна для скота’, Къой-Къая / Хой-Хая ‘скала-овца’, Эчки-Дагъы / Эчки-Дагъ / Эчкидагъ ‘козья гора’. В последнем случае, при прочтении фонетического варианта Ички дагъ, возможна и другая трактовка: ʻвнутренняя гораʼ (кртат. ички ‘внутренняя’).

Перечень названий домашних животных связан с традиционным способом ведения хозяйства у крымских татар – скотоводством в степной, в предгорной и горной частях полуострова.

Дикие животные представлены зоонимами аюв ‘медведь’, борсукъ / порсукъ ‘барсук’, тавшан ‘заяц’, тильки ‘лиса’, къурт / борю ‘волк’, бурундукъ ‘бурундук’, къараджа ‘косуля’ и теке ʻгорный козёлʼ. Реже встречаются зоокомпоненты, являющиеся названиями грызунов (сычан ‘мышь’) и земноводных (бакъа ‘лягушка’). Один из наиболее часто встречающихся компонентов аю/аюв ‘медведь’: Аюв-Дагъ ‘гора-медведь’, Аюв­-Къая / Аювлу-Къая ‘медведь-скала, медвежья скала’, Кучюк-Аюв ‘маленький медведь’. По мнению И. Л. Белянского, в тюркское время медведи уже в Крыму не водились, поэтому интересным является обилие наименований с этим зоонимом. Автор отмечает, что проход Аюв-Богъаз на Ай-Петринской яйле, по мнению старожилов, назван, вероятно, из-за похожих на медвежий помёт грибов-тригастеров [5, с. 83]. На наш взгляд, район концентрации терминов этого типа был местом расселения готских и аланских племён, которые окончательно разместились вокруг горного массива Ай-Петри в V в. н.э. и участвовали в формировании урумского и крымскотатарского населения Горного Крыма. Возможно, такое обилие названий с компонентом аю/аюв –историческая память о прежних местах расселения этих племён. Также можно предположить, что на момент расселения отдельных тюркских племён (булгаро-хазарский период, VII-IX вв.) медведи ещё водились на полуострове.

К этой подгруппе относятся также следующие топонимы: Тильки-Къая / Тюльчик-Къая ‘скала-лиса, лисья скала’, Къурт-Баир ‘волчий холм’, Къурт-Къая ‘скала-волк’ (по мнению старожилов, своим именем она обязана лесистой балке, где в изобилии водились волки), Буюк-Тавшан ‘большой заяц’, Бурундукъ-Къая ‘скала-бурундук’, Парсукъ-Къая / Порсукъ-Къая ‘скала-барсук’, Къараджа ‘косуля’, Бакъа-Таш‘лягушка-камень’, Теке-Атан / Теке-Атанг ‘козёл спрыгнул, горный козёл сбросился’.

Следует отметить, что в названиях городов Крыма зоокомпоненты не использовались, однако в других ойконимах (например, в названиях поселений, сёл) они встречаются достаточно часто: Улакълы ʻкозлёнок; -лы – словообразовательный аффикс, образующий адъективʼ, Бузавчы ʻтелёнок; … -чы/-джи – словообразовательный аффикс со значением ʻпрофессия, ремеслоʼ, Къочкъар-эли ʻбараний крайʼ, Буюк-бузав ʻбольшой телёнокʼ, Айванкой ʻскот; селоʼ, Джав борю ‘враг; волк’ – исчезнувшее село в степной части Крыма. В 1948 году с. Джав-Борю было переименовано в с. Тихомировка. Чипче / Кыркъ-Чипче (Джан. р-н, с. Целинное). Первое документальное упоминание села встречается в Камеральном Описании Крыма 1784 года, по которому в последний период Крымского ханства с. Чипче ʻцыпленокʼ входило в Сакал кадылык Перекопского каймаканства [КАК, 1888]. Село Тавукъ ʻкурицаʼ ныне Заячье, до 1948 года сохранявшее своё крымскотатарское название Таукъ / Тавукъ также входило в указанный кадылык [13].

Как и в топонимах с компонентом «название птицы», в приведённых примерах название мотивировано сходством форм горы, скалы, выступа с тем или иным животным. Возможная и иная семантизация: обитание данных животных на территории или в районе объекта. Если сопоставить все вышеприведённые названия с общетюркской топонимической системой, можно отметить, что в крымском регионе достаточно распространены названия с компонентом къартал, къуш, ат, аюв. Обращает на себя внимание, что компонент «волк» (культ этого животного характерен для тюрков) особого распространения в перечне топонимов полуострова не получил. Крымскотатарское название данного животного къашкъыр, которое используется в литературном языке, в топонимической системе Крыма нами не обнаружено. Встречаются топонимы с общетюркским вариантом къурт и диалектизмом борю: Къурт-Баир ‘волчий холм’, Къурт-Къая ‘скала-волк’, Джав борю ‘враг; волк’.

3. Топонимы, связанные с определением характера, отличительных признаков той или иной местности. В них отражаются особенности почвы, характер грунта, тип рельефа, цветовые характеристики и др. Один из способов номинации в этой группе – описание объекта по цвету. Наиболее часто встречаются топонимы с компонентом акъ ʻбелыйʼ. Вероятно, это связано с обилием известняковых пород в различных районах полуострова: Акъ-Къая ‘белая скала’, Акъ-Мечит ‘белая мечеть’, Акъ-Сув ‘белая вода’ и др. Реже используется тюркский синонимический вариант лексемы акъбеяз: Беяз-Таш ‘белый камень’.

Помимо этого представлены и другие цветовые обозначения в качестве одного из компонентов топонимов:

Къызыл ʻкрасныйʼ: Къызыл-Къоба ‘красная пещера’, Къызыл-Таш ‘красный камень’. При этом, не встречаются варианты с синонимами къырмызы, ал.

Къара ʻчёрныйʼ: Къара богъаз ‘чёрный перевал’, ʻчёрное ущельеʼ, Къарасан – местность к западу от Алушты, название которой, возможно, происходит от широко распространённого у крымских татар прозвища Кара ʻчёрный, тёмный, брюнетʼ и имени собственного Асан.

Достаточно часто встречаются топонимы с компонентом кок ʻсиний, голубой, небесныйʼ: Кок-Сув ‘голубая вода’, Кокташ ‘голубой камень’, Коккозь ‘голубой глаз’ (также возможно толкование ʻголубой родникʼ). Происхождение топонима Коккоз, возможно, связано с доминирующим голубым и серым цветом глаз крымских татар в районе расселения готских племён (горный массив Ай-Петри и прилегающие к нему места).Наряду с обозначением цвета (воды, неба) компонент кок в некоторых случаях отражает высоту объекта над уровнем моря: Коктебель – лексема бель, имеющая в тюркских языках значение ʻперевалʼ в сочетании с существительным кок в местном падеже кокте ʻв небесахʼ, ʻнебесныйʼ, имеет переносное значение ʻвысокийʼ, Кок-Асан богъаз – в данном случае компонент Асан может трактоваться как оним, а, возможно,имеет значение ʻподвешенный, висящийʼ, т.е. ‘перевал, подвешенный в небе’.

Сары ʻжёлтый, русый, рыжийʼ: Сары-Къая ‘жёлтая скала’, Сары-Сув ‘жёлтая вода’. В данных топонимах компонент сары обозначает собственно цвет скалы, воды. Возможно, в названиях микротопонимов этот компонент используется как опосредованное обозначение цвета через прозвище хозяина какого-либо чаира, поля или сада: Сары Асан чаиры ʻчаир рыжего (блондина) Асанаʼ, так как этот тип прозвищ был достаточно распространён среди крымских татар.

4. Топонимы, обозначающие начала, середины, нижней части чего-либо, расположение селений относительно друг друга:Юкъары-Керменчик ʻверхний Керменчикʼ, Ашагъы-Къаралез ʻнижний Каралезʼ, Орта-Мамай ʻсредний Мамайʼ и др.В степной части региона чаще встречается компонент орта ʻсреднийʼ. В горной – чаще используются компоненты юкъары ʻверхнийʼ и ашагъы ʻнижнийʼ, так как, разрастаясь, селения речных ущелий делились, и часть их жителей основывало новый посёлок выше или ниже по течению реки. В отдельных названиях значение «начала», «истока» заложено в основной компонент номинации и является уже его неотъемлемой частью: Озенбаш дословно ʻисток рекиʼ.

5. Топонимы с компонентом, обозначающим величину, значимость селений. Увеличение населения приводило к образованию дочерних деревень, получавших название по первому, часто основному пункту:Биюк-Таракташ ‘большой Таракташ’, Биюк-Каралез ‘большой Каралез’ Кучук-Сюрень ‘малый Сюрень’, Кучук-Озенбаш ‘малый Озенбаш’, Улу-Узень ‘великая, в значении большая река’ и др.

При разделении селения (чаще в степных районах полуострова) также использовались компоненты со значением ʻстарыйʼ, ʻновыйʼ: Ени-Базар, Ени-Сала, Эскисарай и др.

Разделение селений в Крыму и сохранение названия в малых, «дочерних» сёлах связано, на наш взгляд, с конгломеративным проживанием субэтнических групп крымских татар [16]. Несколько деревень речной долины проживали относительно замкнуто от соседей и управлялись ещё в XV-XVI вв. своим главой – деребеем.

6. Географические названия, связанные с использованием пастбищ, зимовок или сенокосов. Животноводство – характерный для степной и предгорнойчастей полуострова вид хозяйственной деятельности получил отражение в следующих топонимах: Къышлав ʻзимовьеʼ, Эски-Къышлав ʻстарое зимовьеʼ, Къара-Къышла ʻчёрное зимовьеʼ, ʻянварьская, Къышлав-Баши ʻначало зимовьяʼ, Джайлав ʻлетовка, место временного проживания летом скотоводовʼ. Частое использование в топонимике лексем со значением ʻзимовкаʼ связано с возвращением степных крымских татар со своими стадами зимой на полуостров. Структура лексемы къышлав – восточнокыпчакская, что подтверждает степное происхождение топонимов. В структуре топонима Джайляв ʻлетовкаʼ аффриката дж употребляется в анлауте и противопоставляется огузскому варианту яйла, яйлав. Такая позиция для данной фонемы, характерная для северных говоров крымскотатарского языка,также свидетельствует о её восточнокыпчакском (ногайском) происхождении. Именно степные крымские татары (ногъайлар) занимались отгонным животноводством в больших объёмах.

7. Топонимы с компонентом, выражающим профессию, ремесло. В данную группу входят названия, отражающие характерные виды ремёсел, типы деятельности для той или иной местности или населённого пункта: Авджикой ‘охотничье село’, Топчикой ‘село пушечников’, Чобан-чокъракъ ‘родник чабана’, Эбанай-Къая ʻповитухина скалаʼ, Тарпанчы ‘тот, кто отлавливает диких лошадей’ (с 1948 года – Окунёвка), Болатчы ‘булатник’, Джамджи ‘стекольщик’, Чёльмекчи ‘горшечник, гончар’, Чешмеджи ‘мастер по обустройству источников, фонтанов’, Тамгъаджы ‘мастер по изготовлению клейм, тамг’, Сабанчы ‘пахарь, плужник’, Алач ‘чесальщик шерсти, мастер по обработке хлопка-сырца’. Происхождение перечисленных топонимов, в большинстве своём связано с профессией жителей населённого пункта, а также по внешнему сходству с носителем профессии (Эбанай къая) или по смежности (Чобан-чокъракъ). В термине Тарпанджи отражена редкая профессия – человека, отлавливающего диких лошадей особой породы, которые водились в степях полуострова.

8. Топонимы с компонентом, отражающим социальный статус. Данный тип топонимов отражает спектр титулов, существовавших в Крымском ханстве, а также владение землёй и населёнными пунктами знатными людьми. Байлар ‘баи, богачи’, Бай-къонды‘бай остановился на ночлег’, Бай-Эли ‘земля бая’, Челебилер ‘господа (джентельмены), государственные служащие’, Челеби-Эли ‘земля гоподина’, Эфенди-Кой ‘село эфенди’, Хани-Эли ʻземля знатной дамыʼ, Ханийкой ʻдеревня знатной дамыʼ. Последние два топонима отражают положение женщин в крымскотатарском обществе. Согласно кадиаскерским книгам женщины обладали достаточными правами и имели собственность в виде недвижимости и земельных наделов [19, с. 23, 31, 44].

В топонимах, выражающих социальный статус часто встречаются и антропонимы: Мустафа-Бай ‘бай Мустафа’, Азамат Мырзалар Кемельчи Мусабей ‘бей Муса’. Следует отметить, что мужские имена в этом типе топонимов преобладали, так как мужчина имел более высокий статус в крымскотатарской семье и обществе в целом. Из названий с женскими именами можно назвать Хызлар ʻдевушкиʼ (возможно козлар), Зейнеп-Азиз. Необычность указанного топонима заключается в том, что женское имя используется в сочетании с обозначением святого места. Обычно в названиях азизов – святых мест в Крымском регионе встречаются мужские имена (Карл азиз, Салгир баба азизы и др.). К топонимам, в составе которых встречается женский оним, также следует отнести пещеру Эмине-Баир-Хосар ʻЭмине; холм; провалʼ.

9. Топонимы-названия родов и племен, господствующих на территории Крыма. Многочисленные топонимические единицы с компонентом антропонимом связаны с обозначением рода или племени. Чтобы закрепить за собой право пользоваться определённым местом (пастбищем, урочищем, водопоем) родоплеменная общность присваивала этой местности своё имя, подтверждая этим право на частную собственность [22, с. 153-154]. Из генонимов (родоплеменное название), послуживших основанием для населённых пунктов, наиболее типичными являются Конрат / Конграт, Къыпчакъ, Найман и др. – исторические названия населённых пунктов в Джанкойском, Ленинском, Белогорском и др. районах региона.

Как возможно единственный топоним, связанный с субэтнической группой населения полуострова, следует рассматривать название Чингене-маалле. Ромы на полуострове занимались определёнными видами деятельности (музыканты, ремесленники, дрессировщики медведей) и селились часто отдельной улицей или даже кварталом.

10. Названия, связанные различными легендами и событиями. Этот тип топонимов составляют названия, которые возникли в результате каких-либо происшествий, сохранившихся в памяти жителей той или иной местности или селения: Вай-Вай-Анам-Къая ʻай-ай, мама!ʼ – скала-сфинкс, стоявшая на склоне холма у шоссе при въезде в населённый пункт Предущельное и напоминавшая женскую фигуру. В основе топонима, вероятно, лежит легенда о похищенных матери и дочери. Истории похищения в южнобережных и горных районах девушек для дальнейшей их продажи в Турцию и арабские страны характерны для полуострова. Наиболее известная из них – легенда о крымской русалке Арзы-къыз. Фигура матери угадывается в скале Хорхма-Бала ʻне бойся, дитяʼ – скала, похожая на женщину, сидящую на пьедестале. Огълан-Богълан место в Судакском районе, где по поверью утонул парень, переходивший реку. В горной части полуострова во время весеннего разлива небольшие реки и ручьи превращались в бурные потоки, смывавшие людей и даже повозки. Также к этой группе можно отнести ещё ряд топонимов с различной этимологией и значением: Чингене-Ольгенʻбалка умершего цыганаʼ, Фетта-Атмагъы / Фетта-Атмах ʻоткуда сбросился Фетта / Фетта сбросилсяʼ, возможен вариант ʻместо, где был застрелен Феттаʼ – горка со ступенчатым обрывом и гротами, Яныкъ-Оба ʻгорелый бугорʼ и др.

11. Названия, связанные с религией и верованиями. Тюркские топонимы этого типа абсолютно доминируют в степной и предгорной частях полуострова и сосуществуют с наименованиями греческого происхождения в горном и южнобережном Крыму. Часть топонимов образована компонентом аджы, производным от арабского хаджа ʻчеловек, посетивший святые местаʼ: Аджылар ‘хаджи’, Аджы-Къоба ‘святая пещера, Аджы-Эли ‘земля хаджи’, Мамбет-Аджы ‘Мамбет хаджа’, Мамут-Аджы ‘Мамут хаджа’. Большое количество названий этого типа объясняется значимостью совершения паломничества и стремлением фиксации факта присутствия такого типа людей в населённом пункте. Часто только владетель населённого пункта, какого-либо удела как человек состоятельный мог позволить себе совершение паломничества в силу больших расходов, связанных с этим важным мероприятием.

Ряд топонимов этой группы содержит компоненты, связанные существованием большого количества суфийских орденов и обителей на полуострове:с компонентом шейх ʻдуховный наставникʼ Шейх-Эли ‘земля шейха’, Шейх-Асан ‘шейх Асан’, Шейхлер ‘шейхи’; с компонентом софу ʻсвятой, благочестивыйʼ Софу-Къая ʻблагочестивый, праведник; гораʼ, Сафун-Узень / Софу-Узень / Софук-Узень ʻсвятой; рекаʼ [1]

К этой группе также следует отнести топонимы: Мелек ʻангелʼ – название населённого пункта (данная лексема также является онимом), Джин-Сарай ʻджин; дворецʼ (возможен вариант толкования чин ʻкитайскийʼ), Шайтан-Дере ʻовраг шайтана ʼ, Шайтан-Капу ʻчёртовы воротаʼ, Шайтан-Кая ʻчёртова скалаʼ, Шайтан-Коба ʻчёртова пещераʼ, Шайтан-Култук ʻчёртова подмышкаʼ, Шайтан-Мердвен ʻчёртова лестницаʼ. Обилие топонимов с компонентом шайтан связано, на наш взгляд, с большим количеством сложных горных участков на полуострове, прежде всего перевалов, через которые население деревень переходило в южнобережную часть. Во время зимних ливней, снегопадов, сильных порывов ветра определённое количество путников погибало в этих районах.

Топоним Папас тёбе ʻпоп; вершинаʼ; вершина попаʼ сочетает греческий и тюркский компоненты. Компонент тёбе можно перевести и как ʻмольба о прощенииʼ. Этот термин отражает сохранение в южнобережном и горном регионах Крыма христианства у части населения до переселения урумов и ромеев в Приазовье. В горных сёлах, говоривших на западнокыпчакских наречиях, до конца XVIII века проживало большое количество христианских семей.

Таким образом, рассмотренные в данной работе в лингвокультурологическом аспекте топонимы можно квалифицировать как значимый фрагмент крымскотатарской языковой картины мира.

References
1. Abkadyrov, R.K. K voprosu formirovaniya tyurkskoi toponimii Kryma / R. R. Abkadyrov // Kul'tura narodov Prichernomor'ya. – 1999. – № 6. – S. 7–12.
2. Ageeva, R. A. Gidronimiya Russkogo Severo-Zapada kak istochnik kul'turno-istoricheskoi informatsii / R. A. Ageeva; otv. red. N. I. Tolstoi. – M. : Editorial URSS, 2004. – 256 s.
3. Adukova, Z. A. Semantika i struktura kumykskikh toponimov : dis. … kand. filol. nauk : 10.02.02 / Zaira Abdulkerimovna Adukova. – Makhachkala, 2013. – 237 s.
4. Akhaev, A. N. Imena Kryma (Etimologicheskii slovar' toponimov Kryma) [Elektronnyi resurs] / A. N. Akhaev. – Rezhim dostupa : http://turkology.tk/ library/561.
5. Belyanskii, I. A. Krym. Geograficheskie nazvaniya: kratkii slovar' / I. A. Belyanskii, I. N. Lezina, A. V. Superanskaya. – Simferopol' : Tavriya-Plyus, 1998. – 160 s.
6. Bol'shoi toponimicheskii slovar' Kryma [Elektronnyi resurs]. – Rezhim dostupa : http:// kimmeria@kimmeria.com
7. Bushakov, V. A. Leksichnii sklad ictorichnoї toponimiї Krimu : monografіya / V. A. Bushakov. – K., 2003. – 226 s.
8. Bykanova, V. I. Chelovek i ego mir (po dannym angliiskoi toponimiki) / V. I. Bykanova // Nauchno-tekhnicheskie vedomosti SPbGPU. Gumanitarnye i obshchestvennye nauki. – 2011. – № 4. – S. 214–222.
9. Vereshchagin, E. M. Yazyk i kul'tura. Tri lingvostranovedcheskie kontseptsii: leksicheskogo fona, rechepovedencheskikh taktik i sapientemy / E. M. Vereshchagin, V. G. Kostomarov. – M. – Berlin : Direkt-Media, 2014. – 509 s.
10. Vorob'ev, V. V. Lingvokul'turologiya : monografiya / V. V. Vorob'ev. – M. : Izd-vo RUDN, 2009. – 331 s.
11. Vorob'eva N. V. Toponimy rastitel'nogo i zhivotnogo proiskhozhdeniya // Toponimika Kryma 2010. Sbornik statei. Pamyati I. L. Belyanskogo. –376 c.
12. Gorbanevskii, M. V. V mire imen i nazvanii / M. V. Gorbanevskii. – M. : Znanie, 1987. – 208 s.
13. Kameral'noe opisanie Kryma, 1784 g. [Elektronnyi resurs] // Izvestiya Tavricheskoi uchenoi arkhivnoi komissii. – 1888. – T. 6. – № 28. – Rezhim dostupa : www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Krym/XVIII/1780-1800/...1784/ text4.phtml?...
14. Kartavaya Yu.K. Tematicheskie gruppy toponimov Kryma: osobennosti proiskhozhdeniya // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki (vkhodit v perechen' VAK). Tambov: Gramota, 2017. № 1. Ch. 1. S. 121-126. ISSN 1997-2911.
15. Kurtiev R. Krymskie tatary: etnicheskaya istoriya i traditsionnaya kul'tura. – Simferopol', 1999. – 152 s.
16. Mazinov A. S. Konglomeratizatsiya kak etnicheskii i lingvisticheskii faktor formirovaniya tyurkskikh yazykov Kryma / Krymskoe istoricheskoe obozrenie – Kazan' – Bakhchisarai. 2016. – № 1, – S. 152-159.
17. Pozdnyakova, A. A. Zoonimnyi komponent v tyurkskoi toponimii / A. A. Pozdnyakova, A. Iyldyrym, D. Khamurkopayan // Nauka i shkola. – 2014. – № 2. – S. 125–129.
18. Rusanov, I. Istoricheskie sloi krymskikh nazvanii (toponimov) [Elektronnyi resurs] / I. Rusanov // Sait «Krymskii turistichechskii navigator». – 2016. – 25 aprelya. – Rezhim dostupa : http://www.tour.crimea.com/ article/istoricheskie-sloi-krymskih-nazvaniy-toponimov#slide-0-field_fotos-552.
19. Rustemov O. Kadiaskerskie knigi Krymskogo khanstva: issledovaniya, teksty i perevody. – Simferopol': GAU RK «Mediatsentr im. I. Gasprinskogo», 2017. – 280 s.
20. Slovar' drevneishei onomastiki Tavricheskogo poluostrova // Toponimika Kryma : sb. statei / sost. Yu. A. Belyaev. – Simferopol' : Universum, 2011. – 568 s.
21. Superanskaya, A. V. Obshchaya teoriya imeni sobstvennogo / A. V. Superanskaya ; otv. red. A. A. Reformatskii. – Izd. 3-e, ispr. – M. : LIBROKOM, 2009. – 368 s.
22. Superanskaya, A. V. Toponimiya Kryma / A. V. Superanskaya, Z. G. Isaeva, Kh. F. Iskhakova ; Ros. akad. Nauk, In-t yazykoznaniya. – M. : Moskovskii litsei, 1997. – T. 1. – 403 s.
23. Tomakhin, G. D. Realii v kul'ture i yazyke. Realiya – predmet i realiya – slovo / G. D. Tomakhin // Metod. mozaika. – 2007. – № 8. – S. 20–28.
24. Toponimika Kryma 2010. : Sb. statei pamyati I.A. Belyanskogo/ Red. Kollegiya A.V. Superanskaya, V.A. Bushakov, V.L. Myts – Simferopol': Universum, 2010. – 376 s.
25. Tuguzbaeva, O. V. Leksiko-semanticheskii i strukturno-grammaticheskii aspekty toponimiki (na materiale toponimov g. Birska i Birskogo raiona) : avtoref. dis. ... kand. filol. nauk : 10.02.01 / Tuguzbaeva Olesya Vasil'evna. – Ufa, 2012. – 23 s.
26. Fatkullina, F. G. Otrazhenie natsional'noi yazykovoi kartiny mira v realiyakh Bashkortostana / F. G. Fatkullina // Aktual'nye voprosy mezhnatsional'nogo vzaimodeistviya i mezhkul'turnoi kommunikatsii v obrazovanii : materialy Gorodskoi nauch.-prakt. konf. Moskva, 24 noyabrya 2014 g. – M. : FGBOU VPO MGLU, 2014. – S. 190–197.
27. Khusainova, L. M. Bashkirskaya mikrotoponimiya: struktura, semantika, etimologiya : dis. … kand. filol. nauk : 10.02.02 / Khusainova Lyailya Midkhatovna. – Ufa, 2002. – 200 s.
28. Chelebi, E. Kniga puteshestviya. Krym i sopredel'nye oblasti (Izvlecheniya iz sochineniya turetskogo puteshestvennika XVII veka) / Evliya Chelebi ; vstupit. stat'ya, perevod s osmanskogo yazyka, kommentarii E. V. Bakhrevskogo ; Istoriko-arkheologicheskii fond «Nasledie tysyacheletii». – Izd. 2-e, ispravl. i dop. – Simferopol' : DOLYa, 2008. – 272 s.
29. Yazyk zemli : istoricheskaya toponimiya Kryma : slovar'-spravochnik. T. 1. / [sost. Chelebiev Dzh., Superanskaya A. V.]. – Simferopol': Krymuchpedgiz, 2008. – 2008. – 406 s.