Academician in Arctic expedition: reminiscences of B. L. Isachenko on the expedition in the Soviet ice-breaker “Georgiy Sedov” in 1930

Brovina Alexandra Doctor of History Head of the department of Humanitarian Interdisciplinary Research, Komi Scientific Center of the Ural Branch of the Russian Academy of Sciences 167982, Russia, respublika Komi, g. Syktyvkar, ul. Kommunisticheskaya, 24 brovina72@mail.ru Other publications by this author

Egorova Svetlana L'vovna PhD in History Senior Scientific Associate, the department of Interdisciplinary Humanities, Komi Scientific Center of Ural Branch of the Russian Academy of Sciences 167000, Russia, respublika Komi, g. Syktyvkar, ul. Kommunisticheskaya, 24 svsv77@yandex.ru

История освоения арктических территорий насчитывает немало интересных и страниц. Российская империя издавна присутствовала на арктических территориях, рассматривая их естественной и труднопреодолимой границей государства. Вплоть до середины XIX в. правительство по мере возможностей старалось использовать природные ресурсы Севера, но практически не занималось вопросами их защиты от соседних стран. С ростом научно-технических возможностей и началом активных действий экономически сильных государств по переделу мира, эта проблема для России актуализировалась. Геополитическая ситуация, тем самым, подталкивала к организационным решениям в плане развития северных территорий и защиты национальных интересов в Арктике. Этот процесс всегда сопровождался колоссальными природно-географическими и экономическими трудностями. Вопросы научного изучения региона были в этой связи первостепенными. В XIX в. благодаря первым экспедициям Императорской Академии наук и инициативным исследованиям научной интеллигенции сформировался устойчивый интерес к изучению природных ресурсов европейского Севера России. Предположения о богатствах северных территорий и арктических морей стимулировали научный поиск, результатом которого стало накопление научных фактов в различных областях естественнонаучного знания, формирование мотивов для дальнейших изысканий [1–6]. Масштабное освоение северных территорий началось в 1920-х гг., когда работы в Арктике приобрели государственное значение. Власти, возлагая надежды на использование природных ресурсов Севера, стремились вывести страну из экономического кризиса, разразившегося в результате Первой мировой и Гражданской войн и создать военный форпост страны в Арктике [7–9].

В этот процесс были включены и ученые. В ходе научных исследований накапливался опыт работы в арктических условиях, был собран обширный описательный материал. Часть его вошла в личные архивы ученых, став богатейшим корпусом источников коллективной памяти научного сообщества. Их изучение помогает пролить свет, как на развитие науки в России в целом, так и на некоторые страницы истории освоения Российской Арктики.

Вопрос о соотношении истории и коллективной памяти как разных инструментов работы с прошлым — один из обсуждаемых в современной исторической науке. В этой связи обновились и задачи историков – изучать пути формирования и изменений коллективной памяти, выявлять манипуляции ею со стороны тех или иных социальных групп ^[10].

Внимание исследователей к оценке исторических событий глазами их участников и современников происходящего стимулирует введение в научный оборот источников личного происхождения. Они дополняют наши представления о событии, явлении особыми деталями повседневной трудовой и бытовой жизни людей, фиксируют эмоции автора, социально-психологический фон произошедшего — все то, что сложно, а, порой, и невозможно отыскать в иных видах источников. В этом их ценность.

В статье анализируются полевые дневники известного микробиолога Б.Л. Исаченко, созданные в ходе арктической экспедиции на ледоколе «Г. Седов» (1930).

Основателю морской и геологической микробиологии в России академику Б.Л. Исаченко принадлежит первенство в изучение микроорганизмов арктических морей. Его участие в походах периода «покорения Северного морского пути» — продолжение работ, начатых в составе Мурманской научно-промысловой экспедиции 1906 г.

Цель работы – на основе анализа арктического дневника Б.Л. Исаченко оценить возможности их научного использования. При этом авторы сочли необходимым не только представить содержание названных дневниковых записей, но и соотнести их с историческим контекстом экспедиционной работы в Арктике конца XIX–первой трети ХХ века.

Еще в XIX в. русские ученые и мореплаватели заложили основы океанографии и метеорологии. В России началась организация морских обсерваторий, морских научных биологических станций (одновременно с биологическими исследованиями станции вели и океанографические работы). Освоение промысловых богатств морей, изучение многообразия процессов, происходящих в Мировом океане, стало экономической потребностью в начале XX века. Открытие новых арктических земель и островов, изучение климатического режима и течений подвигало ученых к продолжению научных изысканий. Несмотря на итоги Международного Полярного года (1882–1883), для первой четверти ХХ в. метеорологических данных из той части планеты, где зарождаются циклоны, антициклоны, осадки все еще было недостаточно. Между тем, познание «полярной атмосферной машины» было весьма востребовано, ибо осуществление мореплавания, развитие морского рыболовства, сельского хозяйства находилось под прямым воздействием климатического фактора. Более того, без достаточной исследованности Арктики целые разделы астрономии, навигации, гидрографии, географии, океанологии, гидрографии и проч. оставались не дополненными ^{[11, с. 12]}.

Ключевую роль в развитии научных исследований и институционализации науки на Севере сыграла модернизаторская активность советского правительства. Советская власть с первых дней своего существования понимала экономическое и стратегическое значение Севера и стремилась сделать все от нее зависящее для его дальнейшего освоения. Долгий ознакомительный период изучения Севера страны скоро перерос в активную фазу включения научного сообщества в решение государственных задач индустриальной модернизации страны.

Одной из ярких страниц этого периода стало освоение Северного морского пути (от Белого моря до Берингова пролива). Это было решение не только транспортной, но и глобальных задач — экономической (включение в экономику страны сквозного пути из Атлантики в Тихий океан; освоение производительных сил Арктики) и геополитической (первенство освоения и юридическое оформление принадлежности арктических территорий). Исследование арктических морей и освоение Северного морского пути проводились планомерно, начиная с 1918 г. Свою роль здесь сыграли постановление о создании Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана (2 июля 1918) и декрет Совнаркома о создании Плавучего морского научного института (10 марта 1921). Районом деятельности открываемого института был определен Северный Ледовитый океан с его морями и устьями рек, островами и прилегающими к нему побережьями РСФСР, Европы и Азии.

Реализация смелых планов несколько задержалось из-за начавшейся интервенции и получило широкое развитие в 1920–1930–е гг. Свою первую экспедицию в Баренцево и Карское моря на ледокольном пароходе «Малыгин» Плавучий морской научный институт провел в 1921 г. С 1922 г. институт получил собственное научно-исследовательское судно «Персей», на котором в период 1923–1941 гг. провел 84 плавания в водах Арктики. С марта 1920 г. одним из центров общегеографического и геологического изучения Арктики стала Северная научно-промысловая экспедиция НТО ВСНХ – «правительственная и координирующая организация в системе всех научных учреждений страны, работавших на Севере […]. На новом этапе социалистического строительства она как бы организационно оформила в себе новый, государственный подход к проблеме развития производительных сил на северных окраинах страны» ^{[12, с. 125]}. С 1925 г. она была преобразована в Институт по изучению Севера, который с 1930 г. получил название — Всесоюзный арктический институт и стал центром работ по исследованию советской Арктики.

В 1920-х гг. западный отрезок к устьям Енисея и Оби был освоен «карскими экспедициями». В 1930–х гг. — восточный отрезок (от Берингова пролива к устью р. Колымы, а затем и р. Лены). В 1932 г. неосвоенный участок от о–ва Диксон до бухты Тикси удалось пройти экспедиции Арктического института во главе с О.Ю. Шмидтом на ледокольном пароходе «А. Сибиряков» под командованием капитана В.И. Воронина ^{[13, с 52]}. Тогда же состоялись известные плавания научных экспедиций на ледокольных пароходах «Г. Седов», «А. Сибиряков», «Челюскин», «Садко» и других, в ходе которых был выполнен огромный комплекс исследований в окраинных арктических морях и прилегающих районах Арктического бассейна. После первого прохождения (1932) за одну навигацию Северного морского пути судном «А. Сибиряков» в СССР было создано Главное управление Северного морского пути (Главсевморпуть). 20 июня 1934 г. было принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «О мероприятиях по освоению Северного морского пути». При этом И.В. Сталин, опасаясь бюрократических проволочек, не стал отдавать Главсевморпуть под контроль какого-либо из наркоматов, а, наоборот, максимально расширил его полномочия. Управлению Главсевморпути поручалось руководство всеми отраслями народного хозяйства на Крайнем Севере, включая строительство промышленных предприятий и жилых поселков. Именно постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) от 20 июня 1934 г. считают отправной точкой интенсивного и планового развития Севера.

Научная литература не обошла вниманием арктические походы первой половины ХХ в. В ряду опубликованных по этой теме трудов выделим работы М.И. Белова ^[12], Я.Я. Гаккеля ^[13], Б.Г. Островского ^[11], Н.Н. Урванцева ^[14], К.К. Дерюгина ^[15]. Известная история арктических экспедиционных походов 1930–х гг., описанная в литературе, может быть дополнена воспоминаниями и дневниковыми записями их участников, среди которых – названный дневник Б.Л. Исаченко.

Самому Б.Л. Исаченко, общей оценке его вклада в развитие науки посвящен ряд работ. Это, главным образом, юбилейные статьи [16–20], некрологи, статьи памяти ученого [21–24]. В нескольких работах кратко представлена экспедиционная деятельность Б.Л. Исаченко, отмечено значение его трудов в становлении и развитии морской микробиологии [25–28].

После кончины ученого была издана его библиография, куда вошел не только список трудов Б.Л. Исаченко, но и литература о нем, основные даты жизни и краткая характеристика его научной, педагогической и общественной деятельности ^[29]. Состоялось и посмертное опубликование работ ученого – «Избранные труды»: в первые два тома вошли исследования по микробиологии (в том числе монография «Исследования над бактериями Северного Ледовитого океана»), истории отечественной микробиологии, несколько ботанических статей. Третий том вобрал в себя в основном работы ботанического характера: общеботанические, труды по фитопатологии и семеноведению. В этот же том помещена автобиографическая записка, составленная Б.Л. Исаченко [30–32].

Как видим, основные вехи биографии Б.Л. Исаченко, оценка его научных заслуг достаточно представлены в литературе. При этом важная часть документального наследия ученого — дневниковые записи — ранее не привлекались исследователями.

Но прежде напомним о самом Б.Л. Исаченко. Он ступил на путь исследователя будучи студентом естественного отделения физико-математического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета (1891–1895). Тогда состоялись его первые командировки в Херсонскую и Бессарабскую губернии для выяснения причин распространения грибов-паразитов. В отсутствие в то время в российских университетах кафедр микробиологии существенную помощь в профессиональном развитии будущего ученого оказали прослушанные им курсы в Лейпцигском, Бернском и Марбургском университетах, стажировки по физиологии растений в Лейпциге, микробиологии в Дельфте, бактериологии в Берне. Полученная подготовка помогла Б.Л. Исаченко состояться как ученому, педагогу, организатору науки.

Значительная часть трудовой жизни Б.Л. Исаченко была отдана Ботаническому саду в Петербурге (Ленинграде), где он сначала заведовал Станцией по исследованию семян, а в 1917–1930 гг. стал директором Главного ботанического сада РСФСР (СССР) ^[33]. Благодаря его научной деятельности были разработаны методы анализа семян, определения количества головнёвых спор в семенах, установления условий поражения растений грибами, анализа прорастания семян ^{[34, с. 85]}.

Но все же в центре его научного внимания была Арктика и морская микробиология. Он первым в СССР начал исследования микробиологии арктических морей, ввел экспедиционную работу в практику микробиолога ^{[35, с. 526]}.

Истоком пути Б.Л. Исаченко к арктическим исследованиям стало его участие в 1906 г. в Мурманской научно-промысловой экспедиции (Баренцево море): именно здесь началась многолетняя работа ученого по изучению микрофлоры морских бассейнов, принесшая ему мировую известность. В 1914 г. он успешно защитил магистерскую диссертацию на тему «Исследования над бактериями Северного Ледовитого океана», которая позже была отмечена премией имени Карла Бэра ^{[30, с. 111–285]}.

Участием ученого в экспедициях на Мраморном, Черном, Азовском, Баренцевом, Карском море, море Лаптевых было обеспечено выполнение научных исследований морских и пресных водоемов.

В своей автобиографии Б.Л. Исаченко выделил в ряду названных экспедиций походы на судах «Таймыр» (1927), «Г. Седов» (1930), «А. Сибиряков» (1933) по исследованию арктических морей (Баренцева, Карского, Лаптевых), в результате которых было произведено изучение арктических почв и вод, открыты острова (один из них назван именем Исаченко) ^{[32, с. 10]}. К началу 1930–х гг. он был уже зрелым человеком, опытным исследователем, признанным лидером в микробиологических исследованиях Арктики.

Прежде чем обратиться к дневниковым записям Б.Л. Исаченко, отметим, что ведение дневников и всякого рода хронологических записей характерно для ученых, ведущих практическую, экспериментальную, экспедиционную работу. К этому подталкивает специфика труда. При этом описанное, накопленные первичные данные подвержены рефлексии как со стороны непосредственного участника событий, его коллег по отрасли.

Исследователи источников личного происхождения отмечают, как правило, три основные тематические линии, содержащиеся в личных дневниках: 1) фиксирование внешних событий (дорожных впечатлений, происшествий), свидетелем которых был автор; 2) описание идей и переживаний автора; 3) обращения к самому себе. При этом первая линия превращает дневниковые записи в важный исторический источник, позволяя «достроить» события, а отражение переживаний автора, его эмоций дают возможность представить самоощущения пишущего, характеризует его личность ^{[36, с. 16–17]}.

В записках Б.Л. Исаченко обнаруживаем первые две тематические линии, местами отраженные отдельно друг от друга, но чаще пересекающиеся в одной дневниковой записи.

Дневниковые записи Л.Б. Исаченко о его участии в походе на ледоколе «Г. Седов» хранятся в фондах Архива РАН. Это тетрадь в клетку, написанная от руки, карандашом ^[37]. Хронологический охват — с 15 июля по 11 сентября 1930 г., объем — 41 лист. Заметки ежедневные, без пропусков. Очевидно, автор заносил записи в течение дня (отражены утренние события и планы, дневные и вечерние). Вероятно, заметки перечитывались Б.Л. Исаченко, т.к. в некоторые из них внесена правка (вставка над строкой отдельных слов, фраз). В дневнике находим несколько рисунков автора – формы айсбергов, наблюдаемых в районе о. Земля Георга, профили льда ^{[37, л. 16об–17]}.

Согласно решению правительственной Арктической комиссии, экспедиция «Г. Седова» 1930 г. должна была осуществить морской поход к берегам Северной Земли, доставить на Землю Франца-Иосифа новую смену для полярной станции и произвести океанографические работы в Карском море. В состав экспедиции вошли сотрудники Всесоюзного Арктического института во главе с В.Ю. Визе. Экспедиция продлилась два месяца, проникнув в те места Арктики, которые до этого были представлены на карте белыми пятнами (о. Визе и о. С.С. Каменева). Экспедиция состоялась в период, когда Арктический институт перешел в ведение ЦИК СССР, и перед ним были поставлены задачи, затрагивающие интересы разных отраслевых ведомств. Непосредственное изучение арктической области согласовывалось с общим планом работ родственных организаций. Поэтому почти все научные работы проделывались попутно — при проводке транспортных судов через северные моря транзитом. Дневники этого похода (15 июля–11 сентября 1930) — повседневные записи наблюдений, мыслей Б.Л. Исаченко в отношении событий, очевидцем или участником которых он был. Одновременно это и путевые дневники, и дневники-хроники повседневной жизни.

Маршрут экспедиции начался с архипелага Новая Земля, где в 1896 г. была открыта гидрометеорологическая станция (Белушья Губа). 18 июля экспедиция высадилась в Белушьей Губе. Появление ледокола было событием для местных жителей, их присутствие на архипелаге зафиксировал штатный журналист команды, оператор кинохроники П.К. Навицкий. Б.Л. Исаченко пишет: «Кинооператоры набрасываются на самоедов и те позируют. Особенно довольна одна старуха в голубом платке» ^{[37, л. 2об– 3]}. Эта остановка позволила ему сравнить вновь увиденное с впечатлениями 1906 г., временем его участия в работах Мурманской научно-промысловой экспедиции. В дневнике он отмечает, что появились новые домики, стали заметны следы выветривания на кладбищенских крестах.

На следующий день в Малых Кармакулах ученые знакомились с растительностью местности, собирали ботанический материал. Партия охотников отправилась за кайрами и привезла с берега целую корзину добытой птицы, в том числе, и живой, взятой руками: «Кайры совсем не боятся людей и близко подпускают» ^{[37, л. 7об]}.

В дневнике научные задачи отражены попутно, по ходу повествования о самой экспедиции. Тем не менее, зафиксированы повседневные сборы чернового биоматериала, разного рода наблюдения, первичная обработка образцов. Задачи и оценку полученных первичных результатов Б.Л. Исаченко отразил в статье «Бактериологические исследования почв Арктики», изданной по итогам экспедиции ^{[30, с. 313–323]}. Из нее мы узнаем, что перед микробиологом была поставлена задача произвести микробиологические исследования воздуха, почв, воды. Для этого на борту ледокола была устроена небольшая лаборатория, где можно было работать с образцами почвы и воды. Образцы почв сразу на месте взятия помещались в стерилизованную посуду или в банки, обмытые спиртом. Всего было взято 12 образцов (о–ва Гукера, Скотт-Кельти, Нордбрук, Альджер, Мак-Клинток, Визе, Каменева, мыс Флора, Русская гавань). Приведем в пример дневниковые записи: «Я после обеда еду на берег за сбором. За знаком Седова и могилой Зандера на плато ставлю чашки Петри с агаром: 3 чашки на базальтовый камень и 3 на снег. Крышки [оставляем] возле, низом к снегу. Остаются открытыми около 1 1/2 часа» (23 июля); «Сегодня весь день на лабораторных работах» (26 июля); «Утром поехал на берег за последними сборами и нашел новый вид… Интересны скопления диатомовых, то они в виде круглых темных гнезд на льду, то при давлении парохода на лед они выплывают из-под льда или из протаявших лунок снизу в виде слизистых темно коричневых нитей, веревок и т.д. Все залито солнцем, блестит и картина восхитительная» (27 июля); «...Я, Савич, Соколов и Горбунов по трапу спускаемся на лед и идем на берег. Я собираю растен[ия], Савич мхи, а другие уходят с ружьем. Красота поразительная» (2 августа) ^{[37, л. 6об–8 об, 15–15 об]}.

Образцы почв брались из мест, мало посещаемых человеком, а на островах Визе и Каменева и вовсе никогда ранее не ступала нога человека. Поэтому интерес представлял вопрос, насколько далеко на север распространились микроорганизмы, обычные для наших почв. Эта задача была нова, так как имеющиеся на тот момент сведения о бактериях почв арктических областей были крайне скудны и касались более южных широт, чем вошедшие в круг работ экспедиции. Тщательный анализ образцов происходил по возвращении из путешествия в Ленинграде во Всесоюзном институте экспериментальной медицины (октябрь 1930–март 1931) при участии Т.Л. Симаковой и Ю.А. Равич-Щербо ^{[30, с. 313]}.

При фрагментарном освещении научной составляющей экспедиции, в дневнике Б.Л. Исаченко подробнее зафиксированы бытовые сюжеты. Повторяющимся описанием в записях Исаченко стала охота на медведей. Он отмечал доверчивость зверя, не пуганного человеческим пребыванием здесь, ружейными выстрелами: «К вечеру к самому пароход подошел … медведь. Между пароходом и кромкой льда расстояние было не больше 20 шагов. … Все с ружьями выстроились на борту, кино работает, а мишка ходит у кромки и ощупывает воду, чтобы плыть к пароходу. Кажется, спусти трап, и он взойдет на пароход. Картина поразительно интересна ... Загремели выстрелы, ранившие мишку, и он упал. Стрельбу продолжали. В конце расстреливая в упор. О горе охотники! (30 июля). Еще один фрагмент: «Утром на краю льдины появился медведь. Он спокойно шел посмотреть на пароход и ничем не выражая своего беспокойства… Когда я вышел на палубу, был первый выстрел, и белая шкура медведя покрылась кровью у левой лопатки. Медведь присел, посматривая на лопатку с недоумением. Еще выстрелы в него, он завертелся и присел. Затем на лед сбежали охотники и прикончили его в упор. Картина в общем жалкая и жаль медведя с его доверчивостью и спокойствием» (01 октября) ^{[37, л. 12об–13 об, 36–36об]}. Добытое медвежье мясо предназначалось людям (Исаченко упоминает «бифштексы из медвежатины») и шло на корм ездовым собакам, которых на ледоколе было несколько десятков.

Представляют интерес описания материальных остатков прежних экспедиций (памятный крест экспедиции Георгия Седова 1913–1914 гг., могила И.А. Зандера в бухте Тихая на о. Гукера (Земля Франца-Иосифа). Утром 28 июля судно подошло к южной оконечности Земли Франца-Иосифа – мысу Флора. В свое время здесь побывали арктические исследователи Бенджамин Ли Смит (1828–1913), Фредерик Джексон (1860–1938), Фритьоф Нансен (1861–1930). Б.Л. Исаченко детально описывает увиденное: «Видна зеленая береговая лужайка, а с севера крутая скала, покрытая птичьим базаром. Почва моховая, влажная, и нога глубоко уходит. ... Вот и остатки домика Джексона» ^{[37, л. 9, 10]}.

Ф. Нансен, вспоминая о полярной экспедиции на «Фраме» (1893–1896), дал описание этого сооружения: «Мы подошли к дому, низкой бревенчатой русской избе, стоявшей на плоской береговой террасе, под горой, метров на 15 выше уровня моря. Рядом находились конюшня и четыре круглые напоминавшие палатки дощатые постройки, где хранилось снаряжение. Мы вошли: теплое и уютное гнездо среди этой зимней пустыни; стены и потолок были обиты зеленым сукном, кругом висели фотографии, гравюры и литографии, повсюду полки с книгами и инструментами; под крышей сушились одежда и обувь, а в маленькой печке посреди комнаты приветливо мерцали горячие угли» ^[38].

Экспедиция на ледоколе «Г. Седов» застала лишь пол от домика Джексона. «Дальше бамбуковая лачужка, стены [ее] проложены слоем земли и переплетены проволочной сеткой, над лачужкой крест с надписью Sedovexpedium. Еще остатки сарая возле высоко каменистой глыбы, а дальше на берегу фундамент из камней бывшего когда-то домика… На скалах у птичьего базара видна деревянная лестница, по которой лазил Джексон» ^{[37, л. 9, 10]}. После осмотра остатков домика Джексона на берегу установили флаг с серпом и молотом.

В тот же день у мыса Флора произошла встреча с норвежцами, прибывшими к мысу на двух суднах. Начало XX в. — период притязаний различных арктических стран на полярные владения. В 1920–х гг. СССР, Норвегия, Дания, США и Канада выдвинули концепцию о «полярных секторах», входящих в состав государственной территории. На международном уровне обсуждался особый статус территориальных вод и континентального шельфа в Северном Ледовитом океане. В 1925 году Норвегия объявила архипелаг Шпицберген частью своей территории и в дальнейшем расширяла свою юрисдикцию над ним и его водами. Поэтому встреча не была случайной и оказалась зафиксирована в дневнике Б.Л. Исаченко: «Мы идем к ним и капитан кричит: «Captain, please, comehere». Высыпавшие норвежцы, пожимают плечами и не двигаются. Равняемся с пароходиком, тот же отклик, видно движение, спуск шлюпок и к нам едут двое и два гребца. На пароходе у нас оживление, все ждут события, но больше всех суетится Навицкий со своим киноаппаратом. Норвежцы у капитана в каюте со Ш[мидтом], С[амойловичем] и В[изе]» ^{[37, л. 10об]}.

31 июля ледокол подошел к о. Алджер. На следующий день пошли на остров смотреть остатки стоянки экспедиции 1901–1902 гг. И. Болдуина-У. Циглера. Возглавлял экспедицию Ивлин Бриггс Болдуин (1862–1933) американский исследователь, метеоролог, путешественник. Экспедиция финансировалась американским миллионером У. Циглером. В ней принял участие 51 человек. В июле 1901 г., достигнув Земли Франца-Иосифа, экспедиция устроила свою базу на о. Алджер, оставив здесь склады продовольствия. В 1902 г. участники экспедиции совершили несколько санных поездок в рамках архипелага для устройства продовольственных баз в северной части Земли Франца-Йосифа. После этого И. Болдуин вернулся в США, не сделав ни единой попытки достичь полюса.

Спустя 29 лет «седовцы» «увидели домики, почти засыпанные снегом». Помещение, предназначенное для хранения продуктов, оказалось разобрано, расхищено все, что могло представлять интерес: «Домик обшит толем. Все довольно крепко. […] Все стараются взять какие-нибудь реликвии. Я беру свечу. Ставится мачта с флагом. А кино работает. В 6 ч. после чая и рюмки коньяка идем спать и спим до обеда. Все спуталось, где день, где ночь, а солнце светит, хотя и через туман» ^{[37, л. 14–14об]}.

К вечеру 5 августа показался архипелаг Новая Земля. На следующий день команда сошла на берег. Здесь экспедицию ожидала сенсация: «Все рассматривают прекрасный поплавок 1901 года и, пытаясь [прочесть], что находится в нем. После долгих попыток он, наконец, вскрыт, а в нем сложена бумажка. Вечером все читают донесения Болдуина о результатах работ. 29 лет прошло пока оно попало в руки людей. Но как все хорошо сделано. Краска пишущей маши[нки] как свежая» ^{[37, л. 18об–19]}.

По пути к Северной Земле экспедиции предстояло обследовать район, в котором предполагалось нахождение неизвестной земли или острова. Еще в 1924 г. В.Ю. Визе, изучив дрейф затертого во льдах корабля экспедиции Г.Л. Брусилова «Св. Анна», предположил, что между 78 и 80о северной широты (восточнее линии дрейфа корабля) находится какое-то препятствие, мешающее движению судна. Свое логическое заключение – препятствием может быть остров — В.Ю. Визе подкрепил математическими выкладками, точно определив место предполагаемой земли. В ходе этой экспедиции подтвердилась догадка В.Ю. Визе. 13 августа 1930 г. экипаж ледокола «Г. Седов», пройдя 79-ю параллель, обнаружил остров ^{[11, с. 12–13]}.

Это событие отражено в дневнике Б.Л. Исаченко: «Тихо, солнце. Льды. Мы идем то по воде, то ожидая льды. Около 4 часов показывается полоска земли. Неужели эта земля, которую предсказал Визе? Совпадения полные. Все смотрят. Плоский низкий берег, никаких гор» (13 августа 1930) ^{[37, л. 21об]}. Эта короткая запись дополняется весьма подробным описанием следующего дня: «Сегодня торжественно подошли к предсказанной земле Визе»^{[37, л. 22]}. Запись происходящего 14 августа 1930 г. детально (с указанием времени суток, фамилий участников) представляет нам этот день. В подготовке к походу по льду на берег О.Ю. Шмидт отдает распоряжение взять палатку и припасы на четыре дня, отбирают охотников пройти этот трудный путь. Б.Л. Исаченко и В.Ю. Визе сговариваются остаться на корабле и идти к острову завтра. Пока часть команды отправилась на остров, на ледоколе состоялось первое дружеское поздравление В.Ю. Визе с его открытием: «… Стук в дверь и входит Соколов, сообщая, что у него шампанское и нужно поздравить Визе. […] И вот мы в каюте у завхоза сидим, пьем и едим маслины и шоколад» ^{[37, л. 22–22об]}. Вид острова несколько разочаровал и команду, и самого Визе своей сумрачностью и убогостью природной обстановки. Но способности Визе в области прогнозирования были бесспорны и вскоре получили продолжение открытием новых островов в Карском море.

Немало страниц в экспедиционном дневнике Б.Л. Исаченко посвящено обстановке на судне, внутреннему укладу жизни: охота, игра в шашки, шахматы, домино, стрельба по льдинам, питание, одежда, «воспитательные» беседы в «красном уголке». Он неоднократно возвращается и к описанию своеобразного вынужденного соседства ученых с зимовщиками споры среди новых зимовщиков: «Одни говорят, что жалеют, что приехали, другие упрекают в отсутствии дисциплины и т.п. Одним словом эта склока, которая столь обычна теперь во всех учреждениях» ^{[37, л. 15–15об]}.

Плавание во льдах даже для ледокольных пароходов было сопряжено с риском. О борьбе с тяжелыми льдами и вынужденных зимовках очень часто повествуют полярники, покорявшие Северный Ледовитый океан в начале XX века. По свидетельству Б.Л. Исаченко, экспедиция столкнулась с этой проблемой 17 августа, когда ледокол «Г. Седов» вошел в сплоченные льды и оказался зажат. Капитан отдал распоряжение на всякий случай экономить продукты. «Перебирают и сушат картофель, просматривают лук. Прекращение подачи мяса к 4-часовому чаю. Капитан озабочен. Вокруг ледокола мощные льдины» ^{[37, л. 26об–27]}. Судно окалывали, взрывали лед аммоналом. На следующий день удалось выбраться, а 20 августа вновь попали в ледовую ловушку Детальное описание мероприятий на судне по выходу из ледовых тисков, представленное Б.Л. Исаченко, сопровождается лирическим отступлением: «Льдины снова появились вокруг нас. Снова, то белые с зеленым основанием самой причудливой формы. Как удивительно напоминают некоторые маленькие льдины плывущих птиц – лебедей или гусей, настоящее лебединое озеро» ^{[37, л. 29об–30]}.

Следуя на Север, участники экспедиции обнаружили неизвестные острова, названные позже именем В.И. Воронина и Б.Л. Исаченко. Эта островная группа лежала поблизости к цели похода — берегам Северной Земли. Но пробиться ближе не позволял лед. Поэтому высадку зимовочной партии решили произвести на один из островов архипелага Северная Земля — остров Домашний. 24 августа началась выгрузка строительных материалов для дома, продовольствия, оборудования для первой североземельской полярной станции ^{[12, с. 358]}. К 29 августа работа была близка к завершению – домик покрыт крышей, водружена мачта. Исаченко записал: «С утра отправляем на берег собак... В лодке они сидят очумевшие, с выражением ужаса в глазах. […] Остров сразу стал носить следы собак и снег потерял свою белизну и чистоту» ^{[37, л. 34об–35]}. Своевременный приход на станцию крупной медведицы …. обеспечил собакам пищу.

30 августа работы были закончены. Перед расставанием О.Ю. Шмидт сказал речь, с ответным словом выступил Г.А. Ушаков.

Первая североземельская полярная станция стала новым форпостом советской науки в Арктике, команда зимовщиков (начальник экспедиции Г.А. Ушаков, геолог Н.Н. Урванцев, каюр-промышленник С.П. Журавлев и радист В.В. Ходов) должна была решить сложную задачу — обследовать Северную Землю и картографировать ее.

Покинув о. Домашний, ледокол «Г. Седов» прошел еще на Север для выполнения гидрологических работ. На этом пути открыли еще один остров, окруженный льдами, назвали именем О.Ю. Шмидта. Отсюда «Г. Седов» повернул на юг и к 13 сентября 1930 г. вернулся в Архангельск.

Подводя итог, хотим отметить, что в дневниковых записках Б.Л. Исаченко четко прослеживаются две тематические линии: фиксирование внешних событий (дорожных впечатлений, происшествий, свидетелем которых был автор) и описание идей и переживаний автора. Местами они отражены отдельно друг от друга, но чаще пересекаются в одной дневниковой записи. Они содержательно охватывают несколько направлений, по которым можно анализировать источник и использовать его информационные возможности (научная составляющая; детализация маршрута экспедиции и наблюдение за происходящим; описание бытового уклада экспедиции). Все это позволяет, используя записи дневника, «пройти» арктическим маршрутом, проследить впечатления его участника, определить какие научные задачи ставил и решал ученый в данной обстановке, несмотря на то, что наука в данном походе имела попутный характер.

По итогам этой экспедиции Б.Л. Исаченко установил: наличие в арктических почвах обычных для средних широт почвенных бактерий; широкое распространение тех же возбудителей и биогенных процессов, что наблюдались в более южных широтах. Ученый выдвинул гипотезу об особой роли птиц, которые могли заносить на отдаленные острова некоторые группы микроорганизмов. Он пришел к выводу, что естественные процессы почвообразования могли иметь место и в арктической зоне, отличаясь только темпами.

Пророческим оказалось и предположение ученого, высказанное в указанной выше статье, о том, что появление человека в этих широтах внесет постепенно изменения в состав микрофлоры арктических почв и изменит ее количественный и качественный состав.