Functional-semantic aspects of translation of psychological terminological phrases of English language

Данная работа посвящена изучению функциональных, лексико-семантических и деривационных особенностей психологических адъективно-субстантивных терминологических словосочетаний (ТС) английского языка в переводческом аспекте.

Актуальность настоящего исследования обусловлена необходимостью описать функциональные, деривационные и лексико-семантические особенности адъективно-субстантивных терминологических психологических словосочетаний английского языка, влияющие на выбор способов перевода англоязычных терминов на русский язык.

Цель работы заключается в том, чтобы разработать способы перевода адъективно-субстантивных ТС, учитывающие их функциональные и лексико-семантические особенности. В работе также предпринимается попытка определить степень влияния на перевод процесса терминологизации значения ТС.

Практическим языковым материалом исследования послужили психологические адъективно-субстантивные терминологические словосочетания английского языка, извлеченные из различных лексикографических источников, фиксирующих лексику исследуемой области, научных статей и монографий. В частности, рассматривается семантическая структура адъективно-субстантивных ТС, ядро которых составляют существительные различных семантических категорий.

В процессе исследования применялись методы описательно-сопоставительного анализа. Сопоставительный анализ особенностей деривации и функционирования ТС позволяет выявить модели взаимодействия семантических структур исходного и переводящего языков в процессе перевода. Изучение структурных особенностей терминологических единиц осуществлялось в рамках традиционного формально-структурного подхода. В процессе исследования применялся метод семантического анализа.

Переходя к теоретической части исследования, необходимо отметить, что при описании возникновения и развития значения ТС в его содержательной структуре важно различать репрезентативный компонент, основанный на лексическо-грамматическом значении, и сигнификативный компонент, обозначающий специальное понятие, относящееся к определённой области знаний. Обсуждая особенности терминологического знака, В. М. Лейчик указывает, что «термин вырастает из лексической единицы определенного национального языка или что, иначе говоря, лексическая единица этого языка является естественно языковым субстратом термина <…> В то же время признаки термина, которые позволяют ему обозначать (выражать) специальные понятия, образуют его логический суперстрат. Между ними располагаются содержательные и формальные признаки термина, которые и образуют его терминологическую сущность» ^{[8, с. 31]}.

Другими словами, отличительной особенностью научного термина является высокая степень условности лексико-грамматических признаков, лежащих в основе его значения. Эти признаки выступают прежде всего в репрезентативной функции, в то время как содержательная сторона термина определяется его соотнесённостью с определённым понятием и предметом (денотатом) профессиональной сферы. Изменение представлений о денотате в процессе развития понятийной системы может стать одной из причин изменения содержательного наполнения термина ^[10].

Впервые проблема взаимодействия лексико-грамматического и сигнификативного уровней в содержательной структуре термина была подробно изучена в работах основателя советской школы терминоведения Д. С. Лотте, который высказал идею о необходимости разграничения «буквального значения (т.е. значения входящих в его состав терминоэлементов с учетом их морфологии и синтаксических связей) и действительного значения термина» ^{[11, с. 24]}.

Изучая структуру значения терминологических единиц, Д. С. Лотте проводил различие между формальными компонентами, которые «лишены самостоятельного терминологического значения» (например, предлог с в термине двигатель с принудительным зажиганием), и элементами, которые имеют явно выраженные терминологические значения (например, элементы магнит-, -ность в слове магнитность) ^{[11, с. 82-85]}.

Аналогичным образом, по мнению Д. С. Лотте, осуществляется анализ терминологических словосочетаний: выделяются структурные части ТС, которые соотносятся с понятийным содержанием соответствующего термина. В зависимости от степени разложимости значения ТС выделяются разложимые, условно разложимые, полуразложимые и неразложимые единицы ^[11]. Исследователь указывает, что некоторые компоненты ТС могут входить в структуру его значения, но при этом, если они не соотнесены с соответствующей областью знания, не обладают «явно выраженными терминологическими значениями» данной области, они не являются терминоэлементами (например, слова слепая и шахта образуют материальную части термина слепая шахта, но не являются терминолементами этого термина).

Анализируя значение термина, важно учитывать деривационные признаки, репрезентирующие содержание соответствующего понятия. В связи с этим Д. С. Лотте отмечает, что «смысловое содержание термина обусловлено тем понятием, которое он выражает <…> Однако, если составляющие слова продолжают употребляться в живой речи, смысловая двойственность термина сохраняется, и в этом случае можно говорить о соответствии или несоответствии между буквальным значением и смысловым содержанием. Сравнивая, например, понятия, выражаемые терминами сила удара, ударная сила и живая сила, легко убедиться, что слово «сила» употреблено здесь в трех разных значениях: в смысле «сила» (ударная сила), «энергия» (живая сила), «импульс» (сила удара)» ^{[11, с. 76]}.

В связи с проблемой «смысловой двойственности термина», обозначенной в приведённом выше высказывании, неизбежно возникают следующие вопросы: каким образом коррелирует внутренняя форма ТС, репрезентантом которой выступают первичные значения смысловых компонентов, и сигнификативные аспекты его содержания, а также является ли мотивированность термина частным случаем проблемы мотивированности / немотивированности языкового знака или существуют «специфические типы мотивации терминов на фоне мотивации общеязыковых единиц» ^{[17, с. 5]}.

Однозначного ответа на этот вопрос в современном терминоведении не существует, однако, очевидно, что в терминологических единицах, обозначающих строго определённые понятия, на первый план выходит репрезентативная функция мотивационных признаков. По замечанию А. В. Суперанской, «мотивированное имя несет определенную информацию, но создается имя не ради того, чтобы включать в него эту информацию» ^{[15, с. 270]}.

При изучении семантики термина особенно важно избегать одностороннего похода к изучению мотивации, преувеличивающего значение мотивационных признаков в структуре значения. По мнению Н. Д. Голева, некоторые традиционные концепции мотивации «как бы не замечают условности мотивировки, ее принадлежности к форме», рассматривая «мотивирующие значения в ряду прочих семантических признаков, составляющих лексическое значение» ^{[3, с. 29-39]}.

Несмотря на высокую степень условности в терминологических номинациях, вопрос их мотивированности продолжает оставаться в центре внимания исследователей. Одной из причин такого интереса является его практическая значимость. С. Д. Шелов в монографии «Очерк теории терминологии: состав, понятийная организация, практические приложения» среди направлений практического применения результатов исследования мотивированности термина указывает разработку терминологических стандартов и подготовку сборников рекомендуемых терминов. При решении этих задач вопрос, как правило, «ставится в такой форме: каким терминам – мотивированным или немотивированным – следует отдавать предпочтение и почему?» ^{[17, с. 5]}.

Изучение проблемы мотивированности терминов направлено на решение таких задач, как описание семантических моделей, лежащих в основе терминологических единиц, установление наиболее частотных типов взаимодействия мотивационных структур и содержания обозначаемого понятия; выявление основных моделей образования терминов и определение степени продуктивности таких моделей и др.

Наиболее полно особенности механизмов мотивированности, лежащих в основе терминологических систем различных языков, проявляются при их изучении на основе сопоставительного метода, позволяющего выявить сходства и различия аналогичных языковых явлений в плане выражения и в плане содержания. Сопоставительное изучение параллельных разноязычных терминологических систем имеет важное значение для практики обучения иностранному языку, для теории и практики перевода.

Ответ на вопрос о мотивированности ТС интересен ещё и с точки зрения изучения взаимодействия процессов мотивированности и фразеологизации словосочетаний, в состав которых могут входить как общеупотребительные слова, так и терминоэлементы. Можно предположить, что терминоэлементы, обозначающие отдельные понятия, с большей вероятностью будут сохранять свою самостоятельность в составе ТС, в то время как общеупотребительные слова, взаимодействуя с понятийным содержанием ТС, будут переосмысляться, тем самым способствуя повышению уровня спаянности словосочетания и его последующей фразеологизации.

Это предположение подтверждается исследованием О. А. Подолиной, в котором проводится функционально-семантический анализ финансовых терминов. Приводя пример свободных или относительно свободных словосочетаний, автор данной работы указывает языковые единицы, состоящие из слов, соотносящихся с самостоятельными понятиями в финансовой терминосистеме: акцептованный вексель, пролонгация векселя. Несвободные и относительно несвободные словосочетания (такие как валютная корзина, национальное богатство, страховая сумма), напротив, состоят из общеупотребительных слов, которые переосмысляются в составе словосочетания, соотносящегося с определённым научным понятием ^[12].

Очевидно, что существование двух типов ТС, различающихся наличием или отсутствием в их составе термоэлементов, отражает две разнонаправленные тенденции в развитии терминосистемы: свободные ТС возникают в тех случаях, когда формирование нового понятия происходит с опорой на уже существующие научные понятия, а появление несвободных ТС становится результатом квалификации обозначаемого предмета или явления по признаку, выбираемому достаточно произвольно. Вследствие субъективного характера номинации признак, лежащий в основе номинации научных понятий, может отражать как существенную сторону именуемого явления, так и его периферийные аспекты.

Субъективный фактор в выборе способа наименования, вероятно, играет более значительную роль на начальном этапе формирования конкретной терминологической системы, когда новые научные понятия сопоставляются с явлениями, для обозначения которых имеются слова в общеупотребительном языке.

Соответствие внутренней формы термина его понятийному наполнению обычно указывается в качестве одного из требований к «удачному» языковому оформлению термина. По словам П. Флоренского, «удачное название (термина) опирается на годы внимательнейшего вглядывания, на познание тесно сплоченных и устойчивых переплетений многих признаков и на понимание, как именно соотносятся эти комплексы к разным другим того же порядка» ^{[16, с. 195]}.

Следует отметить, что в последние годы представление об «идеальном термине» подверглось пересмотру. По замечанию А. В. Лемова, за термином «признали право и на асимметрию плана выражения и плана содержания, и на немотивированность, и на иноязычность, и на разнообразие категориальных средств создания, и на многословность». ^{[10, с. 5]}.

Продолжая обсуждение особенностей взаимодействия мотивационных признаков и понятийного содержания ТС, остановимся подробнее на принципах, лежащих в основе вышеупомянутой классификации терминов Д. С. Лотте, в которой ТС подразделяются на четыре группы в зависимости от «степени разложимости». К наиболее свободным ТС относятся именные группы, состоящие из общеупотребительных слов, каждое из которых применено «в обычном, не искаженном значении» (например, ударная сила и удельный вес). Если в словосочетании появляется слово с терминологическим значением, степень его разложимости снижается. Так, наличие терминов давление и автосцепка в составе ТС высокое давление и зев автосцепки приводит, по мнению Д. С. Лотте, к снижению «степени разложимости». Ещё менее подвержены членению ТС, в которых один или два компонента используются в «искажённом значении» (например, в ТС железное дерево «искажено» значение слова «железное», а в ТС мальтийский крест искажению подвергаются оба слова). ^{[11, с. 79-84]}.

Очевидно, что «степени разложимости» ТС Д. С. Лотте связывает, прежде всего, с соответствием или несоответствием между «буквальным значением» компонентов и значением ТС. Иначе говоря, совпадение общеупотребительного значения слова, входящего в состав ТС, с одной из сем лексического значения всего ТС, указывает на высокий уровень разложимости этого ТС. И, напротив, утрата общеупотребительным словом своего первого значения в составе ТС приводит к тому, что это значение не отражает ни один из признаков, лежащих в основе семантики данного ТС.

Приобретение компонентом ТС вторичного значения в результате обозначения нового денотата, относящегося к области специальных знаний, Д. С. Лотте понимает как «искажение» исходного значения, не рассматривая его влияние на развитие семантики слова. Внимание исследователя сосредоточено только, говоря современным языком, на уровне осознанности первичного значения компонентов словосочетания. Остаётся не до конца прояснённым, почему в некоторых случаях общелитературное значение слова включается в семантику ТС, отнесённого к категории «свободных» (например, ударная сила и удельный вес), а в других случаях это значение «искажается» (например, высокое давление). Представляется, что особенности развития значения прилагательного в составе ТС могут быть связаны с коммуникативной значимостью обозначаемого признака, которая определяется его функцией в составе ТС:

1. Идентифицирующий признак, служащий основой для номинации определённой категории предметов или явлений, имеет высокую коммуникативную значимость, редко подвергается переосмыслению как самостоятельная лексическая единица, сохраняя своё первое значение неизменным (например, ударная сила и удельный вес).

Вероятно, не вполне правомерно относить такие словосочетания к категории «свободных» лишь на том основании, что общелитературное значение его компонентов остаётся актуализированным в семантике ТС. Высокий уровень осознанности этих сем не означает, что семантика всего ТС является их суммой. Скорее, отнесение к новому денотату приводит к новому содержательному наполнению сочетания этих лексических единиц, отводя первым значениям компонентов периферийную роль в выражении сигнификативного значения. Иллюзия «свободы», семантической самостоятельности компонентов такого ТС создаётся вследствие того, что переосмыслению в процессе терминологизации подвергается не каждое слово по отдельности, а всё словосочетание в целом.

2. Качественный признак, обозначающий свойство, выделяемое в самых различных категориях объектов, и потому имеющий слабую связь с определяемым существительным. Для такого признака изначально характерна широкая сочетаемость, а прилагательное, обозначающее этот признак, может выступать в предикативной функции. Качественному признаку свойственно стремление к отрыву от денотата. Например, как отмечает Н. Д. Арутюнова, «среди русских прилагательных, называющих цвет предмета, лишь немногие сохранили в своем значении «семантические пресуппозиции», позволяющие относить их только к некоторым категориям реалий и тем самым налагающие ограничения на их сочетаемость» ^{[1, с. 36]}.

Однако функционирование в составе именной группы, выполняющей преимущественно номинативную функцию, приводит к переосмыслению качественного признака как сущностного и стабильного свойства обозначаемого денотата. Вследствие этого такой признак приобретает семантические пресуппозиции, допускающие сочетаемость только с определённой категорией предметов, и в некоторых случаях формирует самостоятельное терминологическое значение (например, признак железное в ТС железное дерево).

В психологической терминосистеме существует множество ТС, в которых прилагательное, изначально «предназначенное» для функционирования в роли предиката, после включения в состав ТС осмысляется как стабильный признак, имеющий собственное терминологическое значение (например, прилагательное vulnerable (уязвимый; ранимый) в ТС vulnerable populations приобретает значение «имеющий психические нарушения»). Процесс переосмысления значения прилагательного приводит к повышению семантической спаянности ТС.

Наряду с процессом фразеологизации структуры ТС, тенденцией к немотивированности, отмечаемой многими исследователями, в речи может наблюдаться стремление к мотивированности, к осознанию вторичного значения языкового знака. По замечанию Т. А. Сидоровой, изучающей мотивированность слова в когнитивном аспекте, мотивированность – «это не только ответ на вопрос, включается или не включается мотивирующий признак, выраженный производящей основой или корнем, в лексическое значение слова. Это также обнаружение связи между концептуальными структурами, стоящими за морфемной синтагмой и лексическим значением слова» ^{[14, с. 66]}.

Применительно к терминологическому словосочетанию концептуальной структурой, стоящей за его компонентом может быть не только его общеупотребительное значение, но и определённая структура знаний, отражающая существенные признаки понятийного содержания термина, однако изначально не имевшая языковой реализации. Например, в словосочетании operant conditioning первоначально, вероятно, осознавалось только первое значение прилагательного operant («работающий», «действующий», от лат. operari «работать») и концептуальной основой номинации было представление о том, что обозначаемый тип поведения «воздействует» на среду, вызывая появление подкрепления («this type of behavior operates on the environment to produce its reinforcers») ^{[21, с. 313]}.

Однако в процессе функционирования лексема operant подверглась переосмыслению и в современных словарях определяется как «включающий изменения поведения, основанные на подкрепляющем или подавляющем воздействии последствий этого поведения» («involving the modification of behaviour by the reinforcing or inhibiting effect of its own consequences») ^{[19, 22]} Этот пример показывает, что лексическая единица, изначально не имевшая самостоятельного терминологического значения, постепенно приобретает способность выполнять не только репрезентативную функцию, но и выступать в роли когнитивной единицы, сохраняющей и передающей специальные знания.

Процесс развития значения лексемы operant связан с расширением представлений об оперантном обусловливании и возникновением новых понятий, обобщающих знания о различных аспектах этого феномена. Включение в наименование таких понятий прилагательного operant позволяет создать термины, языковая форма которых отражает сущностные признаки явления: оперантный резерв – число оперантных реакций, производимых организмом после завершения подкрепления; оперантный уровень – уровень, на котором оперант появляется до подкрепления ^[5], и др.

Таким образом, мотивированность ТС может быть связана не только с общелитературным значением его компонентов, но и с их вторичными специальными значениями, возникающими вследствие развития понятийной системы определённой области знаний.

Следует отметить, что ТС operant conditioning, в котором идентифицирующий признак, изначально выступающий преимущественно в репрезентативной функции, формирует собственное терминологическое значение, иллюстрирует модель развития значения, которую нельзя отнести к наиболее продуктивным. В большинстве случаев значение прилагательного, обозначающего идентифицирующий признак, не соотносится с отдельным научным понятием (например, classical conditioning).

Понимание специфики развития значения ТС имеет важное значение, в частности, для такой практической задачи, относящейся к области переводоведения, как выбор наиболее эффективного способа заимствования иноязычного термина.

Традиционно, при обсуждении достоинств и недостатков различных способов заимствования ТС подчёркивается ^{[2, 4, 18]}, что калькирование, сохраняющее мотивационные признаки исходного термина, позволяет добиться «прозрачности» внутренней формы заимствованного термина, в то время как применение транскрибирования и транслитерирования приводит к созданию терминов, в названии которых не содержится лексем, отражающих существенные признаки обозначаемого понятия. Например, следуя этой логике, при переводе словосочетания behavioural intervention предпочтение должно отдаваться варианту поведенческое вмешательство, передающего средствами языка перевода первичное значение ядерного компонента.

Однако анализ функционирования этого ТС и его варианта, созданного с помощью транслитерирования (поведенческая интервенция), показывает, что оба варианта термина встречаются в специальной литературе с примерно одинаковой частотой. Представляется, что распространённость варианта поведенческая интервенция, образованного с помощью транслитерирования (как и широкое использование многих других терминов, сохраняющих внешнюю оболочку оригинала), может объясняться в том числе и тем, что для специалистов, осознающих терминологическое значение компонентов ТС, их внутренняя форма представляется вполне прозрачной.

В связи с этим А. В. Лемов отмечает, что «многие заимствованные термины, которым предъявляется обвинение в отсутствии мотивировки, на самом деле могут оказаться вполне мотивированными, ориентирующими на понятие, закрепленное за термином» ^{[9, с. 127]}. Знание понятийной системы определённой предметной области часто является достаточным условием для осознания мотивирующих признаков, лежащих в основе значения ТС.

Показательно, что ни в одном из существующих в русском языке вариантов перевода ТС behavioural intervention– поведенческая интервенция и поведенческое вмешательство – не сохраняется внешняя форма прилагательного behavioural, хотя это прилагательное имеет два устоявшихся переводческих эквивалента «бихевиоральный» и «поведенческий». Однако в составе некоторых других словосочетаний прилагательное behavioural переводится как «бихевиоральный» (например, behavioural therapy чаще переводится как «бихевиоральная терапия», хотя вариант перевода «поведенческая терапия» также возможен).

Различие в способах перевода прилагательного behavioural в ТС behavioural intervention и behavioural therapy объясняетсятем, что в первом случае прилагательное behavioural используется в общелитературном значении – «относящийся или связанный с поведением», а во втором случае актуализируется терминологическое значение этого слова – «использующий методы классического и оперантного научения» ^{[5, 13]}.

Источником терминологического значения прилагательного behavioural (бихевиоральный) является деривационная связь с существительным, обозначающим научное понятие: behavioural в одном из своих значений является дериватом существительного behaviorism.

При переводе прилагательного, обозначающего научное понятие, обычно сохраняется его внешняя форма, актуализирующая вторичное, терминологические значение этого компонента: behavioural therapy – бихевиоральная терапия. Уровень осознанности первого, общелитературного значения прилагательного в относительно свободном ТС достаточно низкий и потому применение калькирования здесь не вполне уместно.

Сохранение в переводе внешней формы прилагательного behavioural, использующегося в терминологическом значении в ТС behavioural therapy, позволяет подчеркнуть его связь с обозначаемым научным понятием, в то время как при переводе слова в общеупотребительном значении важнее сохранить его семантику.

Анализ факторов, обусловливающих различия в способах перевода прилагательного behavioural, показывает, что заимствование терминоэлементов (т. е. компонентов ТС, соотносящихся с отдельным научным понятием) чаще осуществляется с помощью транслитерирования и транскрибирования, в то время как компоненты, не имеющие самостоятельного терминологического значения, как правило, передаются с помощью межъязыковых синонимов, максимально точно отражающих их семантику.

Возвращаясь к обсуждению специфики деривационного процесса, лежащего в основе изменения значения именных ТС, остановимся подробнее на взаимодействии коммуникативной и логико-семантической организации ТС различных типов (первый тип ТС включает в свой состав идентифицирующий признак, второй – качественный признак).

Распределение коммуникативной нагрузки в адъективно-субстантивных ТС до некоторой степени определяется особенностями их логико-семантической организации: родовому понятию, входящему в структуру термина, соответствует подчиняющий элемент ТС, а видовому признаку – компонент в подчиняемой функции. В данном случае можно говорить о том, что синтаксическая иерархия адъективно-субстантивных ТС отражает наше представление о родовидовых отношениях структурных элементов обозначаемого понятия.

Однако, по наблюдению Д. С. Лотте, логико-синтаксические отношения могут не отражать распределение информационной нагрузки между компонентами ТС. Используя для обозначения структурного компонента, несущего основную информационную нагрузку, термин «центр тяжести», он пишет: «В лингвистической литературе очень распространен взгляд на корень как на морфему, сосредоточивающую в себе «главное значение слова», являющуюся как бы центром тяжести в слове. Такой взгляд на роль корня вряд ли приемлем для научно-технических терминов» ^{[11, с. 85]}. Такой же точки зрения придерживается Т. Л. Канделаки, которая отмечает: «Роль видового отличия (и соответственно именной основы в составе оболочки термина) более второстепенна, чем роль признака – ближайшего видового понятия» ^{[7, с. 122]}.

Предположение о высокой коммуникативной значимости адъективных компонентов ТС, обозначающих существенный признак, подтверждается высокой продуктивностью деривационной модели, в которой такой компонент приобретает терминологическое значение (например, прилагательное vulnerable (уязвимый; ранимый) в ТС vulnerable populations приобретает значение «имеющий психические нарушения»).

И, напротив, для прилагательного, выступающего преимущественно в репрезентативной функции и имеющего низкую коммуникативную значимость, развитие терминологического значения менее вероятно. Это объясняется тем, что, как отмечалось выше, идентифицирующий признак служит основой номинативной именной группы, формируя вследствие этого прочную связь с определяемым словом. Такое словосочетание формирует терминологическое значение как целостная единица, в которой каждый компонент несёт свою долю коммуникативной нагрузки, не осмысляясь как самостоятельная терминологическая единица.

На примере развития значения прилагательного operant, входящего в словосочетание operantconditioning, можно проследить особенности деривационных моделей, характерных для словосочетаний с идентифицирующим признаком в роли атрибутива: изначально связь идентифицирующего признака с объектом номинации очень прочна, так как этот признак выступает, прежде всего, в репрезентативной функции, не всегда отражая сущностные характеристики обозначаемого понятия; затем этот признак переосмысляется, наполняется самостоятельным понятийным содержанием, начинает восприниматься как стабильная сущность в отвлечении от объекта номинации, и вследствие этого может сочетаться с объектами, принадлежащими к другим категориям.

Наряду с адъективно-субстантивными ТС, в которых атрибутивный компонент изначально выполняет преимущественно репрезентативную функцию (в таких как operant conditioning, classical conditioning и др.), в психологической терминосистеме английского языка достаточно широко представлены ТС, в которых прилагательное отражает качественный признак обозначаемого явления или понятия.

Например, в таких словосочетаниях как tangential thinking (поверхностное мышление, неспособность сосредоточиться на главной теме разговора) и asyndetic thinking (нарушение мышления, проявляющееся в постоянной и немотивированной смене темы разговора) общеупотребительное значение прилагательных продолжает осознаваться (tangential – направленный по касательной к данной кривой; asyndetic – бессоюзный, не связный)^[22], получая некоторое переосмысление в силу отнесенности к новому денотату – мышлению. Такие словосочетания можно отнести к категории относительно свободных, учитывая высокий уровень осознанности общеупотребительных значений атрибутивных прилагательных в семантической структуре термина.

В связи с тем, что прилагательные в таких ТС не соотнесены с отдельными научными понятиями и не имеют самостоятельного понятийного содержания, в переводе нет необходимости сохранять их внешнюю форму, осуществляя заимствование с помощью транскрибирования и транслитерирования. Более предпочтительным будет перевод, сохраняющий общелитературное значение исходных атрибутивов – это позволит добиться «прозрачности» языковой формы термина.

Таким образом, на основе сопоставительного анализа функциональных, лексико-грамматических и деривационных особенностей ТС английского и русского языков были выделены следующие группы адъективно-субстантивных словосочетаний, различающихся уровнем семантической слитности.

1. Несвободные ТС, в которых переосмыслению подвергаются не отдельные компоненты, а их объединение в рамках словосочетания, осмысляемого как целостная смысловая единица и соотнесённого с определённым научным понятием. Прилагательное, обозначающее идентифицирующий признак, в таких словосочетаниях выполняет преимущественно репрезентативную функцию (например, classical conditioning – классическое обусловливание).

Заимствование таких ТС обычно осуществляется с помощью калькирования, сохраняющего в переводе первые значения компонентов. Необходимость сохранения мотивационных признаков обусловлена высоким уровнем актуализации этих значений в семантической структуре исходного ТС. Развитие представлений об обозначаемом денотате может привести к осмыслению идентифицирующего признака как самостоятельного терминоэлемента, соотносящегося с отдельным научным понятием.

2. Частично свободные ТС, в которых прилагательное имеет терминологическое значение. Такое прилагательное может обозначать признак, изначально выступавший в качестве произвольно выбранной основы для наименования нового научного понятия и сформировавший терминологическое значение в процесс функционирования (например, operantconditioning – оперантное обусловливание).

Заимствование таких ТС обычно осуществляется с помощью транскрибирования и / или транслитерирования, т. к. как сохранение внешней формы исходного термина позволяет упростить установление связи ТС и обозначаемого им понятия.

3.Относительно свободные ТС, в которых прилагательное обозначает признак, отражающий сущностное свойство предмета или явления. В отличие от несвободных ТС, в которых выбор признака, лежащего в основе номинации, основан на субъективном восприятии обозначаемого предмета, данных личного опыта, ассоциациях и пр., в относительно свободных ТС прилагательное в определённом смысле выполняет предикативную функцию, предоставляя сведения, необходимые для правильного понимания сущности предмета (например, vulnerable populations – группы населения, имеющие психические нарушения).

Для таких прилагательных характерно стремление к отрыву от денотата. Этим объясняется относительно низкий уровень семантической слитности относительно свободных ТС. Как уже отмечалось, в переводе таких ТС важно сохранить первичное значение атрибутивов, т. к. оно продолжает осознаваться как основа для формирования производного терминологического значения. Однако в некоторых случаях, когда не удаётся подобрать межъязыковой синоним, точно передающий семантику исходного слова, может использоваться описательный перевод. Например, tangential thinking (букв. мышление, проходящее по касательной) – поверхностное мышление, неспособность сосредоточиться на главной теме разговора; asyndetic thinking (букв. бессоюзное мышление) – нарушение мышления, проявляющееся в постоянной и немотивированной смене темы разговора.

Использование относительно свободных ТС в идентифицирующей функции, в некоторых случаях приводит к тому, что признак, обозначаемый прилагательным, начинает осмысляться как стабильная сущность, соотносящаяся с определённым научным понятием. Такие прилагательные часто становятся деривационной основой для адъективных существительных (например, the vulnerable populations (группы населения, страдающие психическими нарушениями) – the vulnerable, a disabled person (человек с ограниченными возможностями) – the disabled).

4. Свободные ТС, в которых в качестве ядерного компонента выступает адъективное или отглагольное существительное, а прилагательное имеет самостоятельное терминологическое значение (например, forensictreatment – судебная психолого-психиатрическая помощь; behavioural therapy – бихевиоральная терапия).

Для словосочетаний, ядерный компонент которых оформлен как адъективное или отглагольное существительное, характерен низкий уровень семантической слитности, обусловленный тем, что субстантивный тип выражения качественной характеристики или процесса приводит к определённым семантическим сдвигам в структуре ТС. В частности, подчёркивание качественной характеристики предмета приводит к осмыслению этого признака как некой стабильной сущности, имеющей границы, и потому способной представлять признак без пространственно-временных характеристик, в отвлечении от носителя признака ^[6].

В научном тексте адъективные или отглагольные существительные выступают преимущественно в номинативной функции, поэтому в переводе важно сохранить мотивационные признаки, лежащие в основе терминологического значения (например, behavioural therapy – бихевиоральная терапия). Однако в тех случаях, когда отглагольные существительные с семантикой процессуальности по своей функции сближаются с предикативом, достаточно часто используется перевод на уровне словосочетания, допускающий замену или опущение адъективного компонента ТС. Например, Forensic treatment of offenders requires special knowledge about the criminal justice system, and the personality characteristics and / or behavior frequently observed in offenders ^[20]. – Для оказания психолого-психиатрической помощи преступникам требуются специальные знания о системе уголовного правосудия и понимание особенностей лично­сти и / или поведения, характерных для преступников ^[2].

Проведенный сопоставительный анализ деривационных и лексико-грамматических особенностей психологических терминов английского и русского языков показал, что на процесс перехода ТС из английского языка в русский оказывают влияние следующие факторы:

- уровень семантической спаянности исходного ТС: чем выше семантическая зависимость компонентов ТС, тем большее значение приобретает сохранение в переводе мотивационных признаков, лежащих в основе семантического структуры словосочетания. Первые значения ТС с высокой семантической спаянностью не подвергаются в таких ТС переосмыслению как самостоятельные семантические единицы. В результате соотнесения с новым денотатом, принадлежащим к специальной области знаний, происходит переосмысление ТС как целостной смысловой единицы, в которой отдельные компоненты лишены самостоятельного терминологического значения. Их передача в переводе с помощью калькирования позволяет сохранить внутреннюю форму языковой единицы, отражающую точку зрения номинатора на предмет обозначения. При переводе частично или относительно свободных ТС, в которых прилагательные или уже имеют самостоятельное терминологическое значение или его формируют, на первый план выходит задача подчёркивания их связи с обозначаемым понятием: в таких случаях может использоваться транскрибирование / транслитерирование (если «чуждая» внешняя форма не затрудняет установление связи с обозначаемым понятием) или перевод с помощью межязыкового синонима, максимально точно передающего формирующееся терминологическое значение.

- уровень коммуникативной значимости атрибутивного прилагательного в составе ТС: если прилагательное, входящее в состав ТС, выступая преимущественно в репрезентативной функции, имеет низкую коммуникативную значимость, в переводе достаточно сохранить его внутреннюю форму; если прилагательное, входящее в состав ТС, имеет высокую коммуникативную значимость, сближаясь по своей функции с предикативом, в переводе акцент смещается на передачу терминологических аспектов его содержания.

Завершая обсуждение влияния функциональных, лексико-грамматических и деривационных особенностей ТС английского языка на выбор способа их перевода, отметим, что в научной литературе в качестве одного из источников переводческих трудностей обычно указывается размытость границ между терминами и нетерминами. Представляется, что предлагаемый в данной работе подход к рассмотрению особенностей развития терминологического значения в содержательной структуре ТС, учитывающий взаимодействие его деривационных и синтагматических аспектов, может послужить основой для разработки способов перевода, учитывающих динамический характер процессов терминологизации и детерминологизации.