New genetic technologies and the problem of anthropological boundaries: from ethics of an individual towards ethics of species

Popova Ol'ga Doctor of Philosophy Leading Scientific Associate, Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences 143396, Russia, g. Moscow, ul. Goncharnaya, 14 j-9101980@yandex.ru Other publications by this author

Введение

В последнее десятилетие сформировался многогранный социально-философский дискурс, охватывающий различные проблемы биотехнологического усовершенствования человека (biotechnological human enhancement).

Если ранее, в годы формирования утопических проектов 20-го века, подобные дискурсы были лишь имажинативными проектами, не обеспеченными необходимым технологическим базисом, то в настоящее время в связи с появлением такого инструмента для редактирования генома, как CRISPR/Cas 9, все чаще рассуждения о технологических утопиях и усовершенствованных генетическим путем людях исходят от представителей научного сообщества. Многообещающие успехи современной науки и техники и убеждения отдельных технооптимистически настроенных ученых создают в общественном сознании новый образ человека и общества и новую онтологию человеческих существ с искусственно измененными биологическими основаниями индивидуальности.

Появление метода CRISPR/Cas 9 усилило уже существующий и широко распространенный в трансгуманистических кругах запрос на биотехнологическое улучшение человека. Усиленный появлением нового технологического инструмента, он вызвал перфекционистский горизонт ожиданий и новый формат представления об антропологических границах, где огромную роль начинает играть понятия «улучшения», «усиления», «расширения».

Ниже мы попытаемся представить две основополагающие линии отношения к технологиям генетического редактирования человека (либеральную технооптимистическую и консервативную), акцентировав внимание на проблеме смещения антропологической границы.

Генетические технологии и проблема улучшения человека: технооптимистичная перспектива.

Проблема биотехнологического улучшения человека все сильнее закрепляется в академических кругах. В качестве одного из примеров последних лет можно привести интервью в издании «Science» российского генетика Д.В. Ребриков, известного своими идеями о необходимости прорыва в сфере редактирования генома человека. Он дал однозначный ответ об их будущем, обращая внимание на их применение за пределами терапевтического использования. На вопрос журналиста «Что вы думаете о редактировании зародышевых клеток не для борьбы с болезнями, а для повышения скорости бега, IQ или цвета глаз?» он ответил так: «Это будет следующий шаг. Но через 20-30 лет. Теперь я против этого. В 2040 году я поддержу его. Я не против самой идеи. И эти люди, которые выступают против, хотят иметь все это в своих детях, но только за счет божественного провидения, а не за счет науки. Они лжецы или дураки» ^[1]

Мнение Д.В. Ребрикова раскрывает новый ракурс применения генетических технологий, который условно можно обозначить понятием биотехнологического перфекционизма. Под последним подразумевается использование возможностей современных биотехнологий в целях усовершенствования физических и интеллектуальных качеств как отдельного индивида, так и всей человеческой популяции, в целом. Биотехнологии, таким образом выступают средством конструирования человека с новыми границами физических, психических и социальных возможностей.

Необходимо подчеркнуть, что в последние годы исследование социальных проблем биотехнологического улучшения человека получает мощную институциональную поддержку. Во всем мире создаются инициативные группы по исследованию антропологических рисков развития технологий биотехнологического улучшения. В академическом научном сообществе проблема усиления (улучшения, расширения) человеческих качеств и биотехнологического конструирования человека в последние годы стала одной из наиболее обсуждаемых и вызывающих огромный исследовательский интерес. Эти тенденции отражают принципиально важный момент смещения фокуса исследований современной биомедицины - с терапии на усовершенствование человека, его оптимизацию.

Развитие генетических технологий в клинической практике также выходит за пределы терапии и становится важным фактором уже начавшейся общецивилизационной игры в улучшение. Вспомним в этой связи о том, что современные нейро- и информационные технологии все чаще используются с целями, не связанными с поддержанием или восстановлением человеческого здоровья. Об этом свидетельствуют расширяющиеся рынки когнитивных усилителей. По аналогии обсуждаются возможности появления рынков генетических усилителей.

Антропологическая граница становится подвижной, технологически определенной реальностью. Она способно подвергаться трансформации и корректируется лишь сформированным научным этосом, опирающимся на ценности сообщества, нормы морали и права. Такие антропологические параметры, как увеличение силы, выносливости, внимания, обретение физической красоты и т.д. и в потенциале –неограниченной продолжительности жизни, выступают в качестве новых антропологических констант. Они задаются уже не столько через природное, сколько через биотехнологическое происхождение.

Развитие генетических технологий часто рассматривается в контексте формирования различных связей между физическим, интеллектуальным и моральным улучшением.

Так, за улучшением физических способностей стоит идея улучшения его социального статуса, развития профессионализма, успешной адаптации в обществе. Расширение границы физических возможностей предстает как инструмент преодоления социальных ограничений. Воображаемые миры, построенные учеными, не обладали бы столь высокой потенцией роста, если бы в научном дискурсе о генетическом улучшении не осуществлялась реализация идеи о благе родительства и необходимости обеспечения жизни, соответствующей определенному качеству. Ученые, поддерживающие широкое применение редактирования генома человека в целях его улучшения, опираются на родительские представления о благе по отношению к собственным детям. Дискурсы о «недостаточности», «неполноценности» человеческого существа способствуют формированию новой околонаучной мифологии. За нею стоит эксплуатация частных желаний и опора на индивидуальную утопию.

Человек-моральная машина и расширение границ морального субъекта

Развитие установки на конструирование и улучшение человека стимулируется редукционистскими представлениями о человеке как машине, ремонтопригодной системе.

Улучшенное тело — это тело-машина, тело с заданными параметрами и контролируемым программным обеспечением. Оно лишено свойственной человеку «недостаточности», преодоление которой было предметом личностных усилий. За визуальными показателями привлекательности, физическими характеристиками и когнитивными качествами стоит уже не столько индивид, с его мотивацией к самопреобразованию, сколько конвергентный эффект научного энтузиазма и общественных ожиданий (воплощенных в родительских установках относительно идеального потомства и его будущего).

Генетические поломки такой биологической машины можно будет легко починить и, более того, привнести в ее формат функционирования дополнительные задачи, то есть оптимизировать ее эксплуатацию, адаптировать к условиям социального мира. Очевидно, что на сегодняшний день речь идет не столько о ближайшем будущем, сколько о формируемом дискурсивном пространстве, где воплощаются различные сценарии «отредактированного» человеческого будущего.

Одной из тематизируемых областей данного дискурсивного пространства является проблематика, связанная с использование технологий генетического редактирования человека в целях морального усовершенствования.

В основе интенции, направленной на моральное улучшение человечества и трансформацию границ субъекта морали, лежит идея об ущербности моральной природы человека. Подверженность человека к совершению аморальных поступков, его склонность к преступанию, - те фундаментальные антропологические константы, которые являлись неизменными на протяжении, возможно, всей истории человечества, рассматриваются как характеристики, которые необходимо исправить. Не путем социокультурной трансформации индивида (через педагогическое воздействие), а с помощью генетических технологий.

При этом предложения, касающиеся требований генетической корректировки индивида для «привития» ему моральности (обсуждаемые ввиду неразвитости методов и существующих этических ограничений лишь на теоретическом уровне), зачастую подвергаются достаточно резкой критике. В первую очередь она касается прояснения значения слова «мораль» и понимания предпосылок морального поведения.

В этике утвердилась точка зрения, что человек, будучи свободным существом, столь же свободно совершает моральные поступки. Он может считаться моральным субъектом только если его действия выходят за рамки исключительно природной детерминации. Расширение границ морального субъекта на основе заложенного на генетическом уровне, технологически интродуцированного принуждения к моральному долгу не означает автоматического формирования более совершенного морального субъекта.

Моральный субъект, не осознающий свою свободу совершения морального выбора, в том числе выбора, отличного от следования морального пути, утрачивает свое свойство быть моральным. Следуя заложенной в нем программе, которая будет способствовать совершению моральных актов, он оказывается в рамках такого рода но такого рода моральности, которая соответствует лишь ее внешним критериям. Такая мораль утрачивает свойство осознанного свободного акта.

Проблему субъекта как усовершенствованной генетическими технологиями моральной машины прекрасно раскрыл Дж. Харрис, задавшись вопросом о том: «…может ли нечто, что следует называть «моральным улучшением», включать моральных агентов, отрицающих саму возможность автономного морального выбора» ^{[2, с. 245]}. Вступая в дискуссию с Персоном и Савулеску, он выступил против того, чтобы «средства противодействия в форме морального улучшения…сделать надежными, универсальными и обязательными» ^[2], и обратил внимание на то, что «мораль по сути является выбором того, что считается лучшим, а не просто мотивацией на добро или просоциальностью; если коротко, быть хорошим не означает не творить зло, но делать выбор, размышляя, выбирать на основе свидетельств и аргументов, чтобы не творить зло» ^{[2, с.247]}. Речь идет о том, что сама сущность морали всегда обращена одним полюсом к возможности падения, к онтологической и нравственной «недостаточности», а другим – к пределам морального совершенствования, идеалам­. Биотехнологический перфекционизм по своему нравственному заряду противоположен сущности морального поступка, осуществляющегося в условиях онтологической неполноты человека, в ситуации несовершенства, где только и возможен моральный выбор как таковой. Успешное осуществление проекта по генетическому улучшению человечества вызывает далеко идущие социальные последствия. Он вовлекает в воронку улучшения различные социальные группы и существующую систему инфраструктур: сферу здравоохранения и образования. Кроме того, он направлен на производство нового медикализированного типа морального субъекта.

Трансформативный потенциал биотехнологий позволяет «взрослому» не ограничиваться функцией восполнения недостатков или восстановления здоровья, но мыслить о здоровье ребенка уже совершенно в другом понятийном пространстве, отражающем возможности биотехнологического перфекционизма ^[3]: улучшения, усовершенствования и оптимизации. Апеллируя к моральному словарю и перфекцинистским критериям, современные генетики наделяются голосами и этиков, и художников.

История человечества была связана с выстраиванием широких социальных отношений, социальной связи в широком смысле слова. Той связи, которая обеспечивала возможность социокультурного преобразования индивида с помощью особых дисциплинарных «техник тела», путем интенсивного педагогического воздействия. Однако на смену растянутому во времени социокультурному преобразованию субъекта, требующему огромных педагогических, родительских и индивидуальных усилий постепенно будут приходить техники с существенно другой темпоральностью, работающие в режиме цейтнота, дающие сверхбыстрые эффекты по требованию заказчика. Приведенное в начале статьи высказывание Д. Ребрикова о неизбежном наступлении эпохи редактирования человека характеризует процесс существенной трансформации социальной темпоральности, ее ускорения.

Оно провоцирует появление новых технологий и их моментальное внедрение в человеческую жизнь. Утверждается темпоральность цейтнота. Уже сейчас она является важным фактором воздействия на индивида, обеспечивающим развитие так называемой «умной» фармакологии. Повышающие когнитивные способности индивида лекарства востребованы именно в ситуации недостатка времени: необходимости сдать сессию в вузе, сконцентрироваться на выполнении новой задачи или же предстать умным и уверенным в себе перед работодателем и т.д. Кроме того, революционное воздействие фармакологии на психику человека все чаще рассматривается с точки зрения расширения способностей адаптации детей к современным стандартам образования.

Генная инженерия раскрывает еще более быстрый вид темпоральности. Как отмечалось выше, дисциплинарные методы воздействия на человеческое тело, связанные с так называемыми педагогическими «техниками тела», носят длительный характер. При этом результат формирования индивида всегда сопряжен с отступлениями от задуманного, появлением других целей и т.д., то есть он не всегда надежен. Фармакология (в отношении когнитивных усилителей, в частности, распространенного на Западе в системе образования - риталина и в сфере труда - модафинила) задает другой, как заявляется, более быстрый путь социальной адаптации индивида к системе социальных инфраструктур, прививая при использовании фармацевтических препаратов, за короткий срок, те качества, которые нужно было до этого поддерживать собственной волей (усидчивость, способность к концентрации внимания и коммуникативным навыкам).

Развитие технологий редактирования человека предлагают еще более быстрый путь формирования индивида: если прием фармакологических средств должен осуществляться в течение определенного времени, зачастую на протяжении всей жизни, то редактирование зародышевый линии окажется актом однократным и будет рассматриваться как менее финансово затратная процедура.

Современные биотехнологии кардинальным образом изменяют отношение человека к собственному телу. Инструментализация тела, характерная для социокультурных практик дисциплинирования постепенно элиминируется и подменяется биотехнологичеким технэ. В результате «техники тела» как результат внешнего социокультурного преобразования биологического субстрата (телесности) постепенно трансформируются в «техники тела» как результат симбиоза жизни и технологии. Как справедливо оценили данные трансформации Х. Новотны и Дж. Теста, «"Социальная связь" в самом истинном смысле этого термина, которая на протяжении столетий была обличена в форму социальных соглашений, в отношениях любви и власти, теперь предстает в своей неприкрытой генетической наготе» ^{[4, p. 12]}.

К защите этики вида

Развитие биотехнологий ставит проблему потери самоидентичности в связи с возможной легитимацией политики либеральной евгеники, осуществляющей вмешательство в доличностную жизнь. Достаточно подробный анализ этой проблемы был осуществлен Ю. Хабермасом в книге «Будущее человеческой природы». В ней философ акцентировал внимание на том, что мораль призвана защищать «природу от телесных, а личность – от внутренних или символических повреждений» ^{[5, c. 208]}.

При появляющихся возможностях биотехнологических манипуляций с зародышевой линией от индивида отчуждается его телесность, взятая в ее информационном (генетическом) аспекте. На современном этапе развития биотехнологий имеет смысл утверждать относительно гарантированную соматическую идентичность зрелой (автономной) личности и негарантированную идентичность личности потенциальной (эмбриона) (Ю.Хабермас), которая становится заложником, инструментом и полем притяжения совершенно различных интересов: ученых, испытывающих страсть к познанию и стремление к получению новых результатов в науке, родителей, интуитивно следующих путем обеспечения благой жизни своему ребенку, биополитических стратегий государства, желающего обеспечить более эффективное функционирование социума.

Развитие генетических технологий, в частности, технологий редактирования человека, порождает угрозу смещения способов обращения с человеческим телом – от запрета на редактирование генома человека к последующему частичному разрешению (например, исключительно в терапевтических целях) и тотальному принуждению к осуществлению этой практики (в целях экономии ресурсов здравоохранения), а в дальнейшем к легитимации редактирования генома в целях улучшения человека и корректировки индивидуальных свойств под желание заказчика.

Третье лицо (родитель, государство) по отношению к будущему ребенку занимают позицию производителя. В акте производства создается выгодный заказчику живой биотехнологический продукт. Ребенок во время генетических манипуляций будет ничем иным, как биологическим материалом, на котором воплощаются замыслы взрослого. Как отмечает Ю.Хабермас, «Изменившие генную структуру ребенка родительские намерения проявляются в истории жизни человека как нормальная составная часть интеракций, при этом они исключают условия взаимности коммуникативного общения. Родители сами решили без какого-либо консенсуса, а лишь исходя из своих предпочтений все так, словно речь шла о какой-либо вещи. Но поскольку эта самая вещь развивается в личность, эгоцентрическое вмешательство родителей приобретает смысл коммуникативного действия и может иметь экзистенциальные последствия» ^{[5, c. 63]}. Он отстаивает позицию, согласно которой соматическое единство человеческой личности связано со спонтанным отношением к самому себе, правильное самопонимание формируется через восприятие себя как естественно вырастающего телесного бытия. Но это оказывается невозможным, если в доличностной жизни произведено вмешательство третьего.

Самовосприятие человека существенным образом поменялось за последние десятилетия. Неестественные предпосылки его рождения (с помощью суррогатного материнства или ЭКО), неестественные условия продолжения его жизни (с помощью трансплантации органов) и умирания (использование интенсивной терапии) вызывают процесс осознания тотальной технологической детерминированности границ собственной жизни. Человек все интенсивнее рассматривает себя как вещь искусственную. Технологии редактирования генома представляют собой один из способов продолжения линии искусственного.

Существенно важным в этой связи является то, что наиболее важный вопрос для Ю. Хабермаса, что значит «быть самим собой», по закону технологической наклонной плоскости будет подчинен другим характеристикам, выгодным прежде всего экономическому укладу. Он будет оказывать влияние на акты потребительского предпочтения «выгодных», «успешных» характеристик будущей личности: «С точки зрения либеральной евгеники, вопрос о применимости генных технологий решается, скорее, обычным либерально-рыночным путем, когда родители имеют возможность прийти в «генетический супермаркет», выбрать (или не выбрать) соответствующий пакет генных изменений для будущих детей, что, в свою очередь, лишь иным образом актуализирует старые вопросы дистрибутивной справедливости» ^[6] .

Критерием правильного действия для Ю. Хабермаса, исходя из его предыдущих философских работ, является наличие коммуникативного консенсуса. Как он возможен в отношении взрослеющей личности, даже на эмбриональном уровне? Если человеческое существо на этой стадии онтогенеза рассматривать как потенциальную личность, то акт вмешательства в гены со стороны родителей или третьих лиц рассматривается именно как насильственное нарушение границ телесности, посягательство на соматические предпосылки свободы. Те естественные ее условия, которые непосредственно связаны с видовой идентичностью, забота о которой налагает запрет на насильственное превращение тела в артефакт.

Генная манипуляция человеческой видовой идентичностью затрагивает такую специфическую характеристику морального бытия, как видовое самопонимание, границы субъекта как представителя своего вида. Ребенок, выросший со знанием о том, что он есть жертва манипуляций, даже оправданных благими намерениями взрослых, лишается части своей автономии. Он усовершенствованный продукт и тот, кого вследствие использования технологий улучшения человека, могут вывести за пределы привычных антропологических констант, присущих его виду. Обращение с человеком на любой стадии его развития как всего лишь с живым материалом для конструирования порождает два моральных последствия: генетически запрограммированные личности могут быть ограничены в возможности оценки себя как безраздельных авторов своей собственной истории жизни, а в отношениях с предшествующими поколениями они не смогут рассматривать себя в качестве равных по происхождению личностей. Тех, кто находится с ними в общей истории одного вида. Сверхсила, суперинтеллект и прочие характеристики такого рода удаляют человека за границу человеческого.

Наклонная плоскость перфекционизма

Обсуждение сценариев социального развития общества в связи с легитимацией технологии редактирования генома человека становится предметом постоянных мысленных экспериментов как философии науки, так и в современной биоэтике. Рассмотрим в этой связи один очень удачный казус, предложенный группой известных исследователей в работе «От шанса к выбору. Генетика и справедливость ^[7]. Бьюкенен и соавторы предлагают представить текст предисловия к диссертации по истории медицины. Текст написан в 2040-м году и в нем отражаются последовательные шаги по легитимации евгеники. Если в 1990-е, родители практикуют негативную евгенику в медицинских целях, например, используют тесты для выявления синдрома Дауна с целью последующего абортирования плода, 2020 г. родители уже абортируют здоровых человеческих существ, которые имеют гены, несущие намного более высокий (по сравнению со среднестатистическим) риск ряда заболеваний во взрослом возрасте (например, рака груди или болезни Альцгеймера). Со временем тенденция усугубляется. Начинает набирать силу практика абортирования плодов с не оптимальными комбинациями генов. Например, выражался отказ от рождения детей, не соответствующих идеальному веса. Родители боролись за лучших детей, которые бы обладали в будущем повышенными физическими и интеллектуальными способностями, необходимым уровнем здоровья и интеллекта. При этом желание родителей продвинуть биотехнологическим путем своего ребенка в высшую квинтили, создало спираль беспредельного процесса генетического улучшения.

Воображаемый казус поднимает ряд вопросов: может ли ребенок потребовать компенсацию от родителей за негативные, с его точки зрения, последствия родительского решения о траектории развития своего ребенка? Какое влияние окажут генетические технологии на трансформацию социальных ценностей? Что будет справедливым в возникающей гонке за технологическим улучшением?

В острых дискуссиях между родителями и детьми может дать о себе знать дефицит универсальных дефиниций таких этических категорий, как благо, справедливость, автономия и др. По-новому артикулируется проблема идентичности.

Кроме того, казус показывает, что в современную эпоху социальные утопии замещают локальные индивидуальные утопии. Они направлены на изменение будущего только самого автора утопии, его детей и близких, являя собой пример “приватной”, “семейной”, “домашней” евгеники ^[8]. Они формируют наклонную плоскость генетического перфекционизма, зарождая в лабораторной пробирке конкурентноспособные навыки и новый тип человека как артефакта биотехнологий.

Заключение

Ученому, получающему инновационные результаты, необходима строгая обоснованность знания. В контексте характерного для современного времени этоса науки данная обоснованность требует также и свой этический коррелят. Полученное знание должно быть признанным научным сообществом. Легитимизации предполагает фильтрацию через целую совокупность нормативных принципов. Приращение научного знания, таким образом, оказывается возможным благодаря действию закона достаточного этического основания. Без него научные результаты оказываются сомнительными с этической точки зрения и не воспринимаются научным сообществом, блокируются уже на стадии обнародования.

Закон достаточного этического основания в конкретной ситуации научного факта и появления ценностного напряжения фактически выступает в качестве закона достаточного основания действия. Например, исследовательские манипуляции с эмбрионами человека отталкиваются не только от фактической данности (наличия эмбриона как объекта исследования), но и от того обстоятельства, что легитимность манипуляции (то есть достаточное основание действия ученого) обеспечивается существующим научным консенсусом, в рамках которого оговариваются рамки инструментального манипулятивного вмешательства. Они задают нормативный план, этическое основание научной активности.

Появление в контексте развития биологии объектов человеческого происхождения, полученных искусственным путем, которые могут стать материалом для неограниченного манипулятивного вмешательства, всегда сопряжено с расплывчатостью моральных стандартов. Грани жизни и смерти, полнота и неполноценность существования в этом случае предстают зыбкими, сформированными исключительно под запрос конкретных медицинских и исследовательских задач

В начальной стадии человеческого существования существует онтологическая неопределенность и моральная амбивалентность, не гарантирующая защиту человеческого существа. По этой причине развитие технологий редактирования генома ставит человека перед проблемой ограничения манипулятивных процедур, созданием необходимого нормативного каркаса, обеспечивающего антропологическую безопасность.

Статья подготовлена при финансовой поддержке фонда РФФИ в рамках научного проекта № 18-29-14067.