Structural transformations of Russian economy in the conditions of accelerated digitalization of industrial relations

О проблемах, которые таят в себе структурные перекосы российской экономики, учёные предупреждали задолго до того, как они проявились на практике.

К примеру, известный советский экономист В. Базаров предполагал, сто произойдет замедление темпа роста советской экономики по мере исчерпания (посредством насыщения) факторов ее развития, что нашло подтверждение перед Великой Отечественной войной ^[1].

В последующем многие экономисты делали акцент на структурных ограничениях экономического роста советской экономики. Во второй половине 1980-х годов ученых и практиков заботил вопрос, можно ли ускорить советскую экономику и в то же время осуществлять ее структурную перестройку?

Взятый в 1980-х годах курс на перестройку, которая по идее должна ускорить развитие советской экономики, предполагал, что именно изменение структуры экономики должно обеспечить необходимый темп роста. Однако, в количественном выражении не было ясно, какой именно должна стать экономическая структура. Осуществленная в процессе рыночных преобразований 1990-х годов приватизация окончательно определила сырьевую специализацию России в мировой экономике.

Кризис 2008-2009 годов ознаменовал крах экспортно-сырьевой модели; антикризисный пакет мер правительства показал свою эффективность и Россия справилась с этим кризисом легче, чем многие другие страны мира, за счёт средств Стабилизационного фонда (то есть за счет накопленных ранее нефтедолларов). Финансовая подушка безопасности хорошо сработала. Однако, цены на нефть не восстановились до докризисного уровня, возникла необходимость уменьшения цены нефти, закладываемой при формировании доходов бюджета, на определенный период трехлетнее бюджетное планирование стало невозможным из-за волатильности цен на главный ресурс страны. Вслед за этими событиями украинский кризис 2014 г. и общее замедление мировой экономики привели нашу страну к затяжной рецессии.

По оценкам экспертов, от кризиса 2015 года Россия так и не смогла оправиться - за последние пять лет (точка отсчета 2014 год) ВВП вырос не более, чем на 2,5% от уровня 2014 года, что является крайне недостаточным. К примеру, по подсчетам экономистов, для вхождения страны в пятерку мировых лидеров (один из главных национальных приоритетов России) необходим ежегодный рост в 5-8%. Средний рост ВВП России в последние 10 лет равен 1% ^[2]. Относительно темпы роста в России отмечены в 2000-2008 гг. – в среднем 7%. Кризис 2008 года сильно скорректировал эти значения. Рост ВВП на уровне 3% недостаточен, чтобы догнать промышленно развитые страны. Имея существующий научно-технический и ресурсный потенциал, Россия ежегодно должна расти с темпами 5-8% при расходах на НИОКР не менее 2% ВВП, в т. ч. не менее 0,15% ВВП на фундаментальные исследования.

Российская экономика, несмотря на усилия власти, масштабные национальные проекты, демонстрирует все признаки застоя: снижение потребительского спроса (основы российского экономического роста до 2008 г.), падение реальных доходов населения, снижение деловой активности, инвестиционный голод. В 2000-2016 годах экспортно-ориентированная модель российской экономики основывалась на компоненте потребительского (неинвестиционного) спроса, что в купе с низкими расходами на НИОКР сделало практически невозможным изменение структуры ВВП (как в секторальном, так и в компонентном разрезах).

Наблюдаемая стагнация - явление не только экономического, но и общественно-политического характера, однако, уходящая корнями к структурной компоненте. Доминирующая компонента (углеводороды) перестала обеспечивать в достаточном объеме поддержку внутреннего потребительского спроса, который служил основой экономического роста сырьевой экономики. Инвестиционная компонента в структуре ВВП не давала нужного его прироста. С таким багажом российская экономика столкнулась с мощнейшим внешним шоком – распространением новой короновирусной инфекции COVID-19, вызвавшим очередной обвал цен на энергоносители.

МВФ, Минэкономразвития РФ скорректировали свои прогнозы относительно дальнейшего развития экономик и предрекают не менее, чем двухлетнюю рецессию.

Становится очевидным, что происходящие изменения оставляют в прошлом углеводородный век, ориентация на которые несет в себе высокие риски глубокого экономического кризиса и даже социального взрыва.

Амбициозная задача вхождения российской экономики в топ-5 экономик мира может быть решена только посредством осуществления экономического прорыва России, с помощью которого можно достичь значимых результатов. Направлениями такого прорыва могут быть развитие человека и человеческого потенциала и/или научно-технический прогресс.

О реструктуризации российской экономики, переориентации на инновационно-инвестиционную модель заговорили давно, и не только со страниц научных изданий. Прията Стратегия научно-технологического развития РФ (Указ Президента РФ от 01.12.2016 № 642 «О Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации»), реализуются национальные проекты «Цифровая экономика», «Наука», «Производительность труда и поддержка занятости» (Указ Президента РФ от 07.05.2018 №204 «О национальных целях и стратегических задачах развития РФ на период до 2024 года»), в числе национальных приоритетов фигурирует вхождение России в пятерку лидеров мировой экономики.

Все научно-технические перевороты, начиная с 17 в., связаны с развитием промышленности. На базе промышленных технологий происходят изменения в экономике, социальной сфере, мировоззрении, поведении людей. Сами информационные технологии являются результатом развития научно-технического прогресса в промышленной сфере.

Эволюционные преобразования структуры российской экономики не увенчались успехом: курс на ускорение был прерван распадом страны, в хаосе 1990-х годов правительство решало более насущные и срочные задачи, переход на инновационные рельсы, ознаменованный принятием Стратегии национальной безопасности РФ и Стратегией научно-технологического развития РФ и подкрепленные национальными проектами и целевыми программами, пока не произошел. Искоренить голландскую болезнь оказалось не так просто. Другой причиной неэффективности попыток структурной переориентации экспорно-сырьевой направленности на инновационную стал спекулятивный капитал, который дает приращение большее, нежели инвестиционные вложения ^[3].

Форсированные цифровые преобразования стали новой экономической реальностью; по нашему мнению, это обстоятельство может создать мощный импульс для развития инновационных производств и привлечения в эту сферу финансовых ресурсов бизнеса. С учётом вынужденных изменений и адаптации производительных сил общества к режиму дистанционной, удаленной работы, опосредованного управления технологическая оснащенность производств и пронизанность экономики автоматизированными и цифровыми решениями стала объективной необходимостью продолжения жизненного цикла организаций бизнеса.

Согласно теории циклического развития, нижняя фаза экономического цикла является не только фазой кризиса, но и этапом возможностей для осуществления нового рывка в развитии. Исходя из жестких условий, в которые попало мировое сообщество быстрее всего ожидаемую в связи с распространением новой короновирусной инфекции COVID-19 преодолеют те страны, которые смогут максимально эффективно адаптироваться к новым обстоятельствам, а именно: изменение принципов управления, устранение бюрократических барьеров при согласовании принимаемых изменений, создание новых продуктов и способов его доведения до конечного потребителя, устранение возникших дисбалансов на рынке труда. Это еще раз подтверждает что адаптационная эффективность экономики сегодня является первоочередной по отношению к социальной и экономической.

Принимая во внимание тот факт, что российской экономике уже давно необходимо коренное преобразование её структуры, можно предположить, что в кратчайшем периоде разрушительное воздействие внешнего шока (резкий спад цен на энергоресурсы, сокращение конечного и промежуточного спроса) будет колоссальным. Однако, это будет способствовать форсированному внедрению цифровых начал в экономическую жизнь общества и преодолению её технологической отсталости.

Те обстоятельства, которые на сегодняшний день принуждают страны мира проявлять адаптивность к меняющимся условиям внешней среды, форсируют смену технологического уклада: укореняются цифровые начала отношений даже в тех сферах жизнедеятельности, которым они были несвойственны. Не только отдельно взятые страны (США, Сингапур, Южная Корея, Япония, Германия), но и весь мир принимает на себя вызов оцифровать производство. Используя терминологию, предложенную К. Швабом, председателем всемирного экономического общества, речь идёт о четвертой промышленной революции, которой свойственны следующие процессы: роботизация, тотальная цифровизация, использование шеринговых платформ, развитие генетики, биотехнологий, 3Д-печать органов, расшифровка информации генов, использование возобновляемых энергоресурсов, квантовые вычисления, синтез технологий в физических, цифровых и биологических доменах ^[4,5].

Мировой опыт демонстрирует успешность развития экономики и науки на основе концепции тройной спирали, которая предполагает триединство усилий науки, бизнеса и власти (сочетание разработок, инноваций, инвестиций) ^[6].

Тройная спираль в российской экономике не работает так, как должна: более 90% технологических разработок не находят своего практического применения, не преодолев «долину смерти», коммерциализация знаний происходит крайне низкими темпами, не налажен трансферт технологий, фундаментальные исследования испытывают инвестиционный голод, апликативность прикладных исследований мала, банковская система не выполняет функций по обеспечению инвестиционных процессов кредитными ресурсами, меры государственной политики направлены на накопление резервов, а не рост инвестиций ^[7].

Суммарная отдача российского научно-технического потенциала в 5-6 раз ниже, чем в промышленно развитых странах. Если в рейтинге стран-лидеров по масштабам научно-исследовательского потенциала Россия занимает место не ниже 15-го, то по результативности – 30-40-е места ^[8].

По удельному весу затрат на науку в ВВП (1,1%) Россия существенно отстает от ведущих стран мира, находясь на 34 месте. Лидерами являются Израиль (4,25%), Республика Корея (4,24%), Швейцария (3,37%), Швеция (3,25%) и Тайвань (3,16%). США и Китай имеют наибольший объем внутренних затрат на исследования и разработки. В начале 2000-х гг. наиболее высокой доля добавленной стоимости высокотехнологичных отраслей высшего и среднего уровня была в индустриально развитых странах: Германии – 31% ВВП, Швейцарии – 36, США – 30. Сегодня среди наиболее быстро продвигающихся в сфере науки развивающихся стран – Китай, Индия, Мексика, Бразилия, Индонезия ^[9].

Даже в условиях достижения целевых параметров национального проекта «Наука» расходы России на науку увеличатся к 2024 году только до 1,2% ВВП. При этом в Китае эти расходы составляют 2,1% ВВП, в США – 2,7% ВВП, в Германии – 2,9% ВВП. Счётная палата РФ приводит данные, согласно которым, расходы на НИОКР могут обеспечить не более 0,15% потенциального роста ВВП в ближайшие 10–15 лет.

Условия дистанцирования всех бизнес-процессов настоящее время порождает новые ниши рынка и требуют запуска новых технологически ёмких проектов. Даже традиционные оффлайн технологии находятся в поиске возможности модификации собственных процессов. Внезапно возник высокий спрос на рынке труда на IT-менеджеров, HR-менеджеров, организации сферы обслуживания вынуждены масштабировать услуги и осуществлять вложения в безопасность новой структуры производства. Высокая адаптивность российского бизнеса к происходящим изменениям требует поддержки. Именно сейчас возможен тот самый «цифровой» скачок, который реструктуризирует отечественную экономику.

Традиционно сложилось так, что 2/3 научных изысканий и разработок финансирует государство. В то время как в технологически развитых странах пропорция в финансировании НИОКР между бизнесом и государством такая: 3:1 в пользу частного капитала. В настоящее время, когда российскому бизнесу предстоит вынужденно адаптироваться к «новой эконмической реальности», произойдет изменение в структуре источников финансирования внедрения инновации и прикладное использование разработок. Бизнес-сообщество будет вынуждено принимать в этом активное участие. По нашему мнению, структура российской экономики в ближайшее время будет подвергнута изменениям не столько под воздействием внутренней назревшей необходимости, сколько под влиянием внешних шоков.

Цифровой сегмент до сегодняшнего времени, несмотря на интенсивность и перспективность, занимает незначительное место в мировом ВВП – не более четверти процента. Доля цифрового сегмента в ВВП развитых стран составляет около 6% ^[10]. В настоящее время (особенно, в условиях резкого увеличения спроса на цифровые услуги и дистанционное управление) – это тот самый сегмент, рост и ёмкость которого будут стремительно увеличиваться в ближайшее время ^[11].

Однако, для того, чтобы российский бизнес преуспел в этот сложный период в IT-сфере и сделал страну конкурентоспособным поставщиков цифровых продуктов и услуг на мировой рынок, государство должно ввести ограничительные меры на возможность получения сверхприбылей от финансовых спекуляций ^[12] и одновременно расширить перечень инструментов по внедрению инноваций (использование целеориентированного подхода, объединение предприятий в научные парки для достижения эффекта агломерации, выделение прямых грантов на НИОКР, предоставление налоговых вычетов на НИОКР, использование «патентных ящиков», управление предложением на рынке труда посредством привлечения трудовых мигрантов в краткосрочном периоде и за счет расширения количества бюджетных мест соответствующих направлений подготовки в высших учебных заведениях в долгосрочной перспективе) ^[13].