The problem of virtual reconstructions of “places of commemoration” in light of the spatial cultural turn

Пространственный поворот в культуре связан, прежде всего, с динамичным развитием урбанистического пространства. Современные города обнаруживают высокую концентрацию визуальных элементов, что серьезно деформирует культурно-историческое содержание «мест памяти», как опорных пунктов традиции.

Цель нашего исследования – определить особенности историко-культурного значения виртуальных реконструкций памятных мест в свете пространственного поворота в культуре. Новизна исследования состоит в междисциплинарном подходе к обоснованию виртуального моделирования памятных мест, как элемента «коннективной» структуры культуры и как источника социальных конструктов и социальных практик. В современной России проблема сохранения традиции является остроактуальной, в связи с этим обращение к новым стратегиям формирования культуры памяти (в т. ч. посредством создания виртуальных реконструкций «мест памяти») представляется весьма своевременным.

«Места памяти» и «коннективная» структура культуры

Французский историк П. Нора разработал понятие «место памяти», объяснив появление феномена и термина переменами в социальной и духовной жизни общества: «Деритуализация нашего мира заставила появиться это понятие» ^{[7, с. 26]}. Таким образом, актуализацию явления «мест памяти» историк связывает с общественной потребностью в ритуале, как техники коммуникации и коммеморации. Очевидно, в деритуализованном обществе разрушаются традиционная система ценностей и целые пласты коллективной памяти. Памятные места как объекты альтернативного «ритуала», таким образом, представляют собой связующие звенья культурной памяти.

Немецкий историк культуры Я. Ассман в этой связи говорил о «коннективной» структуре культуры. Она «связывает человека с его современниками, образуя общее пространство опыта, ожиданий и деятельности, чья связующая и обязующая сила устанавливает взаимное доверие и возможность ориентации» ^{[1, с. 15]}. Основными компонентами этой структуры являются:

1) воспоминание;

2) идентичность;

3) культурная преемственность.

Именно «память», в отличие от «истории», в теории П. Нора и М. Хальбвакса, обладает актуальной устойчивостью. Следовательно, она, обеспечивая «культурную преемственность», способна стать источником развития солидарных отношений в обществе, что является актуальной социальной проблемой в современных условиях. Важным вопросом является практическая сторона дела: какие формы социального конструирования и механизмы репрезентации можно использовать, учитывая опыт пространственного поворота в науках о культуре?

«Пространственный поворот» и социальный конструкт

Пространственный поворот в науках о культуре стал логическим следствием перехода от модерна к постмодерну. Ментальный опыт современного человека, находящийся во взаимной зависимости с кодом культуры, больше соотносится с пространственными категориями, нежели с временными: «наша повседневная жизнь, наш психический опыт и языки наших культур управляются сегодня скорее категориями пространства, чем времени, в отличие от предшествующего периода высокого модернизма» ^{[6, с. 107]}.

Вместе с тем, постмодернистская мысль понимает пространство не как онтологический феномен, а как социальный конструкт. При этом социальный конструкт – это сложный ансамбль смысловых и когнитивных операций, он не редуцируется до простого объекта. Однако в западноевропейской культурфилософии связь культурной парадигмы с политической экономией, с промышленным дискурсом как таковым, настолько сильна, что пространство воспринимается как «локус производства» ^{[9, p. 109]}. Это последствие определяющего влияния индустриальной фазы развития общества. Пространство воспринимается как источник и место производства, или даже как сам продукт. В этой парадигме социальный конструкт экономически детерминирован.

В условиях глобализации происходит постепенная аксиологическая унификация, но, как оказалось, не стираются пространственные границы культуры. Их незыблемость спаяна опытом культурно-исторической памяти. Эту конъюнктивную функцию исторического сознания («и память, и значение») обычно принимают за побочное явление глобализации. Однако его можно использовать иначе, чем в мейнстримной логике западноевропейской культурфилософии, теории культуры и урбанистики. По существу, ориентация на пространство в ущерб времени означает переход от эволюционной парадигмы общественного и культурного развития («прогресс ради прогресса») к возможности реанимации традиционной социальной аксиологии. То есть возврат к прежним ценностям через обновленное пространственное освоение культурно-исторического содержания традиции приобретает высокую эвентуальность.

Обращение к традиции обусловлено неисчислимыми триггерами посткапиталистического мира. Социальный конструкт традиционной аксиологии неизбежно соприкасается с историческим материалом. «Места памяти» становятся наиболее актуальными катализаторами формирования подобных социальных конструктов. Это опыт, расширяющий границы исторического сознания современного человека, он дополняет историю пространственным содержанием, потому что в современных условиях пределы исторического повествования установлены его «временной последовательностью» ^{[2, с. 361]}.

Виртуальные реконструкции: опыт, содержание и перспективы

Виртуальные реконструкции памятных объектов можно рассматривать как переописание (перекартографирование) пространства-территории, позволяющее задать обновленные (либо принципиально новые) смыслы объектам в соответствии, например, с курсом на восстановление исторической памяти.

Создавать виртуальные реконструкции значит не только визуализировать, но и «опространствливать» исторические объекты. И в этом смысле акцент на виртуализации культурно-исторических объектов получает свое особое прочтение в контексте пространственного культурного поворота. Акцентирование внимания на технологиях виртуальной реконструкции и на создании виртуальных музеев, предоставляющих условия широкой доступности, как это ни странно, порождает своеобразную иерархию мест. Эта проблема весьма актуальна, учитывая рост темпов мобильности современного человека. Объекты культурного значения, «места памяти» способны обрести еще более высокий статус на фоне многообразных современных локаций, которые практически повсеместно преображаются в транзитные пространства с отсутствующей идентичностью ^[8] и социальной ценностью, определяемой одной только мерой удобства и комфорта.

Согласно М. Оже существует несколько причин утраты локациями своих идентичностей в условиях «сверхсовременности»:

1) «surabondance spatial» – пространственно изобилие из-за высокого динамизма передвижения;

2) «surabondance evenementielle» – насыщенная событийность, не успевающая получить толкование;

3) «individualisation des reference» – индивидуализация в толковании информации.

Таким образом, мы сталкиваемся с ситуацией, когда пространственная структура соответствует социальному конструкту. Сверхдинамичная социальная и физическая мобильность в открытом обществе гипермодерна порождает «проскальзывание» пространства и торжество анонимности.

Однако возможно и иное использование подобной социокультурной ситуации. Акцентирование внимания на местах исторической памяти обуславливает иерархию мест, а, значит, и иерархию социальных ценностей. Можно выделить следующие основания и достоинства ориентации на виртуализацию пространства «мест памяти»:

1) виртуальная реконструкция – это гипотетическое воссоздание достоверного места или воссоздание гипотетически достоверного места. Историческая конгруэнтность и предполагаемое подобие – предзаданные границы научной санкции конструирования социальных практик;

2) виртуальные музеи, как совокупность таких реконструкций, способствуют расширению феноменологического опыта человека, не сокращая ни смыслового, ни культурного содержания;

3) широкая доступность материала – это гарантия открытости истории, причем не только как нейтрального потока событий, но и как раскрытого во времени паттерна значения;

4) «место памяти», как объект, территория и смысл – это семантически и семиотически насыщенный фрагмент культуры, «застывшая» историческая память.

Виртуальные реконструкции обладают значительным педагогическим и просвещенческим потенциалом. Он может актуализироваться через различные формы освоения воссозданного культурного пространства. Воссоздаваемый объект – не только фрагмент исторической памяти, но и своего рода эквивалент традиции.

Таким образом, виртуальные реконструкции памятных мест, культурно и исторически значимых объектов – это способ «опространствления» (пространственной презентации) результатов аналитического исторического и культурно-географического исследования; способ, выделяющий основные объекты и второстепенные, в соответствии с заданным критерием исследования.

Особого внимания заслуживает и так называемый «топографический поворот», культурологический подход которого сосредоточен на техниках и формах репрезентации.

Трехмерный виртуальный музей можно рассматривать как одну из форм репрезентации «мест памяти». Группа тамбовских ученых реализует проект создания виртуальных музеев памятных мест с помощью программной платформы с открытым кодом OpenSimulator, которая представляет собой серверную платформу для создания трехмерных виртуальных миров ^[3-5]. Каждое подобное виртуальное пространство обладает следующими признаками:

1) коллективное пространство: участвовать могут одновременно несколько пользователей;

2) графический пользовательский интерфейс: пространство в мире отражено виртуально и варьируется по стилю от 2D-изображения до 3D-изображений;

3) оперативность: коммуникация происходит в режиме реального времени;

4) интерактивность: позволяет участникам изменять, развивать или принимать содержание;

5) постоянство: существование мира продолжается независимо от того, находятся ли пользователи в системе или нет;

6) общение: пространство дает возможность и содействует формированию внутренних социальных групп (команды, соседства, комьюнити и т. д.).

Урбанистическое значение и социальные практики

Последние четыре десятилетия культурная география нередко сталкивается с исторической наукой на поле урбанистики. Это совпадает со временем начала и утверждения «пространственного поворота» в науках о культуре.

Объекты и следы культурно-исторической памяти кодируют пространство, создавая нарратив локального мифа. По этим объектам, следам и кодам создается интерсубъективная (складывающаяся из: индивидуального восприятия информанта, групповой идентичности, общественного воображения места) ментальная карта города.

Однако ментальная карта города, очевидно, поддается не только аналитике, но и корректировке. Американской исследователь и основоположник гуманитарной географии И-Фу Туан отмечал, что место «воплощает в себе опыт и настроения людей» ^{[10, p. 213]}, в нем заключено значение, и поэтому место репрезентирует историю и скрыто, и явно. Конструирование социальных практик посредством корректировки ментальной карты города – одно из весьма перспективных направлений урбанистики.

«Исторический капитал» города определяется наличием в нем культурно-исторических «мест памяти», а также формирует характер и организацию социальных практик, направленных на укрепление опыта кооперации и на развитие солидарных общественных отношений. Интенсификация обращения к «историческому капиталу» позволит сформировать устойчивые паттерны коллективной памяти и выработать разнообразие коммеморативных практик.

Заключение

В свете пространственного поворота в культуре современные города способны реанимировать традиционные формы коммуникации посредством практик гражданского ритуала. Источниками подобных ритуалов, в первую очередь, могут служить именно «места памяти», как знаковые пункты гражданской идентичности и коммеморации. В условиях общества гипермодерна памятные места несут в себе потенциал ядерных оснований социальных конструктов, способствующих развитию солидарных отношений. Проекты виртуальной реконструкции «мест памяти» при помощи программной платформы с открытым кодом OpenSimulator, конечной целью которых является воплощение в жизнь цифрового музея, следует воспринимать как своего рода «дополненную реальность» исторического капитала города.