Criminal-legal protection of competition in the United States

Danilovskaia Anna PhD in Law Docent, the department of Civil Law and Civil Procedural Law, Khabarovsk State University of Economics and Law 680000, Russia, Khabarovskii krai, g. Khabarovsk, ul. Tikhookeanskaya, 134, of. 417 d_a_v@list.ru Other publications by this author

Вопросы уголовно-правовой охраны конкуренции, ее лучшие практики широко обсуждаются на различных международных площадках (ООН, ВТО, ОЭСР, БРИКС, ЕАЭС, МКС). США является одной из первых стран, в которой появилось соответствующее законодательство - опыту его применения уже более 100 лет. По оценкам ОЭСР ^{[24, p. 31-33]} оно признано эффективным, в частности, в сфере противодействия картелям. Между тем стандарты защиты конкуренции в США формировались постепенно и продолжают совершенствоваться как путем законодательных инициатив, так и с помощью судебной практики.

Американское законодательство в сфере защиты конкуренции состоит из множества нормативных правовых актов как федерального значения, так и уровня штатов, которые отражают федеральную концепцию с учетом некоторых особенностей [10 с. 123]. Предусмотренные ими запреты касаются трех групп признанных в США нарушений – противоправной монополизации, нечестной торговой практики, ограничивающей конкуренцию, и недобросовестной конкуренции. Помимо этого уголовная ответственность наступает за различного рода противодействия уполномоченным органам в проведении расследований преступлений против конкуренции и иных нарушений в этой сфере.

Основные акты, направленные на охрану конкуренции в США, составляют Закон Шермана 1890 г. (Закон о защите торговли и коммерции от незаконных ограничений), Закон Уилсона по тарифам 1913 г., Закон Клейтона 1914 г., Акт о гражданском антитрестовском процессе 1962 г., Закон о международном антитрестовском правоприменении 1994 г. ^[14] и Закон о Федеральной торговой комиссии 1914 г.

Закон Шермана изначально запрещал любые монополии и до сих пор признается самым жестким актом в борьбе с монополизмом, т.к. будучи принятым в форме уголовно-правового статута, запрещал вообще любые объединения предпринимателей. В соответствии с § 1 Закона Шермана всякий договор, объединение в виде треста или в иной форме, а также сговор с целью ограничения промышленности либо торговли объявлялись незаконными. Деяния такого рода как в американской, так и в международной практике являются картелями и признаны наиболее опасными формами нарушений. Закон распространяет запрет как на внутригосударственные объединения, включая между штатами, так и на договоры с участием иностранных государств ^[32]. В настоящее время уголовная ответственность наступает за так называемые «жесткие» картели, в которых происходит фиксация цен, раздел рынка или манипуляция с предложениями. При этом, законы штатов, как правило, предусматривают менее суровое наказание, чем федеральное законодательство ^[31].

Законом Уилсона о тарифах ^[14] введен запрет на сговор с целью импорта в США товаров, если их введение в оборот на территории США приводит к ограничению свободной торговли или конкуренции. Такие деяния названы в данном акте проступками и влекут наказание в виде штрафа от 100 до 5000 долларов и лишения свободы на срок от 3 месяцев до 1 года с конфискацией ввезенного товара.

Закон Клейтона дополнил Закон Шермана, установив запрет на дискриминацию в ценах (ст. 2), на приобретение коммерческой корпорацией части или всего акционерного капитала другой корпорации (ст. 7), на выполнение одним лицом управленческих функций более чем в одном банке, ассоциации банков, тресте (ст. 8) и внеся некоторые другие изменения ^[16]. То есть, по сути, закон направлен на контроль поведения, которое может привести к монополизации путем слияний и экономической концентрации в иных формах и не содержит оснований ответственности.

Законом о Федеральной торговой комиссии ^[23] (далее – ФТК) был учрежден специальный орган, рассматривающий самостоятельно отдельные случаи нарушения антитрестовского законодательства. ФТК вправе пресекать деятельность физических и юридических лиц, использующих нечестные методы конкуренции в торговле, за исключением некоторых видов деятельности, а также расследовать факты нарушения антитрестовских законов в торговле в административном и гражданско-процессуальном порядке. ФТК обладает широкими процессуальными полномочиями по получению различного рода доказательств. Любое лицо, к которому сотрудник ФТК обратиться за получением доказательств, обязано их предоставить в установленный срок (§ 49 Закона о ФТК).

Полномочия в сфере пресечения нарушений антитрестовского законодательства разграничены между ФТК и Антитрестовским управлением Министерства юстиции США ^[15]. Управление обращается в суды в установленных законом случаях при уголовном преследовании, а также подает гражданско-правовые иски, направленные на прекращение нарушения антитрестовского законодательства и устранение последствий таких нарушений. В своей деятельности эти органы извещают друг друга о начале процесса по факту какого-либо нарушения в целях избежания дублирования. Однако Управление является единственным уполномоченным на уголовное преследование органом. При этом принятие решения о возбуждении уголовного дела – прерогатива Генерального прокурора, который возглавляет Министерство юстиции США.

Важно также отметить еще одну структуру американского правительства - Федеральное бюро расследований (ФБР), которое организационно также является департаментом Министерства юстиции. Часть сотрудников ФБР (со всеми имеющимися полномочиями) прикомандированы к Антитрестовскому правлению на постоянной основе, что позволяет последнему довольно успешно бороться с любыми картелями, включая транснациональные ^{[8, с. 98-99]}. Антимонопольные и уголовные дела не разделяются, а сразу квалифицируются как уголовные (или гражданские) и расследуются согласно процедурам ^{[1, с. 352]}. Такое положение существенно экономит время для расследования преступлений.

Акт о гражданском антитрестовском процессе определяет основы расследования, проводимого должностными лицами ФТК и Министерства юстиции, а также некоторые особенности гражданского процесса по делам о нарушениях антитрестовского законодательства.

Закон о международном антитрестовском правоприменении устанавливает правила взаимодействия США с иностранными антимонопольными органами по вопросам оказания взаимной помощи при уголовном преследовании за нарушения антимонопольного законодательства. Закон разрешает ФТК и Министерству юстиции заключать соглашения о взаимопомощи с антимонопольными органами других стран. В соответствии с такими соглашениями органы США и иностранных государств могут делиться доказательствами нарушений антимонопольного законодательства и оказывать друг другу помощь в расследовании. Закон содержит ограничения, при которых помощь иностранному государству не может быть оказана, что связано как с вопросами конфиденциальности предоставления информации, так и некоторыми иными, отражающими степень доверия между сторонами соглашения. Взаимодействие осуществляется в рамках двустороннего соглашения и по запросу соответствующих органов на компенсационной основе понесенных расходов. В этой деятельности Генеральный прокурор Министерства юстиции США является подотчетным Конгрессу США ^[27].

Важную роль в становлении и развитии антитрестовского законодательства США сыграли американские суды. В первую очередь следует отметить два принципа – per se и rule of reason (правило разумного подхода), ставшие важными критериями оценки правовой сущности нарушений антимонопольного законодательства в мире. Так, в 1898 г. федеральный апелляционный суд 6 округа в рамках решения, вынесенного по делу о незаконном соглашении о фиксации цен на свою продукцию производителями чугунных труб, сформулировал правило per se, в соответствии с которым деяние признавалось правонарушением как таковое, без доказывания его противоправности, и квалифицировалось как неразумное, согласно принципам общего права. В 1911 г. Верховный суд США в решении по другому делу изложил иную доктрину — правило разумности (правило «разумного подхода»). В соответствии с правилом разумности большинство ограничений торговли являются законными, если: 1) они связаны с правомерными деловыми обычаями; 2) как толкуется судом, они предполагаются экономически эффективными ^{[22, p. 443]}. Эта доктрина предусматривает применение осторожного подхода при принятии решения о роспуске компании-монополиста.

По поводу соотношения этих принципов в американской литературе существует следующее мнение. Некоторые виды соглашений между отдельными конкурентами, хотя автоматически и являются per se, есть доказательство несправедливости закона, категорично устанавливающего антитрестовское нарушение, так как, в сущности, вредные рыночные последствия предполагаются. Американские экономисты и другие аналитики обсуждали, является ли такое деловое поведение действительно вредным для конкуренции и заслуживает ли оно автоматической квалификации как нарушение ^{[18, p. 443]}. Следствием этого стало возникновение другого важнейшего принципа антитрестовского законодательства - принципа освобождения от ответственности за монополистическую практику, если в результате такого поведения хозяйствующего субъекта достигается экономическая эффективность.

На основе указанных законов и правоприменительной практики США существует широкий перечень антиконкурентных противоправных форм поведения, каждая из которых имеет свои проявления: 1) горизонтальное и вертикальное установление монопольно высоких и монопольно низких цен, 2) горизонтальные и вертикальные ограничения конкуренции, 3) коллективный (групповой) бойкот конкурентов, 4) связывающие и исключающие соглашения, 5) незаконная монополизация рынка, 6) ценовая дискриминация, 7) антиконкурентные слияния фирм ^{[6, с. 42-68]}.

Горизонтальное установление монопольных цен считается в США самым серьезным нарушением антитрестовского законодательства, оно признаются незаконными per se, без доказывания их противоправности. Вертикальное установление цен также преследуется привлечением к уголовной ответственностью в том случае, если компании, находящиеся на различных рыночных уровнях, заключают соглашение о фиксировании цен. Горизонтальное и вертикальное установление монопольно высоких и монопольно низких цен подпадают под признаки состава преступления, описанного § 1 Закона Шермана. Разновидностью сговора конкурентов о ценах является сговор участников торгов ^[30].

Горизонтальные ограничения конкуренции выражаются в заключении договоров между хозяйствующими субъектами, предметом которых является раздел рынка сбыта товаров (территорий) или покупателей (потребителей). В отношении таких соглашений действует правило per se.

Коллективный (групповой) бойкот конкурентов, известный как согласованный отказ от вступления в деловые отношения с конкурентами, обычно признается нарушением per se согласно § 1 Закона Шермана. Дела о бойкоте рассматриваются с позиции правила разумности, что зачастую приводит к оправдательным приговорам ^{[6, с. 46-47]}.

Суть связывающего соглашения заключается в том, что контрагент поставщика обременяется дополнительными условиями договора, в соответствии с которыми продажа ему товара обусловлена покупкой им же другого товара. Несмотря на то, что такие условия договора могут быть крайне невыгодными для контрагента поставщика, значительная их часть подпадает под действие правила разумности.

Незаконная монополизация рынка, к которым отнесены картели, признается тяжким преступлением и влечет уголовную ответственность с наказанием в виде штрафа до 100 млн. долл. для юридических лиц, до 1 млн. долл. для физических лиц и (или) лишение свободы на срок до 10 лет ^[32].

В США, как и в российской правовой системе, имеется неопределенность в понятиях «монополия» и «монополизация». В России эта неопределенность обусловлена наличием в п. 2 ст. 34 Конституции РФ запрета на монополизацию и отсутствием ее официального определения в законах, что в науке породило дискуссию ^{[1, с. 12, 33; 2, с. 7; 9, с. 35; 12, с. 42]}. Так как законодательное определение этих понятий в законах США также отсутствует, важное значение при определении критериев криминализации возникшей ситуации на рынке с участием монополий придается судебной практике. При этом в американских законах нет четких границ определения доминирующего положения хозяйствующим субъектом. Компания может быть признана монополистом, если ее доля на рынке составляет, как правило, 40 — 70%, нижестоящие суды не признают доминирующего положения, если доля компании не превышает 70 — 80%. В 1987 г., рассматривая одно дело, суд пришел к выводу, что доля участия на рынке в 25% подтверждает возможность обладания компанией монопольной властью. Кроме этого, даже если компания обладает только 20% (или менее) рынка, слияния, инициированные ею, могут быть признаны антиконкурентными ^{[22, p. 449]}. Главное, чтобы эта лидерская позиция была устойчивой ^[28]. Однако факт обладания хозяйствующим субъектом доминирующим положением на рынке не является решающим критерием для признания поведения противоправным ^{[5, с. 58]}.

В свою очередь критерии монополизации выработаны Верховным судом США, который определил, что правонарушение квалифицируется как монополизация, если деяние включает два элемента: «1) владение монопольным правом; 2) умышленное приобретение монопольного права, которое отделено от понятий роста или развития как следствия высокого качества товаров, деловой хватки и исторического случая» ^{[13, с. 61]}. Прежде чем сделать вывод о монополизации суд должен тщательно изучить поведение хозяйствующего субъекта, направленное по поддержание монопольного положения, а также установить его намерение и цель монополизировать рынок. Однако, в любом случае, у монополиста может быть вполне правомерное обоснование своего поведения конкурировать так, а не иначе ^[28]. Для признания монополизации незаконной не требуется причинение вреда охраняемым законом интересам, достаточно наступления опасной возможности неизбежного достижения монополистом действительной монополизации рынка ^{[6, с. 49]}.

Таким образом, в США per se, т.е. абсолютно, как таковые, запрещены горизонтальное антиконкурентное поведение хозяйствующих субъектов, осуществляемое в сговоре, и противоправная монополизация рынка, которые квалифицируются согласно § 1 и 2 Закона Шермана и, в большинстве случаев, влекут уголовную ответственность.

Применительно к рассмотренным выше деяниям, важным положительным аспектом представляется указание в законе на категорию их субъектов, привлекаемых к уголовной ответственности, наряду с корпорациями. В частности, ими являются директор, должностные лица или агенты корпорации, которые санкционировали, распорядились или совершили любое из действий, составляющих в целом или частично такое нарушение ^[14]. В России реализация уголовной ответственности за ограничение конкуренции по ст. 178 УК РФ на практике сталкивается с проблемой неопределенности в субъектом составе этого преступления, о чем неоднократно указывалось в научной литературе. Представляется, что подобное описание могло бы способствовать упрощению сложной ситуации в российском правоприменении.

С 1993 г. в США действует программа смягчения ответственности за картели, которая предусматривает правила смягчения или неприменения уголовного наказания как к физическим, так и юридическим лицам ^{[18; 26]}. Условиями, при которых будет рассматриваться возможность применения в каждом конкретном случае программы смягчения, являются: 1. сообщение Антитрестовскому управлению Министерства юстиции ранее неизвестной ему информации о картеле до начала расследования, 2. сотрудничество до конца расследования с Антитрестовским управлением, 3. лицо не являлось организатором картеля и не склоняло других лиц к участию в нем. Важно, что программа смягчения применяется ко всем физическим лицам, обратившимся от своего имени с соответствующим заявлением в Антитрестовское управление Министерства юстиции даже тогда, когда сам хозяйствующий субъект не попадает под действие программы. Применение программы означает освобождение от уголовной ответственности первого обратившегося лица. При этом, для применения программы к организации необходимо обращение ее директора, иных должностных лиц и служащих. Примечательно, что, хотя возмещение ущерба потерпевшей стороне не указано в качестве обязательного условия применения программы, его возмещение, даже частичное, существенно снижает размер штрафа, который будет возложен на виновное лицо.

Несмотря на то, что программа смягчения ответственности действует в США довольно давно, она продолжает совершенствоваться – на практике зачастую возникают вопросы с пониманием первых двух условий применения программы. В частности, речь идет о проблемах толкования сути полного, правдивого и постоянного сотрудничества представителей участников картеля с Антитрестовским управлением. В связи с этим поправки потребовались в правила о содержании корпоративных и индивидуальных соглашений о признании вины в картеле ^[19]. Помимо этого появилась необходимость распространить действие программы на лиц, сообщивших о картеле не в первую очередь – им предоставляется отсрочка от преследования, а также более низкие штрафы. Важное значение при этом придается своевременности заявления о картеле и характеру дальнейшего поведения хозяйствующего субъекта. Между тем нерешенным остается ряд проблем применения программы. Так, в качестве недостатков называются отсутствие прозрачности в действиях Антитрестовского управления при применении программы ^[20], неотлаженная на практике схема уменьшения штрафа в связи с компенсацией причиненного ущерба, отсутствие порядка определения фактического ущерба, большие риски компании из-за ее участия в программе, неурегулированность вопроса снижения меры ответственности в связи с раскрытием информации виновным лицом без возмещения ущерба потерпевшим и др. ^[17].

Применение индивидуальной и корпоративной программы смягчения ответственности является одной из форм индивидуализации ответственности, которую следует признать еще одним эффективным фактором уголовно-правовой охраны конкуренции, т.к. индивидуализация затрагивает напрямую каждого участника картеля. При расследовании нарушений прилагаются максимальные усилия для выявления всех физических лиц, виновных в заключении картеля, независимо от статуса - от высшего должностного лица до рядового сотрудника, - которые впоследствии наказываются как высокими штрафами, так и тюремным заключением. Несмотря на критику такой политики внутри страны, представители Министерства юстиции США указывают на ее высокий сдерживающий эффект, усиленный возможностью применения индивидуальной программы лояльности, позволяющей не только избежать уголовной ответственности первому сообщившему о преступлении лицу, но и снизить ее для тех, кто решит сотрудничать со следствием позже ^[25].

Американское законодательство, направленное на противодействие недобросовестной конкуренции, также состоит из нескольких законов, устанавливающих ее формы и регламентирующих соответствующие правоотношения хозяйствующих субъектов с уполномоченными органами власти. К ним актам, в частности, относятся Закон о Федеральной торговой комиссии, Закон о товарных знаках (Закон Лэнхема) 1946 г. ^[35], Закон Клейтона, Единообразный закон о коммерческой тайне 1985 г. ^[34], Закон об экономическом шпионаже 1996 г. ^[21]. Законодательство США не содержит легального определения недобросовестной конкуренции – оно выработано доктриной и американской практикой, которые относят те или иные деяния к формам недобросовестной конкуренции ^{[7, c. 188-189; 11, с. 130]}.

Уголовная ответственность наступает за разнообразные формы недобросовестной конкуренции. Несмотря на, то, что в американском законе ответствует понятие недобросовестной конкуренции, запрет на действия, образующие ее как таковую, выявляется в соответствии с международными соглашениями, в частности, Парижской конвенцией по охране промышленной собственности 1883 г., участницей которой США являются. Так, уголовно-наказуемы ложная реклама (юридические лица наказываются штрафом 10 тыс. дол., физические – таким же штрафом и (или) лишением свободы на срок до одного года), экономический шпионаж, совершенный в форме присвоения коммерческой тайны, ее незаконного копирования, передачи, уничтожения, присвоения коммерческой тайны, заведомо добытой преступным путем (наказывается штрафом в размере до 5 млн. долл. или лишением свободы на срок до 15 лет, юридические лица наказываются штрафом в размере 10 млн. долл. или в сумме в 3 раза превышающей стоимость похищенной информации, составляющей коммерческую тайну, или иных расходов, понесенных организацией в связи с ее восстановлением), кража коммерческой тайны, связанной с продукцией или услугой, используемой или предназначенной для использования в международной торговле, а также ее копирование, изменение, уничтожение, передача, приобретение коммерческой тайны, заведомо добытой преступным путем (наказывается штрафом и (или) лишением свободы на срок до 10 лет, юридические лица – штрафом до 5 млн. долл.), вмешательство в торговую деятельность посредством насилия или угроз (грабежа или вымогательства) (наказывается штрафом и (или) лишением свободы на срок до 20 лет), незаконный оборот поддельных этикеток, незаконных этикеток, поддельной документации или упаковки (наказывается штрафом и (или) лишением свободы на срок до 5 лет), нарушение авторских прав, совершенные из личной корыстной заинтересованности, путем распространения одной или более копий или фонограмм одного или более произведения общей стоимостью 1 тыс. долл., или путем распространения произведений, подготовленных к коммерческому распространению, если лицо знало или должно об этом знать, торговля контрафактными товарами или услугами с использованием поддельного товарного знака ^[37].

Из вышеизложенного видно, что, во-первых, в США довольно жестко защищаются интересы добросовестных конкурентов, особенно в сфере оборота информации, имеющей режим коммерческой тайны; во-вторых, американская доктрина и практика позволяют увидеть относительно понятную систему преступлений, образующих недобросовестную конкуренцию.

Противодействие в проведении расследования также является основанием уголовной ответственности согласно § 50 закона о ФТК. В частности, перечисленные в статье различного рода препятствования деятельности ФТК, неявка в суд влекут наказание в виде штрафа от 1000 до 5000 долларов или лишение свободы на срок до 1 года либо оба наказания. Предоставление ФТК несоответствующих действительности документов наказывается аналогично штрафом или (и) лишением свободы, срок которого до 3 лет ^[23].

Анализ составов всех преступлений приводит к еще одному показателю эффективности применения в США мер уголовно-правовой охраны конкуренции - они не предусматривают ущерб или преступный доход в качестве обязательного признака преступления, т.е. являются формальными. На практике это значительно упрощает процесс привлечения виновных к уголовной ответственности - нет необходимости устанавливать размеры ущерба или дохода, хотя они и влияют в дальнейшем на размер реституционных штрафов, которыми облагаются виновные лица помимо уголовного наказания или, в случаях установленных законом, вместо него ^[14].

Несмотря на широкий перечень оснований уголовной ответственности за посягательства в сфере конкуренции, являющихся формальными, статистика фиксирует сравнительно небольшое количество выявленных фактов нарушения законодательства в сфере охраны конкуренции. Правда, значительным на этом фоне выглядит количество уголовных дел, возбужденных по этим случаям ^[38] - обзор приведенных данных показывает, что в 2010-2013 и 2015 годах уголовные дела были возбуждены в большинстве случаев выявленных нарушений. Наиболее часто выявлялся сговор о фиксировании цен - более 80% уголовных дела было возбуждено по этому факту ^{[2, с. 72]}. С 2016 г. наметилась тенденция к сокращению количества возбужденных уголовных дел.

Общие количество нарушений

Количество зарегистрированных уголовных дел

Между тем, реализация уголовной политики в сфере охраны конкуренции в США сталкивается с критикой ее отдельных направлений. Кроме перечисленных выше недостатков программы смягчения ответственности, следует назвать неопределенность уголовного процесса из-за сложности антимонопольных дел, связанных с экономическим анализом многих ситуаций на рынке, результат которого может вызвать неоднозначные выводы о вредоносности деяний. Такая ситуация сложилась во всех странах, где существует уголовная ответственность за посягательства на конкуренцию. В США она связана с отсутствием четких критериев применения принципа per se и правила разумности, что ведет к расширению сферы уголовной ответственности - законодательно определены общие границы противоправного деяния, конкретные признаки преступления определяются судебной практикой в каждом отдельном случае, распространяя на них принцип per se либо нет. Сторона защиты зачастую оспаривает применение или неприменение принципа per se и правила разумного подхода в том или ином деле ^[29]. Усугубляется проблематика уголовного процесса наличием большого количества прецедентов по антитрестовским делам, многим из которых уже более 100 лет. Естественно, что в современных условиях большинство из них не может применяться, однако и игнорировать их органы, расследующие такие дела, не могут в силу особенности американской правовой системы. В связи с этим, лишь с недавнего времени Антитрестовское управление Министерства юстиции начало консультации о признании таких прецедентов неподлежащими применению ^[33].

В качестве иных отрицательных моментов уголовно-правовой охраны конкуренции как в США, так и во всем мире, можно обозначить длительность уголовного процесса по таким делам, низкий общественный уровень правовых знаний в области антимонопольного (антитрестовского) права и, в связи с этим, непонимание общественной опасности, в частности, картелей, невозможность осужденных к лишению свободы представителей элиты - опытных руководителей вносить вклад в развитие общества и др. ^{[24, p. 31-33]}. Однако, даже критикуя уголовную ответственность за нарушения законодательства о конкуренции и предлагая ей альтернативу - дисквалификацию руководителя, исследователи отмечают и ее недостатки, недающие достоверного сдерживающего эффекта из-за ограниченного круга лиц, на которых она распространяется ^{[24, p. 35]}. Между тем, отметим проблему штрафов, которые налагаются на юридические лица, привлекаемые к уголовной ответственности. С одной стороны, штрафы для небольших компаний, например, субъектов малого или среднего и бизнеса, являются разрушительными. С другой стороны, для крупных хозяйствующих субъектов хотя они и могут составить существенные материальные потери, ожидаемого сдерживающего эффекта в отношении других подобных компаний может не оказаться. Соответственно, возникает вопрос об альтернативе прямому материальному наказанию. Замена штрафов видится специалистами в опубликовании сведений о нарушении законодательства о конкуренции, что может оказать эффект более значительный, чем штраф в связи с предполагаемым репутационным вредом от такой публикации. Вероятно, обозначенный результат может иметь место - такие меры применяются во многих странах, а во Франции, Республике Корея, Бразилии обязанность опубликовывать соответствующие сведения возложена на сами виновные компании ^{[24, p. 35]}. Однако американская система противодействия ограничивающим конкуренцию практикам, как и российская, пока основывается на штрафах, как наиболее реальных материальных стимулах добросовестного поведения, чем предполагаемый репутационный вред от публикации о недобросовестном поведении.

Резюмируя вышеизложенное и несмотря на перечисленные недостатки, существующую в США уголовно-правовую охрану конкуренции невозможно не признать эффективной. Следуя по изначально избранному жесткому пути пресечения противоправного поведения против конкуренции, компенсировав его прямолинейность некоторыми исключения, США демонстрируют другим странам возможности такого подхода, который не отрицает развития, в том числе дополняя его теми или иными элементами лояльности со стороны государства. Опыт США может оказаться весьма полезным Российской Федерации, в частности, по таким вопросам как содержание уголовно-правовых норм, исключающих какие-либо неопределенности, в частности, при определении субъектного состава преступления, предусмотренного ст. 178 УК РФ, развития и применения программы смягчения ответственности за картели, формирование четкой и понятной системы преступлений, образующих уголовно-наказуемые формы недобросовестной конкуренции, взаимодействия между органами власти, уполномоченными проводить проверки, возбуждать и расследовать дела по фактам преступлений, посягающих на конкуренцию, повышения уровня ответственности за противодействие антимонопольным органам в их деятельности и иных случаях.