The Structure of Forest Management and the Role of the Soviet Union in the World Wood Industry During the Modernization Era at the End of the 1920s - 1930s

Zykin Ivan PhD in History Associate Professor, Department of Social and Economic Disciplines, Institute of Technology (Branch) of the National Research Nuclear University "MIFI" 624200, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Lesnoi, pr. Kommunisticheskii, 36 zivverh@mail.ru Other publications by this author

Введение

Развитие лесопромышленного комплекса России в последние десятилетия связано с преодолением кризиса, характеризующегося падением в 1990-х гг. и затем постепенным ростом объемов лесопользования и снижением удельного веса страны в отдельных видах мировой лесопромышленной деятельности. В этом отношении представляются неуместными сравнения масштабов лесопользования в стране во второй половине XX – начале XXI вв. и в первой половине XX в., которые предлагают некоторые исследователи. И дело здесь не в изменениях территории страны, а прежде всего в особенностях структуры лесопромышленной деятельности и статистического учета ее объемов, особенно в сфере заготовки древесины. Интерес вызывает модернизация конца 1920-х – 1930-х гг., поскольку именно в этот период укрепилась роль Советского государства в управлении и пользовании лесами, активно развивались промышленная заготовка древесины, ее механическая обработка и глубокая переработка. Это существенно облегчило статистический учет объемов лесопромышленной деятельности, но в то же время породило немало искажений и неполных оценок, которые до сих пор используются как в популярных, так и в научных работах.

Выбор объекта исследования (лесопромышленный комплекс) обусловлен его значимостью в экономике Российской империи, Советского государства, современной Российской Федерации. Выбор предмета (структура лесопользования и место Советского Союза в мировой лесопромышленной деятельности) определяется: необходимостью преодоления некорректных оценок о развитии лесной промышленности страны в период модернизации конца 1920-х – 1930-х гг., сложившихся под влиянием особенностей статистического учета в Российской империи и Советском Союзе; выявления места СССР в мировой лесопромышленной деятельности для уточнения сути процессов, происходивших в лесопользовании.

Интерес исследователей к динамике объемов лесопользования в Российской империи и Советском Союзе традиционно высок в силу значимости лесного комплекса в экономике страны, значительных запасов древесины. К числу наиболее актуальных работ относятся труды историков (См. н-р: ^{[10; 28]}), экономистов (См. н-р: ^{[17; 32]}), специалистов лесного хозяйства и лесной промышленности (См. н-р: ^{[2; 3; 6; 12; 13; 16; 19; 22; 23; 29; 31; 39]}). Сформировалось в целом позитивное отношение к итогам лесопромышленной деятельности с начала XX в. до 1990-х гг. Критическое рассмотрение проблем лесного комплекса началось с 1960–1970-х гг. из-за проявившихся кризисных тенденций в отрасли, но почти не затрагивало период конца 1920-х – 1930-х гг. Большинство исследователей ограничивается приведением данных о лесной промышленности без увязки их с состоянием отрасли, структурой лесопользования в Советском Союзе. На современном этапе имеется немного работ, где анализируются некоторые проблемы лесопользования в переломную для страны эпоху (См. н-р: ^{[1; 7; 8; 24]}). Наиболее серьезными исследованиями следует признать труды И. Р. Шегельмана и О. И. Кулагина ^{[18; 43; 44; 45]} (г. Петрозаводск), С. И. Шубина ^{[41; 46]} (г. Архангельск). В этих городах сложились крупные научные школы по изучению истории лесопромышленного комплекса – регионообразующей отрасли.

Отдельно стоит выделить публикацию П. В. Васильева, авторитетного экономиста в области лесного хозяйства и лесной промышленности, специалиста Совета по изучению производительных сил при Госплане СССР ^[5]. В ней автор рассматривает стоимостную структуру лесопользования в Советском Союзе, Европе и Соединенных штатах Америки (регионе и стране, объемы лесопромышленной деятельности в которых были близки к СССР), в том числе приводит данные о 1913, 1925–1927, 1937 и 1940 гг. Более полную картину состояния лесного комплекса СССР в конце 1920-х гг. формируют также материалы первого пятилетнего плана ^[30], где, в частности, выделяется заготовка древесины для промышленного и бытового потребления.

Оперирование большинством исследователей фактическими показателями лесопользования в Советском Союзе без их анализа, отсутствие исторических трудов по проблеме продолжает способствовать сохранению в научной среде и обществе упрощенного в целом представления о развитии лесного комплекса. Требуется осмысление этих вопросов. Сведения, приведенные в работе П. В. Васильева и в первом пятилетнем плане стали основой для исследования. Использование данных 1913, 1920-х, 1930-х гг. (фактических и стоимостных показателей) необходимо для осмысления динамики промышленной и непромышленной заготовки древесины, эволюции статистического учета показателей и изменений в структуре лесопользования в стране и других государствах. Методологическую основу составляет теория модернизации, предполагающая изучение развития лесопромышленного комплекса в контексте перехода от традиционного общества к индустриальному. Целью работы становится, таким образом, анализ объемов и структуры лесопользования в Советском Союзе, сложившихся в переломный для страны период конца 1920-х – 1930-х гг., в сравнении с другими странами, выявление ключевых проблем лесопромышленного комплекса СССР на этом этапе. Данное исследование, реализуемое впервые, позволит расширить представление об особенностях развития лесопромышленного комплекса СССР в переломный период, дополнить экономическую историю страны новыми фактами и оценками.

Оценки заготовки лесных ресурсов в 1913 и 1927/1928 гг.

В конце 1920-х – начале 1930-х гг. объемы заготовки, механической обработки и глубокой переработки лесных ресурсов в Советском Союзе существенно возросли. Однако важно не только проследить динамику показателей, но и понять, что за ними кроется.

Лесоэксплуатация в стране осуществлялась народными комиссариатами лесной промышленности, тяжелой промышленности (до 1932 г. функционировавших в составе Высшего совета народного хозяйства СССР), путей сообщения, внутренних дел, предприятиями других ведомств, региональными и местными учреждениями и организациями, населением. Существенная доля лесных ресурсов использовалась в качестве топлива, не имела промышленного назначения, терялась при транспортировке, оставлялась на лесосеках (отсюда объемы вывозки древесины меньше, чем заготовки). Поэтому показатель вывозки лесных ресурсов в объеме, например, 200 млн. м³ совершенно не означает, что вся эта древесина использовалась в промышленности.

В этом отношении представляют интерес данные, приведенные П. В. Васильевым в отношении 1913 г. и в первом пятилетнем плане в отношении 1927/1928 г. Они показывают особенности учета объемов заготовки древесины в стране. Так, в 1913 г. показатель промышленной заготовки товарного леса в Российской империи (в границах СССР до 1939 г.) равнялся 67 млн. м³ (потом эта цифра использовалась большинством ученых и специалистов для сравнения параметров лесопользования до революций 1917 г. и в период реализации первых пятилетних планов). Фактически же, по расчетным оценкам, заготовка древесины превышала 300 млн. м³, что кажется весьма завышенным показателем, а по другим расчетам – минимум 141,5 млн. м³, что соответствовало в целом темпам сведения лесов в Европейской части России, где осуществлялись наибольшие объемы лесоэксплуатации. Причина такого расхождения в данных – значительные объемы заготовки леса населением, то есть для бытового потребления, учесть целиком которые было почти невозможно.

По данным первого пятилетнего плана, в 1927/1928 г. в структуре заготовки дровяной древесины (224,25 млн. м³ при официальном показателе в 81,8 млн.) доля сырья для бытового потребления составляла 77,8 % (и эта цифра официальной статистикой не учитывалась полностью), а его удельный вес в топливном балансе для нужд населения – 58,3 %. На промышленно-техническое потребление использовалось только 49,75 млн. м³ дров ^{[5, с. 31; 30, с. 130]}. К 1932/1933 г. предполагалось в целом сохранить такую структуру заготовки, хотя в дальнейшем наблюдалось снижение и сокращение почти до минимума заготовки дров населением, что существенно облегчило статистический учет объемов лесопользования. В итоге официальные показатели заготовки лесных ресурсов демонстрировали существенный рост по сравнению цифрами 1913 г. и периода «новой экономической политики».

Неудовлетворительный статистический учет (как на местах, так и на уровне хозяйственных ведомств, центральных органов статистики); изменения в системе учета объемов заготовки лесных ресурсов, производства лесных материалов (с фестметра, то есть меры плотной древесины, на кубический метр); существование в экономике страны с начала 1920-х гг. по 1930 г. операционного (с 1 октября по 31 сентября) года и переход в 1930 г. только на финансовый год; искажения отчетности, приписки, хищения; оставление лесных ресурсов на лесосеках – все это затрудняет определение истинных показателей лесоэксплуатации, не позволяет сформировать полную картину развития лесопромышленного комплекса в конце 1920-х – 1930-х гг. Можно только оценить общую динамику развития отрасли, что также важно для анализа лесопользования в Советском Союзе.

Итогом трех пятилеток (период 1928/1929–1940 гг.) стал показатель промышленной заготовки леса 1940 г. в 232,7 млн. м³ (рост в 1,66 раза по сравнению с 1929 г.). Заготовка деловой древесины увеличилась за 11 лет с 85,1 млн. до 117,9 млн. м³ (в 1,39 раза), дровяной – с 54,7 млн. до 114,8 млн. м³ (в 2,1 раза). Удельный вес дров за этот период возрос с 39,1 до 49,3 %, несмотря на то, что в первой половине 1930-х гг. темпы заготовки делового леса были выше. То есть древесина оставалось востребованным видом топлива, даже в условиях развития угольной, нефтяной, торфяной отраслей топливно-энергетического комплекса.

Показатель заготовки – начальная цифра в лесопользовании – не отражает объема древесины, направляемого для переработки и потребителям. Так, за 1929–1934 гг. было заготовлено 1066 млн. м³ леса, вывезено 922 млн. То есть потери древесины (скорее всего, в основном оставленной на лесосеках, утраченной при сплаве) составили около 144 млн. м³ – почти годовой объем заготовки для конца 1920-х гг. К началу 1940-х гг. положение стало выправляться в связи с требованиями партийно-государственных органов осуществить переход к круглогодовой заготовке и транспорту, создать запасы леса и вывезти с лесосек древесину, оставленную в прошлые годы. Уже в 1940 г. объемы транспорта леса превысили показатель заготовки на 13 млн. м³. За 1930–1940 гг. промышленная вывозка увеличилась с 147,2 млн. до 246,1 млн. ф. м (в 1,67 раза); деловой древесины – с 96,7 млн. до 117,9 млн. (в 1,22 раза), дров – с 50,5 млн. до 128,2 млн. ф. м (в 2,54 раза).

За 1927/1928–1940 гг. производство пиломатериалов в Советском Союзе увеличилось с 12,8 млн. до 34,8 млн. м³ (в 2,7 раза), фанеры – с 137,4 тыс. до 731,9 тыс. м³ (в 5,3 раза), бумаги – с 268 тыс. до 812 тыс. т (в 3 раза), картона – с 44,5 тыс. до 150,8 тыс. т (в 3,4 раза) ^{[1, с. 205, 207, 208; 23, с. 49; 26, с. 140–141, 189, 191; 27, с. 10, 236, 237; 33, с. 70; 34, с. 132; 35, с. 229; 36, с. 187; 37, с. 94; 38, с. 2]}. Для своего времени это впечатляющие цифры, хотя плановые показатели пятилеток были выше. Страна не обеспечивала все потребности экономики и населения в пиломатериалах, изделиях из дерева, бумаге и картоне.

Третьим пятилетним планом намечалось к 1942 г. увеличить вывозку древесины до 360 млн. м³, в том числе деловой – до 200 млн. м³, производство пиломатериалов – до 45 млн. м³, бумаги – до 1,5 млн. т. Даже в случае мирного сценария истории этот план был бы провален. В 1940 г. показатели лесоэксплуатации ожидались ниже, чем в 1939 г.: вывозка древесины – 244 млн. м³, в том числе деловой – 119 млн. м³; выпуск пиломатериалов – 28,8 млн. м³, бумаги – 786 тыс. т ^{[11, дата обращения: 02.08.2017]}. Так, ситуация 1940 г. в сфере глубокой переработки древесины является отражением не только значительного спада в лесопромышленной деятельности. Она демонстрирует то, что даже за счет присоединения к Советскому Союзу Эстонии, Латвии, Литвы, западных частей Белоруссии и Украины, территории Карельского перешейка, где функционировали целлюлозно-бумажные предприятия (особенно мощные финские заводы), и уже со второй половины 1940 г. выпускавшие продукцию, страна не смогла добиться роста фактических показателей по сравнению с предыдущим годом.

Если же пользоваться оценками об общих объемах лесозаготовок в стране, содержащихся в работе П. В. Васильева и в первом пятилетнем плане ^{[5, с. 31; 30, с. 130]}, то к концу 1920-х гг. этот показатель находился на уровне дореволюционных цифр (утраченные Российской империей и Советской Россией территории по итогам Первой мировой, Гражданской, Советско-польской войн не внесут существенных искажений в расчеты). Получается, что за годы первых пятилеток объем промышленной заготовки древесины в СССР, то есть учтенный официальной статистикой, существенно возрос (в 1,66 раза), но общий показатель лесозаготовки (включая бытовое потребление) изменился незначительно. Модернизация, по сути, свелась к максимизации участия государства в лесопромышленной деятельности: созданию специализированных предприятий по добыче древесины, оснащению их техникой и механизмами, формированию постоянных кадров лесных рабочих и другим мероприятиям.

Лесопользование в СССР, Европе и Соединенных штатах Америки

Общие показатели развития лесопромышленного комплекса СССР были впечатляющими, хотя на старте, в 1927/1928 г., объемы выпуска пиломатериалов, бумаги и фанеры были наравне или меньше, чем в 1913 г. О состоянии лесопромышленного комплекса Советского Союза и диспропорциях в нем накануне реализации первых пятилетних планов свидетельствуют удельные веса страны в производстве лесных товаров мира в период 1925–1927 гг. Доля СССР в общем объеме заготовки древесины равнялась 6,4 % (в том числе деловой – 4,7 %), в производстве пиломатериалов – 5,7 %, целлюлозы и древесной массы – 1,4 %, бумаги и картона – 1,5 %, фанеры – 2,6 % ^{[5, с. 30]}. Как видно, относительно неплохие позиции у страны, с учетом еще только завершавшегося выхода из кризиса после революций, Первой мировой и Гражданской войн, были в сферах заготовки и механической обработки лесных ресурсов. В дальнейшем удельный вес Советского Союза в мировой лесопромышленной деятельности постепенно повышался, но диспропорции сохранялись. Сфера глубокой переработки древесины по-прежнему существенно отставала в своем развитии от заготовки и механической обработки леса.

Об этом свидетельствуют и данные о производстве основных товаров из древесины, приходящихся на 100 м³ заготовленной древесины, то есть о том, насколько полно и комплексно используется сырье в лесопромышленном комплексе. За 1913–1940 гг. в стране, где имели место как системный кризис, так и модернизация, на 100 м³ заготовленной древесины приходились (соответственно за 1913 и 1940 гг.) 10 и 13,7 м³ произведенных пиломатериалов, 0,14 и 0,3 м³ фанеры, 0,2 и 0,36 т целлюлозы и древесной массы, 0,18 и 0,33 т бумаги, 0,03 и 0,05 т картона ^{[5, с. 31]}. Хорошо просматриваются достаточно слабые тренды в улучшении использования лесных ресурсов при производстве фанеры, бумаги, картона, целлюлозы и древесной массы по сравнению с другими странами с развитым лесопромышленным комплексом.

П. В. Васильев провел сравнительный анализ стоимостных показателей лесопользования в Советском Союзе, Европе (без СССР) и Соединенных штатах Америки, используя средние фактические цены 1967–1970 гг. В 1913 г. в Российской империи (в границах СССР) заготовлялось древесины на сумму 1613,6 млн. руб. (исходя из объема в 141,5 млн. м³), производилось продукции механической обработки леса (пиломатериалов и фанеры) – на 615,2 млн., глубокой переработки (товарной целлюлозы, бумаги и картона) – на 82 млн. В 1940 г. результаты лесопользования выглядели так: заготовка леса – на 2820,3 млн. руб., механическая обработка – 1546,5 млн., глубокая переработка – 259,5 млн. Хорошо виден рост удельного веса производства пиломатериалов и фанеры в лесопользовании Советского Союза. П. В. Васильев определил пропорции стоимости продукции сфер лесопользования в Советском Союзе, Европе (без СССР) и Соединенных штатах Америки (стоимость заготовленной древесины, равная единице, делится на стоимость продукции механической обработки и глубокой переработки леса), объемы лесопромышленной деятельности в которых были близки друг к другу. Для Советского Союза это соотношение выглядело: в 1913 г. – 1 : 0,38 : 0,05; в 1925–1927 гг. – 1 : 0,74 : 0,13; в 1937 г. – 1 : 0,62 : 0,11 ^{[5, с. 31]}.

Хорошо видны позитивные изменения в производстве продукции механической обработки и глубокой переработки древесины в стране в 1925–1927 гг. Затем, ввиду значительного увеличения объемов промышленной заготовки лесных ресурсов, лесопильно-деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная отрасли утратили некоторые позиции в пропорции стоимости продукции сфер лесопользования. В любом случае в первые четыре десятилетия XX в. основную стоимость продукции лесопромышленного комплекса Российской империи, Советской России и СССР давали заготовка и механическая обработка древесины, сохранялась полусырьевая ориентация отрасли. В период модернизации конца 1920-х – 1930-х гг., несмотря на строительство и реконструкцию целлюлозно-бумажных предприятий, сфера глубокой переработки древесины не стала ведущим компонентом лесопромышленного комплекса, как заготовка и механическая обработка, которые развивались активнее (в стоимостном выражении) ввиду благоприятной внутренней и внешнеторговой конъюнктуры. В Советском Союзе в начале 1940-х гг. только в трех регионах имелись по два крупных целлюлозно-бумажных комбината – в Карелии, Архангельской и Пермской областях. Это свидетельствовало о концентрации основных мощностей отрасли вблизи рынков сбыта и сырья, а также о невыполнении многих проектов, предусмотренных первыми пятилетними планами.

Напротив, в Европе (без СССР) и Соединенных штатах Америки за 1913–1937 гг. сферы механической обработки и глубокой переработки древесины достигли существенных результатов в выпуске продукции (в абсолютных показателях и в стоимостном выражении). К примеру, в Соединенных штатах Америки соотношение трех компонентов лесопромышленного комплекса в 1937 г. равнялось 1 : 0,98 : 0,89. В Европе и Соединенных штатах Америки лесопильно-деревообрабатывающая, фанерная и целлюлозно-бумажная отрасли по стоимости продукции почти догнали сферу заготовки леса, а с 1950-х гг. опередили ее (в Советском Союзе такой результат продемонстрировала только сфера механической обработки древесины). Это свидетельствовало об интенсивных формах лесопользования, более комплексном использовании ресурсов.

О системных проблемах лесной промышленности Советского Союза в конце 1920-х – 1930-х гг.

Итоги индустриализации лесопромышленного комплекса в СССР имели большое значение по сравнению с периодом «новой экономической политики». Однако за впечатляющими показателями скрывались серьезные проблемы, для решения которых требовались комплексный подход, рациональные, с точки зрения политики, экономики, социальной сферы, экологии, действия. Структурирую важные, на мой взгляд, моменты, которые характеризуют особенности экономики лесопромышленного комплекса в конце 1920-х гг. – первой половине 1941 г.

Во-первых, развитие сфер механической обработки и глубокой переработки древесины в осваивавшихся северо-восточных и восточных районах страны отставало от темпов заготовки, вывозки и сплава леса. Если в Карелии, Северо-Западном районе, Центральной России, на Урале формировались региональные лесопромышленные комплексы с комплексной переработкой лесных ресурсов, то такие территории, как республика Коми, Сибирь и Дальний Восток в изучаемый период сохранили преимущественно сырьевую ориентацию – проекты предприятий по глубокой переработке древесины не были реализованы (См. подробнее: ^{[18; 31; 46]}).

Во-вторых, очевидна и другая тенденция, она же и серьезная проблема функционирования лесопромышленного комплекса – невыполнение производственных планов (См. подробнее: ^[9]). Партийно-государственные органы, хозяйственные ведомства видели его основные причины в слабой работе по механизации лесопромышленной деятельности, формированию постоянных кадров рабочих, низком уровне взаимодействия народных комиссариатов, главных управлений с трестами и предприятиями. Конечно, палитра причин невыполнения плановых заданий была более обширной и включала также: уровень организации и оплаты труда; качество жилищной и социально-бытовой инфраструктуры; особенности снабжения материалами, инструментами, продовольствием и вещами; использование принудительного труда спецпереселенцев и заключенных, мероприятия по мобилизации сельских жителей и ряда других категорий населения; отношение работников к труду. Об отмеченных проблемах, разумеется, говорилось на разных уровнях власти, но в порядке констатации, без попыток системного анализа и решения.

В-третьих, значительной была доля дровяной древесины в общем объеме лесозаготовок. В Российской империи из общего объема заготовлявшихся лесных ресурсов на долю деловой древесины приходилось 30–35 %, а дровяной – 65–70 %. К 1928 г. показатель заготовки дровяной древесины снизился до 50 % ^{[4, дата обращения: 25.03.2018]}. В годы первой пятилетки резко увеличилось использование древесины в качестве топлива. Объемы добычи угля не удовлетворяли потребности активно развивавшейся промышленности. Планом намечалось заготовить в 1932/1933 г. 59,8 млн. м³ дровяной древесины или в 1,18 раза больше, чем в 1927/1928 г. Ее доля среди других видов топлива (в переводе на условное топливо) должна была снизиться с 17,4 % в 1927/1928 г. и составить 10,8 % в 1932/1933 г. Фактически в 1932 г. было заготовлено 72,6 млн. м³ дровяной древесины, а ее удельный вес среди других видов топлива (в переводе на условное топливо) превысил плановый показатель на 4,1 % ^{[14, с. 95]}. М. Е. Ткаченко отмечал, что до Великой Отечественной войны «древесина первоклассных технических качеств часто шла на дрова для углежжения, использование отходов не было налажено» ^{[39, с. 4]}.

В-четвертых, лесоэксплуатация в Советском Союзе осуществлялась разными ведомствами. Крупнейшими лесозаготовителями являлись народные комиссариаты лесной промышленности, внутренних дел, тяжелой промышленности, путей сообщения. Меньшие объемы заготовки древесины приходились на местные организации и учреждения. К примеру, в Свердловской области в 1940 г. основными лесозаготовителями являлись: народные комиссариаты внутренних дел (заготовка древесины – 5 млн. ф. м, вывозка – 4,3 млн. ф. м), черной металлургии (заготовка и вывозка – по 4 млн. ф. м), лесной промышленности (заготовка и вывозка – по 3,7 млн. ф. м), местная промышленность (заготовка – 1,26 млн. ф. м, вывозка – 1,13 млн. ф. м), народные комиссариаты цветной металлургии (заготовка – 0,76 млн. ф. м, вывозка – 0,6 млн. ф. м), целлюлозно-бумажной промышленности (заготовка – 0,62 млн. ф. м, вывозка – 0,67 ф. м) ^{[25, с. 20, 20об.]}.

В-пятых, в 1930-х гг. в осваивавшихся лесных массивах Европейского Севера, Урала и Сибири ввиду серьезных проблем с трудовыми ресурсами, гужевым, тракторным и автомобильным парком, с выполнимостью производственных заданий в количественном и качественном отношениях, с организацией труда, техники и технологии лесоэксплуатации существенный объем древесины оставлялся на лесосеках (притом лесные ресурсы могли не вывозиться годами), не вылавливался в ходе сплава, тонул, замерзал в реках (См. подробнее: ^{[7; 41; 46]}). Поэтому фактические показатели вывозки леса большинство лет периода индустриализации были ниже объемов заготовленной древесины ^{[1, с. 205, 207, 208; 26, с. 140–141, 189, 191; 27, с. 10, 236, 237; 33, с. 70; 34, с. 132; 35, с. 229; 36, с. 187; 37, с. 94]}, что сказывалось и на выполнении планов, и на обеспечении потребностей экспорта и страны лесными ресурсами и материалами.

В-шестых, была слабой материально-техническая база на предприятиях лесопромышленного комплекса, подведомственных другим ведомствам. Если в 1938 г. в Свердловской области один завод Наркомлеса СССР производил в среднем 128,6 тыс. м³ пиломатериалов (34 тыс. м³ в среднем на одну пилораму), то предприятие Народного комиссариата тяжелой промышленности – в среднем 54 тыс. м³ (18 тыс. м³ на пилораму), а Народного комиссариата черной металлургии – в среднем 12,2 тыс. м³ (6,6 тыс. м³ на пилораму) ^{[19, с. 143, 169]}. Б. С. Петров подсчитал, что в Уральском регионе использование производственных мощностей по механической обработке древесины составляло в 1938 г. только 33,3 %. Две трети производственных мощностей бездействовали, поскольку народные комиссариаты черной, цветной металлургии, земледелия, пищевой промышленности использовали рамы в качестве подсобных, три-четыре месяца в году ^{[29, с. 108–109]}.

Место Советского Союза в мировой лесопромышленной деятельности

Лесопромышленный комплекс СССР в конце 1920-х – 1930-х гг. характеризовался наличием диспропорций в ее структуре (отставание целлюлозно-бумажной отрасли от сфер заготовки и глубокой переработки древесины). Какие позиции были у стран и регионов – лидеров в мировой лесопромышленной деятельности (прежде всего Соединенных штатов Америки и Европы) и какое место в ней занимал Советский Союз?

В конце 1920-х гг. мировой объем лесопользования равнялся около 1600 млн. м³ (в том числе деловой древесины – 740 млн. м³). Первенство было у США (ежегодный объем потребления – около 680 млн. м³). При этом советские специалисты пророчили исчерпание лесных ресурсов в США через 40 лет, но не учитывали разницу в моделях лесопользования, темпах прироста запасов леса на корню, масштабах лесовосстановительных работ.

В производстве пиломатериалов лидером являлись также Соединенные штаты Америки. В 1925 г. там выпускалось около 19 млн. стандартов (примерно 87 млн. м³), но в дальнейшем выработка пилопродукции снижалась и в 1929 г. составила около 14 млн. стандартов (примерно 64 млн. м³). В Канаде в 1927 г. производилось 2 млн. стандартов пиломатериалов (примерно 9 млн. м³) ^{[41, с. 199, 200, 202]}. То есть позиции Советского Союза в мировом лесопилении (в 1929 г. – 16,5 млн. м³) были достаточно прочными. За 1929–1937 гг., под влиянием мирового экономического кризиса, производство пиломатериалов из хвойных пород уменьшилось в США с 70,3 млн. до 50,9 млн. м³ (страна сохранила мировое лидерство в этой отрасли), в Канаде – с 11,2 млн. до 8,8 млн. м³. К середине 1930-х гг. Швеция (8,6 млн. м³), Финляндия (6,4 млн. м³), Германия (5,5 млн. м³ хвойных пиломатериалов) достигли показателей лесопиления 1929 г. ^{[15, с. 514; 20, с. 18; 21, с. 24]}. В Советском Союзе производство пиломатериалов возросло в 1937 г. до 33,8 млн. м³.

В мировом производстве фанеры позиции Советского Союза были также крепкими. В 1937 г. в США выпускалось 642 тыс. м³ этого товара (среднегодовой показатель за 1934–1938 гг.), СССР – 663 тыс., Германии – 417 тыс., Японии – 293 тыс., Финляндии – 258 тыс. Рост показателей производства фанеры в европейских и североамериканских странах наметился с 1933–1934 гг., по мере преодоления последствий экономического кризиса. Важным фактором развития отрасли (особенно в Германии, Японии, Италии, Советском Союзе) стали милитаризация экономики и рост потребностей в фанере оборонных предприятий. В большинстве стран Европы и Америки, в том числе с развитым лесопромышленным комплексом, производство фанеры было незначительным (к примеру, в Канаде – 48 тыс. м³, Италии – 68 тыс., Швеции – 34 тыс., Нидерландах – 10 тыс., Норвегии – 10 тыс.) ^{[15, с. 514; 40, с. 519]}.

Уместно сравнить и достижения целлюлозно-бумажной отрасли Советского Союза с другими странами с развитым лесопромышленным комплексом. Данные указывают на то, что СССР в 1930-х гг. существенно отставал в объемах производства продукции целлюлозно-бумажной промышленности от этих государств. В 1913 г. выпуск бумаги в Российской империи (в границах СССР до 1939 г.) в размере 197 тыс. т был меньше в 17 раз, чем в США, в 8 раз, чем в Германии, и в 5 раз, чем в Великобритании. В 1929 г. разница сократилась незначительно. Выпуск этого товара в Советском Союзе (384,9 тыс. т) был ниже в 14 раз по сравнению с США, в 6 раз по сравнению с Германией и в 3,7 раза по сравнению с Великобританией. В период с 1913 по 1937 гг. страны существенно увеличили производство бумаги: США – с 3387 тыс. до 6230 тыс. т, Германия – с 1611 тыс. до 2850 тыс. т, Великобритания – с 1014 тыс. до 1962 тыс. т (данные 1935 г.). В 1937 г. выпуск этого товара в США был в 7,5 раза больше, чем в СССР (831,6 тыс. т), в Германии – в 3,4 раза, в Великобритании – в 2,3 раза. При этом как в странах Европы и Северной Америки наблюдалось снижение объемов изготовления бумаги в конце 1920-х – первой половине 1930-х гг., так и в Советском Союзе имели место спады в отрасли. В итоге к 1937 г. СССР, несмотря на рост фактических показателей производства, не смог догнать в этой отрасли Францию (875 тыс. т), которая не являлась страной с большими запасами древесины, но обладала относительно развитыми сферами механической обработки и глубокой переработки лесных ресурсов.

Объем выпуска бумаги на душу населения в Российской империи и СССР оставался низким, спрос на этот товар не обеспечивался. Здесь разница с ведущими производителями бумаги была еще больше. В 1913 г. изготовление бумаги на душу населения в Российской империи (1,4 кг) было меньше в 24,5 раза, чем в США, в 17 раз, чем в Германии, в 16 раз, чем в Великобритании, и почти не отличалось от Японии (1,3 кг). К 1929 г. разница сократилась, но по фактическим показателям отставание возросло. Выпуск бумаги на душу населения в Советском Союзе (2,5 кг) был ниже в 18 раз по сравнению с США, в 14 раз по сравнению с Германией в 12 раза по сравнению с Великобританией, в 6 раз по сравнению с Францией. Даже Япония смогла увеличить производство этого товара до 6,3 кг на человека. За 1913–1937 гг. фактический рост изготовления бумаги на душу населения составил: в Российской империи, Советском Союзе – с 1,4 до 4,9 кг (был достигнут показатель 1932/1933 г., согласно первому пятилетнему плану), в США – с 34,4 до 48,4 кг, в Германии – с 24 до 41,9 кг (при этом ее территория после 1919 г. сократилась), в Великобритании – с 22,2 до 41,8 кг (по данным 1935 г.), в Японии – с 1,3 до 7,6 кг (по данным 1936 г.). То есть страны с развитым лесопромышленным комплексом еще более увеличили обеспеченность населения этим товаром. В 1937 г. выпуск бумаги в США был в 9,8 раза больше, чем в СССР, в Германии и Великобритании – в 8,5 раза, во Франции – в 4 раза, в Японии – с 1,5 раза ^{[33, с. 72, 73]}. Развитие целлюлозно-бумажной промышленности в Советском Союзе в конце 1920-х – 1930-х гг. не позволило целиком удовлетворить потребности экономики и населения в продукции отрасли и даже достичь к 1940 г. показателя Японии 1929 г. по производству бумаги на душу населения.

Лидерами по производству целлюлозы (по данным 1938 г.) являлись США (4173 тыс. т), Швеция (2377 тыс. т), Финляндия (1471 тыс. т), Канада (1040 тыс. т), Германия (1241 тыс. т в 1935 г.), Япония (571 тыс. т), Норвегия (462 тыс. т). В большинстве государств – производителей целлюлозы в 1930–1932 гг. наблюдался спад в отрасли, но с 1933–1934 начался рост показателей. При этом в 1937 г. Швеция экспортировала 2198 тыс. т целлюлозы (78,8 % от объема производства), Финляндия – 1170 тыс. т (79,3 %), Норвегия – 354 тыс. т (64,1 %) ^{[15, с. 515; 42, с. 494]}. Советский Союз с показателем около 460 тыс. т занимал, таким образом, седьмое место в мире, отставая даже от ближайших соседей – Финляндии и Норвегии. За 1930-е гг. СССР не удалось приблизиться по производству бумаги и целлюлозы к лидерам, несмотря на активное строительство крупных предприятий, освоение новых технологий и видов продукции.

Заключение

Оценки объемов лесопользования (с учетом древесины для бытового потребления) в Российской империи и Советском Союзе в первые десятилетия XX в. существенно изменяют представление о развитии лесопромышленного комплекса страны. Получается, что сутью трансформаций в сфере заготовки лесных ресурсов стало увеличение масштабов промышленных заготовок и почти полное сокращение добычи древесины населением для бытового пользования. Официальной статистикой, а затем партийно-государственными органами, исследователями эти изменения преподносились в качестве поступательного развития отрасли.

Включение в общий объем заготовки древесины для бытового потребления позволило проанализировать изменения структуры лесопользования в стоимостном измерении и место Советского Союза в мировой лесопромышленной деятельности. С конца 1920-х по начало 1940-х гг. модернизация в отрасли охватила широко сферы механической обработки и глубокой переработки древесины, где были построены и введены в эксплуатацию предприятия и комбинаты, оснащенные передовой зарубежной и отечественной техникой. В сфере заготовки лесных ресурсов основой по-прежнему оставался ручной труд с минимальным применением механизмов. Результаты развития лесопромышленного комплекса СССР в конце 1920-х – 1930-х гг. породили множество проблем в лесопользовании, особенно в части сохранения диспропорций в его структуре. Данные об использования древесного сырья в лесопромышленном комплексе и о стоимости продукции сфер лесопользования в Советском Союзе свидетельствуют об относительно активном развитии лесопильно-деревообрабатывающей отрасли и солидном отставании целлюлозно-бумажной промышленности. По сравнению с Европой и Соединенными штатами Америки, где соотношение стоимости продукции сфер лесопользования демонстрировало усиление роли сфер механической обработки и глубокой переработки древесины, лесопромышленный комплекс СССР оказывался относительно слабым. Советский Союз имел прочные позиции в мировой лесопромышленной деятельности только в производстве пиломатериалов и фанеры (по фактическим показателям), но при этом экспорт был представлен в основном круглым лесом и пиломатериалами.