Legal discourse in the conditions of current social transformation

Khrapova Viktoriya Anatol'evna Doctor of Philosophy Professor, the department of Philosophy, Volgograd State University 400062, Russia, Volgogradskaya oblast', g. Volgograd, Universitetskii prospekt, 100 hrapova-v@mail.ru

Юридический дискурс в условиях современной социальной трансформации

Процессы социальной трансформации в глобализирующемся мире затрагивают институциональные дискурсы, сложившиеся в ответ на необходимость общества устранять разногласия и организовывать порядок в соответствии с утвердившимися ценностями и представлениями о справедливости в ходе коммуникативной деятельности. Юридический дискурс, важнейшим составляющим которого является текст правового документа, развивается в условиях современной социальной динамики во многом обусловленной развитием информационных технологий. Как отмечает Д.А.Клинкова, сетевая форма коммуникацииимеет децентрированную природу, полилогические связи, дискурсивно-критическую ориентацию, диалогическое отношение к традиции, гибкую темпоральность, характеризуется расширенной опорой на аккумулируемую в электронных базах данных информацию, которая используется для нормативных начал и практики ^[2]. Децентрированная сетевая коммуникация радикально меняет как саму аудиторию, так и коммуникативную деятельность, ее модели, стратегии и результаты.

Как известно, институциональная специфика юридического дискурса заключается в рационализации событий жизненного мира и их переводе в пространство коммуникации с целью установления приемлемого для определенного общества в данный период времени консенсуса. Язык юридического дискурса стремится к четкости, ясности и недвусмысленности формулировок. Такой тип кодирования информации способствует снятию противоречий и приведению событий и обстоятельств к некоему закономерному результату, обусловленному укорененностью в системе жизненноважных для социума ценностей. Возможность ненасильственного разрешения кризисных ситуаций посредством языковой практики, уравновешивающей позиции установлением социальной справедливости, определяет значимость института права и придает исполнительную силу правовому документу. Однако в ситуации глобализирующегося мира, когда правоустанавливающие интенции властных структур, закрепленные в соответствующих документах, выходят за пределы социокультурного контекста, в котором эти интенции оформились, юридические документы превращаются в автономные образования, становятся симулякрами, лишаются четкого и однозначного толкования и исполнения в конкретных жизненных ситуациях. Когда теряется семантика события, неясен контекст, можно оспаривать любые юридические решения и правовые акты. Отметим здесь, что «интерпретационная деятельность сопровождает весь период существования правового документа – от создания проекта, прохождения стадий его принятия и вступления в законную силу – до окончания действия. Законы и правовые акты не действуют сами по себе, акторами являются люди, воспринимающие нормативные предписания через свое индивидуальное правосознание» ^[6] . Цель интерпретации на этом этапе – координация сведений, приведение к четкости документа, отражающего событие в форме юридического акта, способного осуществлять воздействие, направленное на достижение порядка. Пытаясь уяснить смысл той или иной правовой нормы, читающий всегда пропускает написанное через призму своего индивидуального контекстуально обусловленного опыта. Соответственно, намерения законодателя могут восприниматься неодинаково, а это значит, что степень признания норм и применения законов будет зависеть от особенностей воспринимающей аудитории. Социализирующийся в традиции другой культуры или просто не обладающий профессиональными компетенциями реципиент может испытывать стилистические, терминологические и когнитивные сложности в процессе восприятия и понимания текста правового документа. В современный условиях количество факторов, затрудняющих понимание и интерпретацию юридических документов возрастает по объективным причинам. При этом отсутствие понимания со стороны адресата не освобождает его от ответственности.

Кроме того, динамичность жизни, отражающаяся и на динамике изменений юридического дискурса и правовых документов в частности (нормы и установления меняются и корректируются раньше, чем к ним успевают привыкнуть, и так происходит во всех сферах), наряду с использованием властными структурами правового принуждения, несоответствием государственных установлений реалиям жизни, заставляет людей сомневаться в правомерности реализуемых стратегий, ставить под вопрос легитимность властных деклараций, вызывает социальную напряженность. Как справедливо утверждает Д.А.Клинкова, если скорость информационных потоков начинает «зашкаливать», возникает проблема потери смысла и процесс легитимации (добровольное признание институционального порядка в его когнитивном и нормативном аспектах) получает сбой на стыке хабитуализации (опривычивание) и институциализации (складывания социального порядка) ^[3].

С расширением информационного пространства и обретением доступа к огромному объему знаний о правопорядке внутри собственного государства и международном праве люди получили больше возможностей судить о правомерности тех или иных актов и установлений. Развивая правосознание, они становятся более активными конструкторами своей жизни и судьбы. Вместе с тем, отсутствие профессиональной компетенции при избыточности информации ведет к неадекватности ее восприятия, блокирует рефлексию как способность к анализу и синтезу и сводит на нет ее производные – умение делать выбор и принимать решения.

Вместе с тем, важной особенностью коммуникативного процесса в информатизированном обществе является изменение специфики аудитории, которая представляет собой не гетерогенную массу, испытывающую на себе многоплановое информационное воздействие, а отдельных индивидов и самоорганизующиеся сообщества избирательно использующих информацию в соответствии со своими целями и потребностями. «Гетерогенная масса влияет на источник информации в той же мере, что и субъект, прилагающий усилия, чтобы воздействовать на нее. Масса сама по себе представляет и средство и источник сообщения. Акторы сетевого общения совместно формируют общий тезаурус, образ совместной деятельности» ^{[8, с.15]}

В современном информационно-детерминируемом социальном пространстве правоустанавливающие тексты включены в новый контекст, который, с одной стороны, создает условия для их широкого распространения и развития правосознания, с другой – проблематизирует легитимность правовых установлений и норм.

Лишенное идеологии и гуманистической доминанты современное прагматизированное и виртуализированное общество все чаще оказывается в ситуации кризиса. Исследуя традиции развития правового дискурса, Ю.М.Михайлов, отметил, что современные глобализационные процессы, влекущие за собой геополитическую и стратегическую нестабильность, неразрывно связаны с рисками. Инновационное действие, равно как и бездействие, обладает рискогенным потенциалом ^[5]. Информационно детерминируемая реальность меняется с огромной скоростью. Как констатировал норвежский антрополог Т. Х. Эриксен, для глобальных интегрированных сетей характерно, что все — от компьютерного вируса до наркотиков, от орудий убийства до деструктивной мысли — перемещается свободнее, чем когда бы то ни было, укореняется и приводит ко множеству побочных эффектов. Прежние проявления социальной напряженности дополняются новыми. Современность создает свои формы уязвимости ^[9]. Чем больше рост знаний в обществе, чем совершеннее технологии, тем выше риск.

Неспособность значительной части населения к рефлексии, отсутствие рационального обоснования многоплановых стратегий взаимодействия и эффективных управленческих механизмов усиливают рискогенность в обществе и определяют острую необходимость в эффективном соответствующем современной социальной ситуации правовом законодательном обеспечении.

Традиционных коммуникативных стратегий власти оказывается недостаточно, чтобы устранить напряженность. Американский теоретик информационного общества М. Кастельс справедливо отметил, что власть, основанная только на насилии, престает быть социальной, главным компонентом властных отношений должно быть «конструирование смыслов и их перенастройка» ^[2]. Немецкий социолог Н. Луман, показал, что современная власть – это не столько принуждение, сколько «наведение мостов» ^[4]. В условиях глобализирующегося мира приоритетной стратегией управления становится не «господство-принуждение», отрицающее возможность выбора, а «упорядочивание» ситуаций и обстоятельств и координация действий. Властно-управляющие коммуникации в сетевой среде меняют формат. «Координация управленческих решений в сетевом обществе приобретает специфическую направленность: от шаблонного управления – к интерпретативному; от исполнительского – к инициативному; от диалогического – к полилогическому. В организациях с сетевой корпоративной структурой четкость поэтапных границ управленческого решения «стирается», а его принятие может приобретать самоорганизующийся характер. В каждой точке сети, на каждом ее уровне может произойти изменение способа сбора и анализа информации, корректировка планов реализации задач, нюансирование контроля и самоконтроля», - констатирует Ю.М.Михайлов ^[5].

Прошедшая эпоха утвердила статус текста закона как объективной данности, беспрекословное следование которой является одним из условий достижения блага, по крайней мере, социального, для всех и каждого. В современном обществе меняется статус знания как основы нормативно-правового дискурса. Знание – уже не абсолютный, а относительный итог процесса познания, его черты – конкурентность, нелинейность, символичность. Итог любого познавательного процесса находится в состоянии фальсификации, неопределенности, имеет рискогенные свойства. Научное сообщество не всегда может выработать целостное, наполненное оптимизирующими смыслами знание. Стратегически верные решения все чаще принимаются на основе данных, полученных экспертным сообществом профессионалов-практиков. В информатизированном социальном пространстве возникает тенденция динамического изменения права и правосознания. Современный правовой документ направлен на достижение консенсуса в динамично развивающемся мире, стремится быть более гибким и пластичным по своему содержанию.

С одной стороны, расширение информационного пространства ведет к увеличению интеллектуального потенциала, стимулирующего появление в сознании людей новых ценностей. С другой, глобализация требует унификации и стандартизации, выработки новых универсальных норм. На новом глобальном уровне встает вопрос о создании работающей ценностно-нормативной базы.

В настоящее время должна быть поставлена задача формирования идейно-идеологической основы информационного общества, направленности движения в нем информационных потоков. Решение этой задачи неразрывно связано со стратегиями дискурса масс-медиа, обладающего мощным потенциалом для создания общественного мнения, а также с деятельностью государства в сфере информационной политики, которая предусматривала бы развитие как технологической базы, так и гуманитарно-правовых принципов информационного пространства. На современном этапе необходимо создание такой правовой идеологии, которая соответствовала бы культурно-историческим традициям отдельных государств, ментальности народов и не противоречила бы течению общецивилизационных процессов, обеспечивая на этой основе становление правового общественного порядка.

Юридический дискурс – институционально закрепленная концептуализация мира, базирующаяся на естественном языке. Язык отражает бытие, реализуется в актах коммуникации, фиксируя неповторимость и изменчивость жизни в текстовых формах. Текст создается языковой личностью, обладающей определенным тезаурусом и коммуникативно-правовыми компетенциями. Личность действует в определенном социокультурном контексте. Помимо рационально-логических, необходимых для аргументации компонентов, правовой текст несет в себе эмоциональные и психологические составляющие, необходимые для воздействия и изменения состояния реципиента. Аттрактор мобилизации когнитивных возможностей, необходимых для создания документа, способного эффективно решать задачи правовой коммуникации - деятельность субъекта права, постоянно обучающегося в социокультурном и языковом контекстах.