Models of historical policy at the regional level: goals, actors, and methods

Dokuchaev Denis Sergeevich PhD in Philosophy Head of the department of Journalism, Advertising and Public Relations, Ivanovo State University 153005, Russia, Ivanovskaya oblast', g. Ivanovo, ul. Shoshina, 13, kv. 56 den-dokuchaev@mail.ru Other publications by this author

Модели исторической политики на региональном уровне: цели, акторы, методы

Введение

История региона – это не только героические и славные традиции сообщества, живущего на определенной территории, факты и события – это еще и арена для политической борьбы. В коллективном прошлом каждое сообщество пытается отыскать основания для воспроизводства социальности, а, следовательно, идентичности. Проведение границы между «своими» и «чужими» в процессе идентификации невозможно без обращения к прошлому как «своему», так и «чужому». В связи с этим, история как состоявшееся прошлое локального сообщества, региона, нации или даже всего человечества всегда была и будет подвержена селекции и манипуляциям.

Многие исследователи склонны рассматривать историческую политику в качестве частного примера глобальной тенденции политизации истории и одного из примеров политики памяти ^{[1, с.8]}. Под политикой памяти в данном случае понимается «деятельность государства и других акторов, направленная на утверждение тех или иных представлений о коллективном прошлом и формирование поддерживающей их инфраструктуры» ^{[2, с. 140]}.

Стоит согласиться с А.Ю. Бубновым, что понятие «историческая политика» нужно рассматривать в широком и узком смысле. В широком смысле под исторической политикой следует понимать, с одной стороны, совокупность самых различных практик по политическому использованию прошлого, с другой стороны, «борьбу в публичном поле влиятельных общественных групп за утверждение своих версий интерпретации коллективного прошлого. В узком смысле историческая политика может пониматься как стратегия укрепления идентичности через позитивную оценку собственной истории» ^{[3, с. 6]}.

Цель настоящей статьи состоит в попытке классификации и типологизации существующих практик интерпретации истории региона для политических целей, а также в характеристике основных политических акторов, использующих исторические символы в региональном политическом дискурсе.

Объектом исследования является историческая политика в региональном измерении, рассматриваемая как совокупность региональных практик, используемых различными акторами в целях изменения и конструирования образа прошлого. Предмет исследования – цели, акторы и методы исторической политики на уровне региона.

Методология

Региональный ландшафт России не является гомогенным. Разнородность проявляет себя не только в социальной сфере или сфере экономики, но и в культурных особенностях региональных сообществ. М.В. Назукина выделила в России четыре типа региональной идентичности, которые можно соотнести с различными типами регионов:

-регионы с сильным культурным ядром при отсутствии или слабом стратегическом его оформлении;

- регионы с сильным культурным ядром и стратегическим его выражением;

- регионы со слабым ощущением культурного единства при активной имиджевой политике;

- регионы, в которых отсутствует выраженное культурное единство и стратегическое оформление[см. подробнее 4].

Для каждого типа региона характерны свои особенности политики идентичности, символической политики и политики памяти. Соответственно для каждого типа региона можно выделить как основные, там и вспомогательные модели исторической политики, которые используется, с одной стороны, в имиджевых целях, а, с другой стороны, в целях конструирования локальной (региональной) идентичности.

Эмпирическую основу исследования составили стандартизированные экспертные опросы и массовый опрос. В качестве экспертов привлекались специалисты из регионов Центра, Северо-запада России, Поволжья и Урала. Массовый опрос (N=384), посвященный исторической политике на региональном уровне, был проведен в Ивановской области летом 2019 года. Кроме этого использовались материалы средств массовой информации, а также официальные документы.

Прежде чем перейти к дискуссии о возможных моделях исторической политики на региональном уровне, отметим еще некоторые важные моменты. Историческая политика, по мнению А.И. Миллера, проявляется в нескольких сферах, и методы её он предлагает разделить на пять групп ^{[1, с. 17-19]}. Во-первых, это создание специальных институтов, которые формируют и насаждают конкретные интерпретации истории. Во-вторых, это вмешательство власти в деятельность СМИ. В-третьих, избирательная работа с архивными документами. В-четвертых, создание мер контроля над профессиональными историками. И наконец, в-пятых, вмешательство в сферу исторического образования. Деление, конечно, условное, однако, на региональном уровне стоит выделить ещё одну сферу проявления исторической политики – воздействие на музейную коммуникацию при предъявлении артефактов прошлого. Региональный музей стоит рассматривать не только в качестве самостоятельного актора исторической политики, но и в роли проводника официальной позиции органов власти.

Дискуссия

Любое моделирование и типологизация – это упрощение реально существующих процессов и технологий. Поэтому выделение моделей исторической политики на региональном уровне неизбежно приведет к определенной редукции. Предлагаемые ниже модели в чистом виде, по нашему мнению, встретить крайне сложно. Чаще всего в отдельных политических периодах могут использоваться одни модели, а в иных другие. Однако каждая из таких моделей все же преследует конкретные цели, решает определенные задачи, имеет различных акторов и свои методы. Смена моделей исторической политики, как правило, происходит во время транзита региональной власти. Хотя какие-то вещи могут продолжать работать по инерции, тем не менее, даже если не меняется сама модель, то замещается её содержание, пересматривается структура. Рассмотрим эти модели.

Традиционалистская (поддерживающая) модель исторической политики

Главная цель такой политики состоит в постоянном поддержании устойчивых исторических нарративов и дискурсов, некогда сформировавшихся образов коллективного прошлого, актуальность которых сохраняется из поколения в поколение на территории региона. Эта модель главным образом используется в качестве инструмента для поддержания и (вос)производства локальной (региональной) идентичности. Она реализуется, прежде всего, в сфере образования и социально-культурной деятельности сообщества. Устойчивость мифов и образов прошлого крайне важна для этой модели исторической политики. Любые конкурирующие дискурсы истории рассматриваются как второстепенные и подвергаются сомнению, критике.

Сфера регионального исторического образования, которая во многом должна определять дискурс локальной истории, тем не менее, является в современной ситуации проблемной. Еще в 2012 году в России на уровне главы государства был поставлен вопрос о создании общей модели регионального компонента, единой линии учебников и учебных пособий по региональной истории. Позднее появилась концепция нового учебно-методического комплекса, в которой было зафиксировано, что курс отечественной истории должен сочетать историю Российского государства и населяющих его народов, историю регионов и локальную историю (прошлое родного города, села). Такой подход должен способствовать осознанию школьниками свой социальной идентичности в широком спектре – как граждан своей страны, жителей своего края, города, представителей определенной этносоциальной и религиозной общности ^{[5, с.5]}. Тем не менее, прописанные в УМК требования, на практике не выполняются. Тому есть несколько причин. Во-первых, не каждый регион до сих пор может похвастаться наличием учебника по локальной истории, во-вторых, многие учителя не всегда знают как логичнее «встроить» локальное событие в общероссийскую историю, и, в-третьих, модульность регионального компонента по истории на практике превратилась в его необязательность. Подготовка выпускника школы – это подготовка его к ОГЭ и ЕГЭ. На изучение вопросов местной истории совершенно не остается времени. ЕГЭ не предусматривает блока вопросов или ситуаций по региональной истории, отсюда и слабое знание местной истории. 72% опрошенных нами в Ивановской области респондентов оценивают собственные знания об истории региона как «посредственные». При этом каждый третий заявил, что историю страны «знает хорошо».

Стоит отметить, что общественный запрос на изменение подходов к преподаванию истории как общероссийской, так и региональной был и будет всегда. Политолог Михаил Виноградов опубликовал у себя на странице в Facebook таблицу ответов респондентов на вопрос о том, каким школьным предметам стоило бы уделить наибольшее внимание? Данные ранжированы по годам, начиная с 1992 года. В лидерах – русский язык и история. Анализируя эти данные, Михаил Виноградов высказывает осторожное предположение, что «школьный курс истории - это почти всегда попытка сформировать более комплиментарную оценку младшим поколением опыта поколений старших - и прежде всего ныне живущих. Насытить ближайшее прошлое ценностями, пытаясь преодолеть вполне естественную слабость интереса учеников к давно минувшим годам - в том числе и тем, которые педагоги считают современностью» ^[6]. Пожалуй, с такой оценкой стоит согласиться, когда речь идет о традиционалистской модели исторической политики. Одна из её задач как раз состоит в формировании межпоколенческих связей в отношении коллективного прошлого.

К акторам такой модели исторической политики следуют отнести профессиональных историков, сообщество учителей истории, краеведов, музейных работников, общественные организации, которые занимаются изучением и популяризацией региональной истории. То есть главным образом это те, кто конструируют и транслируют официальный дискурс местной истории и отбирают для него соответствующие нарративы. Что касается каналов доставки исторической информации в рамках такой модели, то к ним можно отнести средства массовой информации, музеи, образовательные продукты в сфере истории, научно-популярную литературу и т.д.

Говоря о методах такой политики, стоит отметить, что сама по себе она скорее формирует «поле» региональной истории без какой-либо акцентуации на отдельных исторических событиях или фактах. Традиционалистская модель выступает фундаментом политики идентичности и может использоваться последней в самых разных практиках. Кроме того, сама по себе эта модель не предполагает проектируемого образа будущего. Настоящее понимается через связь с прошлым, но в самом прошлом посылы для будущности не ищутся и не артикулируются. Переход от одной модели исторической политики к другой возможен тогда, когда появляется базовый интерпретатор регионального прошлого.

Институциональная (легитимирующая) модель исторической политики

Одна из важных задач исторической политики, как и любой политики – это легитимация власти. Когда мы говорим о моделях исторической политики, преследующих такую цель, то здесь стоит выделить институциональную модель.

Говоря о феномене политической легитимации, Константин Завершинский отмечает, что «смысловое стягивание в политической легитимации можно интерпретировать в трех горизонтах: предметном (идентифицировать политическую легитимацию относительно других объектов политической коммуникации, локализовать ее в политическом пространстве по отношению к иным формам социальной легитимации), социальном (как политические акторы интерпретируют легитимность своей политической позиции, политических действий и ожиданий и политическую легитимность позиций, действий, ожиданий других участников властных интеракций) и временном (как осмысляется отличие «нынешней» власти от «предшествующей» и «будущей», проявляющееся в символизации общественных перспектив и маркировании «базовых» политических событий — политического будущего власти, организационных перспектив — государственных и перспектив индивидуальной, политической жизни в их взаимообусловленности)» ^{[7, с. 11]}. Нас в данном случае, применительно к институциональной модели, интересует как раз темпоральный (временной) фактор.

Основная цель институциональной модели, используя механизмы исторической и политической памяти, способствовать легитимации, как отдельных институтов власти, так и самой власти. С одной стороны, такая модель предполагает выстраивание адекватных границ политической коммуникации при обосновании выбора важных общественно-политических решений. С другой стороны, она задействуется для формирования символического капитала, который позволяет региональному сообществу воспринимать и характеризовать власть как «согласованную» и «оправданную».

Важной отличительной чертой институциональной модели является наличие базового интерпретатора дискурса региональной истории. Если традиционалистская модель предполагает формирование относительно гомогенного «поля» регионального исторического дискурса, то при переходе к институциональной модели можно зафиксировать отбор адекватных системе нарративов и выстраивание необходимых коммуникаций вокруг них. Интерпретация региональной истории начинает разворачиваться относительно всего доступного массива событий, однако через селекцию в публичную плоскость попадают далеко не все. Какие-то события прошлого предаются «забвению», какие-то малозначительные, но важные для политической ситуации факты, наоборот, наделяются новыми значениями и смыслами.

Основные методы институциональной модели связаны с расстановкой акцентов в региональной истории, политизацией имен, ревизией регионального прошлого, героизацией одних исторических персонажей и нивелированием заслуг других. Конечная цель состоит в формирования доверия к определенным институтам власти, конкретным представителям власти и региональной политической системе в целом со стороны сообщества.

Институциональная модель исторической политики на региональном уровне проявляет себя как минимум в двух случаях. Во-первых, во время транзита власти – смены высшего должностного лица или переизбрания регионального парламента в значительно измененном составе. Во-вторых, во время перераспределения влияния между законодательной и исполнительной ветвями власти на уровне региона или наделении новыми полномочиями отдельных органов власти, представителей власти. Оба этих случая предполагают временную ситуацию неопределенности в плане принятия решений и одобрения их со стороны населения, поэтому выстраивание адекватных границ политической коммуникации и использование символического капитала территории предполагает обращение власти, в том числе к методам исторической политики.

В последние годы институциональная модель проявлялась на уровне российских регионов в связи чередой переназначений глав субъектов в 2017-2018 гг. Губернаторский корпус был значительно обновлен в этот период. Причем, как правило, на год в регион назначался временно исполняющий обязанности губернатора, который становился основным фаворитом на выборах, а затем побеждал. Исключение составили лишь некоторые регионы, в которых врио главы региона не смогли победить кандидата от оппозиции. Именно в период временного назначения и вплоть до объявления выборов и работала, на наш взгляд, институциональная модель. Её цель в этот период заключалась, в том числе, в формировании «позиции согласованности» по вопросам общего регионального прошлого.

В качестве примера можно привести Ивановскую область. Станислав Воскресенский был назначен врио губернатора региона в октябре 2017 года. Уже во время первых поездок по области и во время встреч с жителями Воскресенский демонстрировал интерес к местной истории, посещал музеи, встречался с историками и краеведами, подчеркивал значение регионального прошлого для настоящего и будущего. Постепенно были отобраны и концептуализированы основные нарративы и образы региональной истории, которые стали использоваться в публичной риторике. Это иваново-вознесенские меценаты, истории успеха местных промышленников и предпринимателей, ивановские ткани и ситцы, лаковая миниатюра и иконопись. На встрече с учеными-историками и краеведческим сообществом, посвященной подготовке празднования 100-летия Иваново-Вознесенской губернии Воскресенский, в частности, заявил: «Столетие Иваново-Вознесенской губернии – это повод привлечь внимание жителей не только ивановского региона, но и страны к истории ивановской земли, вспомнить земляков, прославлявших ивановский край, внесших неоценимый вклад в его становление и развитие <...> Мы ряд проектов планируем запустить и на федеральном уровне. Они касаются уникальных историй успеха, созданных поколениями ивановцев, меценатов и фабрикантов, истории православия» ^[8]. Однако местные СМИ довольно быстро заметили, что некоторые темы региональной истории новому врио губернатора совсем не близки. Речь о советском периоде. Никакого значимого внимания со стороны нового главы региона не получила ни фигура Михаила Фрунзе – основателя губернии и первого губернатора, ни идея Первого Совета рабочих и крестьянских депутатов, двигавшая некогда советский внутренний туризм и долгое время остававшаяся брендом города Иваново. Так, 2 февраля 2018 года впервые за многие годы ни глава региона, ни глава областного центра не приняли участие в возложении цветов к памятнику М.В. Фрунзе ^[9]. Хотя стоит заметить, что публично Воскресенский нигде не высказывался о своем отношении к советскому периоду ивановской истории.

Для указанной модели исторической политики характерно наличие фигуры заказчика, им является конкретный институт власти. Однако проводниками (агентами) такой политики становятся общественные организации, сообщества историков-краеведов, подведомственные учреждения культуры и искусства и даже сфера образования, а основным каналом доставки исторического нарратива – средства массовой информации и интернет.

Электорально-ориентированная модель исторической политики

Институциональная и традиционалистская модели исторической политики вполне эффективно работают на региональном уровне, сменяя друг друга в периоды политической неопределенности или политической стабильности. Однако в электоральный период власть также может использовать методы исторической политики, и тогда мы можем выделить еще одну модель.

Электорально-ориентированная историческая политика имеет ограниченное во времени назначение. Её цель состоит в том, чтобы, используя символический капитал территории, в виде региональных исторических образов и мифов склонить на сторону конкретного кандидата (ов) или партии значительную часть электората.

Многим из врио губернаторов, назначенных в 2017-2018 года, пришлось примерить на себя «роль варягов». Эта метафора активно использовалась оппозиционными кандидатами в отношении назначенцев. Подобную ситуацию подтвердили в ходе стандартизированного экспертного опроса респонденты из Псковской и Новгородской областей. Характерна она была и для ивановского региона. Для любого внешнего кандидата на пост главы региона – задача номер один стать в кратчайшие сроки для местного сообщества «своим». Один из наиболее адекватных способов – это выражение сопричастности к региональной истории и культуре, признание их значимости и уникальности, поддержка историко-образовательных и культурных инициатив.

Главная особенность электорально-ориентированной модели исторической политики состоит в предварительном отборе нарративов, с которыми предстоит работать. Если есть необходимость сформировать у части избирателей негативное отношение к конкретным политическим партиям или кандидатам, то выстраивается работа по ревизии их базовых историко-культурных ценностей. Например, в той же Ивановской области во время выборов депутатов Ивановской областной думы в 2018 году правящая партия попыталась провести «перезагрузку» позиционирования Ивановской области от образа «родины первых Советов» к образу древней и самобытной земли, наполненной героическими страницами истории, богатой талантами и традициями предпринимательства. Основная цель - дискредитация коммунистических ценностей и идеалов и соответственно оттягивание потенциальных избирателей от КПРФ и Коммунистов России. В рамках предвыборных дебатов, например, подчеркивалось, что именно коммунисты виноваты в развале страны, что с перестройкой и развалом СССР закончилась история успеха ивановской текстильной отрасли, а жители области остались на задворках новой России, и что именно правящая партия помогла Ивановской области встать на путь развития.

Электорально-ориентированная модель предполагает использование привычных и известных исторических образов во время предвыборных кампаний. Если образ универсален и известен в региональном сообществе, то его использование несет, в том числе, консолидирующий потенциал. Вокруг таких исторических образов не только выстраивается коммуникация, но конструируется побуждающий мотив принять участие в таком важном историческом событии для региона как выборы. Исторические символы и образы используют не только избирательные комиссии для привлечения граждан на участки, но и политические партии в своей агитации. В Новгородской области, например, во время предвыборных кампаний задействуется весь традиционный набор: родина российской государственности, Вечевой колокол, самый древний православный город России и так далее. Эксперт из Пермского края отметил, что в электоральном цикле иногда апеллируют к истории города, используют гениев места. Например, имя Татищева всплывает чаще остальных, из культурных акторов – Дягилев и Пастернак. В целом акцентирование территориальной идентичности сводится к визуализированным маркерам – например, кандидат публикует фотографии на фоне знакового места для города и региона месте. Тем не менее, некоторые из опрошенных экспертов отметили, что им неизвестны случаи использования в их регионах исторических образов, мифов и гениев места в предвыборных материалах.

В качестве основных акторов электорально-ориентированной модели исторической политики следует отметить политические партии, избирательные объединения, инициативные группы граждан по выдвижению кандидатов на выборы, лидеров общественного мнения, политтехнологов и избирательные штабы кандидатов и партий. Каналы доставки от наружной рекламы и листовок до средств массовой информации.

Прагматическая модель исторической политики

Нередко в отношении общей региональной истории на конкретной территории существуют конкурирующие образы прошлого, причем достаточно мощные по своей силе и значимости, но отличающиеся в интерпретации событий, наборе героев места и т.д. За каждым из таких образов стоят разные элитарные группы. Например, для бизнес элит значимым может быть один из периодов истории, который для политической элиты является малозначительным, противоречивым и наоборот. Противоречия в оценках регионального прошлого могут сосуществовать и в среде интеллектуальной или творческой элиты. Соответственно в разные периоды власть может использовать то один образ, благоволя одной элитарной группе, а в иные периоды, может поддерживать альтернативную версию прошлого, исходящую от другой группы. И такую модель исторической политики можно назвать прагматической.

Такая модель нацелена на получение определенных преференций (например, лояльности элит в определенных вопросах) и в тоже время может быть направлена на формирование символического капитала самой власти и территории. Иными словами, для прагматической модели использование истории связано с получением выгоды в конкретный момент. То, что выгодно и оправданно в данный момент, то и есть хорошо.

В качестве примера можно привести Республику Татарстан, где элиты разделены на две части по вопросу происхождения государства и этноса. Одна группа - «булгаристов» считает, что истоки татарской государственности надо искать в связи с тюркским домонгольским населением Среднего Поволжья и тем фактом, что волжские булгары (болгары) уже в IX-X в.в. смогли создать развитое государство на месте современного Татарстана. Вторая же группа – «ордынская» полагает, что этногенез татар и формирование предпосылок государственности нужно связывать с эпохой Орды – имперским государством, занимавшим значительные территории в Европе и Азии. По мнению историка, профессора МГУ Александра Полунова, которое он озвучил в интервью Ленте.ру, «оба подхода — и ордынский, и булгарский — используются элитой прагматически, в зависимости от потребностей текущего момента. Когда нужно сделать акцент на древности, на давних традициях оседлой культуры, то на первый план выходит булгарская концепция. Когда нужно сделать акцент на территориальном пространстве, подвластном «государству-предку», на широком государственном охвате больших территорий, на имперских традициях, то делается акцент на ордынской концепции» ^[10] .

Прагматическая модель исторической политики характерна для регионов с разнородным этническим составом и регионов, где проводится взвешенная внутренняя национальная политика. В этом случае прагматизм региональной власти направлен на поиск и достижение общественного компромисса, формирование терпимости (толерантности) к разным культурам и их историческим основаниям, межэтнического согласия.

Однако элитарный регионализм в России еще «предполагает практическое использование тех возможностей, которые вытекают из естественного территориального деления современных обществ. Региональное пространство должно восприниматься здесь не как объективистская категория, а выступать в качестве капитала социума, умелое использование которого способно принести немало политических, экономических и прочих дивидендов» ^{[11, с. 21-22]}. Поэтому всякого рода имиджевые экономические проекты, например, благоустройство малых городов и исторических поселений, создание туристической инфраструктуры и событийного туризма, предусматривающие выделение федеральных средств, будут предполагать и использование прагматической модели исторической политики. Борьба за средства федерального бюджета для реализации подобных проектов предполагает жесткую конкуренцию регионов, а потому символический капитал территории (в том числе исторические образы и мифы) используется субъектами федерации максимально эффективно и прагматично. Иногда подчеркивается уникальность территории, её включенность в общероссийскую историю, значимость местных традиций или культуры для всей страны. За счет правильно расставленных акцентов в позиционировании Палеха, Кинешмы и Шуи, например, Ивановской области удалось привлечь серьезные бюджетные и частные инвестиции для благоустройства этих поселений и развития в них туризма.

Если говорить об акторах прагматической модели исторической политики то к ним следует отнести региональные элиты, высших должностных лиц субъектов федерации, кураторов внутренней политики в регионах, национально-культурные автономии и организации, некоммерческие фонды поддержки и развития местных культурных инициатив.

Заключение

Предложенные нами модели исторической политики на региональном уровне являются в значительной степени условными. Очевидно, что и самих моделей может быть выделено больше, однако самые основные ситуации конструирования и изменения образа прошлого территории нами описаны через традиционалистскую, институциональную, электорально-ориентированную и прагматическую модели. Каждая из этих моделей имеет конкретные цели, задачи, методы и акторов. В каких-то случаях задачи, как и акторы могут совпадать, как могут и параллельно реализоваться несколько моделей в одном регионе.

Говоря об исторической политике на региональном уровне, следует понимать, что речь идет, прежде всего, о конкурентном позиционировании территорий и о формировании региональной (локальной) идентичности. Именно в этих сферах историческая политика проявляется чаще всего. То есть, с одной стороны, использование истории на региональном уровне предполагает её включение в имиджевую политику территории (в том числе для продвижения на уровне федерации, развития туризма и пр.), с другой стороны, локальная история (и её интерпретации) задействуется в процессе региональной идентификации. Соответственно для имиджевой политики региона на федеральном уровне используются методы прагматической модели. В процессе формирования региональной идентичности задействуется традиционалистская модель. Институциональная и электорально-ориентированная модели используется для легитимации региональной власти и её институтов, а также для получения политических позиций, их закрепления или удержания.