Translate this page:
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Library
Your profile

Back to contents

Philology: scientific researches
Reference:

On etymology of the name for carwash in Kyrgyz language

Amiraliev Semetei Manasovich

PhD in Philology

Head of the department of International Relations, Docent, Osh State University

723500, Kirgiziya, Oshskaya Oblast' oblast', g. Osh, ul. Prospekt A. Masalieva, 91 A fakul'tet russkoi filologii, of. 229

sem.87.90@mail.ru
Karaeva Nazira Ormonbekovna

Educator, the department of Kyrgyz Linguistics, Osh State University

723500, Kirgiziya, Oshskaya oblast', g. Osh, ul. Masalieva, 14, kv. 34

nazi0410@mail.ru
Kamardinova Uyalkan Nurmamatovna

PhD in Philology

Docent, the department of Kyrgyz Linguistics, Osh State University

723500, Kirgiziya, Osh oblast', g. Osh, ul. Oshskaya, 18, kv. 20

my.amor9898@gmail.com

DOI:

10.7256/2454-0749.2019.6.31535

Received:

29-11-2019


Published:

03-01-2020


Abstract: The subject of this research is the origin of the elements of Kyrgyz terminological combination “unaa juuguç jez” (carwash) commonly used in parallel to its Russian version in advertising discourse of the car service center of Kyrgyz Republic and emerges as a result of literal translation of the Russian word into Kyrgyz language. The authors examine the etymology of each element of the term in comparison of their correspondence in other cognate languages, as well as circumstantially substantiate the formal-semantic unity of the identical by origin words in various languages. Special attention is given to the commonness of Turkic-Sino root morphemes that testifies to the remote relation of the Altai and Sino-Tibetan languages. The scientific novelty consists in demonstration of semantic justification of the structure of Kyrgyz name for carwash, establishment of the origin of each element of the terminological combination on the basis of their comparison with the matches in other languages, substantiation of etymological identity of elements comprising the term in various cognate languages, attraction of Chinese language for comparative analysis of the facts from the perspective of Nostratics.


Keywords:

Altai languages, Sino-Tibetan languages, Turkic languages, Kyrgyz language, Chinese language, macro-family of languages, nostratics, name of car wash, etymology, origin of the term


Название автомойки имеется во всех современных языках и является сравнительно новым лексическим образованием. На вывесках автотранспортного сервиса Киргизии параллельно используется два семантически идентичных названия - русское слово автомойка и киргизское терминосочетание унаа жуучу жай для обозначения пункта, где осуществляются чистка и мойка автомобилей разных марок. Киргизское название автомойки возникло в результате калькирования русского термина путем его перевода на киргизский язык и, имея сложный состав, включает в себя три слова.

В последнем толковом словаре киргизского языка и в разделе «Лексикология» солидного академического издания по теории киргизского языка отсутствует информация о данном термине [1, 2], что и послужило основанием для выбора темы и предмета изучения данной статьи.

Цель статьи – установить этимологию слов киргизского языка, составляющих содержание номинанта автомойки.

Первым компонентом терминосочетания является название транспортного средства, представленное в киргизском языке фонетически варьируемым словом улоо/ылоо/илек/унаа «рабочий скот, тягло, тягловая сила; верховая лошадь; транспорт». Многовариантность произношения слова свидетельствует о недостаточной обработанности и нормированности языка. В термине использован последний вариант. Данное киргизское слово находит соответствия в других тюркских языках: улаг в тур., туркм., уйг., сарыг-югур., сагай., тувин., шор., койб., качин. яз., улау в каз., каракалп., улаа в лебедин., улав в узб., лав в каз., каракалп., чув., улак в аз. (улак арба «телега»), в тат. диал., лобнор., куман., чаг., тур. диал., олаг в сарыг-югур., олак в узб. диал., ылав в башк., ула в алт., унаа в телеут., алт., унага в куман. языках. Эти примеры имеют значения «вьючное животное» в аз., уйг., сарыг-югур., лобнор., «рабочий скот, тягло, тягловая сила» в узб., «всякое домашнее животное, служащее для перевозки тяжестей, для навьючивания и для возки телеги, саней» в кирг., чаг., уйг. (таранч. диал.), «животное как средство передвижения (лошадь, верблюд)» в туркм., «верховое животное» в узб., «осел» в азерб., «верховое животное или подвода, выставляемые в порядке общественной повинности» в кирг., «транспорт, предоставляемый населением должностным лицам, прибывшим по служебным делам» в каз., «лошадь, конь» в узб. диал., «курьер, скороход (разносчик, почтальон, курьер)» в тур., «подвода» в каз., каракалп., тат., башк., сарыг-югур., алт., саг., чув., кирг. яз., «воз» в чув., «лошадь с телегой» в тат. (казан.), «обоз» в балк., «телега» в тат. диал., «животное» в уйг. диал. и т.д. [3, с. 588-589]. Обычно эти примеры связываются с глаголом ула- «соединять, связывать, удлинять, продлевать». Ср. монг. улари «переменять, сменять, переводить, перемещать, сменяться», маньч. ула- «передавать, доставлять через кого-либо», тур. улаш- «достигать, доходить». В слове улаг усматривается аффикс (В. Котвич, Б.Я. Владимирцов, Г. Рамстедт, М. Рясенен, А.М. Щербак и др.). Формант улоо/улак/лав/лук соотносится с венгерским ло "лошадь, лошак", славянским ло- (рус. лошадь, лошак, укр. лоша "жеребенок", польск. losza "кобылица"), монгольским ло-/лу- (в словах лаосэ/лоса/лоусэ/луси/лус "мул, лошак"), тунгусо-маньчжурским ло- (маньч. лорин, солон. лос, нан. лосо "мул" и т.д.), китайскими слогами lò/luò «мул, лошак»,«осел», luò «белая лошадь с черной гривой». А китайское сложное слово luòtuo «(двугорбый) верблюд, вьючный верблюд», где tuo "верблюд, горбатый", очень напоминает киргизское словосочетание улоо төө «вьючный верблюд» [4, с. 298-299, 364].

Таким образом, первый компонент терминосочетания имеет соответствия в тюркских, славянских, тунгусо-маньчжурских, монгольском, венгерском и китайском языках и возводим к пракорню *ло. Из современных рефлексов этого пракорня (улаг/улау/улаа/улав/ылав/улак/олак/олаг/унаа/унага/ло/луо/лу и т.д.) киргизский язык выбрал менее распространенный вариант – унаа «транспорт» и включил его в название автомойки.

Второй компонент термина жуучу «моющий» состоит из двух морфем - корня жуу- "мыть" и субъектного суффикса -чу. Корень жуу- имеет этимологически идентичные соответствия в других языках: йув- в турк., караим., ног., уйг., узб., сарыг-югур., тур. диал.; йыв- в башк.; йуг-/йог-/йуй- в тур. диал., уйг. диал.; йу- в тур., аз., тат., уйг. диал., сарыг-югур,, салар., лобн.; йуу- в халадж.; жув- в кумык., карач.-балк., каз., каракалп., кирг. диал.; жу- в уйг. диал.; чуг- в хак., тув.; чу- в тофалар., которые имеют общее значение «мыть, стирать» и, вероятно, являются рефлексами пракорня йуу- (по М. Рясенену) [6, с. 238]. Мы сравниваем тюркские названия процесса мытья и стирки с китайскими слогами yù «совершать омовение, купаться; очищаться в; мыть, обмывать, купать, содержать в чистоте; купание, ванны» (yùshì «ванная»), zhuó «мыть, полоскать, омываться, промываться; смывать позор, обелять себя (от позора), пить», обнаруживая в них инициальное чередование y-/zh-, соответствующее чередованию й-/ж-/ч- в тюркских языках [4, с. 215].

К этому корню присоединяется субъектный суффикс -чу, являющийся одним из членов алломорфов -чы, -чи, -чу, -чү и участвующий в образовании существительных со значением производителя действия, форм глаголов многократного прошедшего времени и причастий настоящего и прошедшего времен со значением длительности. Этот суффикс многофункционален [7, с. 116]. Его мы встречаем в составе существительных со значением деятеля (иш «работа» - ишчи «работник», жумуш «работа, служба» - жумушчу «рабочий, служащий», кой «овца» - койчу «пастух» и т.д.), глаголов длительного (многократного) прошедшего времени (бар- «идти» - барчу «ходил/ходила», айт- «сказать» - айтчу «говорил/говорила», жат- «лечь» - жатчу «ложился/ложилась», кел- «придти» - келчү «приходил/приходила», сүй- «любить» - сүйчү «любил/любила» и др.), а также причастий, образованных от основы имени действия на -оо, -өө, -уу, -үү (сүйүү «любить/любовь» - сүйүүчү «любивший/любящий; тот, который любил/любит»; иштөө «работать/работа» - иштөөчү «работавший/работающий; тот, который работал/работает», ойноо «играть/игра» – ойноочу «игравший/играющий; тот, который играл/играет» и др.), совмещающих в себе контекстуально дифференцируемые значения прошедшего и настоящего времени и иногда субстантивируемых (окуу «учиться/учеба» – окуучу «ученик; тот, который учился/учится; учащийся», жазуу «писать/письмо» – жазуучу "писатель; тот, который писал/пишет; пишущий" и др.) [7, с. 308-309]. Этот суффикс имеет соответствия в других тюркских языках. Ср. употребление аффикса -шы/-ши в составе причастий каракалпакского языка: жазув «писать/писание» - жазувшы «писатель»; авдарув "переводить/перевод" - авдарувшы "переводчик"; жибермек «послать» - жибермекши «намеревающийся послать», болмак «быть» - болмакшы «намеревающийся быть/стать» и т.д. [8, с. 435-436].

Приведенные киргизские (-чы, -чи, -чу, -чү) и каракалпакские (-шы, -ши) суффиксы этимологически связаны с китайскими субъектными суффиксами zhi/shì/shī/shi/chì, которые встречаются в составе существительных, обозначающих профессию: năng «хлеб, лепешка» – năngzhi «хлебопек» [4, с. 343]; zhàn «война, бой, сражение, схватка; военный, полевой, боевой; соревнование, борьба; состязание, игра, полемика, пари, заклад; вести войну (бой, сражение), воевать, сражаться, биться», zhàng «оружие; бой, сражение, военные действия, война» – zhànshì/zhànshi «солдат (рядовой) действующей армии, боец, борец» (ср. узбекское zhang "война, сражение, бой" - zhangchi "воин, боец"); liè «казнь, разорваться» - lièchì «павший герой, павшие»; yī «медицина, лекарство, лечебное дело» - yīshī «врач, доктор»; qín «китайский музыкальный инструмент» - qínshī «мастер игры на цине» [4, с. 217]; ср. кирг. комузчу «комузист», где комуз – название инструмента и т.д. Таким образом, тюрко-ханьюйский субъектный суффикс, вероятно, имеет идентичное происхождение и возводим к одной праформе. Следовательно, слово жуучу «моющий» в составе терминосочетания имеет глубокую диахроническую и семантическую мотивацию.

Что касается третьего компонента термина, то его происхождение в некоторой степени является спорным. В лингвистической литературе существует две точки зрения относительно этимологии существительного жай «место». Одни ученые относят его к словам, заимствованным тюркскими языками из иранских языков [9, с. 50], другие считают данное слово тюрко-сино-тибетским, обнаруживая различные его рефлексы в современных языках с локативным значением [10, с. 45; 11, с. 56; 12, с. 50].

Мы считаем, что киргизское многозначное слово жай «место, местоположение, местонахождение, местожительство, место рождения, рабочее место, работа, служба, хозяйство, позиция, ситуация, положение, обстоятельство, удобство, возможность, покой, спокойствие; жилье, жилище, квартира; кровать, постель, ночлег, место ночевки, могила, кладбище …» [4, с. 216, 466-467; 12, с. 49-51], которое этимологически и функционально связано с китайскими слогами zi/zhè «жилище, квартира, резиденция, усадьба; могила, кладбище; участок земли, земельная площадь; жить в (доме, квартире), обосноваться/обитать/поселиться в, занимать место, основать, заложить», zi «дом, кабинет, общежитие, магазин». Для данных примеров китайского и киргизского языков можно реконструировать праформу в виде *жай «место, помещение».

Таким образом, мы имеем все основания считать, что третий компонент киргизского названия автомойки имеет китайско-тюркское происхождение.

Материалы данной статьи дополнительно подтверждают обоснованность предположения об лингвоэтногенетических и лингвокультурных связях ряда народов Евразии [13, с. 307-312; 14, с. 284-293; 15, с. 54-63; 16, с. 329-333] и позволяют нам принять точку зрения языковедов-компаративистов, представляющих состав ностратических языков очень широко и включающих в него сино-тибетские языки [17, с. 53-63; 18, с. 95-112; 19, с. 3-60; 20, с. 253-383].

Исходя из вышеизложенного, можно заключить, что название автомойки в киргизском языке точно передает семантику русского термина, состоит из трех отдельных слов, имеющих общие корни в других языках, возводимых к разным праформам и совместно мотивирующих наименование соответствующего автосервисного пункта.

Принятые в статье сокращения: яз. – язык (языки), диал. – диалект (диалекты); аз. – азербайджанский, алт. – алтайский, балк. – балкарский, башк. – башкирский, каз. – казахский, караим. – караимский, каракалп. – каракалпакский, карач.-балк. – карачаева-балкарский, качин. – качинский, кирг. – киргизский, койб. – койбальский, куман. – куманский, кумык. – кумыкский, лебедин. – лебединский, лобнор. – лобнорский, маньч. – маньчжурский, монг. – монгольский, нан. - нанайский, ног. – ногайский, польск. - польский, рус. - русский, сарыг-югур. – сарыг-югурский, сагай. – сагайский, салар. – саларский, солон. - солонский, тат. – татарский, телеут. – телеутский, тувин. – тувинский, тур. – турецкий, туркм. – туркменский, тофалар. – тофаларский, узб. – узбекский, уйг. – уйгурский, укр. - украинский, шор. – шорский, чаг. – чагатайский, чув. – чувашский, хак. – хакасский, халадж. - халаджский

References
1. Azyrky kyrgyz adabii tili: Fonetika, Leksikologiya, Leksikografiya, Frazeologiya, Morfologiya, Sintaksis, Stilistika, Teksttanuu, Lingvopoetika. – Bishkek, 2009. – 928 s.
2. Kyrgyz tilinin sөzdүgү. – Bishkek, 2011. – 1618 s.
3. Sevortyan E.V. Etimologicheskii slovar' tyurkskikh yazykov (obshchetyurkskie i mezhtyurkskie osnovy na glasnye). – Moskva, 1974. – 768 s.
4. Zulpukarov K.Z. Vvedenie v kitaisko-kirgizskoe sravnitel'noe yazykoznanie.-Bishkek, 2016. – 768 s.
5. Akmataliev A.T., Zulpukarov A.K., Abdurakhmanova N.A. K diskussii po voprosu o proiskhozhdenii karakitaev i nazvaniya ikh gosudarstva // Rol' gumanitarnykh i sotsial'no-ekonomicheskikh nauk v razvitii obshchestva. – Belgorod, 2019. – S. 9-12.
6. Sevortyan E.V., Levitskaya L.S. Etimologicheskii slovar' tyurkskikh yazykov. Obshchetyurkskie i mezhtyurkskie osnovy na bukvy Zh, Җ, I. – Moskva, 1989. – 293 s.
7. Grammatika kirgizskogo literaturnogo yazyka. Chast' 1. Fonetika i morfologiya / otv. red. O.V.Zakharova. – Frunze, 1987. – 402 s.
8. Baskakov N.A. Karakalpakskii yazyk. Chast' 1. Fonetika i morfologiya. – Moskva, 1952. – 543 s.
9. Sapoev R., Avezmatov Sh. Arabsko-persidskie slova v uzbekskom yazyke. – Tashkent, 1996. – 192 s.
10. Zulpukarov K.Z., Amiraliev S.M. Konstanty peremennye v kirgizsko-kitaiskikh obshchikh morfemakh. Aktual'nye napravleniya gumanitarnykh i sotsial'no-ekonomicheskikh issledovanii. – Belgorod, 2018. – S. 44-50.
11. Zulpukarov K.Z., Amiraliev S.M. Korrelyatsiya morfem i ikh allomorfov v rodstvennykh yazykakh. – Belgorod, 2018. – S. 50-57.
12. Zulpukarov K.Z., Amiraliev S.M. Kitaisko-kirgizskoe ZHÈR/ZhER i ego semantiko-zvukovoe var'irovanie Aktual'nye napravleniya gumanitarnykh i sotsial'no-ekonomicheskikh issledovanii. – Belgorod, 2018. – S. 48-54.
13. Zulpukarov K.Z., Amiraliev S.M. Proteza v kirgizsko-kitaiskikh leksicheskikh sootvetstviyakh // Materialy mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii «Sovremennye problemy tyurkologii: yazyk – literatura – kul'tura», 17-18 noyabrya 2016 goda, g. Moskva.-M.: Izdatel'stvo RUDN, 2016. – S. 307-312.
14. Zulpukarov K.Z., Zulpukarova A.K. O genezise i razvitii lichnykh mestoimenii v nostraticheskikh yazykakh // Materialy mezhdunarodnoi nauchno-prakticheskoi konferentsii «Sovremennye problemy tyurkologii: yazyk – literatura – kul'tura», 17-18 noyabrya 2016 goda, g. Moskva.-M.: Izdatel'stvo RUDN, 2016. – S. 284-293.
15. Zulpukarov K.Z., Amiraliev S.M. Problema ekonomii artikulyatsionnykh usilii govoryashchego i sud'ba konechnogo –R v etimologicheski identichnykh slovakh kitaiskogo i kirgizskogo yazykov / Aktual'nye napravleniya gumanitarnykh i sotsial'no-ekonomicheskikh issledovanii. – Belgorod, 2018. – S.54-63.
16. Zulpukarov K.Z., Amiraliev S.M Smyslovoe stroenie kirgizskikh slovosochetanii s tochki zreniya kitaiskogo yazyka / Yazyki v dialoge kul'tur: k 70-letiyu professora M.Dzh. Tagaeva/ Otv. red. G.P. Shepeleva. –Bishkek: KRSU, 2017. – S. 329-333.
17. Dolgopol'skii, A.B. Gipoteza drevneishego rodstva yazykovykh semei Evrazii s veroyatnostnoi tochki zreniya//Vopr. yazykoznaniya.-1964.-№2.-S. 53-63.
18. Dolgopol'skii A.B. V poiskakh dalekogo rodstva // Russkaya rech'. – 1967.-№ 6. – S. 95-112.
19. Illich-Svitych, V.M. Opyt sravneniya nostraticheskikh yazykov (semitokhamitskii, kartvel'skii, indoevropeiskii, ural'skii, altaiskii, dravidiiskii): Sravnitel'nyi slovar': Tom II. – M.: Nauka, 1976. – 483 s.
20. Starostin G.S., Dybo A.V., Militarev A.Yu., Peiros I.I. K istokam yazykovogo raznoobraziya. Desyat' besed o sravnitel'no-istoricheskom yazykoznanii s E.Ya. Satanovskim. – Moskva, 2016. – 584 s.