Specificity of functionality of telic and atelic verbs of motion in the Yakut literary text

Samsonova Ekaterina Maksimovna PhD in Philology Researcher at Institute for Humanities Research and Indigenous Studies of the North, Russian Academy of Sciences, Siberian Branch 677027, Russia, respublika Sakha (yakutiya), g. Yakutsk, ul. Petrovskogo, 1, kab. 301 samsonova_em@mail.ru Other publications by this author

Проблема изучения языка художественной литературы является одним из актуальных направлений в современной филологической науке. Особое положение занимает лингвистика художественного текста. Данный аспект изучения литературных произведений предполагает исследование языковой организации художественного текста: связей и отношений средств разных уровней, выражающих определенное идейно-художественное содержание произведения.

В функциональной грамматике, характеризующейся направлением исследования «от семантики к формальным средствам», одним из центральных компонентов высказывания является аспектуальность, «категориальный признак», выражающий «характер протекания действия во времени» ^{[1, с. 40]}. Среди аспектуальных отношений центральное место занимают отношения действия к пределу.

В якутском языке предельность/непредельность действия, в отличие от его переходности/непереходности, отличается недостаточной изученностью. При изучении видовых форм якутского глагола Л. Н. Харитоновым в монографии «Формы глагольного вида в якутском языке» (1960) ^[2] и П. А. Слепцовым в «Грамматике современного якутского литературного языка» (1982) ^[3] основное внимание уделено такому признаку как переходность/непереходность действия. Собственно предельность/непредельность действия и ее фазисная детерминация затрагиваются только в исследованиях Н. И. Поповой при выявлении структурно-семантических особенностей глагольно-аналитических конструкций с аспектуальным значением ^{[4 - 5]}.

В рамках функционально-семантического подхода план выражения категории предельности/непредельности в якутском языке может быть представлен репрезентантами различных языковых уровней: лексическими, морфологическими и синтаксическими. Исходя из того, что предельность/непредельность является, прежде всего, внутренним свойством глагольной лексемы, ее постоянной семантической характеристикой, данный признак непосредственно связан с лексико-семантическими группами глаголов и в зависимости от чего способы выражения предельности существенно различаются. В данной статье рассматривается одна из основных групп – глаголы движения. В качестве материала выступает повесть якутского писателя П. А. Ойунского «Дойду оҕото Дорогуунап Ньукулай» («Николай Дорогунов – удалой молодец») (1936) ^[6]. Данное произведение, созданное на основе фольклорного сюжета, отличается «удивительным богатством и выразительностью языка повести, умелым использованием писателем традиционных образных средств, формульных выражений из олонхо, народных преданий, легенд, выполняющих важную художественно-эстетическую функцию» ^{[7, с. 292]}. При этом исследователи отмечают стилеобразующий характер «художественно-целеустремленного использования языка эпической поэзии» «в качестве средства воссоздания исторического колорита отдаленных эпох», примененный писателем в данном произведении ^{[8, с. 182]}.

Обилие и разнообразие глаголов движения, их сочетания с контекстуальными репрезентантами предельности в повести П. А. Ойунского «Николай Дорогунов – удалой молодец» позволили выявить следующие особенности их функционирования в тексте:

1. Рассматриваемый текст отличается использованием не только общераспространенных глаголов движения (таких как бар- ‘идти’, тиий- ‘дойти, достигать’, атыллаа- ‘шагать, перешагивать’, таҕыс- ‘выходить; взобраться’ и т.п.), но и обилием образных глаголов (дьүккүлдьүй- ‘ходить, вытянув шею, сгорбившись, подаваясь всем корпусом вперед’, сүөдэҥнээ- ‘двигаться медленно, неторопливо, слегка переваливаясь с боку на бок’, мадьаҥнаа- ‘ходить на кривых ногах’ и т.д.). В основном таковыми являются многие «картинные» слова, описывающие внешний вид вид, телодвижения, форму и выражение лица, глаз, походку человека ^{[8, с. 180]}. Подобные образные или «изобразительные» глаголы, по Д. М. Насилову, «совершенно однозначно – и формально-морфологически, и семантически – характеризуются как непредельные» ^{[9, с. 133]}, поскольку «их объединяет выражение в той или иной степени имманентной характеристики субъекта – производителя процесса (действия)» [Там же, с. 128].

2. Фольклорность языка П. А. Ойунского выражается также и в использовании им синонимичных лексем и конструкций, выражающих движение, что особенно проявляется в составе параллелистических конструкций. Например, рассмотрим глаголы вертикального перемещения с семантикой “садиться верхом”, поскольку главный герой в основном передвигается верхом на коне. Традиционно это предельная лексема миин- ‘сесть верхом, оседлать’, которая встречается только в одном примере: былыргы саха оҕус мииннэҕинэ, уһун суолу мэлдьи ону-маны туойан, биир бэйэтэ биэс киһи көрүн көрүлээн айанныыра, оттон аты мииннэҕинэ, бухатыыр курдук сананан, өттүк баттанан өрөйөн-чөрөйөн олорон, аартык арыйар алгыс туойар буолара ^{[6, с. 60]} ‘В старину (древний) якут, сев верхом на быка, всю долгую дорогу ехал, воспевая то одно, то другое, в одиночку веселясь за пятерых, а сев верхом на коня, представляя себя богатырем, восседал подбоченясь и запевал тойук-благопожелание отправления в путь’ (Здесь и далее перевод наш – Е.С.). В другом примере лексема миин- заменена другим предельным глаголом таҕыс- ‘подняться’: туох туһуттан Тураҕас дьоруо аккар, / Үөбэр үрдүк мындаатыгар / Үөмэн тахсаҥҥын ^{[6, с. 61]} ‘для чего на своего гнедого коня, на его высокий круп вскочил (букв. взобрался, подпрыгнув)’.

Но наиболее излюбленным вариантом писателя является выражение хап гына хатана түс ‘вскочить’, состоящее из образного глагола хап гын- ‘точно угодить в намеченное место’ и акциональной конструкции с семантикой мгновенности от глагола хатан- ‘цепляться за кого-что-л., прижаться к кому-чему-л.’: атыгар тиийэн иҥэһэтиттэн тирэнэн, харалдьыктан көппүт хара улар... курдук халаарбытынан ыҥыырын үрдүгэр хап гына хатана түстэ ^{[6, с. 60]}‘подойдя к своему коню, уперевшись ногой в стремя, с громким криком, словно черный глухарь, взлетевший с проталины,... вскочил в седло’; атын үрдүгэр харалдьыттан көппүт хара улар курдук хап гына хатана түһэн ^{[6, с. 91]}‘на коня своего, словно черный глухарь, взлетевший с проталины, вскочил’; харалдьыктан көппүт хара улар курдук, халлаан мөҥүөнэтэ ыҥыырыгар хап гына түстэ ^{[6, с. 96]} ‘словно черный глухарь, взлетевший с проталины, в седло свое возвышающееся вскочил’. Таким образом, данная конструкция в рассматриваемом тексте обязательно сопровождается сравнительным оборотом харалдьыктан көппүт хара улар курдук ‘словно взлетевший с проталины черный глухарь’ и локализатором, указывающим на конечный пункт этого предельного движения – ыҥыыр ‘седло’ в форме дательного падежа (ыҥыырыгар) и ыҥыыр ‘седло’, ат ‘конь’ в притяжательной форме с именным послелогом үрдүгэр ‘на, к’, указывающим на предмет, над которым совершается действие или на которое оно направлено (ыҥыырын үрдүгэр, атын үрдүгэр).

Следующая группа наиболее часто используемых глаголов движения связана с перемещением в воде. Безусловно предельными являются глаголы направленного движения вниз, например түс- ‘упасть’, ыстан- ‘прыгнуть’ со значением “упасть, прыгнуть в воду”: ууга түһэн өлбөтөх эбит ^{[6, с. 54]} ‘упав в воду, он не умер, оказывается’; уон үстээх сылдьан ууга түспүтэ ^{[6, с. 55]} ‘в возрасте тринадцати лет он упал в воду’; ууга ыстанан эрэрин өйдүүр ^{[6, с. 56]} ‘он помнит только, как прыгнул в воду’; кытылтан ыстанан бар гына түһэллэр ^{[6, с. 56]} ‘(они) с берега прыгают в воду’; суола үрэх уутугар бар гына түстэ ^{[6, с. 101]} ‘в речку Суола с шумом, плеском прыгнул, упал’. Как видно из двух последних примеров, здесь используется сочетание глагола түс- ‘упасть’ со звукоподражательным глаголом бар гын- ‘произвести шум от сильного удара по воде (напр., от падения чего-л. большого, тяжелого)’.

В отличие от вышеуказанных глаголов, глаголы горизонтального перемещения по воде, обозначающие плавание как процесс, являются непредельными, например, харбаа- ‘держаться на воде, плавать’, түһүөлээ- ‘купаться’. Например, Доҕоор, баран түһүөлүөх эрэ ^{[6, с. 55]} ‘Дружок, давай пойдем искупаемся’. Несмотря на то, что түһүөлээ образовано от предельного түс ‘упасть’, в данном случае онон использовано в диалектном значении, синонимичном непредельному сөтүөлээ ‘купаться’ ^{[10, с. 302]}.

Примеры с непредельным глаголом харбаа- ‘держаться на воде, плавать’ у П.А. Ойунского характеризуются добавлением редуплицированных деепричастий, например: сорох дьон умса-умса харбыыллара ^{[6, с. 56]} ‘Некоторые из людей плавали, то и дело ныряя (букв. ныряя-ныряя)’; өрө түллэ-түллэ харбаан барылатта ^{[6, с. 101]} ‘напряженно вздымаясь (букв. напряженно вздымаясь-вздымаясь вверх), (конь) поплыл, с шумом разбрызгивая вокруг себя воду’. В обеих случаях наличие редуплицированных деепричастий от предельных основ умус- ‘купаясь, погружаться в воду с головой, нырять’, түлүн- ‘напрягать мышцы, напрягаться; подниматься, вздыматься’ не влияет на непредельность глаголом харбаа.

3. В рассматриваемом тексте локализаторы в качестве выразителя внешнего предела использованы только с предельными глаголами, поэтому выступают лишь в качестве дополнительного, периферийного средства. Конечный пункт перемещения в данном тексте в основном выражается именами и конструкциями в форме дательного падежа и с послелогом дылы ‘до’. Например: ампаарыгар киирэн ^{[6, с. 59]} ‘войдя в свой амбар’; атыгар тиийэн ^{[6, с. 60]} ‘подойдя к своему коню’; тоҕус булгунньахтаах эбэ хотуҥҥа тиийэн ^{[6, с. 57]} ‘подъехав к госпоже-реке с девятью холмами’; көстүүнэйгэ көтүтэн кэлбитэ ^{[6, с. 64]} ‘примчался к гостиному двору’; Бүлүү төрдүгэр дылы / Бүтэй болуот оҥостон / Уорааннаах ууга оҕустаран / Устан хайаан кэллим ^{[6, с. 70]} ‘До истоков реки Вилюй, / Соорудив крытый плот, / Унесенный бурлящим потоком / Приплыл’ и т.п.

В качестве исходного пункта перемещения выступают имена в исходном падеже: Аан ийэ дойдум ачатыттан таҕыстым ^{[6, с. 61]} ‘Вышел за пределы своей родины’.

Указание на способ или трассу движения выражается именами существительными в орудном падеже. Наиболее показателен пример, основанный на параллелизме: Сыһыынан бардахпына / Сылгыһыттар көрүөхтэрэ, / Хонуунан бардахпына / Хонук отчут көрүөҕэ, / Күрбэнэн таҕыстахпына / Күөгэлкэйэ бэрт буолуо, / Талаһанан тахсыахпын / Намылхайа бэт буолуоҕа, / Тыынан тахсыахпын / Тыалыттан куттанным, / Оҥочонон туоруохпун / Уорааныттан дьулайдым, / Борохуотунан тахсыахпын / Боруогуттан чаҕыйдым ^{[6, с. 70]} ‘Если поеду по равнине, / Увидят меня табунщики, / Если поеду по лугу, / Увидит ночующий сенокосчик, / По мосту перейти, / Будет слишком шатко, / По настилу пройти, / Будет слишком медленно, / На лодочке поплыть, / Ветра боюсь, / На лодке переправиться, / Течения страшусь, / На пароходе поехать, / Порогов опасаюсь’.

Для подчеркивания предельности действия могут использоваться и количественные показатели. Например, в данном тексте они функционируют с предельным глаголом атыллаа- ‘сделать шаг, шагнуть, перешагнуть’: алаһа бараан дьиэтин иһин аҕыйахтык атыллаата ^{[6, с. 60]} ‘по дому своему несколько шагов сделал’; үөмэн тураммын үстэ-түөртэ атыллаатым ^{[6, с. 73]} ‘тихонько встав, крадучись три-четыре шага сделал’.

Таким образом, в художественном тексте выбор глаголов движения и контекстуальных средств выражения предельности/непредельности действия непосредственно связан со стилистическими особенностями самого произведения и языка писателя. Особенно это заметно в произведениях, созданных на фольклорной основе. Данные тексты отличаются синонимичностью, изобилуют образными словами и глаголами, редуплицированными формами, повторами, параллелистическими конструкциями. Несмотря на то, что в рассматриваемой повести по частотности употребления преобладают непредельные глаголы (образные глаголы и глаголы ненаправленного перемещения), функционирование предельных глаголов отличается большим многообразием. Помимо глаголов направленного перемещения и образных глаголов с семантикой однократности, в качестве дополнительных репрезентантов предельности выступают акциональные конструкции завершенности и выразители внешнего предела (локализаторы, количественные показатели).