On prerequisites of the emergence of intelligentsia (XVIII-XIX centuries)

Asochakova Valentina Nesterovna Doctor of History Professor, the department of Russian History, Katanov State University of Khakassia 655016, Russia, respublika Khakasiya, g. Abakan, ul. Druzhby Narodov, 18, kv. 133 asocvn@mail.ru

Turezhanova Sofiya Abdugalievna PhD in History Docent, the department of History of Kazakhstan, A. Baitursynov Kostanay State University 110000, Kazakhstan, g. Kostanai, ul. Ul. Baitursynova, 47 sofia-kz59@bk.ru

История вопроса

Проблема статуса, источников формирования интеллигенции как одной из общественных страт современной России сохраняет свою научную и общественно-политическую актуальность. В научной литературе существуют различные подходы к определению дефиниции «интеллигенция»: социально-функциональный, нравственно-этический и комплексный междисциплинарный, синтезирующий в себе различные области знания подходы ^[1]. Некоторые исследователи считают, что «активным компонентом процесса взаимоотношений светского образованного общества и РПЦ являлась церковная интеллигенция». К ней относят «основную часть преподавательского состава высших и средних духовных учебных заведений, имеющего высшее богословское или светское образование, профессионально занимающегося религиозно-культурными проблемами» ^[1]. Часто применяется и другое определение, в основе которого деятельностный подход церковная интеллигенция «исторически сложившееся сообщество людей, профессионально занимающихся религиозной деятельностью – то есть священнослужители» ^[2].

В ранней советской историографии подчеркивался низкий образовательный уровень священнослужителей, его реакционность ^[3]. Позднее сложилось два подхода относительно принадлежности православного духовенства к российской интеллигенции. Одна группа историков отрицала принадлежность духовенства к интеллигенции ^{[4; 5]}, другая – допускала частичное или полное вхождение православного духовенства в группу интеллигенции ^{[6; 7; 8]}.

С конца 1980-х гг. в гуманитарных науках сформировалось «интеллигентоведение», в центре которого стали проблемы истории, формирования, роли, структуры, истоков российской интеллигенции. Благодаря расширению проблемного поля исследований произошло переосмысление роли РПЦ в истории России и места православного духовенства. В начале1990-х гг. Т. Г. Леонтьева попыталась выявить источники формирования церковной интеллигенции, её внутреннюю структуру. Она определяет церковную интеллигенцию как «автономную общность высококвалифицированных и широко образованных работников, производящих культурные ценности, распространяющих в обществе нравственные начала, хранящих национальные традиции, материально существующих за счёт специфических функций», выделяет в ней три прослойки: высшую (управленческую), среднюю (преподавательскую), низшую (приходскую) ^[9]. Рубежом в изучении этого вопроса явилась Международная научно-теоретическая конференция в Ивановском государственном университете «Интеллигенция и Церковь: прошлое, настоящее, будущее» (2004) ^[10].

Один из основоположников «хакасского интеллигентоведения» Н. Я. Артамонова отмечает «главным элементом причастности к так называемой, прединтеллигенции является владение некоторой грамотностью и занятие в основном умственным трудом, связанным с должностью. С большой долей условности к таковой можно отнести письмоводителей инородческих управ (Усть-Абаканской, Аскизской и др.), священников в церквах миссионерских приходов, писарей ^[2]. Она отмечает, что в соседней Туве выделилась определенная группа лиц, а именно духовенство, которое стало самостоятельной социально-политической силой, духовной элитой, со своей иерархической структурой и экономической независимостью» ^[2].

Характеристика приходского духовенства

В нашем исследовании эта проблема будет рассмотрена с точки зрения конкретно-исторического содержания, опираясь на делопроизводственные источники. Этот вид источников выполняет оперативную функцию управления и хранится как правило в фондах духовных консисторий архивов г. Тобольска, Красноярска, фонде Синода Российского государственного исторического архива. Клировые ведомости, исповедные росписи, ставленнические дела и другие формы демографического учета в современном источниковедении относят к массовым источникам. Они содержат информацию о происхождении, образовании, стратификации, количественные характеристики и даже оценки профессиоанльной деятельности белого духовенства. В целом, источники репрезентативны и позволяют решить проблему приходских священников Хакасии с позиции принадлежности их к «прединтеллигенции» (протоинтеллигенции) или в качестве одной из предпосылок формирования интеллигенции в регионе.

Православие в дореволюционной России представляло собой не только религию, но и определенную социокультурную систему, включающую в себя набор политических установок государства, совокупность мировоззренческих идей. Православие как система включало институт Русской православной церкви (далее РПЦ), веру, религиозную деятельность. Религиозная деятельность традиционно рассматривается как деятельность, направленная на отправление культа, то есть проведение богослужений, организация религиозных празднеств. РПЦ была воплощением духовной организации, социальным институтом, интегрирована во все сферы общества. К ней также относится и деятельность, напрямую не связанная с отправлением культа: хозяйственная, социальная и культурная. Именно внекультовая деятельность церкви имеет наибольшее общественное значение, так как в ней реализуются функции, имеющие социальный характер. Обычно выделяются следующие социальные функции церкви: социально-политическая, мировоззренческая, компенсаторная, морально-этическая, культурная, интеграционная, благотворительная и коммерческая. Одним из направлений внекультовой деятельности православной церкви была социально-культурная сфера. Важным методом социально-культурной деятельности православной церкви было миссионерство. Оно является специфическим проявлением мировоззренческой функции, направленным на обращение в религиозную веру инакомыслящих, и реализуется в трех направлениях: религиозно-пропагандистском, информационном и учебно-воспитательном. Мировоззренческая функция церкви также осуществляется и через культурную деятельность. При этом особое значение приобретает духовное образование, которое одновременно является и способом распространения религиозных знаний, и возможностью подготовки кадров священнослужителей.

До начала ХVIII в. духовенство оставалось открытым сословием – войти в него и выйти не представляло большого труда; клир выбирался прихожанами и утверждался духовными властями. С 1797 г. выборность духовенства заменилась наследственностью церковных мест.

К концу XVIII в. в основном сформировалось потомственное приходское духовенство Хакасско-Минусинского края (96,4 %). Особенностью его личного состава были семейственность, наследственность мест в причтах, служилое происхождение. Фамильные кусты приходского духовенства, в условиях наследственной передачи мест закреплялись в приходах: в Караульно-Острожском – Коноваловы, в Минусинском – Токаревы, в Ужурском – Поповы, Пушкаревы, Иноземцевы, Ковригины, Ярцевы, Тюшняковы, Сусловы, Евтихиевы и др. Их дети и внуки несли службу в разных приходах на всем протяжении дореволюционного периода. До конца XIX в. не менее 48 % приходского духовенства составляли несколько фамилий.

В 1826–1828 гг. в результате проверки Западной Сибири архиепископом Евгением, сенаторами Куракиным и Безродным были выявлены серьезные проблемы в развитии и деятельности РПЦ: недостаточная обеспеченность клиров, низкая квалификация, бедность приходского духовенства и т.д. Для решения кадровой проблемы в Сибирь была направлена большая группы священников из западных районов Сибири, а с января 1843 г. – из внутренних российских епархий. Так среди приходских священников Хакасско-Минусинского края появились Воскресенские из Мариинского округа, Пономаревы из Пензенской губернии, Нигрицкие, Любутские, Левицкие, Иакименские, Серебренниковы из Калужской, Воронежской и других губерний. Вначале их доля была незначительна, т.к. отпугивали суровые климатические условия, дальность расстояний и сложность службы в обширных приходах с малочисленным, пестрым по социальному составу и разбросанным населением.

К 60-м гг. XIX в. только 28,7% штатных служителей были потомками местного духовенства (Поповы, Токаревы, Коноваловы, Ярцевы и др.). Для этой группы приходского духовенства характерен более низкий внутрисословный статус – среди священнослужителей их доля составляла 19,2%, в то время как среди церковнослужителей – 39,2%. Такая стратификация духовенства была обусловлена традиционализмом мышления местного духовенства, они считали, что практические навыки, умение читать, писать вполне достаточными для несения службы. Наследственность мест также не способствовала профессиональному росту духовенства.

Тем не менее, постепенно ситуация менялась. Например, в Ведомости о приходском духовенстве Красноярского заказа, составленной по случаю очередного разбора (1772) содержатся данные о 75 священнослужителях Хакасско-Минусинского края, ни один из них не имел специального духовного образования ^[11]. При Тобольской семинарии с целью подготовки к обучению была создана русская школа для детей духовенства с 7 лет. В специальном указе Тобольской духовной консистории отмечалось, что детей духовенства 10–30 лет, не определенных в церковный причт, нужно освидетельствовать и определить в канцелярские служащие. По документам в Красноярском заказе насчитывалось 77 детей, в том числе 16 – из приходов Хакасско-Минусинского края. Духовное правление разделило их на три группы: годные для отправки в школу, на экзамен в Тобольск, признанные неспособными к церковной службе по состоянию здоровья. В первую группу были записаны 12 человек. Три человека были рекомендованы к посвящению в причт ^[12].

В 20-е гг. XIX в. для повышения качества духовного образования и профессиональной подготовки духовенства был разработан ряд мер: содержание за казенный счет, установление твердых окладов преподавателям духовных образовательных заведений, изучение языков коренных народов Сибири. Т.е. духовное образование постепенно сближалось с общегосударственной системой обучения чиновников. К 1850 г. оформилась единая система духовного образования: духовные академии (4), духовные семинарии (47), училища (82). Особое внимание обращалось на подготовку сельских священников, поэтому в некоторых семинариях преподавали основы агрономии, медицинских знаний, чтобы расширить «зону доверия» крестьян к служителям культа.

Либеральные меры 60–70-х гг. XIX в. направленные на преодоление замкнутости и корпоративности духовенства для улучшения его качественного состава не скоро привели к позитивным внутрисословным сдвигам. Тем не менее, был нарушен принцип наследственности «духовного» состояния: детям духовенства разрешили поступать в гимназии (1864), в православные семинарии открыли доступ всем сословиям (1867), ликвидировали наследственность мест в приходах (1867). Система подготовки духовенства практически не претерпела изменений. Проект реформы образования был разработан в 1863 г., в 1867–1869 гг. утверждены новые уставы и штаты высшего звена образовательной системы. Но, единственный элемент реформирования состоял в том, что вместо духовно-учебного управления Синода, возглавляемого светским человеком, был создан учебный комитет во главе с духовным лицом, который определял содержание и методику обучения, а административно учебные заведения теперь подчинялись епархиальному начальству ^[13]. Кроме того, из учебных планов духовных учебных заведений исчезли естественнонаучные дисциплины, сократилась общеобразовательная подготовка.

В 1807 г. вместо русской школы при Томском Алексеевском мужском монастыре была открыта Томская трехклассная духовная гимназия, в 1818 г. Тобольская семинария была преобразована в духовное училище, в котором преподавать стали люди с академическим образованием ^[14]. В 1820 г. при Енисейском Спасском монастыре учреждено Енисейское духовное приходское училище.

Для привлечения учащихся в духовные училища за хорошими учениками закреплялись причетнические места, причты обязаны были до окончания гимназии выплачивать стипендию по 30 рублей в год, за учителями также закреплялись священнические места. Первым смотрителем Енисейского училища был архимандрит Ксенофонт, учителями – Иван Розанов и Василий Климовский. 1 октября 1820 г. в первый класс было принято 15 мальчиков, во второй – 10 ^[15], но к занятиям приступила треть указанных в ведомости учеников, остальные не приехали по разным причинам: «чесотка», «головоболение», дальность расстояний. Родители обещали обучать на дому, отдать детей в Тобольское училище или на «выучку в ближайшие города» ^[16]. Но практика эта не принесла ощутимых результатов ^[17].

За 1823–1824 гг. в училище из Красноярского заказа поступило два мальчика, в 1824 г. – из десяти записанных в ведомости не приехал ни один. По уставу в приходском училище должны были учиться дети 7–8 лет, но брали 12-летних и старше. В первом классе изучали чтение на русском языке, славянское чистописание, нотное церковное пение. Во втором – сокращенный катехизис, основы русской грамматики и четыре правила арифметики. После окончания второго класса переводили в Тобольское духовное училище. В 1821 г. во втором классе Енисейского приходского духовного училища числились три человека из Хакасско-Минусинского края, в 1822–1823 гг. – пять.

Во второй четверти XIX в. количество священнослужителей и низших служителей клира в Хакасско-Минусинском крае, учившихся в духовных семинариях и училищах, составляло 23,8%. В результате настойчивой политики епархиальных властей доля обучающихся детей постепенно увеличивалась: в 1861 г. их было уже 70,5 % всех детей священнослужителей ^[18]. Но скрытое и явное сопротивление родителей по-прежнему имело место, например, Федор, сын ужурского дьякона Петра Федоровича Ковригина, был зачислен в Енисейское приходское училище, но «по грубости отца» остался при родителях. Василий, сын Балахтинского священника Якова Ивановича Евтихеева, по той же причине не был отправлен в Иркутскую семинарию ^[19].

Духовенство в Хакасско-Минусинском крае, удаленное от центра, жило среди прихожан и в ряде случаев мало, чем от них отличалось. Как писал В. А. Ватин, «духовенство доставлять назидание находило себя почти не в силах ни путем слова, ни тем более делом примера» ^[20]. В целом, в сибирских епархиях, отмечалось в документах Святейшего Синода, «состояние просвещения священнослужителей вообще далеко уступает образованию духовенства внутренних губерний» ^[21].

Таким образом, приходское духовенство, становилось скорее специфическим бюрократическим сословием, отрывалось от народных масс и от высших слоев общества, но, в отличие от дворянства, не становилось интеллектуальной элитой. Отрыв от народных масс был обусловлен политической и полицейской ролью духовенства и ограничением выборности, а от дворянства – запретом государства в XVIII в. вступать дворянам в духовное сословие и растущей европеизацией высшего класса.

В ХIX в. стал возрастать образовательный уровень духовенства вследствие повышения требований со стороны властей к профессиональным качествам священников. Ограничен был приток в ряды духовенства из податных слоев, поскольку в учебные заведения принимались преимущественно дети священно- и церковнослужителей. Постепенно был официально ограничен и выход из духовного сословия.

Выводы.

Приходское духовенство в Хакасско-Минусинском крае сформировалось несколько позже, чем в других частях Сибири. В результате демографо-географических и социально-политических особенностей края в течение всего периода доля духовенства в структуре населения сокращалась, несмотря на увеличение православного населения. Недостаток кадров, семейственность и наследственность мест на протяжении всего периода привели к невысокому уровню профессиональной квалификации духовенства.

В то время как в Европейской России духовенство быстро приобрело специфические черты культуры, отличающие его от дворянства и крестьянства, духовенство Хакасско-Минусинского края по образу жизни и менталитету было близко к тяглым слоям общества. Культурно-исторические предпосылки формирования интеллигенции в Хакасии до конца XIX в. носили недостаточно зрелый характер.