The system of Orthodox fasts in Russia as the means of deterring migration of peasants and the actions of rebel or bandit squads

Реки несут на своих волнах историю и жизнь народов.

Ж.-Э. Реклю

Актуальность настоящего исследования обусловлена тем, что после Перестройки православная церковь вновь стала серьёзной политической силой, в связи с чем в обществе то и дело возникает вопрос, в связи с чем Россия, в отличие от католическо-протестантской Западной Европы, сохранила свой собственный религиозный уклад. Вопрос этот был поставлен ещё знаменитым «Философическим письмом» П.Я. Чаадаева, который считал, что тем самым Россия отлучила себя от «всемирного воспитания человеческого рода», но обсуждение данного вопроса с тех самых пор ведётся на уровне эмоций, без изучения конкретного влияния православия на социально-экономическое развитие страны до революции 1917 г.

Целью настоящей работы является объяснить социально-экономическую направленность системы православных постов. В ходе достижения данной цели выполняются следующие задачи: 1. Изучение последовательности возникновения христианских постов. 2. Сравнительный анализ православных Уставов и, в частности, сравнение первопечатного Устава (Типикона) 1610 г. с его предполагаемыми предшественниками и дальнейшими редакциями того же Устава. 3. Сравнение пищевых запретов, фигурирующих в Уставах, с запретами, отражёнными в церковных законодательных актах той же эпохи, а также с пищевыми табу, существовавшими в качестве местных обычаев, с целью выявления их общей направленности. 4. Анализ изменений, вводимых Уставами, в контексте исторических событий и явлений того времени. 5. Сопоставление периодов православных постов с трудовыми и природно-климатическими циклами в Центральной России.

Обзор литературы

В работе Ю.И. Рубана ^[1] представлен краткий обзор развития литургики – дисциплины, в рамках которой и изучаются вопросы, связанные с православными постами. Автор описывает влияние духовной цензуры на работы литургистов XIX–XX вв., доводя свой обзор до 20-х гг. XX в. Обрядовая сторона тогда рассматривалась как нечто неизменяемое, доставшееся от самих апостолов, и исторический генезис совершенно отрицался. В результате, авторы вынуждены были писать, например, якобы Служебник к. XIV – н. XV в. почти не отличается от печатного Служебника XIX в.

Ситуация улучшилась во времена реформ Александра II с принятием нового академического устава 1869 г. Основоположником научной литургики стал профессор Московской духовной академии И.Д. Мансветов (26 дек. 1843 (7 янв. 1844) – 16 (28) дек. 1885), работы которого ^[2],[3],[4] посвящены истории возникновения православных постов и, в частности, загадкам, связанным с первым печатным Уставом (Типиконом), изданным в 1610 г. очень крупным по тем временам тиражом в 3000 экземпляров.

Как пишет Ю.И. Рубан ^[5], в 1633 г. патриарх Филарет распорядился издать новый Устав обычным для того времени тиражом в 1200 экземпляров, а Типикон 1610 г. повелел изъять у всех его держателей и сжечь, потому что справщик Логин (Логгин) Шишелев якобы являлся еретиком, который напечатал этот Устав без позволения патриарха Гермогена (последнее невероятно, поскольку во введении говорится не только о благословении патриарха, но и об одобрении митрополитов, архиепископов, епископов и всего освященного собора). Тем не менее, около 30 экземпляров Устава дошло до нашего времени, и Мансветов пытался выяснить, что послужило причиной его уничтожения.

И.Д. Мансветов замечает ^[3], что до 1610 г. к вопросу об использовании того или иного варианта устава церковь оставалась равнодушной и об установлении единообразия не заботилась. Например, на протяжении 50 лет в Троицкой лавре действовало целых четыре устава.

Мансветов обращает внимание на то, что Типикон 1610 г. предварялся весьма пространным торжественным введением, между тем в нём не было ни слова о том, кто заведовал составлением Устава и какими соображениями руководствовались его издатели. Архивных данных об этом также не сохранилось. Справщик Типикона, Логин Шишелев, ни в предисловии, ни в послесловии не назван, и его имя стало известно случайно, благодаря конфликту Логина с архим. Дионисием: на соборе 1618 г. Логин обвинил Дионисия в неправильном исправлении требника и выиграл спор.

Исследовав Типикон 1610 г., Мансветов сделал вывод, что тот состоит из трёх частей, первая из которых, состоящая из 57 глав, не соответствует ни одной из известных рукописей. Также в нём присутствуют статьи неизвестного происхождения о праздниках и постах, например, глава 29 «О житии рекше о пощении и разрешении всего лета» с дополнением «От правил святых отец и от преданий апостольских сице лепо есть поститися всякому православному христианину» и глава 30, где говорится о посте в день усекновения главы Иоанна Предтечи и о посте в праздник Воздвижения и в Филиппов (Рождественский) пост.

И.Д. Мансветов считает, что главы, исключённые из Типикона патриархом Филаретом в 1633 г., – русского происхождения. Тем не менее, конкретного их источника он не называет.

Отвечая на вопрос о причине уничтожения первого Типикона, И.Д. Мансветов пишет ^[4]: главное, что было сделано Уставом 1633 г., это исключение статьи с правилами о постах «От правил св. отец и от преданий апостольских». Именно эта статья, пишет автор, и вызвала обвинение Логина в еретичестве. По мнению Мансветова, указанная статья была исключена с целью возвращения «к духу греческих правил о посте».

К сожалению, автор эту мысль никак не развивает и более к ней не возвращается, а в другой своей работе, посвящённой непосредственно судьбе Типикона 1610 г. ^[2], данную гипотезу не повторяет и при этом каких-либо иных предположений не выдвигает. (Можно предположить, что это вызвано цензурными соображениями). В третьей своей работе ^[3] Мансветов уверенно заявляет: Логин еретиком не был, а обвинение патриарха Филарета являлось голословным, тем не менее, не поясняя, в связи с чем был сделан этот вывод. Возможно, автор решил так просто потому, что, по его же заключению, в издании 1641 г. статьи из Типикона 1610 г. были вновь возвращены с незначительными изменениями.

И.Д. Мансветов считает, что влияние на печатный Типикон 1610 г. оказало сочинение Никона Черногорца (ок. 1025 – после 1097) «Тактикон», устанавливавшее более строгие правила пощения, чем было принято в его время. Правда, эти положения, по мнению Мансветова, не соответствуют ни одному уставу и не выражают правил той или иной из его отраслей, а являются личными соображениями Никона ^[2].

Автор также исследует дальнейшую судьбу Типикона. Он указывает, что в XVII в. имели место следующие его редакции: 1610, 1633, 1641, 1651, 1682 и 1695 гг. (впрочем, Ю.И. Рубан ^[5] доказывает, что Типикона 1651 г. на самом деле не существовало, а сведения о нём – результат недоразумения).

Относительно устава 1682 г., правившегося по греческим текстам, Мансветов пишет, что в него попали статьи из Никона Черногорца, при этом в греческих типиках (как рукописных, так и печатных) статьи из Никона отсутствуют. Следовательно, справщики брали тексты Никона из русских списков его труда, внося в них поправки и изменения. Греческого же текста Никоновых статей справщики не имели. Тем не менее, ничего конкретного об этих загадочных русских списках Мансветов не сообщает.

О характере исправлений Типикона в 1682 г. Мансветов пишет следующее. Корректурные материалы 1682 г. сохранились, и по ним видно: справщики зачёркивали целые статьи русского происхождения, надписывая на полях предыдущего Типикона (1641 г.), что таковых в греческих книгах нет. Справщикам приходилось то и дело сталкиваться со статьями, которых в греческом уставе или вовсе не было, или которые были изложены в нём иначе. В результате, им оставалось такие статьи или вычёркивать, или переводить с греческого заново. Автор утверждает, что славянские списки полнее греческих. Именно за счёт славянских списков вводятся статьи из «Тактикона» Никона Черногорца и из неизвестного источника даются указания о пище на круглый год.

Мансветов замечает ^[4], что статья «О посте Пресвятой Богородицы подобает ведати» была взята из «Правил святых отец и преданий апостольских» и помещена отдельно от прочих постов, чтобы выделить Успенский пост как особый, более строгий. При этом в более древних уставах такого категоричного запрещения рыбы в этот пост нет.

Более поздние издания Типикона воспроизводили редакцию 1682 г. практически без изменений.

Главным выводом Мансветова было то, что главы, исключённые из Типикона в 1633 г. патриархом Филаретом, – это тексты русского происхождения из неизвестного источника, содержащие правила проведения постов, а такжепамяти некоторых русских святых ^[4].

Вскоре после публикаций Мансветова, умершего в год защиты своей диссертации о Типиконе 1610 г., темой происхождения Устава занялся профессор Киевской духовной академии А.А. Дмитриевский (1856–1929). Он откликнулся на труд И.Д. Мансветова ^[3] обширной рецензией ^[6], в которой подверг его работу критике за неиспользование русских источников. Также А.А. Дмитриевский счёл, что влияние трудов Никона Черногорца на Устав сомнительно, т.к. в списках даже само имя Никона не упоминается. Что касается греческих типиков, влияние на них Никона Черногорца вообще сводится нулю ^{[6, с. 532]}. Тем не менее, Дмитриевский признаёт, что Мансветов занимался данной темой первым, работал без предшественников и специальной литературы по истории возникновения церковного устава ещё не существовало.

В поисках источника русского печатного Типикона А.А. Дмитриевский исследовал открый им в 1885 г. на о. Патмос список Типикона Великой Церкви константинопольской. Также он изучил Святогробский Типикон Сионской церкви, открытый лишь в 1887 г. в списке 1122 г. ^[7] и пришёл к выводу о том, что Типикон Сионской церкви является предшественником Типикона Великой Церкви константинопольской. Анализируя Святогробский Типикон, Дмитриевский говорит лишь об особенностях богослужения, но ничего не сообщает относительно правил о постах в нём. Что касается Типикона Великой Церкви константинопольской, автор упоминает лишь о наличии в нём сведений о Великом посте.

Вслед за А.А. Дмитриевским проблемой источника русского церковного устава занимался протоиерей М.А. Лисицын (1872–1918), который исследовал все списки Типикона патриарха Алексея, написанного для созданного им в Константинополе Богородичного Успенского монастыря. Автор доказал, что данный Типикон является ктиторским, т.е. созданным для конкретного монастыря его учредителем, так как в главе «Об игумене» содержится предписание выбирать игумена непременно из братии своего монастыря, поскольку чужой человек, не привыкший к правилам монастыря св. Алексея, погубит его Устав» ^{[8, с. 354]}. «Таким образом, патр. Алексей со всей решительностью завещал, чтобы будущие игумены его монастыря жили согласно с его Уставом… а не Студийским… и под этим только условием он пророчески обещает, что монастырь будет процветать» ^{[8, с. 355]}.

М.А. Лисицын сравнивает Устав патриарха Алексея со всеми известными греческими и юго-славянскими ктиторскими уставами XI–XVI вв. и делает вывод, что источником для всех списков уставов, именуемых Студийскими, является этот Алексеевский Устав ^{[8, с. 175]}.

«Итак, в свидетельствах летописца и Нестора биографа мы не видим ничего такого, что утверждало бы мысль о введении у нас Студийского Устава… Принимать за нечто достоверное мнение о введении у нас преп. Феодосием Устава Студийского нет никакой возможности и потому, что в литургической науке до сих пор не только неизвестен этот Устав, но нет даже никаких сведений, которые бы давали о нем более или менее полное и всестороннее представление. Добросовестное искание этого Устава бывшим профессором Киевской Академии А.А. Дмитриевским, как он о том сам заявляет… в течение целых 10 лет не привело ни к какому положительному результату. Во всех известнейших библиотеках Востока и Запада не только не сохранилось самого Студийского Устава в полном его виде, но даже какого-нибудь отрывка из него, или даже фрагмента. Ученые описания и каталоги важнейших библиотек Запада также не содержат о нем никаких сведений. Те Студийские Уставы, которые имел в виду в своей диссертации проф. Мансветов… оказались такими же ктиторскими Уставами, как Мамантовский, Евергедитский и др.» ^{[8, c. 353]}.

М.А. Лисицын пишет, что разделение славяно-русских типиконов на Студийские и Иерусалимские впервые было произведено в труде прот. А.В. Горского и К.И. Невоструева «Описание славянских рукописей Московской Синодальной библиотеки» (Москва 1869 г.), после чего эта ошибочная классификация закрепилась в литературе ^{[8, c. IV введения]}.

В работе М.А. Лисицына приведено расписание пищи на весь год из Алексеевского Устава ^{[8, с. 256]} со следующим выводом: о питании во время поста Св. Апостолов в этом Уставе нет никакого упоминания, имеются лишь подробные указания относительно еды в Филиппов (Рождественский) пост [выделено мной, – Е.С.]. «Хотя в Алексеевском Уставе не дозволено есть сыр и яйца… но этот пост не носит, однако, строгого характера. В праздники, субботы и недели [воскресенья, – Е.С.], по Алексеевскому Уставу, полагается Филипповым постом вкушать пищу, как и до поста, два раза в день, и испивать днем по три чаши вина, а вечером по две… В будние же дни ели один раз в день после окончания вечерни… есть рыбу по субботам и праздникам Алексеевский Устав предлагает на усмотрение настоятеля и во всяком случае не запрещает [выделено мной, – Е.С.]» ^{[8, с. 257]}. Ни о каких других постах из этого Устава М.А. Лисицын не упоминает.

Выводы автора о том, какой же памятник является источником современного русского Устава, противоречивы. Во введении Лисицын утверждает, что с самого начала принятия христианства на Руси использовался Типикон Великой Церкви константинопольской, а параллельно с ним (сначала в монастырях, а впоследствии и в приходских церквях) до XIV в. действовал ктиторский Типикон патриарха Алексея. При этом Типикон Великой Церкви константинопольской действовал «не только в период до появления у нас монашеского Типикона константинопольского патриарха Алексея, но и после этого времени почти до XVII в.» ^{[8, с. VII]}. Как пишет Лисицын, это положение было высказано ещё А.А. Дмитриевским в его очерке «Чин пещного действа», но в самых общих чертах, без фактического обоснования.

В заключении автор делает другие выводы. В X–XIV вв. в Русской Церкви существовало два устава. Сначала это был Типикон Великой Церкви константинопольской, а со времени преподобного Феодосия стал использоваться ещё и Алексеевский, который является ктиторским. Существовали эти уставы одновременно, не вытесняя друг друга: Устав Великой Церкви использовался в кафедрально-епископских и приходских церквах, Алексеевский же в монастырях. «Но, благодаря разного рода историческим обстоятельствам [каким именно, автор не сообщает, – Е.С.], первый Устав начал мало по малу терять свое влияние на богослужение приходских церквей, которые к концу описываемого времени тоже стали руководствоваться сначала Алексеевским Уставом, а потом и Иерусалимским Типиконом, заменившим собою в конце концов Устав Великой Церкви и в кафедрально-епископских церквах» ^{[8, с. 356]}. Таким образом, во введении утверждается, что Устав Великой Церкви константинопольской действовал на Руси почти до XVII в. и вытеснил ктиторский Алексеевский Устав, а в заключении, напротив, что Устав Великой церкви потерял своё влияние, потеснённый Уставом патриарха Алексея, а затем и Иерусалимским Типиконом. В свою очередь, профессор Московской духовной академии Е.Е. Голубинский (1834–1912) полагал, что Студийский и Иерусалимский устав – это два варианта одного и того же устава ^[9].

Помимо изучения особенностей и преемственности письменных уставов предпринимались и исследования, посвящённые непосредственно истории постов. Прежде всего это работа ^[4] И.Д. Мансветова, а также труды ^[10],[11] профессора Киевской духовной академии М.Н. Скабаллановича (1871–1931). В меньшей степени тема постов затрагивается у Е.Е. Голубинского ^[9]. Рассмотрим выводы этих исследователей относительно происхождения каждого из существующих ныне православных постов, закреплённых первопечатным Типиконом 1610 г.:

- Великого поста (св. Четыредесятницы): 48 дней перед Пасхой, в зависимости от дня Пасхи, который меняется каждый год. Может начинаться в период со 2 (15) февраля по 8 (21) марта включительно и, соответственно, заканчивается в период с 21 марта (3 апреля) по 24 апреля (7 мая). Таким образом, период с 8 (21) марта по 21 марта (3 апреля) всегда приходится на Великий пост;

- Петрова поста (Св. Апостолов): в зависимости от даты Пасхи, этот пост может продолжаться от 8 до 42 дней. Проводится с 57-го дня после Пасхи до 29 июня (12 июля), т.е. дня Петра и Павла;

- Успенского поста (Пресвятой Богородицы): с 1 (14) по 14 (27) августа;

- Рождественского (Филиппова) поста: с 15 (28) ноября по 24 декабря (6 января);

- круглогодичных постов по понедельникам, средам и пятницам.

Ранние посты: «середы и пятка» и Великий пост

Происхождению Великого поста посвящена работа ^[10] М.Н. Скабаллановича. Как замечает автор, христианские посты представляют собой совершенно новое явление по сравнению с постами иудейскими. Последние состоят в полном отказе от еды в течение дня, христианские же посты заключаются в ограничениях на определённые виды пищи, а полный отказ от еды христиане заменяют «сухоядением» (употреблением термически не обработанной пищи).

Наиболее ранним из известных памятников христианской мысли, относимых к к. I – н. II в. н.э., считается книга «Учение Господа через двенадцать апостолов язычникам», сокращённо «Дидахе». Как сообщает Скабалланович, книга эта была открыта только в 1875 г. в рукописи, относимой к XI в. В «Учении» имеется прямое предписание поститься в среду и пятницу – так, чтобы эти посты не совпадали с «постами лицемеров», т.е. фарисеев, постившихся в понедельник и четверг. Однодневные посты по средам проводятся в память о дне предательства Христа Иудой, а посты по пятницам объясняются тем, что именно в этот день Христос был распят на кресте. Тем не менее, о Четыредесятнице (Великом посте) в «Учении апостолов» не упоминается.

М.Н. Скабалланович пишет, что первые христиане постились только в сам день Пасхи. Продолжительность поста была 40 часов днём и 40 часов ночью, то есть 3,3 суток. ^{[11, часть 4]}. Автор указывает [здесь и далее см. 10], что самым ранним свидетельством об этом сорокачасовом посте является послание св. Иринея Лионского (ум. в 202 г.) к папе Виктору (189–198 г.).

Согласно Скабаллановичу, упоминания о сорокадневном посте накануне Пасхи появляются лишь у авторов IV в. М.Н. Скабалланович замечает, что современный ему Великий пост, хотя и называется по-прежнему Четыредесятницей, продолжается не 40 дней, а 48, поскольку Страстная неделя, следующая после 40-дневного поста, рассматривается в качестве самостоятельного поста. Автор делает из этого следующий вывод: если ранее пост перед Пасхой составлял в общей сложности 40 дней, значит, в нынешнюю первую седмицу поста не постились.

Описывая источники о постах, Скабалланович упоминает славянский Типикон 1553 г., согласно которому в субботу и воскресенье первой седмицы Великого поста все иноки и миряне вкушают масло и вино, а миряне едят в первую неделю рыбу, что категорически расходится с печатным Уставом, устанавливающим наиболее жёсткие правила поста именно для первой его недели.

На Западе, пишет Скабалланович, свидетельства о Четыредесятнице начинаются позднее, чем на Востоке, и там практика постов не утвердилась. В католической церкви и ныне молоко и яйца считаются постными продуктами. Такая же практика была принята в Армянской церкви. Категорически запрещалось католикам в пост только мясо, но существовала оговорка относительно того, что священник может и дать разрешение на мясо, и в Руане, Бурже и других городах построены огромные колокольни на суммы, собранные с разрешений есть мясо в Великий пост.

И.Д. Мансветов ^[4] констатирует, что в первые 4 века общеизвестными были лишь предпасхальный пост (1 неделя или даже несколько дней, затем 6 или 7 недель), а также посты в среду и пятницу каждой недели, которые назывались «дни стояний». (Согласно М.Н. Скабаллановичу, среда и пятница назывались «днями стояний» уже во времена Тертуллиана (ок. 160 – после 220 гг.)).

В следующие четыре века, пишет Мансветов, встречаются упоминания о неких трёх годовых постах, затем о четырёх, но чаще всего упоминается пост св. Четыредесятницы (Великий пост перед Пасхой). Что касается уставов, регламентирующих посты, самые ранние записи такого рода датируются IX-X вв., и только тогда, ко времени появления письменных уставов, установилась продолжительность Великого поста.

М.Н. Скабалланович, как и Д.И. Мансветов, показывает, что пост накануне Пасхи соблюдался разное количество дней, а где-то о нём даже не знали. При этом он высказывает точку зрения, что увеличение количества дней поста – это следствие подвижнической деятельности отшельников: наблюдая за тем, как пост совершает с душой чудеса, церковь решила использовать его как средство духовного воспитания.

Скабалланович утверждает: в Православной Церкви нет отдельных уставов для монахов и мирян. Если в какой-либо день правила проведения поста для монахов и мирян различаются, делается соответствующая оговорка в едином уставе.

Поздние посты: Св. Апостолов, Рождественский и Успенский

Что касается прочих трёх постов, пишет Мансветов, они появились уже в эпоху первых письменных уставов, и их появление связано с обычаями монашескими. Ранее других становится известным пост после Пятидесятницы (т.е. Петров пост, или пост св. Апостолов). Почти одновременно с ним возникает Рождественский пост. Последним появляется пост Успенский. С поздним возникновением Успенского поста согласен и М.Н. Скабалланович ^[11].

И.Д. Мансветов приводит сочинения средневековых авторов, которые передают мнение своих современников о том, что ни Спаситель, ни апостолы постов не учреждали. Таково, например, «Слово», приписываемое Анастасию Синаиту (предположительно XI-XII в.), направленное против мнения, разделяемого даже высшими церковными иерархами относительно того, что апостолами учреждён один лишь пост перед Пасхой, а посты Рождественский и Св. Апостолов изобретены монахами, не имеют определенной продолжительности и соблюдать их не обязательно.

Антиохийский патриарх Феодор Вальсамон (ок. 1140 – после 1199), отвечая на вопросы верующих, какие посты им следует соблюдать и как именно это следует делать, пишет, что соборные постановления говорят только о постах Четыредесятницы, а также среды и пятницы, а о прочих не упоминают.

Сведения о посте Св. Апостолов и о Рождественском посте, пишет Мансветов, имеются в Студийском и Иерусалимском уставах. Тем не менее, подробно в них речь идёт только о Великом посте. Успенского же поста в уставах тогда ещё не было. Из славянских уставов о нем упоминают самые ранние синодальные списки иерусалимской отрасли ХIV–XV вв., откуда эти сведения перешли в уже печатный Типикон.

Е.Е. Голубинский пишет ^[9], что, по сообщению Феодора Вальсамона (к. XII – н. XIII в.), некоторые из мирян соблюдали два поста – Рождественский и Петровский, продолжая каждый из них по четыре дня, а о посте Успенском не хотели и слышать. Первым источником, сообщающим о Петровском посте на Руси, является «Устав белеческий», написанный митрополитом Киевским Георгием (вт. пол. XI в.) ^{[9, с. 463]}.Тем не менее,как пишет А.В. Карташёв (1875–1960) ^{[12, раздел «Церковные законы»]}, «Устав белеческий» был приписан Голубинским митрополиту Георгию необоснованно, поэтому время написания его неизвестно.

Правда, сам же Голубинский оговаривается: «Но другое находим в Студийском уставе патр. Алексея, который введен был у нас преп. Феодосием Печерским именно в правление митрополита Георгия… В Уставе говорится только о посте св. Филиппа и ничего не говорится о постах Петровском и Успенском»^{[9, с. 464]}.

Е.Е. Голубинский утверждает: Великий пост и еженедельные посты в среду и пятницу были введены законодательным путём. Остальные посты – Рождественский, Успенский и Петровский – утвердились в церкви путем обычая, причём во весь домонгольский период «одни соблюдали их, другие не соблюдали… одни соблюдали их все три, другие не все; в отношении к продолжению одни соблюдали их так, как ныне, другие сокращали до двенадцати дней, до шести, до четырех и даже до одного» ^{[9, с. 462]}. Также Голубинский указывает на то, что «у нас в России некоторые правила относительно поста «середы и пятка» предписал митр. Георгий в своем Уставе белеческом» ^{[9, с. 466]}.

И.Д. Мансветов ^[4] приводит многочисленные примеры того, что продолжительность постов в разных регионах значительно различалась. Например, Вальсамон свидетельствует, что в его время в Константинополе были люди, которые не признавали никаких постов, кроме Великого, как не имеющих оснований. Некоторые постились только 4 дня перед большими праздниками, но большая часть константинопольцев и все монахи постились 40 дней в Петров пост. Сам же Вальсамон признавал сорокадневную продолжительность и Петрова, и Рождественского поста, но допускал и пост не менее семи дней и для мирян, и для монахов.

А.А. Дмитриевский также пишет ^[7], что никаких официальных принудительных распоряжений со стороны высшей духовной власти относительно постов не было, и в одном и том же городе ктиторы (создатели храмов и монастырей) издавали уставы с разными правилами.

Регламентация количества и времени трапез. Посты по понедельникам

В к. XIII – н. XIV в., пишет Мансветов ^[4], у нас держался в полной силе устав Студийский, имеющий следующую особенность. В будние дни малых постов (т.е. с понедельника по пятницу Рождественского, Петрова и Успенского постов) трапеза полагается только однажды, причём в 9 часов (по-современному в 15-00, т.к. началом дня тогда считали 6-00). Эта единственная трапеза должна состоять из двух блюд: одно из зелени с маслом, другое из сочива (разновидности каши) без масла и двух чаш вина. В Великий пост едят тоже один раз в день, но правила, что именно есть, для каждой недели свои.

Следующий этап в развитии постов представляют Уставы Афонские (Святогорские). По строгости они стоят между Студийскими и Иерусалимскими. Например, постным днём объявляется понедельник, что, как замечает Мансветов, странно, поскольку разделять с евреями их посты запрещает 70-е апостольское правило. Автор констатирует, что объяснений, откуда взялся пост по понедельникам, в источниках не встречается, отмечая, что византийские и русские книжники обычно проявляли в этом отношении большую пытливость. В Студийских уставах пост понедельника не упоминается, а в Иерусалимских он уже приравнивается к среде и пятнице.

В свою очередь, Скабалланович считает, что Иерусалимский устав, по образцу которого, по его мнению, создан наш церковный устав, сформировался приблизительно к XIV веку ^[11].

Исследование проблемы постов после революции 1917 г.

Как можно сделать вывод из очерка Ю.И. Рубана ^[1], даже в 1920-х гг. внимание будущих священников к литургике как к научной дисциплине старались не привлекать, вероятно, из опасения, что подобные исследования будут использованы в атеистической пропаганде. Во всяком случае, исследований о постах, написанных в советский период, нам неизвестно. В атеистической литературе история возникновения постов обходится молчанием. Возможно, это объясняется тем, что аскетический уклад жизни русского крестьянства советское правительство вполне устраивал.

После Перестройки исследования о постах появляются снова. В работах Т.А. Ворониной ^[13],[14], Л.А. Ивашко с соавт. ^[15], В.А. Веременко ^[16] описывается практика соблюдения постов с X по XX в. Г.И. Кабакова ^[17] исследовала пищевые табу, существовавшие на Руси в качестве местных обычаев, дала общую типологию таких запретов и выявила их связь с религиозными запретами, изложенными в Ветхом завете и в решениях Стоглавого собора 1551 г. Работа И.А. Осипова ^[18] посвящена доказыванию того, что телятина на Руси XVII в. греховной пищей не считалась, и все известия о наказаниях, связанных с употреблением этого продукта, исходят исключительно от иностранцев, неверно толковавших ограничения в периоды постов.

В очерке Г.С. Чистякова ^[19] высказано предположение о том, что запрет на рыбу в Великий пост появился лишь в 40-е гг. XVII в., непосредственно перед реформой Никона. В доказательство Г.С. Чистяков приводит фрагменты из дораскольных уставов, согласно которым в Великий пост разрешается употребление морепродуктов и/или рыбы.

Современное состояние вопроса относительно происхождения и дальнейшей судьбы Типикона 1610 г. отражено в работе протоиерея Г. Крылова ^[20].Автор указывает, что источник нашего первопечатного устава до сих пор не известен. По его мнению, автором некоторых глав мог быть сам Логин. По утверждению Г.Л. Крылова, до выпуска печатного Типикона на Руси существовало рукописное «Око церковное», но средний объем рукописного Ока XVI в. в три раза меньше, чем объем Ока (Типикона) 1610 г. С выводом И.Д. Мансветова о том, что в редакции Типикона 1633 г. были исключены главы русского происхождения, Крылов соглашается. Что касается издания Типикона 1633 г., вышедшего по приказу патриарха Филарета, по мнению Крылова, он был перепечатан с «типового» рукописного Устава XVI века. Тем не менее, что это за устав, не сообщается.

Выводы

Самым древним является пост «середы и пятка», в то время какпродолжительность Великого поста, согласно И.Д. Мансветову, установилась уже в IX-X вв., в эпоху письменных уставов.

Если Великий пост и круглогодичные посты по средам и пятницам были введены законодательным путём, то остальные посты утвердились в церкви за счёт местных обычаев. Три «малых поста» были введены только в эпоху письменных уставов в следующей последовательности: пост Св. Апостолов, затем вскоре Рождественский и потом лишь Успенский.

До 1610 г. установить единообразную систему постов церковь не пыталась.

В XIII-XIV вв. в уставах так называемого Студийского типа появляется правило: в будние дни малых постов (Св. Апостолов, Рождественского и Успенского) полагается единственная трапеза не ранее 9 (по-нынешнему 15) часов.

В Афонских уставах появляется пост в понедельник, который переходит в Уставы Иерусалимского типа, сформировавшиеся в XIV в.

М.А. Лисицын считает, что ближайшими предшественниками Типикона 1610 г. были Устав Великой Церкви константинопольской и ктиторский Устав патриарха Алексея. Между тем, как можно сделать вывод из исследования Устава Великой Церкви, выполненного А.А. Дмитриевским, в нём содержатся указания лишь о Великом посте. В Алексеевском же Уставе, исследованном М.А. Лисицыным, имеются предписания лишь относительно питания в Великий и Филиппов (Рождественский) пост. Также автор не упоминает о круглогодичном посте по понедельникам.

И.Д. Мансветов и А.А. Дмитриевский считают, что правила о постах, имеющиеся в Типиконе 1610 г. русского, а не греческого происхождения. Это мнение разделяется и современными исследователями, например, Г.Л. Крыловым. При этом источник правил о постах, изложенных в Типиконе 1610 г., до сих пор неизвестен.

Согласно И.Д. Мансветову, правила проведения Успенского поста уточнялись вплоть до 1682 г.

Остаётся неизвестным, почему Типикон 1610 г. был в 1633 г. сожжён, но в 1641 г. с незначительными изменениями переиздан и, после справы по греческим книгам, произведённой в 1682 г. в соответствии с реформой Никона, остался практически в неизменном виде до настоящего времени.

Авторами научных работ по истории церковного устава являлись профессора духовных академий и/или лица с духовным саном, профессиональная этика которых не позволяла рассматривать религиозные нормы как нечто производное от «внешней истории», т.е. социально-экономических отношений. В связи с этим, вопрос о причинах появления системы православных постов, причём именно в том виде, в котором они окончательно сформировались в XVII в., остаётся открытым.

Гипотеза об установлении православных постов для сдерживания миграций

Наша гипотеза состоит в том, что система из четырёх православных постов была создана для предотвращения нежелательных миграций. Сделано это было в следующих целях:

1. Воспрепятствовать свободному передвижению повстанческих отрядов и разбойничьих шаек.

2. Создать помехи для крестьянских переходов (т.е. в целях закрепощения).

3. Создать препятствия для самостоятельной продажи крестьянами своей сельхозпродукции и, соответственно, способствовать обогащению феодалов за счёт оптовой скупки крестьянских товаров и продажи их в городах.

Гипотеза базируется на следующих обстоятельствах:

1. В периоды постов запрещались именно те продукты, которые легче всего добыть и приготовить в условиях похода (например, мясо диких животных и птиц и рыбу), а также продукты, которые можно взять с собой (сыр, яйца, масло). Кроме того, в понедельник, среду и пятницу каждой недели запрещалась любая варёная пища.

2. Рождественский пост (15 (28) ноября – 24 декабря (7) января) совпадает с периодом крестьянских переходов, разрешённых Судебником 1497 г. (неделя до и неделя после Юрьева дня (26 ноября), т.е. 19 ноября можно уже выезжать), и ледоставом (см. илл. 1). В результате ледостава появляется возможность использовать санные пути, начиная с Вехостава 22.11 (05.12), но условия поста создают для переезжающих серьёзные проблемы.

3. Великий пост (48 дней перед Пасхой) охватывает период освобождения рек Центральной России ото льда и заканчивается с началом посевных работ. В период Великого поста крестьяне ещё свободны от полевых работ и имеют возможность уехать. Единственным препятствием являются жёсткие правила проведения Великого поста, не позволяющие есть ни мяса, ни рыбы, ни яйц, ни молочных продуктов.

На илл. 2 показано, что период Великого поста совпадает с периодом исчезновения льда именно на тех реках, по которым можно добраться с периферии страны до центральных регионов, в т.ч. до Москвы.

4. Петров пост (с 57-го дня после Пасхи до 29 июня (12 июля)). Начало поста находится в зависимости от даты Пасхи в текущем году, поэтому Петров пост может продолжаться от 8 до 42 дней.

Пост приходится на период, наиболее благоприятный для навигации, когда уровень воды повышается, скрывая мели и островки, и преградить плывущим путь с берега более сложно, чем в период с июля по ноябрь. Большую часть Петрова поста крестьяне свободны от сельхозработ, поскольку поля уже засеяны, и как раз период Петрова поста считается сезоном свадеб (см. илл. 3). Как пишет Т.А. Воронина, сразу после окончания поста начинается первый сенокос, пропустить который нельзя, т.к. от этого зависит заготовка корма для скота ^[13].

5. Двухнедельный Успенский пост (1 (14) – 14 (27) августа) также приходится на период, когда наступает снижение интенсивности сельхозработ (см. илл. 4).

Более подробно режим функционирования рек представлен в таблице 1 «Ледоход и ледостав на реках Центральной России в наше время». Сведения взяты из следующей литературы: Днепр ^{[21],[22],[23]}, Волга ^[22],[24], Дон ^{[22],[25],[26]}, Ока ^{[22],[27],[28]}, Угра ^[22],[29]. В случаях, когда информация противоречива, мы приводим все варианты с указанием источника.

Таблица 1. Ледоход и ледостав на реках Центральной России в наше время

Таблица показывает, что замерзание рек Центральной России происходит в среднем в период с середины ноября (в верховьях ) до середины декабря (в низовьях). При этом надо учитывать, что в наше время, из-за сброса подогретых вод с ГЭС, лёд на многих участках образуется позже. Если учесть, что толщина льда для пешей переправы должна быть не менее 15 см, а для проезда на автомобиле как минимум 30 см, то Днепр едва ли мог использоваться в качестве санного пути. Что касается Дона, на нём санные пути возможны только в верховьях, где толщина льда составляет 40-45 см.

Связь постов с периодами, свободными от сельхозработ

Народный календарь, содержащий в себе рекомендации о том, когда начинать или заканчивать те или иные виды работ, показывает, что как раз в периоды всех четырёх постов крестьянин был наиболее свободен и мог бы отлучиться при условии, что в его отсутствие женщины будут кормить скотину и выполнять прочие несложные работы. См. илл. 2 и таблицы 2–9, составленные по работам А.Ф. Некрыловой ^[30] и В.В. Усова ^[31].

Таблица 2 показывает, что в период Великого поста (48 дней перед Пасхой) крестьяне были практически свободны от работ. В ней отмечены все действия, которые Народный календарь предписывает совершать в это время. Здесь и далее первая дата приводится по старому стилю, поскольку Народный календарь составлялся до революции, вторая – по новому.

Таблица 2. Работы в период Великого поста

Сразу после поста начинается период напряжённого труда (см. таблицу 3).

Таблица 3. Работы в период между Великим и Петровым постом

Таблица 4 иллюстрирует, что в период Петрова поста, как и во время Великого поста, крестьяне выполняли минимум трудовых действий.

Таблица 4. Работы, выпадающие на период Петрова поста

Как видим, здесь нет ничего такого, чего бы женщины не смогли бы сделать самостоятельно без участия мужчин. Отметим, что запасы круп у крестьянина оставались, по крайней мере, до 13 июня, т.к. в этот день полагалось готовить кашу из прошлогодней гречки (в день посева новой).

Примечательно также, что 29.06 (12.07), день окончания Петрова поста, считался окончанием летнего свадебного сезона, что подтверждает положение об этом периоде как об относительно свободном.

В.А. Ковригина, Л.Н. Марасинова пишут ^[32], что оптимальным периодом для судоходства даже на таких широких реках, как Волга, были весна и лето до июля. Как писал А. Олеарий, в такое время суда безопасно проходили через мелкие места и острова, которые в это время оказывались под водой. Таким образом, наилучший период судоходства приходился как раз на Петров пост!

То, что в период Петрова поста у крестьян было много свободного времени, подтверждается следующим фрагментом из постановлений Стоглавого собора (глава 92 «Ответ о игрищах еллинскаго бесования»). «И заговев Петрова посту [начав поститься, – Е.С.] в первый понедельник, ходят по селом и по погостом, и по рекам [выделено мной, – Е.С.] на игрища. Тая же неподобная еллинская бесования творят» ^{[33, с. 56–57]}.

Как пишет Т.А. Воронина, сразу после Петрова поста, 01.07 (12.07), начинается сенокос ^[13], который продолжается, по крайней мере, до 04.07 (17.07). Не собрать вовремя сено рискованно: нечем будет кормить скотину зимой. Очевидно, что сенокос требовал участия мужчин, работавших косами, поэтому массовые миграции крестьян в это время были маловероятны (см. табл. 5).

Таблица 5. Работы в период между Петровым постом и Успенским постом

Таблица 6 показывает, что в период Успенского поста сельскохозяйственных работ было не много.

Таблица 6. Работы в период Успенского поста 1 (14) – 14 (27) августа

Таблица 7 показывает, что после Успенского поста количество трудовых действий заметно возрастает.

Таблица 7. Работы между Успенским и Рождественским постом

Обратим внимание на то, что днём окончания полевых работ считалось 26.09 (09.10), за месяц до Юрьева дня. Стало быть, с этого момента ничто не препятствовало крестьянину покинуть феодала. Тем не менее, крестьянский выход разрешался лишь с 19.11, за неделю до Юрьева дня, когда реки уже начинали замерзать и шёл Рождественский пост.

Таблица 8 демонстрирует, что в период Рождественского поста и, соответственно, в интервал, соответствующий крестьянским переходам, делать крестьянам было практически нечего.

Таблица 8. Работы в период Рождественского поста 15 (28 ноября) – 24 декабря (7 января)

Никаких иных работ в данный период не упоминается! Обращают на себя внимание даты 06.11 (19.11) («Ледоставы»), когда предписывалось чистить от снега дороги, и 22.11 (05.12) («Вехостав»), когда надлежало ставить зимние вехи (обозначать дорогу). Видимо, до этого проезд на санях являлся невозможным. Таким образом, сезон поездок на санях начинался с 22 ноября по старому стилю, т.е. через неделю после начала Рождественского поста, который продолжался до 25 декабря (7 января).

Таблица 9 показывает, что и далее в зимний период крестьянин был практически свободен от работ, тем не менее, крестьянский выход в это время запрещался.

Таблица 9. Работы в период между Рождественским и Великим постом

Иных обязательных работ нет. Обращает на себя внимание то, что 07.01 (20.01) начало свадебной поры, продолжавшейся до Масленицы, которая праздновалась в течение недели перед Великим постом, следовательно, никакой тяжёлой работы в данный период не было.

Периоды наибольшей активности разбойничьих шаек и повстанческих отрядов

В.А. Ковригина и Л.М. Марасинова пишут, со ссылками на соответствующие источники, что на протяжении всего XVII столетия на Волге, в ее нижнем и среднем течении, сохранялась опасность грабежей торговых караванов казаками и «лихими людьми» ^[32].

Н.А. Морозов обращает внимание на то, что активность речных разбойников носила сезонный характер: она продолжалась до замерзания рек. При этом «речные грабежи могли быть лишь в таких местах, где притоки Волги были достаточно широки, чтобы нельзя было загромоздить русла брёвнами или плотами спереди или сзади с целью не пустить речных разбойников далее или не выпустить назад приплывших» ^{[34, с. 183]}. В качестве примера автор приводит восстание Степана Разина: «Но с начала зимы 1670 года Волга стала замерзать, и ему пришлось быстро уплывать на юг. А зимой Московское государство успело подготовиться: к январю 1671 г. значительная часть Восточной Украины была подчинена Москве» ^{[34, с. 183]}.

Чтобы проверить правильность вышеприведённого утверждения о связи состояния рек с активностью восстаний, мы составили схемы (см. илл. 5–8), показывающие на примерах всех четырёх крестьянских войн в России, что каждый год активность восставших действительно начинается с ледохода и заканчивается с ледоставом. (Тёмным цветом отмечены месяцы активных действий восставших, а светлыми участками – затишье). В приложении 1 дано более подробное изложение хода каждого восстания.

Нам удалось найти лишь одно исключение из выявленного правила: это зимний поход сподвижников Емельяна Пугачёва к уральским заводам в 1773 г., который объясняется, по-видимому, широким участием мусульман Поволжья, располагавших лошадьми для перемещения по степи.

В другом месте Н.А. Морозов пишет о том, что люди селились вдоль рек, в частности, потому, что так было проще прокормиться. «Можно сказать, что чуть не каждый кубический метр воды содержит всегда не только по одной, но и по несколько рыб… Попробуйте, например, проволочь невод ночью в воздухе даже на много метров, и вы в него, наверное, не поймаете ни птицы, ни зверя, а протянув его на незначительном протяжении по реке, почти наверняка поймаете несколько рыб» ^{[34, с. 189]}.

Исходя из этих рассуждений можно предположить, что лидеры восстаний XVII–XVIII вв. вели своих людей по рекам из соображений пропитания, и тогда иррациональность маршрутов того же Е. Пугачёва, шедшего к Москве через Оренбург по р. Яик (совсем в другую сторону!), можно объяснить проблемой прокормления столь значительного числа людей. Тем не менее, возможно и другое объяснение: руководители восстаний понимали, что соблюсти постное питание по понедельникам, средам и пятницам можно только в случае движения по рекам. В противном случае существует риск оказаться в положении Лжедмитрия, растерзанного ещё недавно поддерживавшими его москвичами за приготовление телятины для свадебного пира в постный день ^[18]. Таким образом, введение постов, по-видимому, делало предсказуемыми даже маршруты повстанческих отрядов.

Проблема пути закрепощения крестьян

Существует две гипотезы механизма закрепощения крестьян: «указная» и «безуказная» (по терминологии Р.Г. Скрынникова). Указная теория гласит, что закрепощение явилось результатом некоего закона, принятого в правление Фёдора Иоанновича, но просто до настоящего времени не найденного. Безуказная же теория утверждает, что прекращение крестьянских переходов произошло само собой, например, из-за всё растущих задолженностей крестьян перед феодалами. В свою очередь, наши выводы о влиянии общегосударственных постов, установленных печатным Типиконом 1610 г., на физическую возможность крестьянских переходов, образуют самостоятельную гипотезу установления крепостного права сверху, близкую «указной».

Подтверждением нашей гипотезы является факт, установленный В.А. Аракчеевым ^{[35, с. 64]}: использование термина «заповедные годы» продолжалось до 1608 г. Следовательно, люди понимали «заповедные годы» лишь как временный запрет на крестьянские переходы, то есть абсолютного запрета на них не существовало.

Также наше предположение подтверждается наблюдением В.О. Ключевского, который «обратил внимание на то, что все известные нам закрепостительные указы конца XVI – первой половины XVII в., включая Уложение 1649 г., не содержат формулировок, прямо запрещающих крестьянские переходы. Об этом недвусмысленно и ясно он писал в 1886 г.: «законодательство не устанавливало крепостного права на владельческих крестьян ни прямо, ни косвенно; оно не только не прикрепляло их к земле, но не отменяло и право выхода, т. е. не прикрепляло крестьян прямо и безусловно к самим владельцам» (цитируется по ^{[35, с. 60–61]}).

Связь между развитием всероссийского рынка и системой постов

Отметим, что XVII век – это не только период установления общегосударственной системы постов и, следовательно, период создания системы контроля за передвижением людей, но и период формирования общероссийского рынка. Вполне возможно, что среди причин введения системы постов было и стремление ограничить крестьянскую торговлю, чтобы не допустить непосредственной продажи товаров производителями, ведь феодалам было гораздо выгоднее за бесценок скупить сельхозпродукцию крестьян и самим продать её втридорога в городе. Государству, в свою очередь, было выгодно способствовать финансовому благосостоянию землевладельцев, поскольку армия до Петра I содержалась не за счёт казны, а за счёт феодалов, обязанных поставлять определённое количество вооружённых и обученных людей в зависимости от площади имевшейся у них земли. (За счёт государства содержались только стрелецкие войска Ивана IV, находившиеся лишь в крупных городах, и полки иноземного строя Михаила Фёдоровича). Допустить обеднения феодалов нельзя было ни в коем случае, и именно из этих соображений Иван III ограничил крестьянские переходы только одним двухнедельным периодом в год (Судебник 1497 г.).

Не следует забывать, что в роли феодала-скупщика сельхозпродукции выступала и церковь: крупными торговцами на рынках XVII в. выступали монастыри ^[32].

Связь между стремлением феодалов устранить конкуренцию на рынке и установлением крепостного права прослеживается и на Западе. Например, итальянские города-государства XIV–XV вв. добились освобождения крестьян, поскольку были заинтересованы в дешёвых продуктах. После отмены крепостного права крестьяне смогли торговать в городах без посредников ^{[36, глава 1. Италия в XIV–XV вв.]}.

Доказательством того, что уже в XV в. власти были озабочены проблемой контроля за передвижением граждан, является тот факт, что в Судебнике 1497 г. наказания за татьбу (кражу) были гораздо более жёсткими, чем за грабёж ^[37]. Рассуждая о причинах этого, А.А. Рожнов пишет: «Повышенная наказуемость кражи по сравнению с грабежом с современной точки зрения кажется непонятной и нелогичной, ведь открытый способ хищения чужого имущества, присущий грабежу, сейчас расценивается как более опасный, чем тайный, а потому и наказание за грабеж более строгое, чем за кражу. О том, что татьба воспринималась как более тяжкое преступление, нежели грабеж, говорит и тот факт, что если грабитель мог быть освобожден от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим, то примирение пострадавшего с вором не допускалось. Чем же можно объяснить такую странность московского уголовного права?» ^{[37, с. 39]}.

А.А. Рожнов выдвигает следующее предположение. «Как нам кажется, более суровые санкции за кражу были обусловлены двумя факторами: моральным и социальным. Именно особая аморальность татьбы, по мнению ученых, являлась той причиной, в силу которой в прошлом господствовал отмеченный взгляд на кражу. По словам В.И. Сергеевича, «в начале истории, когда каждый полагался только на свои личные силы, тайный вор возбуждал гораздо большее отвращение и более казался опасным, чем тот, кто открыто шел к своей цели» ^[2]. Схожей позиции придерживается и И.Я. Фойницкий, констатирующий, что древнерусское право различало людей добрых и ведомых лихих, и одним из ключевых отличий между ними был тайный, коварный способ деятельности ^[3].

В отличие от грабежа, при котором тот, на чью собственность происходило посягательство, мог защищаться от преступника, при краже потерпевший был лишен такой возможности. Не желая получить отпор со стороны хозяина вещи, преступник предпочитал действовать тайно, что явно указывало на его трусость. Таким образом, скрытый способ изъятия принадлежавшего другому лицу имущества свидетельствовал об исключительной подлости преступника, о его низменном, порочном нраве. Поэтому такой человек за совершенное им злодеяние заслуживал самого серьезного возмездия» ^{[37, с. 39–40]}.

Социальный фактор, способствующий наказуемости кражи, по мнению А.А. Рожнова, заключался в том, что в те времена большинство населения проживало в крестьянской общине, и человек, похитивший имущество тайно, тем самым разрушал внутриобщинный мир, сея среди людей раздор и подозрения.

Думается, причина кроется в другом, и правильнее было бы рассматривать вопрос наоборот: почему воровство наказывалось по всей строгости, а на грабежи смотрели сквозь пальцы? Украсть имущество можно, если оно находится в доме, или в месте хранения товаров (обычно таковыми являлись монастыри), или на торгу, который осуществлялся либо на территориях монастырей, либо внутри города под защитой стражи. Грабёж же совершается, когда некто везёт имущество по дороге или по речному пути с целью переезда или с намерением привези товар на ярмарку.

Очевидно, что существовали общеизвестные охраняемые торговые пути, по которым перемещались купцы, не уклонявшиеся от налогов. Если же кто-то ехал иным маршрутом с целью избежать налогов и пошлин, его зачастую грабили разбойники, и такой исход дела был правительству выгоден, ведь в следующий раз ограбленный купец поедет там, где надо. Если же крестьянин осуществляет переезд от одного феодала к другому, то на законном основании он может сделать это только в течение двух недель в году. Если крестьянин мигрирует в узаконенный период, то, во-первых, он это делает не один, во-вторых, он едет открыто по охраняемым дорогам. В случае же бегства он едет окольными путями и может быть ограблен. Обратим внимание, что единый срок для крестьянских переходов (Юрьев день осенний) был установлен тем же самым Судебником 1497 г., что и рассматриваемые здесь неоправданно мягкие санкции, по сути, поощрявшие грабёж!

Как отмечает А.А. Рожнов, максимально сурово наказывались церковная татьба, то есть хищение из церкви, и «головная» татьба, то есть похищение свободного человека с целью продажи в рабство (ст. 9, 10 Судебника). В свою очередь, чтобы вывезти человека за пределы страны и продать в рабство (например, в Турцию), необходимо было изыскать не охраняемый правительством путь, ведущий за границу, что, в свою очередь, являлось покушением на государственный контроль в сфере торговли.

Что касается хищения с территории церкви, выше уже упоминалось о том, что монастыри служили своего рода камерами хранения для прибывших товаров. Этим, по-видимому, и объясняется жёсткость наказаний за «церковную татьбу». А. Веселовский ^{[38, с. 89–90]} пишет: «При небезопасности самого передвижения, торговые люди естественно старались перевозить свои товары в места, наиболее охранявшиеся и наименее обремененные торговыми налогами и пошлинами. Такими местами были в то время монастыри, городские посады и большие села».

Обратим внимание на то, что основными торговыми путями и летом, и зимой являлись русла рек. Летом по ним ехали на лодках, а зимой – на санях. При отсутствии мощёных дорог провезти товары на телегах было практически невозможно. «Наиболее интенсивной торговля в Вологде была в середине зимы, так как к этому времени сюда прибывали и скоплялись товары с осенней Архангельской ярмарки, а с юга со всей России прибывали и зимовали до весны товары, предназначавшиеся для вывоза за границу через Архангельск… Наиболее оживленными торги бывали зимою, когда устанавливался санный путь. Летом сухопутные дороги были прямо непроходимы, на это часто жаловались иностранные купцы, и «провезти товар по летней дороге стоило, по крайней мере, вчетверо дороже зимнего провоза» [там же, выделено мной, – Е.С.].

«Доход со своей ярмарки монастыри обыкновенно испрашивали у правительства в свою пользу, «на церковное строение, ладон и свечи», и в их прямых интересах было привлекать на свою ярмарку возможно больше торговцев. Правительство многим монастырям давало разные торговые льготы и привилегии… Так, Соловецкий монастырь имел право беспошлинной продажи соли в количестве до 130.000 пудов в год… Благодаря этому в общем монастыри продавали свои товары несколько дешевле против купцов-мирян, а будучи вообще богатыми, они играли роль своего рода кредитных банков: свободно ссужали торговцев нужною суммой и при этом брали меньше процентов, чем купцы и казна[выделено мной, – Е.С.]. Все это привлекало в большом количестве на монастырскую ярмарку и купцов, и покупателей» [там же].

То же самое было и в Западной Европе. С.И. Сметанин и М.В. Конотопов пишут: «Первоначально наиболее безопасным местом для торговли была церковь. Дело в том, что в помещении церкви был “божий мир”: здесь нельзя было грабить и убивать, это считалось тягчайшим грехом. Но человек который оказывался сам по себе, без чьей-либо защиты, был вне закона, и его можно было безнаказанно ограбить или даже убить. Особенно соблазнительной и беззащитной добычей был купец, который приезжал с товарами из далеких мест, и только в церкви он был под защитой. Потом торговля была перенесена на площадь перед церковью, потому что сфера «божьего мира» теперь охватила и эту площадь. Но торговали только в определенное время. На это время над площадью поднимался флаг и площадь становилась частью церкви. Так рождались первые ярмарки и рынки» ^{[39, с. 14]}. Таким образом, в XVII в. сложился всероссийский рынок, и большую роль в создании системы безопасной торговли играла церковь.

Санитарно-эпидемиологическая функция постов

Не следует забывать и о том, что в установлении постов мог играть роль такой фактор как стремление ограничить миграции ради недопущения слишком большого скопления людей в городах и, соответственно, распространения опасных болезней. Как следует из обзора постов, сделанного Мансветовым ^[4], в некоторых христианских регионах сорок дней постились не только в Великий пост. В качестве сорокадневного поста мог фигурировать Рождественский или Петров пост. Случайно ли в разных местностях появлялись посты, которые, пусть и в разное время года, продолжались 40 дней? Это могло быть связано с карантинными мероприятиями, ведь само слово «карантин» образовано от итальянского quaranta – «сорок». Название это связано с наблюдением, что в течение примерно 40 дней люди, пораженные чумой, либо умирали, либо выздоравливали, становясь неопасными для других ^[40]. Термин «карантин», в частности, относится к «сорокадневному периоду нахождения в порту Венеции судов, которые были в изоляции, прежде чем их грузам, экипажу и пассажирам было разрешено сойти на берег во время чумных дней в XIV и XV вв.» ^{[41, с. 166]}. Один из первых законов, предусматривающих задержку и изоляцию путешественников, был принят в 549 г. н.э. императором Юстинианом. Правда, какие именно санитарные меры использовались тогда в Византии, остаётся неизвестным ^{[41, с. 164]}.

Вполне возможно, что система сорокадневных постов появилась вследствие того, что, при обнаружении болезни в каком-либо городе, его жителей закрывали на карантин, то есть лишали права выходить из него, а поскольку скотину в городах не держали в связи с тем, что в городах, огороженных тогда крепостными стенами, и без того царила теснота, единственным способом пропитаться было заготовить постный припас из зерновых и овощей. Сорокадневные посты могли служить удобными перерывами в активной торговой деятельности, в течение которых можно было выявить и локализовать начавшуюся эпидемию.

Карантины, скорее всего, практиковались и в дохристианские времена. Аргументом в пользу этого может служить сюжет, имеющийся у всех евангелистов, кроме Иоанна, о том, что перед тем, как начать проповедовать народу, Иисус постился 40 дней в пустыне, искушаемый дьяволом. Не исключено, что эта история является отражением предполагаемой практики оставлять желающих войти в город на испытательный срок за его пределами. Возможно, именно карантином объясняется и известная по «Повести временных лет» история о том, как княгиню Ольгу заставили долгое время ждать аудиенции императора в Царьградском порту.

Эпидемии чумы были и на Руси в XIV, XVI и XVII вв.: при Иване I Калите (1352 г.), Иване IV (в 1570 г.) и при Алексее Михайловиче (летом 1654 г.), поэтому появление идеи ограничения миграций могло иметь и такую причину. Кстати, Н.С. Борисов высказывает неожиданную гипотезу об одном из факторов возвышения Москвы. По мнению автора, это произошло благодаря жёстким карантинным мерам, принятым Иваном Калитой ^[42].

«Повесть временных лет» сообщает, что поставленный в 1051 г. игумен монастыря Феодосий (ум. 1074) начал вводить практику пощения. Он наставлял монахов, как проводить Великий пост, после чего прощался и закрывался в пещере, общаясь с братией только в субботу и воскресенье через маленькое окошко ^{[43, с. 99]}. Нельзя не заметить сходства этого обычая с закрытием людей на карантин, практиковавшимся во многих средневековых городах Европы.

Прот. М. Лисицын, анализировавший Устав патриарха Алексея, отмечал: «Замечательно также сходство между Уставом Алексеевским и житием преп. Феодосия в отношении правила затворять монастырь на время великого поста до пятницы 6-й недели» ^{[8, с. 174]}. Там же автор упоминает о монастыре Илии Вомон и его Уставе: «Выходить из монастыря в великий пост также запрещалось».

Возникновение постов «середы и пятка» и их роль в развитии оседлого земледелия, завоевательных походов и мореплавания

Если сезонные посты служили для контроля за миграциями, то как объяснить возникновение круглогодичных постов «середы и пятка», к которым позднее присоединился пост понедельника? Как уже было сказано, пост среды и пятницы наряду с Великой Четыредесятницей является самым ранним христианским постом. Предполагаем, что его назначение – заставить людей перейти к оседлому земледельческому образу жизни, ведь чтобы два раза в неделю не есть мяса, необходимо иметь в достатке зерна и овощей, поэтому их необходимо либо регулярно покупать, либо самостоятельно возделывать. Иначе говоря, мы выдвигаем гипотезу о том, что население некоторых регионов к земледельческому образу жизни принуждали, и идеологической базой для этого служило христианство c его системой постов.

Приведём аргументы в пользу данного предположения. Историки и экономисты не раз поднимали такую проблему как причина перехода от охоты и собирательства к земледелию. Например, в работе американского исследователя Самюэля Боулза доказывается, что выращивание злаков первыми фермерами вовсе не являлось более выгодным занятием, чем собирательство ^[44]. Воспользуемся популярным изложением этой проблемы в статье А.Ю. Склярова ^[45].

«На добычу пропитания и связанные с этим занятия (создание орудий, приготовление пищи) уходило всего 2–6 часов в день. В оставшееся время люди общались или просто спали. Высокая продуктивность труда достигалась за счет низкой плотности населения – 1 человек на несколько десятков км²…, поэтому люди могли себе позволить, образно выражаясь, срывать только низко висящие плоды. У африканских бушменов собирательство давало 15 калорий на одну затраченную, охота – 5. Для сравнения, традиционное земледелие дает всего 1,7–5 калорий на одну затраченную, и требует более 9 часов труда в день. При этом рацион охотников-собирателей разнообразнее и богаче».

«Прежде всего, была выявлена высочайшая эффективность собирательства: голод для охотников и собирателей не норма, а исключение; на поиск пропитания у них уходит почти в два раза меньше времени, чем у земледельцев; да и занятие их не столь изнурительно... Но ради чего тогда совершается это «жертвоприношение труда»?..

Скажем, даже в «неокультуренном» состоянии клубнеплоды в десять и более раз превосходят злаки и зернобобовые по урожайности, однако древний человек по каким-то причинам вдруг игнорирует этот факт. При этом первооткрыватель-земледелец почему-то считает, что ему мало трудностей, и еще больше усложняет себе задачу, вводя еще и самую сложную обработку урожая из всех возможных с целой дополнительной индустрией (каменных!) средств производства [жерновов для помола, – Е.С.]».

В другой статье на эту тему ^[46] А.Ю. Скляров приводит аналогичные расчёты со ссылкой на работу археолога Л.Б. Вишняцкого «От пользы к выгоде».

Думается, мы можем объяснить, почему возделывание зерновых стало для людей жизненно необходимым. С появлением государства возникла надобность в военных походах – таких, чтобы отряды могли передвигаться не только по рекам, но и по суше, конным путём. В свою очередь, требовалось кормить лошадей. Конечно, лошадь способна и сама себя прокормить, если будет пастись на лугу, но если она пасётся, то, соответственно, никуда не идёт. Для того, чтобы быстро накормить коней и совершить на них неожиданный марш-бросок, требовался овёс, который надо было предварительно вырастить и запасти.

Другой причиной перехода к земледелию явилось то, что воины и моряки должны были носить одежду не из шкур, а из льна, поскольку шкуры впитывают воду. Например, древний человек Этци, погибший в Альпах, как считается, 5000 лет назад, был одет в шкуры, поверх которых имелась соломенная накидка от влаги ^[47]. (Подобные соломенные дождевики «мино» ещё в н. XX в. носили японские перевозчики). В некоторых регионах, например, в Иране, одежды изготавливались из овечьей шерсти, но и в этом случае, чтобы заниматься изготовлением нитей и тканей, был необходим оседлый образ жизни, ведь невозможно возить за собой повсюду прялки и ткацкие станки.

Земледелие сделало возможными дальние военные походы, ведь и в наше время, когда люди идут в поход, они берут с собой крупу, чтобы варить из неё кашу. И уж совсем невозможно без зерновых мореплавание. Древние ладьи были крайне маловместительными, между тем, помимо товаров для торговли, нужно было везти с собой продукты и оружие, поскольку господствовало «береговое право»: суда, потерпевшие кораблекрушение (обычно из-за ложных маяков, установленных специально местными жителями) подвергались разграблению, а моряков убивали или продавали в рабство.

М.В. Чекуров ^[48] утверждает, что на судах Васко да Гама (XV в.) при плавании в Индию ежедневно каждому матросу выдавалось следующее количество продуктов: 600 г сухарей, 600 г солонины разных видов, 1 л воды, 40 г уксуса (для дезинфекции воды), 20 г оливкового масла, лук, чеснок и другие овощи. Зачастую вместо воды на кораблях выдавали вино, т.к. оно лучше хранилось (ключевой проблемой на кораблях была дизентерия).

Там же приводятся данные, что в конце правления Екатерины II каждый матрос за месяц потреблял 5,5 кг солонины, 18 кг сухарей, 4 кг гороха, 2,5 кг гречки, 4 кг овса, 2,5 кг масла, 0,5 кг соли, полкружки уксуса и 28 чарок водки. Картошки же не было, поскольку хранить её в корабельных условиях тогда ещё не могли. Как видим, зерновые и их производные (сухари) составляли в сумме 28,5 кг против 5,5 кг солонины.

Итак, мы считаем, что государству было жизненно необходимо заставить граждан заниматься преимущественно земледелием, потому что это было нужно для ведения войн и развития мореплавания. Кроме того, с оседлых земледельцев гораздо проще собирать налоги, чем с кочевников. При этом заметим, что земледелие – это занятие, доход от которого всегда будет примерно одинаковым. Если ремесленник может многократно увеличить свои доходы, больше работая, применяя разделение труда между подмастерьями или совершенствуя орудия труда, то земледелец, как бы он ни старался, не сможет снять четыре урожая вместо одного и не сможет сделать так, чтобы корова родила за год не одного, а нескольких телят. Казалось бы, скотовод находится в тех же условиях, ведь и он не может увеличить рождаемость скота, но на самом деле скотовод всегда одновременно является и купцом, поскольку до изобретения рефрижераторов мясо на большие расстояния не перевозили, а попросту приводили на рынок живых животных, где и забивали. Таким образом, скотоводы постоянно находились вблизи городов и активно участвовали в торговле, в отличие от крестьян, поля которых должны были находиться подальше от пасущихся стад, вытаптывавших и съедавших посевы. Кроме того, земледелец, в отличие от скотовода, как правило, продавал свою продукцию не сам, а через посредника, каковым являлся либо тот же скотовод, либо местный феодал. Надо сказать, что земледельцы во все времена были наиболее уязвимы в периоды войн и внутренних конфликтов. Если условия существования не устраивали скотовода, он легко мог уйти. Земледелец же был скован своим хозяйством.

Для того, чтобы заставить людей жить в условиях земледельческой общины и добровольно мириться со скромным и заранее известным достатком, необходима была соответствующая идеология. Таковой и стало христианство. Обратим внимание на то, что этимологические словари единогласно производят русское слово «крестьянин» от «христианин», из чего следует, что под словом «крестьянин» подразумевали человека, который живёт в соответствии с правилами христианской общины.

Например, этимологический словарь Г.А. Крылова сообщает, что слово «крестьянин» «заимствовано из греческого, где christianos означает «христианин» ^[49]. Такое же толкование содержится в Этимологическом словаре Л.В. Успенского ^[50]. М. Фасмер ^[51] добавляет к этому, что слово «крестьянин»в современном значении появляется с к. XIV в. (т.е. в тот период, когда формируется система постов) и приводит варианты этого слова в болгарском, сербско-ховатском, чешском и польском языках.

Напомним, что, как пишут И.Д. Мансветов и М.Н. Скабалланович, наиболее древние христианские посты среды и пятницы назывались в раннем Средневековье «днями стояний». Как мы считаем, в данном названии отражено изначальное назначение постов: остановить на эти дни передвижения людей. Одно из значений слова «post» в средневековом французском – «место, где кто-либо стационарно размещён» ^[52]. Собственно говоря, и современное слово «пост» («post») означает и в русском, и во многих европейских языках некий стационарный пункт. В религиозной литературе можно встретить объяснение, что «пост» – это «молитвенное стояние», но толкование это является произвольным: значения «молитвенный» в данном слове не содержится.

Обратим также внимание, что христианство, а также система круглогодичных постов распространились исключительно среди земледельцев. Практически все скотоводы являются мусульманами.

Пищевые запреты на Руси, существовавшие в качестве местных обычаев

Предположение о том, что пищевые запреты, исходящие от православной церкви, преследовали целью поддержание оседлого земледелия и недопущение свободного перемещения населения за счёт пропитания, добываемого за счёт охоты, подтверждается и пищевыми табу, существовавшими в народе в виде обычаев, принятых в отдельных местностях. В работе Г.И. Кабаковой ^[17] приведены различные пищевые запреты восточных славян и их народное обоснование.

За исключением, пожалуй, табу, связанных с беременностью (наподобие запрета употреблять сдвоенные плоды, чтобы не родить близнецов), практически все запреты, собранные Г.И. Кабаковой, связаны с религиозными представлениями. «В принципе отношение восточных славян к пище следовало Моисееву закону (Лев 11)» ^{[17, с. 171]}. Правда, «в целом как старые, так и новые этнографические материалы показывают, что Моисеев закон может толковаться славянами достаточно произвольно, едва дело доходит до свинины» ^{[17, с. 172]} Действительно, оседлое население России свинину в большинстве своём употребляет, что можно объяснить следующим образом. Свинья – животное, которое живёт в хозяйстве оседлого земледельца и не может перемещаться на большие расстояния, чтобы служить пищей кочевнику, то есть употребление свинины оседлому образу жизни не противоречит.

Автор прослеживает связь местных запретов с предписаниями Ветхого Завета и 91-й главы «Стоглава» не употреблять удавленины (т.е. зверей, попавших в силки) и крови. «Как представляется, этот запрет связан с представлением о правильном выходе «души» из тела убиваемого животного», – предполагает автор. Тем не менее, возможно и другое объяснение: церковь внедряла запрет на мясо всех животных и птиц, которых можно было добыть в дикой природе, с целью затруднить сухопутные миграции, поскольку, в отличие от передвижения по рекам, осуществить контроль за таковыми практически невозможно. Думается, запрет на вкушение крови объясняется тем, что, для выполнения данного предписания, необходимо подвесить тушу убитого животного и дождаться, когда кровь стечёт, что в походных условиях, когда поесть нужно «здесь и сейчас», весьма затруднительно, особенно если речь идёт о животном крупного размера.

Многочисленные примеры запретов, приведённых Г.И. Кабаковой, касаются диких животных и птиц, которых можно убить на охоте или поймать в силки (барсука, белки, зайца, медведя, лебедя, воробья, цапли, удода, аиста, дятла и т.п.). Запреты касались и бесчешуйных рыб типа угря или вьюна, а также раков, видимо, потому, что бесчешуйная рыба и раки водятся не только в реках, но и в прудах и даже в болотах, и добыть такую пищу можно, передвигаясь по полям и лесам. В некоторых местностях запрещалось есть конину (думается, потому, что лошадь – это единственное домашнее животное, которое можно взять с собой в поход, чтобы съесть).

Типичное объяснение подобных запретов выглядит примерно так: когда Христос родился, то свинья принялась разрывать прикрывавшее младенца сено, а лошадь, напротив, старалась его укрыть. Иначе говоря, пищевые запреты и разрешения мотивировались тем, что то или иное животное якобы поступило по отношению к Христу почтительно или, напротив, пыталось нанести ему вред. В одних случаях «благочестивое» животное запрещалось есть, в других, напротив, разрешалось. Однотипность этих религиозных обоснований наводит на мысль, что подобные обычаи, ужесточающие или, напротив, смягчающие правила, установленные Стоглавым собором, по согласованию с начальством внедрялись самими служителями церкви в виде слухов. Напомним известное крылатое выражение «лить колокол» («распускать слухи, рассказывать небылицы»), которое возникло якобы из-за того, что при отливке колокола, чтобы тот лучше звонил, необходимо было пустить какой-нибудь слух. Само возникновение такого выражения свидетельствует о том, что распространение слухов являлось в церковных кругах делом привычным, коль скоро в оправдание этому даже была придумана примета о хорошо звонящих колоколах.

Г.И. Кабакова обращает внимание на то, что пищевые запреты эволюционировали. «Древние памятники свидетельствуют о том, что многие из запрещённых птиц широко употреблялись в пищу в прошлом. Так княгиня Ольга берёт с древлян дань «по 3 голуби да по 3 воробьи»… Известно также, что на боярских свадьбах в XVII в. подавались лебеди. Точно так же, как показала Л.Ф. Артюх, конина была частью обычного рациона славян, как впрочем, и других народов, до принятия ими христианства [выделено мной, – Е.С.]» ^{[17, с. 180–181]}.

Что касается отношения русских к телятине, в работе И.А. Осипова ^[18] убедительно показано, что абсолютного запрета на данный вид мяса не существовало и продавалось оно в огромном количестве, но употребление говядины в пост имело самые неприятные последствия для нарушителей. Опричник Ивана Грозного вестфалец Г. Штаден пишет: «Иностранец свободен в [выборе] своей веры, кем бы он ни был, только бы не заставлял своих русских работников и работниц есть мясо на посты (Quatuor tempora), равно как во все среды и пятницы» ^{[18, с. 30]}. Посланник английской королевы Елизаветы I к царю Фёдору Иоанновичу Дж. Флетчер сообщает, что во время постов русские не едят не только мясо, но и молочную пищу, причём почему-то называет это суеверным обычаем папистов. По его словам, русские соблюдают это так строго, «что скорее согласятся умереть, нежели съесть кусок мяса, яйцо или тому подобное, даже в жестокой болезни» ^{[18, с. 30]}. Уроженец Померании А. Шлихтинг пишет, что при Иване Грозном наказанием за нарушение поста была смертная казнь ^{[18, с. 30]}. Автор отмечает, что официально, согласно Судебнику 1550 г., существовало только одно преступление против церкви, которое каралось смертной казнью: это церковная татьба, т.е. кража церковного имущества. Возможно, считает Осипов, понятие «церковная татьба» при Иване Грозном было произвольно расширено.

Автор замечает, что всего за сто лет (от Ивана Грозного до Алексея Михайловича) поедание конины стало у русских абсолютно греховным ^{[18, с. 38]}. То же самое произошло и с зайчатиной ^{[18, с. 39]}. На наш взгляд, это объясняется тем, что со времён Ивана IV начинается явный процесс закрепощения крестьян и, соответственно, политика, направленная на ограничение миграций.

Система постов и григорианский календарь

Судя по всему, система из четырёх православных постов является чисто русским установлением, причём появившимся именно в Центральной России, поскольку в иных климатических условиях она не имеет смысла. Система постов в том виде, в котором она была принята в XVII в., не могла родиться даже на Украине, поскольку там перемещения по суше были столь же удобны, что и по реке. Во всяком случае, Л.Н. Гумилёв утверждает, что, в отличие от великороссов и донских казаков, украинцы не стремились селиться по берегам рек. Земля на Украине была плодородной, и освоены были не только берега рек, но и просторы водоразделов, где местные жители выкапывали колодцы-криницы и делали запруды на ручейках. Поэтому на водоразделах возникали хутора с садами ^[53]. Иначе говоря, у украинских крестьян было больше возможностей для произвольных миграций по суше, из чего следует, что система постов, ориентированная на регламентацию передвижения по рекам, была приспособлена именно для Московского царства.

Обратим внимание, что на Западе даже Великий пост представлял собой нечто совершенно иное. Ещё в XI в. объявлялось, что есть в этот период можно только один раз и только с наступления вечера, но уже в XIII в. предписание не есть днём не соблюдалось ^[50]. К началу XX века сохранялся лишь запрет на употребление мяса в пятницу, а из всех дней поста оставили обязательными только Пепельную Среду и Великую Пятницу. Полагаем, причиной этих различий было то, что крепостная зависимость во многих регионах Западной Европы исчезает ещё в средние века (Западная Германия, Англия, Франция), и удерживать крестьян таким способом было незачем. Кроме того, и рек, покрывающихся надолго льдом, в Европе практически нет (см. таблицу 10 ^[54]).

Таблица 10. Реки европейского зарубежья

В армяно-григорианской церкви тоже система постов совершенно иная ^{[55, гл. 2, раздел 2]}. Сходство заключается лишь в том, что постными днями считаются среда и пятница и существует семинедельный Великий пост, а вот Рождественский пост разделён на отдельные посты длительностью неделю, распределённые по всему году, и вообще, система армянских постов представляет собой ряд небольших недельных постов. При этом армянская традиция является вполне авторитетной, поскольку Армения стала первой страной, принявшей христианство в качестве государственной религии ещё в 301 г.

В связи с тем, что посты выполняли свою социально-экономическую функцию лишь в условиях климата Центральной России, выдвинем предположение, что упорство, с которым православная церковь держалась юлианского календаря, объясняется именно тем, что при введени григорианского календаря (нового стиля) система постов рушится.

Григорианская Пасха примерно в 30 % случаев совпадает с юлианской, в 45 % случаев начинается раньше на одну неделю, в 5 % – на 4 недели, в 20 % – на 5 недель (разницы в 2 и в 3 недели не бывает) ^[56].

Впервые григорианский календарь был введён римским папой Григорием XIII: следующим днём после четверга 4 октября 1582 г. стала пятница 15 октября. Идея принятия этого календаря, на наш взгляд, является надуманной, поскольку юлианский календарь вполне удовлетворял потребностям церкви и общества, в том числе и для вычисления Пасхи. Новый календарь, предложенный папой, имел ещё большую погрешность ^[57], тем не менее, началось его энергичное внедрение. Обращает на себя внимание и то, что 1582 год – это период Ливонской войны России с католической Речью Посполитой за выход к Балтийскому морю, поэтому не исключено, что разработка нового календаря являлась хитроумной диверсией против правительства Ивана IV.

Е.Л. Наек рассказывает об истории обсуждения календарного вопроса в дореволюционной России ^[58]. Первые газетные статьи на эту тему впервые появились в период либеральных реформ Александра I, причём одним из сторонником изменения календаря был будущий декабрист В. Штейнгель.

Вновь вопрос об исправлении календаря затронули в 1830 г. при Николае I. Министр просвещения князь К. Ливен оценил реформу ни много ни мало как опасную для общественного спокойствия, и царь поддержал это мнение. Примечательно, что обсуждения комитета по календарному вопросу проходили в обстановке строжайшей секретности и стали достоянием общественности только в середине 1860-х гг., т.е. после отмены крепостного права!

В середине 1850-х гг., после смерти Николая I, обсуждение календарной реформы возобновилось. В ходе одной из закрытых дискуссий, о которой стало известно только благодаря воспоминаниям видного предпринимателя и мецената В. Кокорева, было высказано мнение, что народ воспримет перемену стиля в качестве ереси. Также утверждалось, что перемена стиля вызовет смещение церковных праздников, и это приведет к народным выступлениям.

Через два года после отмены крепостного права, когда стало ясно, что больше оно не вернётся, реформа календаря стала очень активно обсуждаться в печати, хотя до принятия нового календаря дело так и не дошло.

Имеет ли православная система постов греческое происхождение

Предположение о том, что система православных постов возникла именно на Руси, подтверждается тем, что иноземные православные иерархи даже в XVII в. воспринимали наши правила пощения как нечто чуждое. Во времена патриарха Никона в Москве побывал патриарх Антиохийский Макарий со своим сыном Павлом Алеппским, и последний оставил об этом подробнейшие воспоминания ^[59]. Он удивлялся жёстким правилам Великого поста и писал, что во время этого поста приехавшие переносили большие мучения, подражая против воли русским в еде. Они не находили иной пищи, кроме размазни, похожей на вареный горох и бобы, ибо, как оказалось, в этот пост вообще не едят масла. По этой причине путешественники испытывали «великую, неописуемую муку». Прибывший архидиакон пишет кощунственные слова о том, что они извинили бы русских, если бы даже те в этот пост ели не только рыбу, но и мясо, поскольку есть здесь совершенно нечего. Ещё по приезде в Молдавию и Валахию путешественники недоумевали, что им есть по средам, пятницам и прочим постам ^{[59, кн. IX, гл. XII]}. Впрочем, в том, что для православных иностранцев правила русского поста оказались в диковинку, нет ничего удивительного, ведь в южных странах реки не замерзают и, следовательно, соблюдать пост со столь жёсткими правилами в период таяния льда в России там было незачем.

Предположение о том, что система постов, отражённая в Типиконе 1610 г., была введена впервые именно на Руси, а не в Греции, доказывается и сочинениями Арсения Суханова ^[60], который был личным секретарём патриарха Филарета и хранителем Патриаршей казны, а затем являлся доверенным лицом царя Алексея Михайловича.

В январе 1649 г. в Москву прибыл Иерусалимский Патриарх Паисий, который обратил внимание Алексея Михайловича на различия в обрядах русской и греческой церкви. Царь отправил Арсения посетить Иерусалим, Александрию, Святые горы и Царьград, чтобы выяснить суть этих отличий. В результате, Суханов выяснил, что «в греческих книгах, издающихся в Венеции и Англии, содержатся многочисленные католические ереси». Здесь и далее цитируется по ^[60], жирный шрифт наш. Арсений сделал следующий вывод: «У греков христианства почти нет». Суханов вёл с греками прения о вере, в ходе которых отрицал авторитетность греческой традиции для Руси, мотивируя это тем, что русские приняли крещение от апостола Андрея, а не от греков.

Заметим, что в тот период греческая церковь зависела от материальной помощи со стороны Москвы и, возможно, поначалу царь пытался выяснить через Арсения, не удастся ли убедить греков внести некоторые изменения в их обрядность. Тем не менее, в ходе своей поездки Арсений понял, что различия между церквями слишком велики.

Оказалось, что на церковных праздниках греки «никогда нигде не поют; избранных псалмов у них нету». «И в гостях, где патриарх бывает в миру, то ества рыбная и мясная стоит вместе блюдо на блюде разныя рыбныя ествы; и патриарх ест рыбныя, а иныя миряня, седя с ним вместе ядят мясную». «В крещении все обливаются, а в купели не погружаются». «Греки в неосвященных церквах обедни служат». «Митрополиты, сходяся, пьют табак дымной и носовой; и попы и чернцы вси, кто хощет, и в карты играют и шахматы, а патриарх то ведает. В среду и в пяток во весь год рыбы не ядят; а вместо рыбы ядят в среду и в пяток икру, раки морския и речныя, и что в раковинах мясо, и слизы рогатыя, и каракатицу, и иные гадины, и ежи морския. А говорят: что в том нет скверны. Масло и вино то по вся дни неизменно ядят и в среду и в пяток и в посты окроме Великого поста; в Великой бо пост вина не пьют, а пиво и мед пьют невозбранно и в пост Великий». «Неженатых в попы ставят». «Греки в церкви стоят в шапках, а иныя в чалмах и на обедни». «Молебнов не поют никогда ни на какой праздник Владычен, и не знают того».

По-видимому, рассудив, что правила, введённые Типиконом 1610 г. и его редакцией 1641 г., будут для греков слишком жёсткими и убедить их принять таковые невозможно, царь дал Арсению соответствующие указания, и в споры тот больше не вступал, ограничиваясь лишь описанием того, что видел.

По нашему мнению, описаний Арсения Суханова вполне достаточно для вывода о том, что русское православие, по крайней мере, в XVII в. развивалось от греков совершенно автономно.

Церковное право до Типикона 1610 г.

Прежде чем анализировать обстоятельства появления печатного Типикона 1610 г., необходимо остановиться на более ранних законодательных установлениях, в которых имеются санкции за невыполнение каких-либо церковных правил и, в частности, постов.

Церковный устав, приписываемый Владимиру I ^[61], знает лишь следующие проступки, связанные с неуважением к церкви: церковная татьба, «мертвецы волочать» (кража из могилы), крест посекут, или на стенах режут, скоты или псы и потки (птицы) без велики нужи введет или что не подобно в церкви подеет; моление под овином, в рощении или у воды.

В Русской Правде Ярослава Мудрого ^[62] нет преступлений против церкви, а Церковный устав Ярослава ^[63] уделяет преступлениям против церкви очень мало внимания. Создаётся впечатление, что на этом этапе церковь играет весьма скромную роль.

Согласно Судебнику 1497 г. ^[64], сурово наказывалась церковная татьба (ст. 9, 10), то есть хищение из церкви.

С середины XVI в. наблюдается возведение двух постов («середы и пятка» и Великого поста) в ранг государственной политики. Дипломат из Священной Римской империи С. Герберштейн (1486–1566) в своих «Записках о Московии», написанных в 1549 г., удивлялся строму отношению русских к постам, что, видимо, объясняется отменой постов в Европе после Реформации ^[65].

Английский мореплаватель Ричард Ченслор, побывавший в Москве в 1553–1554 гг., писал, что во время постов русские не едят масла, яиц, молока и сыра, а кроме постов, круглый год соблюдают среды и пятницы, мясо же едят по субботам [там же].

В вопросе 21 сорок первой главы решений Стоглавого собора (1551 г.) говорится о том, что если духовное лицо или мирской человек не соблюдает Великий пост или пост в среду и в пяток, такового следует отлучить от церкви ^{[33, с. 56–57]}. Заметим, что санкций за несоблюдение остальных трёх постов (Св. Апостолов, Успенского и Рождественского) Стоглав не предусматривает!

А вот в XVII в. преступления против веры оказываются уже в светском законодательстве, причём на первом месте: им посвящена самая первая глава Уложения 1649 г. «О богохульниках и церковных мятежниках». Например, здесь появляется такое преступление как совращение православного в мусульманство ^{[66, гл. XXII, ст. 24]}.

Таким образом, усиление роли церкви совпадает с периодом окончательного установления крепостного права (отменой Юрьева дня) и введением жёсткой системы постов, направленных на ограничение свободы передвижения.

Отношение к постам в XVIII–XIX вв.

В XVIII в., когда крепостное право продолжало своё развитие в сторону продажи людей в розницу, неукоснительное соблюдение постов начало подкрепляться уже не только церковным законодательством. Т.А. Воронина пишет ^[14], что при Петре I (1682–1725) с 1718 г стали составляться исповедные ведомости, где отмечалось, кто не приходил в храм и не исповедовался. Тех, кто не исповедался, а следовательно, не подготовился к причастию постом, штрафовали. После смерти Петра I отношение к постам нисколько не смягчилось. Многочисленные иностранцы, посещавшие Россию в Эпоху дворцовых переворотов, удивлялись тому, что крестьяне во время постов не продавали проезжим ни яиц, ни молока. Также путешественников поражало то, что русские предпочитали скорее умереть от болезни, чем принять лекарство, относительно которого не было доподлинно известно, постное оно или скоромное. Оказывается, существовало постановление, чтобы врачи давали присягой обязательство не давать в постные дни лекарств, в составе которых есть мясо, яйца, молоко или сливочное масло.

Правда, столь серьёзное отношение к постам культивировалось только среди крестьян, поскольку, видимо, для дворянства цель установления постов секретом не являлась. Приведём здесь интервью Е. Соловьёвой с историком церкви, преподавателем ПСТГУ Н.Е. Гайдуковым. «В XVIII веке дворяне не соблюдали Великий пост – вообще никак! И на одного из русских помещиков как-то раз написали донос о том, что он соблюдает Великий пост и поэтому он католик… его вызвали в полицейский участок, допрашивали, заставили участвовать в обрядах… Он говорил: «Но положено же соблюдать пост!» – а ему отвечали: «Помещики постов не соблюдают, а ты, наверно, не православный» ^[67].

В.А. Веременко ^[16] также указывает, что дворяне почти не соблюдали пост. О том, что дворяне не постились, свидетельствуют, по её мнению, меню ресторанов и поварские книги того времени, например, «Приготовление кушаний без кухарки. Необходимая книжка для начинающей хозяйки» (1874), «Карта блюд на неделю», «Дамский календарь». В.А. Веременко упоминает и мемуары дворянки Т.Г. Морозовой «В институте благородных девиц», где та сетовала на необходимость поститься там «даже по средам и пятницам», что свидетельствует о том, что общепринятые для православных постные дни дворянками не соблюдались. Как пишет Веременко, Рождественский пост дворяне считали необязательным и ограничивались торжественным постным ужином в канун Рождества.

«Самоучитель поварского дела» ставил перед дворянками проблему – чем кормить прислугу, которая отказывалась от скоромного. Не соблюдали дворяне и отказ от увеселений. Журнал «Семья» в 1893 году писал, что, несмотря на пост, балы и вечера следуют один за другим. Именно в XIX веке лёгкое отношение к постам возникло и среди духовенства, которое зачастую указывало, что главное не ругаться, «людей не есть», и уже за счёт этого можно войти в Царство Божие, а поститься не обязательно ^[16]. Между тем, как доказывает в своей работе Л.А. Ивашко с соавторами ^[15], крестьяне посты соблюдали неукоснительно.

Какими были посты до 1610 г. Домострой, Студийский и Иерусалимский уставы

Предположение о том, что посты были резко ужесточены в 1610 г., подтверждается тем, что ещё при Иване Грозном правила пощения были гораздо мягче. В частности, рыба разрешалась во все четыре поста, даже в Великий и Успенский. Это видно из указаний о питании в посты, которые содержатся в сочинении «Домострой» (XVI в.), приписываемом протопопу Сильвестру ^[68]. Соответствующие фрагменты из него см. в приложении 2.

Конечно, возможны возражения, что «Домострой» – это, быть может, светское сочинение еретического характера (хотя, учитывая его широкую распространённость, это представляется сомнительным). Тем не менее, в главе 7 решений Стоглавого собора ^[33], посвящённой звону и церковному пению по уставу, имеется отсылка к Студийскому уставу и к Уставу Святой горы (очевидно, Афонскому), из чего следует, что ещё во времена Ивана IV они вовсе не были вытеснены Иерусалимский уставом. Следовательно, и изложенные там либеральные правила питания на тот момент (в 1551 г.) сохраняли свою силу.

Кроме того, Г.С. Чистяков приводит фрагменты из дораскольных уставов, согласно которым в Великий пост разрешается употребление морепродуктов и/или рыбы ^[19]. Например, согласно «Номоканону» (предположительно, пер. пол. XV в.), в субботу и в воскресенье позволено вкушать масло, вино и черепокожих (т.е. морепродукты). Соловецкий устав предусматривает по субботам и воскресеньям Великого поста «пласти или сущи вялые пласти» (сушеную или вяленую рыбу). Даже согласно Уставу Кирилло-Белозерского монастыря (а это уже 1652 г.), во все субботы Великого поста в монастырь поставлялась рыба. Всего по Кириллову уставу рыба разрешалась 8 раз за Великий пост.

Особое внимание Чистяков обращает на Соловецкую кормчую 1493 г., Устав о Великом посте из которой опубликован в трудах С.И. Смирнова (1870–1916). Автор подчёркивает, что это Устав не для монахов, а для мирян, поскольку в нём говорится о воздержании от жён в период поста. Согласно Уставу, в субботу и в воскресенье Великого поста рыбу едят дважды в день, а больным она дозволяется почти весь пост, кроме среды и пятницы, также рыба разрешена кормящим матерям во все дни.

Структура пищевых ограничений во время Великого поста одинакова во всех уставах, констатирует Г.С. Чистяков. Самыми строгими они являются для первой недели, а также для пятницы и субботы Страстной седмицы. В другие же дни правила варьируются.

Г.С. Чистяков предполагает, что существующие ныне правила проведения Великого и других постов «сформировались непосредственно перед церковным расколом XVII в. и восходят к указаниям богослуженых книг 1640-х годов». Возразим на это, что данные правила в Типиконе 1610 г. уже имеются, поэтому правильнее связывать ужесточение постов не с реформой Никона, а с событиями Смутного времени.

Исторический контекст появления первого печатного Устава 1610 г.

Как уже было отмечено выше ^{[9, с. 462]}, только Великий пост и круглогодичные посты в среду и пятницу были результатом законодательного установления. Прочие три поста существовали в качестве местных обычаев. В одних местах данные посты соблюдались, в других нет, а там, где их выполняли, правила пощения значительно различались, и церковь об установлении единообразия не заботилась.

Тем не менее, невозможно отрицать того, что имеется чётко определённый момент, когда все четыре поста вдруг стали обязательными на территории всей страны: это издание печатного Церковного устава (Типикона, Ока Церковного) 1610 г. весьма крупным для того времени тиражом в 3000 экземпляров и рассылка его по церквям.

Рассмотрим теперь историческую ситуацию, в которой был принят этот беспрецедентный документ. Издание происходило по инициативе царя Василия Шуйского с благословения патриарха Гермогена и с одобрения митрополитов, архиепископов, епископов и всего освященного собора ^[3], поэтому мы с полным правом можем назвать его разновидностью законодательного акта.

В период правления Бориса Годунова (1598–1605) страна оказалась охвачена восстаниями, имевшими антикрепостнический характер: в связи с климатической аномалией (небывалым похолоданием), хлеба не вызревали на протяжении четырёх лет, и крестьяне требовали вернуть им право свободного передвижения. Правительство Бориса Годунова шло на уступки, но признать право крестьян переходить в любое время куда угодно не могло, поскольку тогда массы крестьян двинулись бы на юг, и в таком случае феодалы севера не смогли бы выполнять свою обязанность являться на военные сборы «конно, людно и оружно». Иначе говоря, крепостное право нужно было во что бы то ни стало сохранить, чтобы обеспечить обороноспособность государства.

Между тем в 1604 г. границу пересекли войска Лжедмитрия I, которые начали продвигаться с юга к Москве. В свою очередь, дворянам юга миграция рабочих рук с севера была на руку, и потому антиправительственные настроения они охотно поддержали, также двинувшись с отрядами на Москву. В 1606 г. Лжедмитрий был убит в результате мятежа, устроенного Шуйскими, причём поводом для восстания послужило несоблюдение Лжедмитрием поста: брачный пир был назначен на постный день (пятницу), причём в качестве угощения готовили телятину.

Взошедший на престол Василий Шуйский (1606–1610) оказался в сложном положении. В 1607 г. объявился Лжедмитрий II, к которому стали присоединяться поляки, а также казаки с Днепра и Дона. Войска Лжедмитрия II расположились в селе Тушино под Москвой и заблокировали город, препятствуя подвозу продовольствия, и так продолжалось до 6 января 1610 г., когда самозванец бежал в Калугу.

В такой обстановке находившийся в осаждённой Москве Василий Шуйский решает издать небывалый по объёму Церковный устав (1256 листов). Книг такого объёма до того на Руси не выпускали. Прот. Г. Крылов замечает ^[20]: «Славянские Типиконы, также как и Минеи месячные, не издавались до этого времени, а в югославянских землях не публиковались и позже – книга также принадлежит к числу «избыточных» и не является книгой «первой необходимости» [выделено мной, – Е.С.], без которой богослужение не совершить».

Спрашивается, зачем же Василий Шуйский, находясь в отчаянном положении, фактически в осаде, занялся изданием небывалой по объёму книги, которая в общем-то была церкви и не нужна? Наше предположение: жёсткая система постов, введённая Типиконом 1610 г., должна была, с одной стороны, пресечь приток сторонников к осаждающим, а с другой стороны, донельзя осложнить крестьянские переходы, лишавшие феодалов севера, владеющих не самыми привлекательными для сельского хозяйства землями, возможности снаряжать войска. Кроме того, история со свержением Лжедмитрия наглядно показала Василию Шуйскому, что неизбежное в условиях войны несоблюдение постов бунтовщиками, скорее всего, восстановит население против них.

Таким образом, можно сделать вывод, что правила, установленные Типиконом 1610 г., вполне могут являться новшествами, произвольно введёнными правительством Василия Шуйского в тяжёлые для него времена.

Ниже мы проведём подробный анализ этого исторического источника, чтобы выяснить причины, заставившие патриарха Филарета уничтожить эту книгу в 1633 году.

Сравнительный анализ текстов Типикона 1610, 1633 и 1641 гг.

Как уже было сказано, И.Д. Мансветов пришёл к выводу, что главы, исключённые из Типикона в 1633 г. при патриархе Филарете, были русского происхождения. Тем не менее, причин, по которым был сделан этот вывод, автор не пояснил. Также Мансветов не конкретизровал, что именно вызвало недовольство патриарха, побудившее его уничтожить Типикон 1610 г.

Чтобы ответить на эти вопросы, нам пришлось сверить тексты тех фрагментов Типиконов 1610, 1633 и 1641 гг., которые касались правил питания и постов. Между тем, по уверению Мансветова, это и есть те самые главы русского происхождения. В результате были сделаны следующие выводы.

Прежде всего, следует сказать о некоторых общих особенностях Типикона 1610 г. Поражает контраст между, с одной стороны, разборчивым удобным шрифтом, отсутствием опечаток, заботливо расставленными ударениями и, с другой стороны, совершенно алогичной пунктуацией, чрезвычайно мешающей однозначному прочтению написанного.

Как замечает Г.Л. Крылов ^[20], графологически Типикон 1610 года отличается от других печатных книг того времени. Редакторы набирали Типикон в соответствии с древними правилами письма. Например, нет промежутков между словами, употреблена своеобразная система пунктуации, стилизованная под древнюю, которая нуждается в отдельном исследовании. Издатели всеми силами пытались архаизировать издание, сделать его похожим на древнюю рукопись, резюмирует автор.

Выскажем предположение, что точки и запятые умышленно расставлены бессистемно, чтобы под предлогом неудачной пунктуации получить повод для последующего редактирования этого текста. (Точки и запятые в нём стоят практически после каждого слова!). Намерением получить повод для дальнейшего редактирования, возможно, объясняется и небывалый объём Типикона 1610 г. (1256 листов). Возможно, в случае недовольства общества какими-то положениями, изложенными в Уставе, составители предполагали сослаться на случайный недосмотр из-за слишком большого объёма. Не исключено, что и противоречивые указания в отношении постов были на самом деле не результатом недосмотра, а мерой предосторожности на случай, если Устав будет воспринят враждебно.

Рассмотрим главу 29 «О житии рекше о пощении и разрешении всего лета» ^{[69, л. 78–87 об.]}. Здесь сначала идёт объяснение, как питаться, если наиболее важные церковные праздники придутся на постные дни – среду и пятницу. Иначе говоря, если среда или пятница совпадают с некоторыми праздниками, допускается послабление в виде разрешения на какой-то один или два следующих продукта: сыр, яйца, масло, вино или рыбу. В некоторых случаях послабление заключается в том, что вместо сухоястия допускается варёная пища или две трапезы в день вместо одной. Таким образом, из этого следует, что в среды и пятницы, не совпадающие с праздниками, питаться следует только один раз в день). Речь здесь идёт о двенадцати так называемых Господских (Владычных, или Двунадесятых) праздниках.

Далее максимально близко к тексту перескажем самые главные установления, которые касаются целых периодов, т.е. для простоты восприятия опустим правила проведения отдельных праздников. Знаки препинания, заглавные буквы, жирный шрифт и комментарии в квадратных скобках поставлены нами, слово «неделя» заменено на «воскресенье».

Указывается, что «в Пост Святых Апостолов, в пост Христова Рождества и Успения Пресвятой Богородицы во вторник и четверг рыбу не есть, только масло и вино. В понедельник, среду и в пятницу ни масла не вкушать, ни вина и поститься до 9-го часа (т.е. до 15 часов). В эти дни есть один раз в день, сухоядением» [л. 79 об.]. (Предписание относительно питания 1 раз, причём сухоядением, в 1633 г. исключено!) ^[70].

Обратим внимание, что указание не есть рыбу во вторник и четверг в Рождественский пост противоречит тому, что написано о посте Рождества Христова далее. Ниже мы увидим предписание употреблять рыбу в Рождественский пост во вторник, четверг, субботу и воскресенье!

«В Великий пост в пяти неделях вина не пием, кроме пятницы первой недели, в навечерии святого Феодора [Феодорова неделя – первая неделя Великого поста], но масла в пятницу первой недели и в среду великого канона [т.е. в среду Страстной недели] не вкушаем. Даже если в уставе повелевается есть в те дни масло [отменяется действие любых действовавших в стране уставов!], мы его вовсе не едим, ибо четыре десятницы [сорокадневный Великий пост], как прежде речено было, масло не вкушается, кроме навечерия Благовещения [25 марта (7 апреля)], если будет прежде субботы праведного Лазаря [суббота 6-й седмицы Великого поста]» [л. 80].

До этого места Типикон 1633 г. в точности повторяет Устав 1610 г., если не считать около семи частных поправок (говорим «около семи», поскольку в некоторых случаях поправка касается сразу двух установлений). Также, как сказано выше, в Типиконе 1633 г. исключено указание относительно того, что в понедельник, среду и в пятницу поста Святых Апостолов, Христова Рождества и Успения Пресвятой Богородицы питаться следует только 1 раз в день, причём сухоядением!

Далее рассмотрим правила, которые имеются в Типиконе 1610 г. и отсутствуют в его редакции 1633 г.

«От правил святых отец и от преданий апостольских, всякому православному христианину следует поститься в Великий пост. В первую неделю, именуемую Феодорову, два дня, в понедельник и во вторник, ни хлеба не есть, ни воды пить, но на молитвы и на поклоны подвизатися. А в среду, по отпущении вечерни, в 9-й час «ямы сухоядение и сурово зелие и ина подобная таковым, и пием укроп с медом. И снова попоститься до пятницы. В пятницу же есть хлеб и сурово зелие и варёную пищу без посласти. О слабом. Если кто слаб или не может поститься двух дней, то во вторник есть хлеб с водой по захождении солнца. Так же и в четверг. И так проводить пост до субботы. О старом. Если кто престарел, или от недуга изнемог, или млад зело и крепости к посту не имеет, таковой в понедельник вечером «по захождении солнца да яст хлеб и мало воды». Так же и во вторник, и в среду, и в четверг, и в пятницу» [л. 82 об.–83].

В отношении людей, которые по серьёзным основаниям не могут голодать в первую неделю Великого поста, здесь используется то же самое правило, что и в мусульманском посте в месяц рамадан: есть разрешается только после захода солнца, т.е. тогда, когда отправиться куда-либо в путь уже невозможно.

«О субботе. В субботу и в воскресенье есть варёную пищу с маслом и пием питья мало. А в прочие дня Святого поста в понедельник, среду и пятницу не есть варёной пищи, только хлеб и сурово зелие и иное подобное от земного плода. А во вторник и четверг есть варёную пищу. А мирянам от жён воздержатися во весь святой Великий пост. Если кто падётся с женою своею в Святой пост, то на Пасху да не причастится, потому что весь пост обесчествовал» [л. 83–83 об.]. (Невероятно, но в редакции 1633 г. из главы о проведении Великого поста исключено такое основополагающее указание как воздержание от женщин!).

«О причастии Христовых тайн. Если хочешь причаститься в субботу или в воскресенье, всю седмицу от понедельника питайся сухоядением и хмельного не пей, пока не причастишься. О причащении по нужде.Если будет какая нужда или недуг или некое «прилучие», чтобы вскоре причаститься, сохрани 4 или 3 дня, «сухо ядя» в 9-й час [15 часов], и так причастись, но нужды ради, поскольку нельзя без страха телу и крови Христовой причащаться, а только со страхом и трепетом и со всяким воздержанием, в посте, и в молитве, и в бдении, и слезах, а поклонов 300 на день. На 7-й день, себя подготовив, да приобщитесь к своему владыке Христу» [л. 83 об.–84]. (Удивительно, но и условия подгототовки к причащению в редакции 1633 г. опущены!).

«О Страстной неделе. А в Страстную неделю, кто любит владыку нашего IХ [Иисуса Христа], да не ест с того времени, как предан был наш Господь [далее из текста ясно, что речь идёт не о среде, когда Иуда предал Христа, а о пятнице, дне распятия], до того, как воскреснет [Пасха], по словам Господним к иудеям, что когда отнимется у них жених, тогда поститься в те дни» [л. 84]. Далее опять же говорится о том, что старым или больным можно давать хлеб и воду по захождении солнца [л. 84–84 об.]. (Правила проведения Страстной недели в Типиконе 1633 г. исключены).

После правил о Страстной неделе в Типиконе 1610 г. содержится фрагмент, где сообщается, что распят был Господь в лето 5533, 30 марта, в пятницу, в 6 часов дня [т.е. в полдень] [л. 84 об.]. (В редакции 1633 г. эти основополагающие сведения о дате и времени распятия опущены). Кстати, заметим, что если Христос был распят 30 марта, то воскрес он, соответственно, 1 апреля, и, скорее всего, европейский праздник 1 апреля, происхождение которого считается неизвестным, возник вследствие отношения определённого круга лиц к воскресению Христа как к мистификации.

«О посте Святых Апостолов. В пост Святых Апостолов в субботу и воскресенье есть рыбу» [л. 85].

«О посте Пресвятой Богородицы. Впост святой владычицы нашей Богородицы Успения [Успенский пост 1 (14) августа – 14 (27) августа] 15 дней, кроме Преображения Христова [6 (19) августа], постимся до 9-го часа дня [т.е. до 15 часов]. В понедельник, среду и пятницу сухо ясти, и коленопреклонение до причащения. Во вторник и четверг варёная пища без масла. Ав субботу и воскресенье варёная пища с маслом и вино пием. Рыбу же не есть до Успения святой Богородицы [15 (28) августа]. Только на Преображение Христово [6 (19) августа] есть рыбу дважды днём» [л. 85–85 об.].

Обратим внимание на то, что в Успенский пост рыбу нельзя вообще, даже в субботу и воскресенье, но столь важная оговорка (насчёт субботы и воскресенья) в редакции 1633 г. отсутствует. Обратим внимание, что такие строгие правила в отношении Успенского поста (появившегося, как уже было сказано, последним) существуют только в России. При этом данный пост явно выделяется среди прочих своим обоснованием. Рождественский пост проводится перед радостным праздником Рождества Спасителя, Великий пост – перед праздником Воскресения Христова, пост Св. Апостолов – перед началом проповеднической деятельности Петра и Павла, окончанием же Успенского поста является Успение Богородицы, то есть её смерть. Иначе говоря, это единственный пост, который не заканчивается праздником, таким образом, его установление не имеет традиционного религиозного повода.

«О посте Рожества Христова [другое название Филиппов пост, 15 (28) ноября – 24 декабря (6 января)].От дня святого апостола Филиппа [14 (27) ноября] до дня святого отца нашего Николы [Никола Зимний – 6 (19) декабря] в понедельник, среду и пятницу «сухо ясти». Во вторник, четверг, субботу и воскресенье есть рыбу» [л. 85 об.].

Здесь мы видим серьёзное противоречие с тем, что было написано относительно Рождественского поста выше, где говорилось, что на протяжении всего поста нельзя есть рыбу по вторникам и четвергам. Между тем правила проведения Рождественского поста имели большое значение: ведь именно в этот период осуществлялись крестьянские переходы (в течение недели до и недели после Юрьева дня осеннего, т.е. 26 ноября).

Интересен фрагмент, начинающийся со слов «О всеядной неделе» [за три недели до Великого поста]. «В неделю Арцывуриеву [соответствует православной неделе Всеядной] постятся «проклятии армения». «Нам же, християном» разрешено есть. По правилам святых отцов, едим в среду и в пятницу сыры, яйца, млеко, масло и мясо «да проклинаем ересь арменьскую». О сырной неделе.Также и о сырной неделе повелел святой собор во время 9-го часа петь с вечерней и так есть из-за этих еретиков, андонских и савелианских и иных многих еретиков, которых проклинаем» [л. 86–86 об.].

Представляется очень странным, что из всех религиозных направлений, чья активность могла беспокоить Московскую патриархию, такого внимания удостоились именно «проклятии армения», не единожды упомянутые к тому же в Типиконе. Тому может быть несколько объяснений. Первое заключается в предположении, что составители Типикона были заинтересованы в том, чтобы никто не смел сдвигать временные рамки Великого поста. Напомним, что, как отмечает Г.С. Чистяков, структура пищевых ограничений во время Великого поста одинакова во всех уставах, и самыми строгими они являются для первой недели, а также для пятницы и субботы Страстной седмицы ^[19]. В свою очередь, более строгое начало поста означает, по нашему мнению, что царское правительство больше всего опасалось движения с юга на север, с низовьев рек, которые освобождались ото льда первыми.

Вторая гипотеза заключается в том, что составители Типикона 1610 г. хотели архаизировать его, представив в качестве печатного издания какой-то авторитетной рукописи древнего происхождения. Именно поэтому на страницах Типикона мы не встречаем критики ни католиков, ни протестантов, ни даже мусульман и иудеев. Данная догадка подтверждается тем, что в разделе «О сырной неделе» говорится, по выражению Мансветова, о «каких-то загадочных» еретиках андонских и савелианских. Если таковые еретики были неизвестны столь глубокому специалисту по церковной истории, то возникает вопрос, существовали ли они на самом деле, или составителям Типикона было важно показать, что в основе его лежит столь древняя рукопись, что излагаемые в ней события оказались забыты? На эту мысль наводит и название «андонские», напоминающее «донские».

Как мы знаем, Типикон 1610 г. составлялся в непростой для Василия Шуйского обстановке. Не исключено, что упоминание о «еретиках андонских» было сделано в расчёте на то, что эти слова будут восприняты как некое древнее пророчество о донских еретиках, поддержавших «тушинского вора» Лжедмитрия II.

Далее приведём некоторые отрывки из очень короткой главы 30 «О Филипове посте».«А в Филипов же пост [Рождественский пост, 15 (28) ноября – 24 декабря (6 января)] так же держать пост, как и в Петров пост [с 57-го дня после Пасхи до 29 июня (12 июля)] писано, и поклоны, но днём есть один раз, кроме субботы и воскресенья» [л. 87 об.].

Глава 31 «О Великом посте». «В Великий пост рыбу есть только на Благовещение [25 марта (7 апреля)] в день Пресвятой Богородицы и на Вербную неделю [воскресенье на 6-й неделе Великого поста, после чего начинается Страстная неделя]» [л. 88].

Типикон 1610 г. повторяет предписание бельцам (т.е. мирянам) «от жён своих законных соблюдатися на весь пост» [л. 88]. Интересно, что выше [л. 83–83 об.] (и в 1610 г., и в редакции 1641 г. ^[71]) сказано: «А мирянам от жён воздержатися во весь святой Великий пост». Иначе говоря, в первом случае говорится о жёнах вообще (слово «жена» можно истолковать и как «женщина вообще»), а во втором – о законных жёнах, видимо, чтобы не было соблазна истолковать данный запрет превратно. При этом редакция 1633 г. это двукратное указание не воспроизводит.

Далее Типикон 1610 г. содержит третье по счёту предписание, как питаться в пост Рождества Христова, и уже второе предписание относительно питания в пост Святых Апостолов.

«В пост Рождества Христова [15 (28) ноября – 24 декабря (6 января)] и Святых Апостолов [подвижный пост в июне] монахам рыбы не есть, кроме субботы и воскресенья. А мирянам во вторник, четверг, субботу и воскресенье есть рыбу дважды днем» [л. 88 об.].

Таким образом, составитель Устава 1610 г. даёт очередное противоречивое указание о проведении поста, в период которого как раз и осуществляются крестьянские переходы в Юрьев день. Напомним: относительно постов Рождества Христова и Св. Апостолов сначала говорится, что на протяжении этих постов нельзя есть рыбу по вторникам и четвергам. Затем насчёт поста Рожества Христова даётся указание есть рыбу во вторник, четверг, субботу и воскресенье. Теперь же говорится, что монахи могут есть рыбу в субботу и воскресенье (не сказано, сколько раз), а миряне могут это делать во вторник, четверг, субботу и воскресенье целых два раза в день!

«Подобает монахам один раз в день есть в святой Великий пост. А в субботу и воскресенье есть дважды днём с маслом, и пием вино» [л. 88 об.].

Данное указание противоречит тому, что было сказано выше: «В Великий пост в пяти неделях вина не пием, кроме пятницы первой недели… Даже если в уставе повелевается есть в те дни масло, мы его вовсе не едим, ибо четыре десятницы, как прежде речено было, масло не вкушается, кроме навечерия Благовещения…» [л. 80].

Далее следует фрагмент, где в общих словах осуждаются некие безымянные еретики, не придерживающиеся предания святых апостолов и святых богоносных отцов, постящиеся тогда, когда не надо поститься, и не постящиеся, когда это следует делать. Здесь говорится о том, что «армени проклятии и инии таковии прочии» едят мясо в первую неделю Великаго поста и когда хотят [л. 88 об.–89]. Учитывая близость католической Речи Посполитой и весьма значительного числа протестантов, приезжавших в Россию в XVI–XVII вв., уже второе упоминание армян вызывает недоумение хотя бы в связи с территориальной удалённостью последних от Москвы.

Глава 31 завершается следующими предостережениями:

«Святых отец правило 7-е.Если кто ложно написанные и нечестивые книги якобы святые перед церковью являет в народе, людям на пагубу, да извержется». [Термин «извержется» означает лишение сана, поэтому, видимо, данный запрет прежде всего адресован священникам].

«6-го собора правило 63.Иже от враг истинне, списанная словеса мучеником, яко да христовы мученики безчествуют, и к неверию приводят слышащая, в церкви пред людми не повелеваем чести. Но та убо огневи предати. Сия же приемлющая, и истинно внимающая, проклинаем. От сих всех избави нас сыне божий слове, и изми от сети дияволя, молитвами тебе рождьшия, и всех святых аминь».

«О том же о взаконеных постех иже соборная церкви предаде православным християном. Святых апостол пра́вило 69».«Если какой-то епископ, или архимандрит, или игумен, или пресвитер, или чтец, или певец во святую 40-цу [Великий пост] не постится, да и во весь год в среду или в пятницу, разве что из-за немощи телесной от поста избавляем есть, да извержется своего сану» [л. 89 об.–90].

Обратим внимание, что предостережения о санкциях в отношении тех, кто не соблюдает какие-либо церковные установления, расположены в конце именно той главы, которая посвящена постам, что доказывает её ключевое значение!

Далее, перелистнув главы 32–33 и начало главы 34 Типикона 1610 г., не относящиеся к постам, обнаруживаем в продолжении главы 34 дословное повторение того, что уже было изложено. После этого следуют главы 35 «О сущих в запрещениих» (в ней рассказывается об особенностях питания тех, кто наказан за некие прегрешения) и глава 36 «О разсуждении ястия и пития и общежительныя потребы всея братския», где содержатся некоторые детали, связанные с питанием. Здесь особый интерес представляет раздел «О сочиве и овощи» (как пишет Мансветов ^[4], из Никона Черногорца), в котором находим рекомендации, как питаться в режиме сухоядения.

«На сухоядении же стапиды, и маслицы, и ягоды винныя сухи, рекше едино коеждо накииждо день. Маслиц убо чашу полну питью. Стапид же равну. Орехов 6, смоквей 8 средних, малыя убо и великия разньствуют. Тако убо достоит и о прочих овощех подобных сим. Тако же и о прочих якоже выше рехом, опряженых сочивех. Сия же вся и варена же и сурова, егдаже суть суха, тако же подобно есть. Егда же время имать зелена и пища и мера разньствует. От зелей же якоже есть, подобно и варена и сурова, и еще же и квашена рекомыя, армея и комбоста, фаво слана и репа с уксусом, и прочая подобная сим уготовлена, и подобающая в постныя дни» [л. 98 об.–99]. Здесь, отмечает И.Д. Мансветов, греческие названия овощей заменяются на подходящие русские, а слово «армея» («солёные и квашеные овощи») оставлено без перевода. Кроме того, добавлены «комбоста» («капуста»), «фаво» (боб), «слано» [что это такое, не объясняется, – Е.С.] и репа с уксусом, чего в славянском переводе Никона нет.

Как уже было сказано, И.Д. Мансветов уверенно заявил о том, что главы, подвергшиеся в 1633 г. кардинальным изменениям, имели русское происхождение, хотя не пояснил, в связи с чем был сделан этот вывод. Заключение о русском происхождении можно было бы сделать, в частности, если бы в тексте встречалось имя «Исус» с одной буквой «и». Тем не менее, во всех вышеприведённых главах содержатся лишь сокращения «IХ» (Исус Христос), равно как и в редакции 1641 г. Например, в редакции 1641 г. в разделе «О причащении по нужди» появляется новый фрагмент, которого не было в главе 29 в 1610 г.: «А молитв Исусовых по шестисот на день» [Типикон 1641 г., гл. 32, л. 75 об.], тем не менее, и здесь «Исусовых» дано в сокращении, и о количестве букв «И» судить невозможно.

Обращает на себя внимание то, что среди перечисляемых в Уставе видов пищи, в отличие от уставов XV–XVI вв., отсутствуют морепродукты, которые, в частности, в большом количестве употребляли греки. Не упоминаются ни икра, ни «черепокожие». Возможно, уверенность Мансветова в русском происхождении глав о постах базируется на этом обстоятельстве. Кстати, отсутствие упоминания о морепродуктах свидетельствует о позднем происхождении этих глав: в то время, когда выход к морю Россия уже потеряла.

Не совсем ясен смысл следующей правки. В редакции 1610 г. в разделе «О Рождестве Христове. Подобает ведать» (гл. 29) написано, что «крестился Господь на воде» [л. 86]. В 1641 г. эти слова заменены на «крестился Господь во Иордане» [Типикон 1641 г., л. 77]. Возможно, дело здесь в желании пресечь практику крещения не погружением в купель, а обливанием, как у католиков.

Сличение текстов 1610 и 1641 гг. показывает, что тексты, удалённые в редакции 1633 г., в издание 1641 г. были возвращены практически слово в слово, за исключением около 20 поправок, в основном, ужесточающих условия пощения в отдельные дни постов.

Одна из правок 1641 г. заслуживает отдельного упоминания. В заключительной части главы 31 Устава 1610 г. содержится следующий фрагмент: «Если какой-то епископ, или архимандрит, или игумен, или пресвитер, или чтец, или певец во святую 40-цу не постится, да и во весь год в среду или в пятницу, «разве аще немощи телесныя избавляем есть, да извержется своего сану» [л. 90]. В 1641 г. этот фрагмент изложен с иронией в адрес таких нарушителей: «… разве аще немощи телесныя избавляем есть» заменено на «разве аще немощию телесною забавляем есть, да извержется своего сана» [Типикон 1641 г., л. 79 об.].

Дальнейшая судьба Типикона 1610 г.

Как пишет И.Д. Мансветов, главное, что было сделано Уставом 1633 г., это исключение статьи «От правил святых отец и от преданий апостольских…» с целью возвращения к духу греческих правил о посте.

Отметим, что на самом деле в Типиконе 1633 г. была изъята не только статья «От правил святых отец» [л. 82 об.], но и вообще все статьи, посвящённые правилам питания, начинающиеся с этой статьи, то есть все фрагменты Типикона 1610 г., которые мы рассмотрели выше!

В связи с этим, осторожную формулировку Мансветова о возвращении «к духу греческих правил о посте» надо понимать следующим образом: патриарх Филарет уничтожил Типикон 1610 г., так как в нём были намного более строгие правила, чем принятые у греков (о состоянии православия в Греции мы можем судить по запискам Арсения Суханова).

Что касается уверенности Мансветова в том, что Логин еретиком не был и обвинения патриарха Филарета являлись голословными, А.А. Дмитриевский считает это мнение необоснованным. «Вернее всего думать, что… слова патриарха Филарета относятся именно к тем статьям, внесенным в устав 1610 г. из местно-русских уставов или «обиходянков», к которым он стоял в прямой и тесной связи. Патриарх Филарет, строгий ревнитель старины, приступая к новому изданию типикона и сверяя его с списками более раннего происхождения, натолкнулся на такие статьи, которых он не видел в старых рукописях и происхождение которых он неясно себе представлял, почему и назвал их статьями «не по апостольскому и не по отеческому преданию» ^{[6, с. 564]}.

Некоторый свет на направленность изменений в Типиконе 1633 г. могут пролить следующие сведения, сообщаемые Мансветовым ^[3] относительно исправлений, внесённых в Типикон 1682 г. Одним из главных руководств при издании Устава 1682 г. стал Львовский трофологий, изданный впервые во Львове в 1632 году. Как показывает предисловие трофология, он был правлен по греческим образцам. Таким образом, в то время, когда в Москве служебные книги издавались по славянским рукописям и печатным изданиям, в Южной Руси стали пользоваться греческими образцами. Связано ли издание Типикона 1633 г. с изданием Львовского трофология в 1632 г. и, соответственно, с прогреческим поворотом в Южной Руси, Мансветов не говорит.

Тем не менее, мы можем предположить, что уничтожение Типикона 1610 г. диктовалось именно желанием привлечь на свою сторону население Юга России, поскольку в 1632–1634 гг. шла Смоленская война за возвращение территорий, доставшихся Речи Посполитой по Деулинскому миру, а в перспективе – получить в дальнейшем выход к Чёрному морю и обеспечить безопасность южных рубежей от набегов со стороны Крымского ханства. Когда же, несмотря на смягчение постов, сделанное, чтобы склонить на свою сторону южан, война была проиграна, власти решили вернуться к жёсткой системе постов 1610 года ради укрепления крепостного права, ведь боеспособность страны зависела от благосостояния феодалов, снаряжавших отряды за свой счёт.

Ближайшим после реформы Никона уставом был Типикон 1682 г., и целью справщиков было приблизить его текст к греческим источникам. Что касается постов, употребление рыбы в период Успенского поста запрещалось безусловно. Мансветов пишет ^[4], что справщик зачеркнул 51-ю главу Устава 1641 г., где говорится о посте Преславной Богородицы, а вместо этого ввёл статью о посте Богородицы из некоего славянского источника, где она изложена таким образом: постимся до 9-го часа, в понедельник, среду и пятницу сухоядение, в четверг и вторник варение без масла, в субботу и воскресенье варение с маслом.

Усилилась и строгость правил относительно Великого поста: «В прочая дни поста (кроме субботы и воскресенья) сухоясти», тогда как в первоначальном тексте статьи сухоястие предписывалось только в понедельник, среду и пятницу, а во вторник и четверг полагалось варение, т.е. варёная пища. В гл. 39 «О рассуждении ястия и пития» вместо двух обязательных ястий в Господские праздники поставлено «три ядения», и почти все эти изменения перешли во все следующие издания. После 1682 г. положения Типикона практически не менялись, в чём можно убедиться, ознакомившись с современными правилами проведения постов (см. приложение 3).

Таким образом, получается, что и без того жёсткие правила Типикона 1610 г., вызвавшие в 1633 г. неудовольствие патриарха Филарета, впоследствии ужесточались и в 1641, и в 1682 г.! Разрешение есть не два, а три раза в день в Господские праздники, каковых всего 12 в год, по-видимому, было призвано скрасить впечатление от вышеперечисленных ужесточительных мер.

Возвращение к строгим правилам постов и даже их ужесточение представляется нам логичным: издание Типикона 1641 г., по-видимому, являлось подготовкой к принятию Уложения 1649 г., завершившего оформление крепостного права.

Относительно современного ему печатного устава Мансветов делает следующие замечания ^[4]. Статьи, относящиеся к пище, начинаются главой 32, которая озаглавлена «От правил св. Апостол и святых отец о святей велицей 40-це». Это, поясняет Мансветов, не что иное как отрывок из уже известной нам статьи «От правил святых отец и от преданий апостольских», но статья эта значительно изменена: названия конкретных местно-русских продуктов («как напр. грибы, капуста, редька») заменены там обобщёнными названиями («хлеб теплый и от снедей овощных теплых»).

Честно говоря, мы не понимаем, о какой замене говорит здесь Мансветов. В Типиконах 1610 и 1641 гг. единственные продукты, названные в указанной статье, это хлеб, вода, некое «сурово зелие», укроп с мёдом (напиток), «варение без посласти» и «варение с маслом». Самым подробным фрагментом Типикона, содержащим названия конкретных продуктов, является вышеупомянутая статья «О сочиве и овощи» из Никона Черногорца, к которой добавлены отсутствующие в славянских переводах Никона «комбоста» («капуста»), «фаво» (боб), некое «слано» и репа с уксусом.

Таким образом, предельно обезличенный характер пищевых предписаний характерен уже для Типикона 1610 г. Предполагаем, что это было обусловлено стремлением правительства Василия Шуйского ввести правила Устава на территории всей страны таким образом, чтобы не возникло возражений, связанных с несовпадением рекомендуемых продуктов с имеющимися в той или иной местности. Иначе чем объяснить отсутствие упоминания тех же грибов, составлявших значительную часть рациона в регионах, близких к Москве, но совершенно неизвестных, например, в Поволжье.

Дальнейшая же замена местно-русских продуктов обобщёнными названиями, о которой пишет Мансветов, могла быть связана с реформой Никона, целью которой, скорее всего, являлось следующее. Нужно было представить дело так, будто русское православие развивалось на базе греческого и православие Московского царства идентично православию Юга России, где к тому времени произошёл «прогреческий поворот». В свою очередь, желание скрыть имевшиеся различия было вызвано стремлением обрести выход к Чёрному морю за счёт усиления влияния на Украине и на Балканах. Ради этой глобальной цели, по-видимому, и была предпринята реформа Никона.

Заключение

Подытожим полученные выводы. Наиболее древними христианскими постами являются посты в среду и пятницу, которые, как мы считаем, служили для поддержания оседлого земледельческого образа жизни. Продолжительность проведения Великого поста устанавливается только с появлением первых письменных уставов (примерно в IX-X вв.). Позднее появляются пост Св. Апостолов, Рождественский и после всех Успенский, а также пост по понедельникам, причём никаких обоснований установления последнего в источниках не имеется. Примерно с XIV в. в уставах появляется требование: в будние дни постов Св. Апостолов, Рождественского и Успенского полагается единственная трапеза не ранее 9 (по-нынешнему 15) часов, что, по нашему мнению, направлено на создание препятствий для передвижения людей на дальние расстояния.

Как мы считаем, система из четырёх православных постов в том виде, в котором она представлена в первом печатном Уставе 1610 г. и дошла до наших дней, была создана именно в России, причём в центральной её части, соответствующей Владимиро-Суздальской Руси, а затем Московскому царству, поскольку в иных климатических условиях (там, где не замерзают реки) она не имеет смысла. Такая система не могла появиться даже на Украине, поскольку там перемещения по просторам водоразделов были более удобны, и сдержать миграции за счёт системы постов было бы невозможно.

В других странах (в Западной Европе, Византии, Сирии, Армении) такой системы постов, как в России, не существовало. Типикон Великой Церкви константинопольской, открытый в 1887 г. и исследованный А.А. Дмитриевским, содержит сведения лишь о Великом посте, между тем, М.А. Лисицын считает, что данный устав использовался у нас вплоть до XVII в. наряду с ктиторским Уставом патриарха константинопольского Алексея, в котором, в свою очередь, нет никакого упоминания о питании во время Петрова и Успенского постов. Отсутствуют сведения и о постах по понедельникам.

В связи с тем, что посты выполняли свою социально-экономическую функцию лишь в условиях климата Центральной России, мы предполагаем, что нежелание православной церкви переходить на григорианский стиль было обусловлено тем, что со сменой стиля система постов не смогла бы выполнять своей исходной задачи препятствования миграциям. Недаром открытое обсуждение вопроса о введении григорианского календаря началось только после отмены крепостного права.

Мы считаем, что система православных постов в том виде, в котором она была принята Типиконом 1610 г., служила следующим целям:

1. Воспрепятствовать свободному передвижению повстанческих отрядов и разбойничьих шаек.

2. Создать помехи для крестьянских переходов (т.е. в целях закрепощения).

3. Создать препятствия для самостоятельной продажи крестьянами своей сельхозпродукции и, соответственно, способствовать обогащению феодалов за счёт оптовой скупки крестьянских товаров и продажи их в городах.

В пользу этого свидетельствуют следующие факты:

1. В периоды постов запрещались именно те продукты, которые легче всего добыть и приготовить в условиях похода (например, мясо диких животных и птиц и рыбу), а также продукты, которые можно взять с собой (сыр, яйца, масло). Кроме того, в понедельник, среду и пятницу каждой недели запрещалась любая варёная пища.

2. Рождественский пост совпадает с периодом крестьянских переходов, разрешённых Судебником 1497 г.

3. Великий пост совпадает с периодом исчезновения льда именно на тех реках, по которым можно добраться с периферии страны до центральных регионов, в т.ч. до Москвы. При этом в период поста крестьяне ещё свободны от сельхозработ и имеют возможность мигрировать. Единственным препятствием являются жёсткие правила проведения Великого поста. Конец поста приходится на начало полевых работ.

4. Петров пост приходится на период, наиболее благоприятный для навигации, когда уровень воды повышается, скрывая мели и островки, и преградить плывущим путь с берега невозможно. Большую часть Петрова поста крестьяне свободны от сельхозработ, поскольку поля уже засеяны (как раз период Петрова поста считается сезоном свадеб). Сразу после окончания поста начинается первый сенокос, пропустить который нельзя, т.к. от этого зависит заготовка корма для скота.

5. Двухнедельный Успенский пост в августе также приходится на период, когда наступает снижение интенсивности сельхозработ.

Как показывает история всех четырёх крестьянских войн в России, активность разбойничьих шаек и повстанческих отрядов приходилась исключительно на период от ледохода до ледостава, поскольку большие группы людей могли передвигаться только по рекам. Это объясняется, во-первых, простотой обеспечения продовольствием (рыбой), во-вторых, религиозным запретом на употребление мяса в постные дни. В свою очередь, круглогодичные посты по понедельникам, средам и пятницам, как мы считаем, были введены правительством специально, чтобы лишить людей возможности передвигаться сухопутными путями, обеспечивая себя пропитанием за счёт охоты. Введение постов делало маршруты повстанческих отрядов предсказуемыми. Необходимостью соблюдать посты, возможно, и объясняется иррациональность маршрутов войск Пугачёва.

Структура пищевых ограничений во время Великого поста одинакова во всех известных нам уставах, и самыми строгими они являются для первой недели, а также для пятницы и субботы Страстной седмицы. В свою очередь, более строгое начало Великого поста означает, что царское правительство больше всего опасалось движения с юга на север, с низовьев рек, которые освобождались ото льда первыми.

Пищевые запреты, существовавшие на Руси в качестве местных обычаев (запрет на «удавленину» и «кровоядину», бесчешуйных рыб, водящихся в озёрах и болотах, а также многочисленные запреты на мясо животных и птиц, которых можно добыть на охоте), идут от решений Стоглавого собора и, по-видимому, также направлены на пресечение нежелательных миграций.

Существуют свидетельства того, что в XVIII–XIX вв. дворяне не постились, в то время как для крестьян выполнение постов являлось обязательным. Видимо, это объясняется тем, что дворяне понимали: посты нужны прежде всего как средство управления крестьянством.

Существует значительное число источников до XVII в., свидетельствующих о том, что правила пощения до Типикона 1610 г. были значительно мягче. Кроме того, до 1610 г. к вопросу об использовании того или иного варианта устава церковь оставалась равнодушной и об установлении единообразия не заботилась. Типикон 1610 г. является первым прецедентом введения системы постов на всей территории страны.

Устав 1610 г. был подготовлен в эпоху Смутного времени. Непосредственно перед его изданием царь Василий Шуйский находился в Москве, осаждённой войсками Лжедмитрия II. Находясь в столь отчаянной ситуации, царь зачем-то издаёт небывалый по объёму Устав (1256 листов) огромным по тем временам тиражом в 3000 экземпляров и рассылает по всем церквям и монастырям, хотя тот и не является книгой «первой необходимости», без которой невозможно совершить богослужение.

Мы предполагаем, что жёсткая система постов, введённая Типиконом 1610 г., должна была, с одной стороны, пресечь приток сторонников к осаждающим, а с другой стороны, осложнить крестьянские переходы, лишавшие феодалов севера, располагавших менее плодородными землями, рабочих рук и, соответственно, возможности снаряжать войска за свой счёт. Таким образом, можно сделать вывод, что правила, установленные Типиконом 1610 г., вполне могут являться новшествами, произвольно введёнными правительством Василия Шуйского в непростые для него времена.

Данное соображение подтверждается следующими обстоятельствами. Издатели всеми силами пытались архаизировать издание, сделав его похожим на древнюю рукопись. При этом разборчивый удобный шрифт, отсутствие опечаток и наличие ударений на каждом слове сочетаются с бессистемно расставленными знаками препинания (запятые и точки стоят после каждого слова). Мы предполагаем, что эта странность объясняется желанием создать удобный повод для последующего редактирования текста.

В Типиконе 1610 г. присутствуют статьи о постах (гл. 29–30) неизвестного происхождения. Исследователи едины во мнении, что источником этих глав является какой-то русский, а не греческий текст. Насколько мы заметили, анализируя текст, в отличие от уставов XV–XVI вв., в Типиконе 1610 г. отсутствуют упоминания о морепродуктах, что выдаёт русское происхождение глав о постах, причём происхождение позднее, когда Россия уже лишилась выхода к Чёрному морю. Примечательно, что предостережения о санкциях расположены в конце именно той главы, которая посвящена постам, что доказывает её особое значение.

В 1633 г. вышеуказанные главы русского происхождения были исключены патриархом Филаретом, в результате чего правила постов значительно смягчились. Как мы предполагаем, это было сделано ради того, чтобы во время Смоленской войны 1632–1634 гг. привлечь на свою сторону население Юга России, где к тому времени произошёл «прогреческий поворот». В свою очередь, как свидетельствует Арсений Суханов, у греков правила постов были намного мягче. Тем не менее, в 1641 г. исключённые главы были возвращены на свои места с незначительными изменениями, и в последующем издании (1682 г.) правила постов даже стали ещё более строгими, хотя во всём остальном Типикон 1682 г. был правлен по греческим образцам. Возвращение к строгим правилам постов и даже их ужесточение представляется нам связанным с подготовкой к принятию Уложения 1649 г., завершившего оформление крепостного права. Возведение правил проведения постов в ранг государственной политики наблюдается уже с середины XVI в. и по времени совпадает со стремлением правительства прекратить практику крестьянских переходов. Таким образом, в настоящей работе предложена гипотеза механизма закрепощения крестьян за счёт ужесточения системы постов.

Приложение 1. Крестьянские войны XVII– XVIII вв.

Использованная литература: ^{[72],[73],[74],[75],[76],[77],[78],[79],[80],[81]}.

Восстание Ивана Болотникова

В августе 1606 г. восставшие разбили войска Василия Шуйского в битвах под Кромами и при Ельце. 23 сентября (3 октября) Болотников одержал победу под Калугой. 27 сентября (7 октября) 1606 г. войско Болотникова приступило к осаде Москвы. 22 ноября (2 декабря) повстанцы потерпели поражение. Болотников отошёл к Калуге, а его сподвижник Илейка Муромец – к Туле.

10 (20 декабря) царская армия осадила Калугу. Осаду неоднократно пытались прорвать извне другие отряды повстанцев, но крупный успех последовал только в битве на р. Пчельне в мае 1607 г. Объяснить это можно тем, что к восставшим начали прибывать сторонники, которые с весны могли перемещаться по рекам.

К Калуге подошли войска Илейки Муромца, и болотниковцы направились на соединение с отрядами Лжепетра в Туле, но 7 (17) июля потерпели поражение в битве на р. Восьме, после чего закрылись в Туле. 10 (20) октября Тульский кремль был взят Василием Шуйским, который перегородил плотиной р. Упу, протекавшую через город, чем вызвал наводнение и порчу продуктов. Возможно, успех Шуйского был обусловлен тем, что осенью восставшие уже не могли получить помощь извне, т.к. движение по рекам началось прекращаться из опасения не вернуться обратно до ледостава.

Восстание Степана Разина

Непосредственным толчком для движения казаков Степана Разина, как известно, был Андрусовский мир 30 декабря 1666 (9 февраля 1667), оставивший Правобережную Украину Речи Посполитой, что лишило казачество «работы» (доходов от их найма во время войны).

Весной 1667 г. на Дон стали стекаться беглые холопы и крестьяне (причём последние прибывали с жёнами и детьми), и продуктов стало не хватать. Той же весной Степан Разин собрал шайку «голутвенных» и отправился в «поход за зипунами». Сначала он попытался пройти на стругах в Азовское море, но домовитые казаки Черкасского городка, не желавшие накликать на себя месть азовских турок, остановили Разина в низовьях Дона. Тогда разинцы пошли обратно, вверх по Дону, и, достигнув места, где Дон сближается с Волгой (в районе Царицына, т.е. современного Волгограда), перешли на Волгу и поплыли вниз в Каспийское море. Далее Разин вошёл в устье Яика и захватил Яицкий городок, где и зазимовал (обратим внимание, что с ледоставом передвижения разинцев прекращаются).

В марте 1668 г. Разин поплыл к персидским берегам. Между тем, услыхав о его удачах, с Дона к нему прибывают новые шайки. Так по Волге к Разину прибыл атаман Сережка Кривой с несколькими сотнями товарищей. По р. Куме пришли Алешка Каторжный и запорожец Боба со своими отрядами, причём первый прибыл по реке с конницей (видимо, люди на лошадях шли по берегу). С прибытием этого подкрепления у Разина стало несколько тысяч человек, и он принялся налетать на прибрежные города и аулы.

В 1669 г. разинцы обнаружили, что в Прикаспии больше грабить нечего и задумались о возвращении на Дон. В начале августа (очевидно, чтобы успеть до ледостава) они подошли к устью Волги. Здесь казаков остановило астраханское начальство. Начались переговоры, и разинцев всё же пропустили, но с условием, что, дойдя до Царицына, они сдадут свои струги и уйдут на Дон. 4 сентября казаки отплыли из Астрахани к Царицыну.

Достигнув Дона, Разин остался здесь на зимовку на острове между Кагальницким городком и Ведерниковым, окружив свой лагерь земляным валом. Многие казаки ушли навестить родственников и вернуть долги своим заимодавцам, предоставившим им оружие с условием поделиться добычей.

Настала весна 1670 года, и к Степану Разину снова начали приходить отряды других казацких атаманов, в т.ч. Василия Уса. Собралось более семи тысяч человек, которые снова пошли на Волгу.

Захватив Царицын, Разин объявил, что идет вверх по Волге на Москву, чтобы дать вольность простому народу, но обстоятельства заставили его пойти вниз к Астрахани. При этом 8000 человек плыли по Волге, и лишь около 700 человек конницы шли берегом.

В конце июня Астрахань была взята. Через месяц пребывания в городе 200 стругов Разина поплыли вверх по Волге. Берегом шли 2.000 конников. Вскоре были захвачены Самара и Саратов. В начале сентября 1670 г. Разин прибыл под Симбирск, но в октябре (перед ледоставом, когда снабжение начало прекращаться!) потерпел поражение и бежал вниз, на Дон, где был схвачен домовитыми казаками.

Восстание Кондратия Булавина

9 августа 1707 г. отряд К. Булавина, насчитывавший около 150 человек, уничтожил отряд Ю.В. Долгорукова, прибывший в Шульгинский городок на р. Айдаре (левом притоке Северского Донца) для сыска беглых крестьян. Позднее Булавин объявил о походе на Москву через Воронеж (т.е. через реку Дон, на которой стоит этот город) и принялся собирать рати с Терека (впадает в Каспийское море) и Астрахани (устье Волги). К этому моменту у него было 2000 казаков и беглых крестьян.

Донской атаман Лукьян Максимов, верный царскому правительству, собрал против булавинцев большой отряд, и армия Булавина разбежалась. В декабре Булавин в сопровождении всего 13 казаков (!) достиг Запорожской Сечи и зазимовал в Койдаке (крепости на правом берегу Днепра), откуда всю зиму лишь рассылал «прелестные письма». Реальные действия начались лишь 4 апреля 1708 г., когда Булавин двинулся на восток в направлении Дона.

Лидер восстания привёл своё войско в Пристанский городок на Хопре (правом крупнейшем притоке Дона). На этой реке под началом Булавина собралось до 20 тыс. повстанцев, после чего он, путём водного сплава по всем близлежащим рекам, двинулся на Черкасск и 1 мая 1708 г. взял его. Далее повстанцы разделили свою армию на три части:

1. Волжское направление (3,5 тыс. человек). 13 мая 1708 г. взяли Дмитриевск (ныне Камышин) на правом берегу Волги, 26 мая осадили Саратов (на Волге), после чего спустились вниз по течению и 7 июня 1708 г. взяли Царицын.

2. Северское направление. Отправились на р. Северский Донец, где 30 июня и 2 июля 1708 г. потерпели поражение, но впоследствии собрали более 3 тысяч человек.

3. Азовское направление (2 тыс. человек) возглавил лично Булавин. 6 июля 1708 г. начался неудачный штурм Азова. 7 июля 1708 г. атаман был убит в перестрелке с группой домовитых казаков, составивших против него заговор.

После смерти Булавина восстанием руководил Игнат Некрасов, который из Царицына решил с пушками возвратиться на Дон, но в конце августа был разбит царскими войсками.

Осенью 1708 года сопротивление царским войскам продолжал отряд Никиты Голого, но 26 октября правительственные войска взяли Донецкий городок в устье Сухого Донца (сезонной реки, притока Дона) и разгромили повстанцев. Окончательный разгром восстания состоялся 4 ноября 1708 г. в районе г. Решетовский (очевидно, в результате отсутствия поддержки извне из-за ледостава).

Восстание Емельяна Пугачёва

Восстание началось 17 (28) сентября 1773 г., когда Е. Пугачёв обратился с воззванием к 80 казакам, и уже через 3 дня у него было около 400 сторонников (очевидно, земледельцы к этому времени начали освобождаться от сельхозработ). 5 октября 1773 г. войска Пугчева начали осаду Оренбурга (на тот момент у восставших было 2,5 тыс. человек). Параллельно с этим войска Пугачёва захватывают ряд уральских заводов (данный эпизод является исключением из правила относительно того, что все боевые действия заканчиваются с ледоставом).

Весной, 22 марта (2 апреля) 1774 г., произошло шестичасовое сражение у Татищевой крепости, в котором пугачёвцы потерпели поражение. 1 (12) апреля 1774 г. восставшие отступили к Сакмарскому городку. В середине апреля Пугачёв пополнил отряд работниками заводов, запасся продовольствием и деньгами и отправился вверх по течению реки Белой к Белорецкому заводу. Предводитель рассылал гонцов, призывая всем отрядам выдвигаться на соединение с ним, но началось половодье, которое препятствовало передвижениям восставших, поэтому на Белорецком заводе пришлось остаться до 2 мая. В мае войско Пугачёва состояло уже из 8-10 тысяч человек. В ночь с 6 на 7 мая восставшие взяли Магнитную крепость и пошли вверх по Яику, захватывая крепости. 12 (23) июля 1774 г. 20 тысяч восставших взяли Казань, но уже 15 (26) июля войска Михельсона освободили город.

С несколькими сотнями уцелевших Пугачёв переправился на правый берег Волги, и крестьянская война продолжилась с ещё большим размахом. Во второй половине июля восстание приблизилось к границам Московской губернии и начало угрожать Москве. 31 июля (11 августа) Пугачёв вошёл в Пензу, после чего повернул на юг и 7 (18) августа взял Саратов. Далее, спустившись вниз по Волге, пугачёвцы взяли Камышин. 21 августа была предпринята неудачная попытка взять Царицын, но, узнав о приближении правительственных войск, восставшие пошли вниз по Волге к Чёрному Яру.

В сентябре изменники арестовали Пугачёва и выдали правительству, а концом восстания можно считать пленение Салавата Юлаева 25 ноября (6 декабря). Надо думать, восставшие потерпели поражение по той причине, что прибытие подкрепления, а также продуктов и боеприпасов в период ледостава было затруднительным.

Приложение 2. Рекомендации «Домостроя» (XVI в.) о питании в посты

Судя по блюдам, рекомендуемым в главе 46, целью поста отнюдь не было подвергнуть свой дух суровому испытанию аскезой, более того, употребление рыбы в постные дни тогда не запрещалась. «А у доброго человека и у хозяйственной жены все припасено вовремя; рыбу свежую купив, иную солит, иную вялит, иную подпаривает, иную мелкую сушит, какую и в муку истолчет и в пост подсыпает в щи, если нравится, а то и в постные дни готовит для гостей и для себя, когда свежей рыбы нет. В пост же Великий на столе еще редька, хрен, капуста, крепкий рассол и разные овощи, что Бог послал; в иные же дни, по гостям судя, и икра, и рыба вяленая, прутовая, паровая, и уха из вяленой, вареной и подпаренной рыбы, и из всяких потрохов, и немецких сельдей, из снетков, а еще и в рассоле, и в пирогах, и в каше, и в овощах, и разный снеток, и любые пироги, и каши, и блины, и кисели – всякой постной еды у доброй хозяйки много».

В гл. 64 упоминается Петров и Успенский пост. «На Петровский пост к столу подают: сельди паровые, щуки паровые, лещи паровые, а сушеными: лососину, белорыбицу, осетрину, а еще спинки стерляжьи, пруты белужьи, спинки белорыбицы паровые, уху щучью с шафраном, уху черную, векошники, запеченных окуней, векошники с плотвой, уху из пескарей, из лещей, из карасей, тавранчук осетровый, тавранчук стерляжий.

А из разносолов: белорыбица свежая, стерлядь свежая, стерлядь свежепросоленная, осетрина свежая, осетрина соленая, щучина свежепросоленная, щучьи головы с чесноком, гольцы, стерлядь вяленая, осетрина шехонская, осетрина косячная, грибы вареные, печеные и сушеные, щи карасевые, раки».

«В Успенский пост к столу еду подают рыбную. Подается капуста кислая с сельдями, икра различная ставится рядом, белужья спинка вяленая, лососина подается с зубчиками чеснока, осетрина шехонская, белорыбица, семга сушеная, спинки осетрины, спинки стерляжьи, сельди паровые, щуки паровые, стерляди паровые, лещи паровые, спинки семужьи, спинки белорыбицы и прочих рыб спинки подаются паровые, уха пазимая с шафраном, уха из окуней опеканная, уха черная холодная, уха рядовая горячая, уха щучья, уха стерляжья, уха карасевая, уха окуневая, уха из плотвы, уха из лещей, тавранчук осетровый, а в промежутке меж разных ух подаются караваи тельные, и стерлядь, и рыбы, кружками резанные, пироги, пирожки в ореховом масле жаренные с горошком, оладьи на ореховом же масле кисленькие, пироги подовые кисленькие с горошком, пироги большие с маком, жаренные в конопляном масле, да большой же пирог с маковым молочком, да сочни, пирог с визигой большой, пирог с сигами, да с сомом пирог, да меж всем блинки.

А для разносольства: щука под чесноком, окунь в рассоле сваренный, щука свежепросоленная, белужина вяленая в рассоле сваренная, белорыбица в рассоле, варенная со взваром, осетрина росолная под взваром, лососина росолная под взваром, семга росолная со взваром, сиговина росолная под взваром, лодожина росолная под взваром».

В той же главе приводится меню Рождественского поста, который назван здесь Филипповым постом (продолжался с 15 (28) ноября до 24 декабря (6 января)). Из описания понятно, что рыбу тогда было есть можно. «В Филиппов пост к столу подаются: паровые сельди да свежие мороженые, лещи паровые, спинки белорыбицы, спинки лососьи, спинки нельмы, спинки семужьи, стерлядь паровая, сиг, лодога паровых, заливное рыбное, караваи и поросята тельные, утята тельные, уха шафранная, уха черная, уха налимья, печень, молоки налимьи, уха окуневая, уха из плотвы, уха из лещей, уха из карасей, тавранчук белужий, тавранчук осетровый, тавранчук севрюжий, тавранчук стерляжий, уха с толчаниками, уха стерляжья, уха из судака, уха из потрошков стерляжьих.

А разносолы: белорыбица, лососина, нельма, стерлядь, осетрина, головы стерляжьи, головы щучьи с чесноком и с хреном, тельное, стерляди жареные, щуки начиненные, лини, окуни, плотва, лещи росолные, щучина свежепросоленная, трубы да ребра белужьи, сельди жареные, осетрина шехонская, осетрина косячная, осетрина длинная, двойные щи с ухой свежей да с ухой осетровой».

В гл. 64 снова говорится о дозволительности рыбы в Великий пост. «В Великий пост к столу подают: хлебцы постные, икру паюсную, икру осетровую зернистую, икру осетровую свежую, икру стерляжью, ксени щучьи с шафраном, кашку с белорыбицей, ксени лососиные, ксени щучьи черные, кашку с судаком, кашку стерляжью, кашку севрюжью, кашку белужью свежую, ксени осетровые свежие, ксени белужьи слабосоленые, ксени осетровые и белужьи сушеные, снетки, сущик, пласти карасевые и язевые, икру вареную, икру жареную в масле, пупки сухие осетровые, пупки слабосоленые, визигу в уксусе, стерлядь бочковую, языки рыбьи вымоченные, стерлядь вяленую, тешу осетровую, тешу белужью, языки белужьи, осетрину шехонскую, лапшу гороховую, пшено с маковым маслом, целый горох, горох дробленый, двойные щи, блины, да пироги с луком, да левашники, да пироги подовые с маком, да кисели сладкие и пресные».

Тексты «Домостроя» приведены по изданию ^[68].

Приложение 3. Современные православные посты, правила которых восходят к Типикону 1610 г.

1. Рождественский пост: с 15 (28) ноября по 24 декабря (6 января).

Согласно церковному уставу, во все дни поста исключаются мясные, молочные продукты и яйца. Кроме того, от начала поста и по 6 (19) декабря включительно по понедельникам, средам и пятницам сухоядение, т.е. постная пища без термической обработки (не варёная, не пареная и не жареная), а напитки не должны даже подогреваться. Допускаются лишь свежие, сушёные или мочёные овощи и фрукты. Горячая пища в остальные дни допустима только с растительным маслом. По субботам и воскресеньям разрешаются рыба и вино. Также рыба и вино разрешается 21 ноября (4 декабря), в праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы.

2. Великий пост, в зависимости от дня Пасхи, может начинаться в период со 2 (15) февраля по 8 (21) марта включительно и, соответственно, заканчивается в период с 21 марта (3 апреля) по 24 апреля (7 мая). Таким образом, период с 8 (21) марта по 21 марта (3 апреля) всегда приходится на Великий пост.

Согласно Церковному Уставу, правила питания следующие. Не разрешаются мясо и его производные, животный жир, молочные продукты, яйца и рыба. Последняя разрешается только в праздник Благовещения (если не совпал со Страстной седмицей) и в Вербное воскресенье. В Лазареву субботу рыба не разрешается, но можно употреблять икру.

В понедельники, среды и пятницы – холодная пища без елея (оливкового масла) один раз в день, причём в вечернее время. Во вторники и четверги – горячая пища без масла один раз в день в вечернее время. По субботам и воскресеньям разрешается растительное масло и вино (кроме субботы Страстной седмицы) два раза в день (в дневное и вечернее время). В Великую пятницу ничего есть не положено. В Великую субботу допускается вечером единократный приём сырой пищи с вином.

В первую и последнюю (Страстную седмицу) недели пост должен соблюдаться наиболее строго.

3. Петров пост, в зависимости от даты Пасхи, может продолжаться от 8 до 42 дней. Проводится с 57-го дня после Пасхи до 29 июня (12 июля), т.е. дня Петра и Павла.

Устав предписывает воздерживаться только от мясной и молочной пищи, а по средам и пятницам также от рыбы. В субботу, воскресенье и храмовые праздники разрешается вино. Этот пост был самым тяжелым для крестьян, потому что зимние запасы уже подходили к концу, а высаженное весной ещё не выросло.

4. Успенский пост продолжается с 1 (14) по 14 (27) августа включительно и завершается Успением Пресвятой Богородицы.

Правила питания: исключаются мясные, молочные продукты и яйца, а рыба разрешается только 6 (19) августа в праздник Преображения Господня. В понедельники, среды и пятницы сухоядение, по вторникам и четвергам варёная пища без растительного масла, по субботам и воскресеньям допускаются растительное масло и вино.

Составлено по ^[82].