Work with Historical Documents in the Writings of New Spanish Historians in the 18th century

Veselova Irina PhD in History Senior Lecturer, Department of Foreign Languages, Faculty of the Humanities and Social Sciences, Peoples' Friendship University of Russia 117198, Russia, g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 10 korp. 2 irinaxochitl@gmail.com Other publications by this author

Возникший с открытием нового континента интерес к истории цивилизаций Нового Света со временем захватил умы не только испанцев, но и других европейцев, а также жителей колоний, каждый раз порождая новое восприятие доколумбова прошлого. В каждом колониальном регионе подход к написанию истории приобрел свои особенности.

На рубеже XVII и XVIII столетий в вице-королевстве Новая Испания начал формироваться особый интеллектуальный климат. Этот процесс протекал под влиянием различных интеллектуальных течений, как зародившихся в вице-королевстве, так и пришедших из Европы. В частности, к ним можно отнести традиционные и обновленческие католические взгляды, испанский гуманизм и критический рационализм. Влияние этих течений нашло отражение во всех сферах интеллектуальной деятельности, в том числе и в историописании.

В XVII - первой половине XVIII века в историографии Новой Испании преобладали провинциальные хроники религиозных орденов. Их авторы, оставив в прошлом интерес к природе индейца, обратились к традициям и верованиям коренного населения для того, чтобы продемонстрировать их несостоятельность и заблуждения. Ключевой характеристикой исторического подхода этих авторов являлся провиденциализм. С другой стороны, в тот же самый период возникли первые работы совершенно иного характера, отражавшие перемены в интеллектуальном климате и новые подходы к написанию истории.

Новоиспанские интеллектуалы еще с конца XVII века начали активно заниматься сбором материалов, которые мы могли бы сейчас охарактеризовать как исторические источники. Однако те, кто занимался сбором различных документов, не ставили перед собой задачу формирования понятийного аппарата. К этим историческим материалам относились, прежде всего, индейские кодексы, записи свидетелей конкисты, как со стороны испанцев, так и со стороны представителей коренного населения и записи первых миссионеров.

Одним из авторов, собиравших исторические материалы, которые впоследствии помогли последующим поколения историков, был Карлос Сигуэнса-и-Гонгора (1645-1700). Как и многие его образованные современники, он был эрудитом и интересовался самыми разными областями знания: математикой, астрономией, картографией, физикой и историей. Сигуэнса-и-Гонгора отошел от традиционной философии истории Блаженного Августина, опиравшейся на идею линейного развития истории согласно Божественному замыслу, а также одним из первых попытался объединить в креольской культуре две традиции: европейскую и индейскую. Несмотря на большое количество работ, посвященных разнообразным областям знаний, его имя вошло в историю Мексики, прежде всего, благодаря его страсти к коллекционированию книг и исторических документов. Он был обладателем одной из самых обширных частных библиотек Новой Испании. Благодаря знакомству с семьей Фернандо де Альвы Иштлильшочитля ему в руки попал архив Чимальпаина и ряд других исторических свидетельств по истории Конкисты ^[1]. В его коллекции также были оригиналы книг, манускриптов, карт и рисунков, связанных с жизнью коренного населения до прибытия европейцев на континент. После смерти Сигуэнсы-и-Гонгоры в 1700 году его племянник, дон Габриэль, передал иезуитам в коллегию Святых Петра и Павла в Мехико около 470 книг, принадлежавших дяде ^[2]. Сигуэнса-и-Гонгора не просто коллекционировал исторические документы, но и использовал их в своих работах. К сожалению, многие исторические труды Сигуэнсы-и-Гонгоры впоследствии были утеряны.

Инициатором исследований доколумбовой культуры в первой половине XVIII века стал итальянец Лоренцо Ботурини (1698-1755). В отличие от других европейцев, писавших многотомные труды по истории двух Америк, но при этом ни разу не побывавших в Новом Свете, Ботурини в 1736 году приехал в Новую Испанию. Он занялся поиском материальных и письменных источников по истории древней Мексики и в итоге собрал прекрасную коллекцию мексиканских древностей. Некоторые документы, принадлежавшие Сигуэнса-и-Гонгоре, в частности архив Чимальпаина, также попали в его руки. На основе собранной коллекции Ботурини опубликовал работу под названием «Идея новой общей истории Северной Америки» (1746). В прологе к ней Ботурини указал, что его история может не только соревноваться с другими подобными трудами, но и превзойти их. И в качестве причины такой исключительности он указал собранные им материалы, которые разделил на четыре категории: 1) индейские фигуры, символы, изображения и иероглифы; 2) перуанское узелковое письмо кипу; 3) «изобилующие метафорами» индейские поэмы; 4) свидетельства периода Коонкисты на испанском и индейских языках ^[3]. Благодаря Ботурини увидели свет никогда не публиковавшиеся ранее данные по древней истории Мексики. Однако при работе с источниками он пока не использовал рациональный критический подход, из-за чего в его труде в изобилии присутствовали мифологические сюжеты.

После относительного затишья в первой половине XVIII века тематика изучения мексиканских древностей в среде новоиспанских интеллектуалов обрела огромную популярность. Во второй половине XVIII века в вице-королевстве было в три раза больше историков, чем в первой ^[4]. Новоиспанские историки XVIII века, изучавшие мексиканские древности, во многом опирались на труды своих именитых предшественников, авторов XVI-XVII веков, начиная с Бартоломе де Лас Касаса и Хуана де Торкемады. Однако если историки первой половины XVIII столетия были все еще религиозными хронистами, то во второй половине века появились исследователи, интересовавшиеся светской историей. Наметилась тенденция секуляризации истории. В работах появилась рациональная критика.

Одним из таких авторов, проявивших живой интерес к доколумбовой истории, стал Мариано Фернандес Эчиверриа-и-Вейтия (1718-1780), близкий друг Лоренцо Ботурини. Проведя 13 лет в Испании, в 1750 году он вернулся на родину и поселился в своем родном городе Пуэбла. Главным трудом его жизни стала работа под названием «Древняя история Мексики», которую он так и не успел закончить. Прибыв в Новую Испанию, Вейтия попытался получить доступ к коллекции документов, изъятых у Ботурини. Очевидно, это ему все же удалось, поскольку в своем труде он указал, что тщательно изучил документы, собранные своим предшественником ^[5]. Работы Вейтии, расположенные на границе, отделяющей историографические установки семнадцатого века от таковых второй половины восемнадцатого века, объединили рациональную критику с провиденциалистским видением истории, что повлияло на его интерпретацию исторических свидетельств ^[6]. К примеру, он отождествил Святого апостола Фому с Кецалькоатлем, полагая, что тот таким образом проповедовал христианство среди коренного населения ^[7]. При этом Вейтия занимался тщательным отбором и анализом источников, на которые впоследствии опирался, внеся тем самым немаловажный вклад в работу с историческими материалами.

Одним из наиболее видных мексиканских историков XVIII столетия является иезуит Франсиско Хавьер Клавихеро (1731-1787). Еще в период своего обучения он смог поработать с коллекцией исторических документов, находящихся в коллегии Святых Петра и Павла в Мехико. Клавихеро особенно заинтересовала коллекция манускриптов, собранных Сигуэнса-и-Гонгорой, несколько томов которой были посвящены древним мексиканцам. Эти источники подтолкнули Клавихеро к изучению истории, и, в частности, к исследованию индейских кодексов.

В 1767 году иезуиты были изгнаны из Испанских владений. Попав в Италию, Клавихеро потерял доступ к тем документам, с которыми он работал в библиотеках Новой Испании. Более того, при изгнании иезуитам было запрещено брать с собой любые рукописи и книги. Поэтому немаловажная проблема, которая вызывает основные вопросы критиков, — это проблема источников, на которые опирался мексиканский мыслитель. «Я прочитал и старательно изучил все, что было опубликовано до настоящего момента по теме; я сопоставил связи авторов и взвесил их авторитет на весах своей критики; я изучил множество исторических рисунков мексиканцев; я пользовался их манускриптами, прочитанными ранее, когда я находился в Мехико, и я советовался со многими людьми из тех мест», ^[8] - об этом Клавихеро сообщает в самом первом абзаце пролога своей «Древней истории Мексики», ставя тем самым во главу угла своего исследования работу с источниками, трудами предшественников и современников.

Исследователи по-разному относятся к методу и качеству работы Клавихеро с источниками и достоверности приведенных им данных. Например, Чарльз Ронан утверждал, что Клавихеро умолчал о том, что получил информацию преимущественно из вторичных источников, из-за чего у читателей сложилось впечатление, что он ознакомился с множеством оригинальных документов ^[9]. По его мнению, Клавихеро в основном опирался на информацию, почерпнутую из чужих исторических трудов. Другие исследователи, напротив, ссылаются на феноменальную память Клавихеро и настаивают, что заслугой историка является оригинальность трактовки разнородного первичного материала. Так, по мнению Кармен Х. Алехос-Грау, Клавихеро, основываясь на фактах, собранных из различных источников, разрабатывал собственные идеи, которые позволяли читателю получить достоверную картину мексиканской истории ^[10].

Достоверно не неизвестно, какие именно источники и в каком количестве были доступны Клавихеро в изгнании. Его биограф Феликс де Себастьян написал, что тот пользовался библиотеками и архивами Феррары и Модены ^[11], а Хуан Луис Манейхро упомянул частные коллекции книг графов Криспи ^[12]. Сам Клавихеро отметил, что ему с большим трудом удалось собрать необходимый материал, и жаловался на то, что работа над «Древней историей Мексики» принесла ему не только много трудностей, но и много расходов ^[13]. Он утверждал, что заказывал у знакомых книги из Кадиса, Мадрида и разных городов Европы. Исходя из этого, можно предположить, что Клавихеро удалось найти некоторые документы по истории доколумбовых цивилизации и Конкисты. Но информацию, которую он когда-то получил из источников, находящихся в Новой Испании, он был вынужден восстанавливать по памяти. Среди использованных источников индейского происхождения Клавихеро указал коллекцию Мендосы, состоящую из 63 рисунков и опубликованную в Париже в 1692 году; Венскую коллекцию, один из рисунков которой он нашёл в «Истории Америки» Робертсона; коллекцию Сигуэнсы-и-Гонгоры, несколько томов которой изучил ещё в 1759 году в библиотеке коллегии Святых Петра и Павла, а также коллекцию Ботурини, хранившуюся в архиве Канцелярии в Новой Испании ^[14]. По сведениям Клавихеро, последняя была опубликована в Мехико в 1770 году вместе с письмами Кортеса. Он также упомянул о коллекции Ватикана, о которой прочитал у Акосты, однако отметил, что не смог добраться до Рима, чтобы найти ее ^[15]. В изгнании у Клавихеро действительно не было доступа ко многим первичным источникам. Но он подошел к сбору информации, пусть и из вторичных источников, серьезно, насколько это позволило его положение. Клавихеро осознавал ценность исторических источников – памятников письменности автохтонных американских цивилизаций. Он сожалел, что многие кодексы были уничтожены испанцами: «эта потеря так печальна…», и добавлял, что уничтожение документов оказало дополнительный негативный эффект, «поскольку обладатели древних рисунков стали ревниво охранять их и прятать от чужих глаз…» ^[16].

Клавихеро сопроводил итальянский вариант «Древней истории Мексики» посвящением Университету Мехико, датированным 13 июня 1780 года. В нем Клавихеро жаловался на «лень и небрежность нашего старшего поколения в отношении истории нашей родины» ^[17]. Он сожалел, что его образованные соотечественники попустительствовали потере коллекции манускриптов, собранной Сигуэнсой-и-Гонгорой, а также о том, что в Университете Мехико больше нет специалиста по древностям: «Из-за отсутствия знатока индейских древностей нет того, кто понимает рисунки древних мексиканцев, а из-за потери письменных свидетельств стало очень сложно, если не невозможно изучать историю Мексики» ^[18]. Таким образом, мексиканский мыслитель обращал внимание на специфику индейских источников, их отличие от европейских и сложность работы с ними. Он предлагал создать в университете музей, где бы были собраны «древние статуи, которые сохранились, или те, что будут обнаружены при раскопках; оружие, мозаики и другие похожие объекты; мексиканские рисунки… и, прежде всего, манускрипты, как миссионеров и прочих испанских авторов, так и индейцев» ^[19]. Эта инициатива не просто свидетельствовала о заботе мексиканского мыслителя об историческом наследии Новой Испании, но и вписывалась в рамки просветительской практики.

Клавихеро, как и Вейтия, осознавал специфику исторического знания и связанную с этим необходимость работы с историческими источниками для достижения истины. Клавихеро постулировал важность индейских документов как источников для изучения и понимания древней Мексики, и постарался воссоздать эту историю, не признавая большего авторитета, чем критика, за исключением отсылок к Священному Писанию ^[20]. Таким образом, работы предшественников и современников Клавихеро подверглись строгой критике с целью раскрытия истины.

Современный мексиканский историк Мигель Леон-Портилья обратил внимание на то, что из-за отсутствия переводов с науатля значительная часть документов долго оставалась источником, недоступным и почти неизвестным колоссальному количеству исследователей ^[21]. Из-за этого, по его мнению, большинство работ мексиканских историков XVIII-XIX веков было написано на базе испанских источников, и использовался лишь узкий круг доступных свидетельств индейского происхождения. На наш взгляд, это избыточное требование к историографии XVIII века. Многие работы указанного периода освещали историю древней Мексики с точки зрения европейцев не только из-за отсутствия материалов индейского происхождения, но и потому, что такое видение истории вписывалось в устоявшуюся традицию историописания. Помимо этого, история, написанная авторами-креолами, потомками европейцев, в большинстве случаев отвечала интересам их социальной группы, не ассоциировавшей себя с индейской частью колониального общества.

Интерес к истории привел не только к появлению многочисленных исторических трудов, сбору источников, но и к археологическим раскопкам. С 1770-х годов в Новой Испании начали организовывать экспедиции для исследования древних городов и монументов. В 1773 году такая экспедиция отправилась в Паленке, где были произведены исследования древностей майя. В связи с темой развития археологии следует упомянуть еще одного новоиспанского историка XVIII века - Антонио де Леона и Гаму (1735-1802). Будучи чиновником, он сумел получить доступ к коллекции, конфискованной у Ботурини и хранившейся в архиве канцелярии вице-королевства. Леон и Гама стал автором «Исторического и хронологического описания двух камней, найденных на главной площади Мехико». Работа была издана в 1792 году. В ней автор провел анализ каменной фигуры богини Коатликуэ и знаменитого Камня солнца. Оба объекта были найдены при раскопках в Мехико в 1790 году. Работа Леона и Гамы стала одним из первых исследований по археологии в мексиканской науке. Автор впервые попытался объяснить систему религиозных представлений древних мексиканцев, опираясь на археологические находки. Подспорьем в этой работе для него стали письменные источники индейского происхождения. Сам он указал, что, не найдя в чужих работах внятного описания необходимых ему материалов, он решил обратиться к источникам индейского происхождения, для чего выучил науатль ^[22].

Итак, всех упомянутых историков объединяет интерес к мексиканским древностям и особое внимание к источникам, прежде всего индейского происхождения. Однако помимо простого интереса к историческим документам, авторы второй половины XVIII века в отличии от своих предшественников, применяли практику сопоставления источников для проверки достоверности их информации и сознавали необходимость специальных знаний для работы с источниками индейского происхождения. Работы указанных авторов наглядно демонстрируют, что общественная мысль Новой Испании в XVIII столетии носила переходный характер и представляла собой движение от традиционного мышления к новому рациональному, критическому взгляду на окружающий мир. В работах мексиканских интеллектуалов XVIII века прослеживается преемственность традиции историописания, в которой наряду с сохранявшимся провиденциализмом, присутствовало эрудитство и гуманизм. Во второй половине столетия к ним добавился критический рационализм, проявившийся в новом, критическом подходе в работе с историческими материалами.