Philosophical origins of socialism in A. D. Gradovsky’s political theory

Kupriianov Viktor PhD in Philosophy Senior research fellow, St. Petersburg Branch of S. I.Vavilov Institute for the History of Science and Technology of the Russian Academy of Sciences 199034, Russia, Sankt-Peterburg, g. Saint Petersburg, nab. Universitetskaya, 5, of. 11 nonignarus-artis@mail.ru Other publications by this author

Творчество выдающегося политического мыслителя и юриста А. Д. Градовского уже неоднократно вызывало интерес исследователей. По большей части рассматривается социально-политическое и правовое учение Градовского ^{[11, 12]}, которое традиционно относится к консервативному либерализму. Наряду с К. Д. Кавелиным и Б. Н. Чичериным Градовский считается одним из главных теоретиков русского классического либерализма XIX в., отличительной чертой которого можно считать утверждение идеи эволюционности политического и социального развития России. Также как и указанные выше авторы, Градовский принадлежит к одним из создателей государственной школы историографии, перу которого принадлежит ряд важных работ по истории русского государства и права. Однако свое социально-политическое и правовое учение Градовский сформулировал в контексте острой полемики со сторонниками других политических и социальных теорий, прежде всего, радикальных проявлений социализма и охранительного консерватизма. В итоге его учение, также как и концепции К. Д. Кавелина и Б. Н. Чичерина, основанное в целом на либеральной философии оказалось своего рода компромиссом между консерватизмом и радикальными проявлениями социализма и коммунизма, что нашло отражение в признании в его учении необходимости социального развития при одновременном отказе от резких силовых перемен в государственном и социальном строе. При этом именно социализм можно считать постоянным оппонентом Градовского, с радикализмом которого он боролся на протяжение всей своей творческой биографии, используя одновременно и университетскую кафедру, и публицистику. В целом его критика социализма составляет страницу в истории русской антинигилистической литературы XIX в., инициированной размышлениями М. Н. Каткова в «Русском вестнике» по поводу романа И. С. Тургенева (Русский вестник, 1862. № 7) и представленной также именами К. Д. Кавелина, почвенников (Н. И. Страхова, Н. Я. Данилевского), представителей консерватизма (А. А. Киреева, Д. П. Лебедева, К. Н. Леонтьева и др). Однако подход Градовского отличается от размышлений указанных авторов, прежде всего, тем, что, также как и крупные русские мыслители того времени (например, В. С. Соловьев), он стремился не только показать опасность и разрушительность нигилистических настроений, тесно связанных в сознании авторов этого направления с социализмом и коммунизмом, но также и выявить их глубинное идейное основание, что неизбежно приводило его к философской критике принципов социализма как политической и социальной теории. В этом контексте его размышления выходят за пределы сиюминутной журнальной публицистики и приобретают значимость философской концепции, имеющей самостоятельную ценность. Рассмотрение философской критики А. Д. Градовским социализма и его принципов в контексте его собственного социально-политического учения является целью данного исследования. Мы проследим аргументацию, используемую Градовским против социализма как философского направления в контексте русской антинигилистической полемики, а также проведем реконструкцию того позитивного учения, которое, по мнению Градовского, должно быть противопоставлено ошибочным тенденциям, связанным с социализмом. Данная работа не только проясняет один из аспектов истории становления российской социльной и политической философии, но и позволяет актуализировать наследие классического русского либерализма как позитивной программы для современных социальных и политических наук, а также показывает характер и специфику ранних рецепций в России социализма и учения К. Маркса.

Социализм и либерализм в истории европейской философской мысли в понимании А. Д. Градовского

Проникновение идей социализма в Россию чаще всего относят к периоду ранних 1830-х гг. Красноречивым фактом, свидетельствующем о степени влияния, в частности, французского социализма-утопизма, является увлечение сен-симонизмом в кружке Герцена—Огарева еще в начале 1830-г гг. (1831-1834). В романе «Былое и думы» Герцен по этому поводу писал, что «сен-симонизм лег в основу наших (Герцена и Огарева — прим. автора) убеждений и неизменно оставался в существенном» ^{[7, с. 161]}. Г.Г. Шпет в этой связи верно указывал, что усвоив основную идею Сен-Симона о человеке как о цельном и гармоничном существе, Герцен уже никогда от нее не отказывался ^{[17, с. 207]}. Таким образом, сен-симонизм стал своего рода credo Герцена, которое он сохранял на протяжение всей своей творческой биографии, хотя в целом его точка зрения тяготеет ближе в левому гегельянству (Л. Фейербаху). Однако увлечение социализмом Герцена и Огарева фиксирует лишь одно проявление весьма сильной тенденции в русской общественно-политической мысли 1830-40-х гг., для которой тяга к социалистическим учениям стала своего рода основой. По воспоминаниям П. В. Анненкова, в начале 1840-х гг. книги П. Прудона и Ш. Фурье получили в России широкое распространение, совершив «окончательный переворот в философских исканиях русской интеллигенции»; они «были во всех руках в эту эпоху, подвергались всестороннему изучению и обсуждению, породили, как прежде Шеллинг и Гегель, своих ораторов, комментаторов, толковников, а несколько позднее, чего не было с прежними теориями, и своих мучеников» ^{[1, с. 197]}. В 1840-х гг. русская интеллигенция начинает знакомиться также и с учением К. Маркса ^{[5, с. 619–620]}. Соответственно, к 1860-м годам, началу активной научной и публицистической деятельности Градовского, социалистические учения имели в России устойчивую традицию и ярких идеологов, успевших пострадать за свои убеждения. Более того, в 1860-е гг. формируется также и идейная критика социализма, смысловое ядро которой заключалось в отождествлении социализма с нигилизмом. Так, в работе «Бедность нашей литературы» (1868), имея в виду левых гегельянцев, Прудона и Фурье, Н. Н. Страхов рассуждал, что в Европе есть писатели «которые отвергают все принципы, служившие основою ее жизни» ^{[6, с. 78]}, и именно они нашли в России своих пламенных последователей, называемых Страховым нигилистами; особенно это касается Ш. Фурье, который «есть тайное божество, которому в сокровеннейшем святилище поклонялись главнейшие адепты нигилизма» ^{[6, с. 79]}. Поэтому определяя нигилизм как «отрицание всяких сложившихся форм жизни» и утверждая, что для русской культуры он стал явлением хроническим ^{[6, с. 79]}, Страхов распространял эту характеристику и на социализм, который он понимал в качестве примера идеологии разрушения. Это понимание социализма как варианта нигилизма, направленного исключительно на разрушение всех устоявшихся форм общественной жизни, стало в 1860-х годах для его противников своего рода locus communis.

Градовский в целом такого рода критику принимал и развивал, также считая социализм проявлением нигилистической идеологии. В 1880 г. он опубликовал сборник «Трудные годы. Очерки и опыты», куда вошли его работы за 1876—1880 годы. Сборник содержит политические и социологические работы, среди которых важное место занимает статья «Социализм на западе Европы и в России», посвященная сравнению западного и русского социализма. В данной работе Градовский нацеливается на политическую критику русского социализма, противопоставляя его западноевропейской социалистической традиции. Опираясь на методологию историзма, которая направлена на выявление исторических источников и закономерностей социальных, политических и идеологических феноменов, Градовский сосредоточивается на выявлении исторических истоков социализма на Западе и демонстрации отсутствия аналогичных исторически сложившихся социально-экономических условий в России, что превращает, по его мнению, русский социализм в своего рода несерьезную юношескую игру. Современный социализм (на Западе), являющийся, по мнению Градовского, порождением «новых условий промышленности, создавшихся по мере падения средневековых форм общества» ^{[9, с. 138]}, направлен на решение основной социально-экономической проблемы современности — рабочего вопроса. Поэтому-то основой западного социализма является рабочее движение. Сутью рабочего вопроса является «обеспечение своего существования в настоящем и улучшение своего положения в будущем при помощи видоизменения существовавших отношений рабочего класса к предпринимателям. Исходной точкой явился вопрос о задельной плате, конечной – участие в предприятии и его прибылях» ^{[9, с. 174]}. Стремление к достижению заработной платы, достаточной для материального благополучия рабочего, возвышение его до статуса полноценного участника трудовой деятельности, когда рабочий способен участвовать в принятии решений, касающихся своей трудовой деятельности, и тем самым обеспечение его надежного будущего — все эти задачи, формирующие суть рабочего вопроса, приводят к организации ассоциаций, борющихся за права рабочих и к соответствующей теоретической репрезентации в виде разного рода социалистических учений. Для реализации цели решения рабочего вопроса социализм утверждает два возможных пути: путь преобразований и революционный путь, то есть путь «немедленного и радикального» решения рабочего вопроса. В конечном счете, европейский социализм, как считает Градовский, выбирает революцию и в своих крайних радикальных проявлениях превращается в коммунизм ^{[9, с. 196]}.

Тем не менее несмотря на тягу к революционности, западный социализм глубоко укоренен в социально-экономической и политической истории Европы, благодаря чему радикальные проявления социалистических настроений находят отпор в лице народных преданий, традиций и существующих порядков, которые если и не могут полностью ликвидировать разрушительный потенциал социализма, то по крайне мере способны его отчасти купировать. Острие критики Градовского направлено, однако, на русских последователей социализма. Главные символы русского социализма, Стенька Разин и Пугачев, — своего рода олицетворение идеологии разрушения. Столь высокий интерес к такого рода персонажам продиктован не только и не столько юношеской бесшабашностью русских социалистов, сколько тем, что «наш социализм развивался и развивается в чисто теоретической области, где из каждой посылки могут быть сделаны все логические выводы, без всякого соображения о практической их пригодности. <...> В России крайность его практических выводов (социализма — прим. автора) определяется именно его теоретическим характером. Раз в “теории” признано, что “капиталистическое производство” служит на пагубу рабочим, то, говоря теоретически, почему же не “отобрать” всех фабрик у хозяев и не разрешить, таким образом, рабочего вопроса радикально и разом?» ^{[9, с. 214]}. Именно отсутствие социально-экономической реальности, сопровождающей и обусловливающей развитие западного социализма, приводит к тому, что идеология русских адептов этого учения начинается и оканчивается требованием отрицания и разрушения существующей социально-политической системы. Русский социализм, поэтому, представляет собой не более чем нигилистическое мировоззрение, которое обусловлено разрывом теории и практики, когда социальная теория не отвечает социальной реальности, оставаясь лишь логическим построением, никак не связанным с окружающей действительностью, строящейся на совершенно иных основаниях. Говоря конкретно о социализме, Градовский справедливо показывает, что рабочий вопрос — стержень западноевропейского социализма — не имеет такой же значимости в России, в силу по преимуществу аграрного на тот период устройства российской экономики. Именно поэтому русский социализм обречен оставаться не более чем мечтаниями, оборачивающимися в конце концов пустым нигилизмом. Концентрированным выражением социалистического нигилизма Градовский считает мировоззрение М. А. Бакунина, которого он рассматривал в качестве лидера русских социалистов. «Везде Бакунин, — пишет Градовский, — стоял на стороне самых крайних элементов, как человек “разрушения” по преимуществу» ^{[9, с. 209]}. Для Градовского, «дело Бакунина», как всех русских социалистов, — это бессмысленное и бесцельное разрушение во имя абстрактного блага народа, обоснованное поверхностно заимствованным с Запада учением, оторванным от его конкретных социально-политических и исторических корней. В этом отношении в русской истории можно усмотреть своего рода традицию нигилизма, перешедшего от «революционных демократов» позапрошлого столетия к советским диссидентам, сделавшим своим символом веры бессмысленную борьбу за разрушение существующей государственности во имя не до конца продуманных идеалов либерализма, оказывающихся при ближайшем рассмотрении не более чем поверхностным подражанием всему западному, что Н.Я. Данилевский метко назвал «европейничанием». Парадокс в том, что разные направления общественной мысли и идеологии преломляются в русском сознании одинаковым образом.

Как можно видеть, в целом Градовский понимал социализм в качестве проявления нигилизма, что вполне вписывается в традицию русской антинигилистической литературы, ярко представленной такими авторами как М. Н. Катков, Н. Я. Данилевский и Н. Н. Страхов. Однако подход Градовского, не смотря даже на публицистичность его стилистики, предполагает претензию на научное опровержение нигилизма, что, надо сказать, было в общем характерно для русской консервативно-либеральной мысли (в частности, для Б. Н. Чичерина). В рассмотренной нами работе Градовский отталкивается от метода историзма, рассматривающей корни социальной теории в особенностях исторического развития народов и государств. Такого рода методология обосновывает тезис Градовского о разрыве теории и практики в русском социализме. Но в поиске первооснов социальной теории Градовский стремится к более глубокому рассмотрению. В отличие от авторов преимущественно публицистического склада ума, он в конце концов предложил критику философских оснований социалистических учений, в чем можно увидеть своеобразие этого мыслителя в ряду русских антинигилистических писателей XIX столетия. В данном аспекте Градовского можно поставить в один ряд с именами В. С. Соловьева и Г. Г. Шпета ^[4].

В рассмотренной нами работе Градовский наметил то собственно философское измерение социализма, которое служит основанием именно философской критики этого учения. Мыслитель указывает на односторонность принципов социализма: «принципы социализма столь же односторонни, как и положения манчестерской школы; что Бебель есть, так сказать, Бастиа социализма, как Карл Маркс является социалистическим Адамом Смитом. Иное дело видеть в социализме теорию, дополняющую и исправляющую недостатки другой, и иное — утверждать, что его принципы должны быть исключительными началами общественного устройства» ^{[9, 197]}. Таким образом, в данном отрывке утверждается не о ложности социализма как такового, а о его односторонности и ошибочности его претензий на исключительность, причем в этом аспекте социализм уравнивается Градовским с либерализмом (манчестерской школой). Следовательно, социализм и либерализм рассматриваются Градовским в качестве двух противоположных и одинаково односторонних политических концепций, каждая из которых оказывается ложной прежде всего в своих претензиях на исключительность и теоретическую окончательность.

Это направление рассмотрения социализма прослеживается в более ранних работах Градовского и, видимо, оно составляло константу его взглядов на этот вопрос. В работе «Общество и государство (теоретические очерки)» Градовский пишет о двух идеях, которые противостоят друг другу в современных общественных науках: «идея индивидуальности и идея общественности. Это противоположние — продолжает Градовский — не ново; мы встречаем его на разных ступенях европейской истории и в разные эпохи, только под разными названиями» ^{[10, с. 54]}. Из целостной идеи общества как гармонии между общим и частным социализм и либерализм выделяют односторонние противоположности (индивидуальность и общественность), превращая их в закостенелые догмы, которые не столько неверны как таковые, сколько ложны именно в качестве законченных и исключающих все остальное подходов. Соответственно, либерализм и социализм имеют в своей основе один и тот же исток и одно и тоже обоснование, представляя по сути грани одного и тоже учения. В результате критика социализма как проявления нигилизма превращается у Градовского в теорию, направленную на выявление его философских принципов, в связи с чем Градовский обращается к истории-философии.

В чем же Градовский усматривает философские истоки социализма? Прежде всего, социализм является для Градовского не только «либерализмом наоборот», но также и его непосредственным порождением. Те принципы, которые были заложены в либерализме, нашли свое место и в социалистических учениях. Здесь, однако, важно сказать, что говоря о либерализме, Градовский имеет в виду то, что сегодня принято называть классическим либерализмом ^[15], то есть учение, восходящее к Дж. Локку, французским и английским просветителям и теоретикам утилитаризма (Дж. С. Милль и Г. Спенсер). Сегодня сторонники этой политической и экономической идеологии называют себя либератарианцами ^[2]. В противовес этой традиции социальную и политическую философию Градовского можно считать альтернативным направлением либеральной мысли, основывающейся на идее гармонии между обществом и государством. Именно такой версии классического либерализма и противопоставляет себя Градовский, для которого социализм оказывается лишь развитием классических либеральных принципов. Градовский усматривает три ключевых принципа либерализма, которые оказываются применимыми также и к социализму: 1) космополитизм: «идея “общечеловека” также лежит в основании социалистических доктрин, как и в основе Декларации 1789 г.» ^{[10, с. 36]}, 2) нигилизм: «либеральные принципы <...> были не только преобразовательными, но и разрушительными началами, и в этом отношении они не уступали доктринам социализма» ^{[10, с. 37]}, 3) проповедь свободы: «либералы имели весьма серьезное намерение распространить на всех людей то благо, которое они считали лучшим, драгоценнейшим из всех человеческих благ, — именно свободу, в отсутствии которое они видели главную причину всех современных им зол» ^{[10, с. 37]} — очевидно, что такого рода пафос свободы является не менее значимым и для социалистов. Таким образом, исходя их единой системы предпосылок, либерализм и социализм развивают свои собственные теории, причем исторически именно либерализм оказывается основанием социализма.

С точки зрения Градовского, корни классического либерализма уходит в рациональную метафизику раннего Нового времени и не менее рационалистическую философию XVIII в. Рациональная метафизика XVII в. стремилась объяснить существующую на тот период государственную систему на основании разумных принципов, то есть показать существующее государство как необходимое явление, имеющее априорные истоки. В итоге метафизическая философия «нашла рациональное основание бытия государства, т. е. доказала его безусловную необходимость a priori» ^{[8, с. 62]}, в чем заключалась ее положительное начало. Однако применение рационалистической методологии к фактам привело к тому, что разум стал пониматься в качестве верховного судьи всего существующего. Соответственно, все исторически существующее стало рассматриваться в качестве случайного, а подлинным стал признаваться только логически выстроенный и непротиворечивый идеал, данный разумом. Именно это и произошло в философии XVIII в., которая вопрос метафизики XVII в. об основаниях политического факта, превратила в вопрос о том «как должно быть организовано государство согласно безусловным требованиям разума?» ^{[8, с. 63]}. Теоретически такого рода подход выражен в философии Ж.-Ж. Руссо. Закономерным же итогом этой социальной и политической теории стала революционная практика, нашедшее свое яркое выражение в Великой Французской революции. Поэтому либеральная теория, основанная на метафизическом рационализме, в конечном счете в силу необходимости должна оканчиваться революцией, ведь существующий строй чаще всего не соответствует теоретически выработанному идеалу, а бескомпромиссность в отношении окружающего мира приводит к невозможности ненасильственной трансформации общественного строя. Таким образом, с точки зрения Градовского, в основании классического либерализма лежит, во-первых, субъективизм, возводящий разум как субъективную способность в ранг высшей инстанции человеческого бытия, во-вторых, индивидуализм, являющийся следствием субъективизма, в -третьих, внеисторичность, считающая сознание надисторической константой, не подверженной никаким изменениям, и, наконец, в-четвертых, предпосылка тождества бытия и мышления, без допущения которой логические основания не могут признаваться также и основаниями бытия. Градовский пишет: «На этой почве построены современные теории “разрушения” государства. Если материальная причина и условия их существования заключаются во многих несовершенствах политического мира, то теоретические их основания кроются в существе и последствиях рационализма, царящего до настоящего времени в политических науках» ^{[8, с. 65]}. Речь в данном пассаже идет, очевидно, о социализме как продолжении либеральных принципов: разрушительность социализма имеет свои истоки в либеральном рационализме и неверной, с точки зрения Градовского, философской позиции: субъективизме, перерождающемся в крайний индивидуализм и атомизм либерализма и затем в коллективизм социализма. Как ни парадоксально, если сами социалисты считают себя материалистами и эмпириками, то Градовский по сути показывает, что в основе их мировоззрения лежит рационалистическая просветительская метафизика с присущим ей утопизмом и идеализмом. В этом отношения социалисты в концепции Градовского предстают философски наивными идеалистами и фантазерами. Именно следствием рационализма являются свойственные социализму и классическому либерализму космополитизм и разрушительность. В выявлении такого рода философского обоснования социализма и составляет, на наш взгляд, основной вклад Градовского в критику социализма и формирует особенности его рецепции этого учения. Если прочие критики социализма указывали на его психологические, культурные и социально-политические истоки (Н. Н. Страхов, Н. Я. Данилевский), то Градовский показывает, что нигилизм, свойственный и социализму, и классическому либерализму оказывается главным образом следствием неверных философских оснований. Поэтому-то социализм — это не просто идеология разрушения, а теоретически неверная философская система, борьба с которой должна осуществляться не полицейскими методами, а путем разработки альтернативной философии и политического воспитания.

Рационалистическая метафизика приводит либерализм к индивидуализму, атомизму и механистическому пониманию государства и общества. Градовский пишет: «Существенный порок либерализма как теории и как практики, можно определить в немногих словах: он рассматривает общество и его учреждения как совокупность внешних условий, необходимых только для сосуществования отдельных лиц составляющих это общество. Само общество является простым механическим собранием неделимых, не имеющих между собою внутренней связи» ^{[10, с. 41]}. В конечном счете для классического либерализма общество оказывается не более чем собранием связанных лишь формально-юридической связью индивидов. Так классический либерализм ставит общее в зависимость от частного. В противовес индивидуализму, также отталкиваясь в своих основаниях от рационализма, социализм делает упор на коллективизм. Теоретически верное содержание социализма, по Градовскому, заключается в том, что он показывает связь каждого индивида с социальным целым. Однако на основе коллективистского подхода социализм рассматривает организацию общества так, что она «должна быть прилажена к идее общественной силы, действием своим распределяющей блага материальные и нравственные в массе неделимых» ^{[10, с. 53]}. В результате социализм уничтожает одну из главных опор общества — самостоятельную личность. Этот подход к обществу — как к обществу распределяющему — приводит в конечном счете к тому, что распределяемые блага теряют какую бы то ни было ценность, поскольку не опираются на живые потребности личности. «Для того, — констатирует Градовский, — чтобы человек действительно мог наслаждаться не только нравственными, но даже материальными благами, необходимо, чтобы он находился в полном сознании своей личности» ^{[10, с. 53]}. Таковой подход означает признание в качестве неотъемлемой основы государства и общества зрелой личности, сознающей свою свободу и ответственность. Именно этот тезис становится отправной точной собственной социальной теории Градовского.

Общественная солидарность как принцип национально-прогрессивного государства в политической концепции А. Д. Градовского

Образ социализма предстает в творчестве Градовского в качестве прежде всего теоретически неверной социальной доктрины, имеющей по сути единые источники с либерализмом. В своей социальной и политической философии Градовский ставит цель преодоления дуализма либерализма и социализма и выработки целостной социальной теории. Необходимым элементом такого рода теории является полное отвержение тех разрушительных тенденций, которые оказались свойственны либерализму и социализму как его философскому развитию. На протяжение всей своей творческой биографии Градовский считал себя приверженцем реформаторского пути развития и оставался противником радикальных смен общественно-политического строя. Этим объясняется его поддержка реформ Александра II; В.А. Гуторов в этой связи верно указывает, что «ценной особенностью было умение русского ученого, не поступаясь ни в чем научностью, развивать и пропагандировать реформаторские идеи в духе тех преобразований, которые начали осуществляться в России в эпоху Александра II» ^{[13, с. 192]}. Политические и социальные науки, по мнению Градовского, должны быть направлены на укрепление и развитие начал, заложенных преобразованиями 1860-х годов. Градовский пишет: «Смысл этих преобразований — пробудить самодеятельность общества и открыть средства для проявления этой самодеятельности. Общество, призванное к участию в отправлениях государственной жизни, конечно, будет лучшей средой, в которой разовьется настоящая, связанная с жизнью политическая наука. Когда общество говорит, заявляет о своих нуждах, о своих насущных интересах, когда каждый член общества причастен к жизни государства, <...> в обществе нет места отвлеченным и разрушительным теориям, потому что каждая разрушительная теория идет в разрез с жизнью, развивающейся постепенно» ^{[10, с. 29]}. Общество и государство, индивид и целое не являются для Градовского несовместимыми противоположностями. Социализм и классический либерализм исходят из идеи враждебности общества и государства, выбирая в качестве отправной точки одну из противоположностей, в результате чего отношение между ними рассматриваются в качестве непримиримой борьбы: в этой парадигме общество стремится «отвоевать» себе как можно больше прав у государства, а государство пытается максимально «стеснить» общество и его членов — отдельных граждан. В результате как в либерализме, так и в социализме социальное и политическое целое рассматривается по модели арены для взаимного противостояния и антагонизма. В противовес такого рода подходу, который необходимо отвергает поступательный путь развития — наиболее органичный для общества — Градовский выдвигает идею «солидарности всех государственных и общественных целей» ^{[10, с. 27]}. Общество, представляющее собой органическую целостность свободных и ответственных личностей, должно принимать непосредственное участие в жизни государства и непосредственно в государственном управлении. Именно поэтому Градовский поддерживал повсеместное введение и развитие свободы слова, суда присяжных, выборных органов управления, самоуправляемых общественных союзов, то есть всех форм политической самодеятельности и самоорганизации общества. Наличие такого рода общественных институтов, принимающих деятельное участие в управлении государством, является для Градовского свидетельством политического сотворчества государства и общества, действующих солидарно во имя общих интересов. «Следовательно, — заявляет мыслитель, — отношение государства к обществу не есть отношение победителя к побежденному; общество принимает участие в администрации не потому, что завоевало себе какие-нибудь права, государство содействует осуществлению разных общественных интересов не во имя верховных прав, отнятых им у некоего общества» ^{[10, с. 27]}.

В процессе участия в государственном управлении происходит, по мнению Градовского, политическое воспитание и собственно становление личностью, то есть превращение индивида в свободного члена гражданского общества. Помимо просвещения и образования, построенного на верных теоретических основаниях, такого рода возвышение до политически сознательной и свободной личности является главным средством против разрушительных тенденций классического либерализма и социалистического нигилизма и в этом смысле единственным путем предотвращения революционной смуты. Поэтому развитие общественного самоуправления и политическая либерализация являются насущной потребностью русской государственности. В этом аспекте Градовский оказывается весьма близок к Б. Н. Чичерину, поэтому использую терминологию А. Валицкого, социальную и политическую философию Градовского можно отнести к категории «старолиберальной философии права» ^[3]. Также как и Б. Н. Чичерин, Градовский выступал за реформаторский путь развития России, за введение в стране т. н. либеральных свобод (слова, собраний, труда, совести и пр.) и, наконец, за постепенное самоограничение самодержавия путем расширения гражданского самоуправления, хотя в последнем аспекте Градовский был более осторожен, нежели Чичерин.

Говоря о солидарности общества и государства, Градовский имеет в виду совместное политическое творчество государства и общества ради общей цели: социального прогресса. Основой такого рода прогресса является для него, выражаясь гегелевским языком, «живая субстанция народа». Государство и общество, по его мнению, вырастают из народной жизни и являются оформлением народного самосознания. Государств без народностей не существует: государство для Градовского представляет собой деятельность какого-либо народа и в этом смысле оно является национальным. «Градовский, — верно указывают современные исследователи, — решительно утверждает, что современное государство не может быть никаким иным, как только национальным, поскольку оно не должно возвращаться к средневековой модели — к формальной системе учреждений, извне ограничивающих и направляющих волю людей, а должно органически “вырастать” из духовно-материальной жизни народа — для того, чтобы управлять этой жизнью и делать ее более богатой плодотворной» ^{[14, с. 75]}.

Собственно, время Градовского и было эпохой оформления основы будущей политической карты Европы, когда национальное пробуждение европейских народов было не теоретическим конструктором, а реальным фундаментом для создания новых государств. Градовский писал: «<…> народность есть нормальное, естественное основание государства; <…> назначение государства, ближайшим образом, определяется всесторонними целями народной культуры; <…> государства, в тесном смысле, есть не что иное, как политико-юридическая форма народности» ^{[8, с. 30]}. Каждый народ является носителем своей собственной культуры, формирующей его облик как самостоятельной личности. Государство является производным от народной культуры и выражением народного самосознания. Достигая сознания собственной идентичности, народ стремится к своей независимости, для чего и образует государство как средство обеспечения собственной безопасности и собственного места в мировой истории. Любая народность, вставшая на путь национального развития, вырабатывает два понятия: понятие о своем единстве и своей независимости. Единство — это сознания своего «я», своей особенности и своей собственной специфики и своего творческого облика, понятие же независимости «вытекает из сознания своего права на проявление этой творческой силы в самостоятельной культуре, в оригинальном историческом развитии» ^{[8, с. 72]}. Поэтому-то смысл существования государства и его основная функция заключаются во всемерном развитии народной культуры. «Государство, — пишет Градовский, — не только юридическое, но и культурное явление; оно связано не только с интересами права, но и с интересами промышленности, просвещения, народного здравия благотворительности и т.д.» ^{[8, с. 54]}. Государство оказывается в таком случае прежде всего культурной целостностью народа, который создает его для всемерного развития и поощрения своей культурной идентичности, выражающийся в языке, народных традициях, литературе, науке, поэзии и экономике ^{[8, с. 69]}. Сознание группой людей общности своей культуры и дает, с точки зрения Градовского, начало государственному развитию, которое происходит не на основе неких рациональных установлений, выраженных в формальных или неформальных договорах, как это полагал классический либерализм в так называемой теории общественного договора, а на постепенно в ходе по сути стихийного исторического развития, поэтому-то любое государство для Градовского является исключительно продуктом истории. Ход же исторического развития народностей «подчинен законам образования человеческих пород, языков, религий, зависит от условий среды, т. е. географических, геологических, ботанических и т. д. особенностей страны, сделавшихся местом оседлости народа; он находится в тесной связи с образованием экономического быта в той или другой стране, от развитых комбинаций в разделении понятий, в распределении богатств и зависящего от этих обстоятельств образования и комбинации общественных классов» ^{[8, с. 67]}. Все эти факторы находится за пределами логики и не зависят от воли человека.

Таким образом, по Градовскому, социальный прогресс, на который направлены солидарные усилия общества и государства и ради которого государство как таковое образуется, заключается в развитии национальной культуры. Культура выступает в данном случае основанием бытия государства и общества. Соответственно, причастность национальной культуре является не менее важным условием государственного строительства. Ошибка социализма как развития классического либерализма заключается в безудержном космополитизме, отрицающем значимость национальной культуры для государства. Именно поэтому социалисты, в понимании Градовского, — люди, оторванные от живого корня народной жизни. Такого рода оторванность он видел в М. А. Бакунине, П. Л. Лаврове, П. Н. Ткачеве и других социалистах, которые заимствовали с Запада идеи, не имеющие культурной и исторической укорененности в русской действительности, что и приводило мыслителей этого типа к нигилизму.

В концепции солидарности общества и государства и теории национально-прогрессивного государства Градовского мы встречаемся в особым типом либерализма. В противовес западной рационалистической традиции, приводящей к космополитизму и теории государственного минимализма, а также к социалистическому радикализму, Градовский развивает теорию, основанною на историзме и культурном детерминизме. Историчность и яркий акцент на национальной основе государства выявляет в либерализме Градовского тенденции романтизма. Поэтому либеральная философия Градовского может рассматриваться как вариант политического и социального романтизма, для которого принципиально важными окатываются измерение народной культуры и опора на рассмотрение социальных и политических феноменов в исторической перспективе. Такого рода «романтический либерализм» образует особое направление в русской политической и социальной мысли XIX столетия и отличает его от классического либерализма, выработанного эпохой Просвещения. Поэтому если классический европейский либерализм справедливо назвать просветительским (причем эта традиция, очевидно, не прекращается и во времена Градовского), то русский классический либерализм, возникший по сути лишь XIX веке, можно назвать романтическим. Именно в силу столь большой значимости истории и народной культуры, русский классический либерализм понимает государство не как механичсекий агрегат формально связанных между собой индивидов, а в качестве целостности, основанной на культуре и имеющей национальную культуру в качестве главной цели своего развития. Такого рода понимание государства можно назвать телеологическим, в противовес механицизму, свойственному гражданской философии эпохи Просвещения: солидарное творчество общества и государства направлено на созидание национальной культуры как главной цели общественного прогресса. Следовательно, с позиций Градовского, социализм, который является развитием классического либерализма, также оказывается не более чем продолжением просветительской философии.

В данном аспекте очевидной становится близость Градовского к славянофильству, которому он симпатизировал. Коллега Градовского по Санкт-Петербургскому университету — профессор историко-филологического факультета и историк-славист, видный представитель позднего славянофильства — В. И. Ламанский также тесно связывал сферу языка, народной культуры и политической организации. В одной из своих заметок Ламанский прямо связывает либерализм и патриотические стремления современности. «Нынешний европейский либерализм кажется враждебнее самого Меттерниха относится к космополитическим идеям и опирается на самые тонкие исторические и этнографические изыскания» ^{[16, с. 165]}. Такого рода либерализмом как раз и был либерализм Градовского. Также как и для Градовского, для Ламанского государство немыслимо без народной основы, представленной прежде всего в языке и литературе. Только создав свой литературный язык как основу культуры, какой-либо народ может рассчитывать на политическое объединение и политическое благополучие. Именно поэтому культурное развитие служит основой для государственности, без которого оно не имеет оснований. В данном аспекте, как видно, между точкой зрения Ламанского и Градовского можно найти много общего, имеющего своим источником романтизм. Такого рода романтизм и оказывается в конечном счете той философской основой, которую Градовский противопоставляет просветительскому либерализму и социализму: против метафизического рационализма и космополитизма он выставляет историчность и акцент на национальности.

Заключение

В заключение следует сказать, что оценка и интерпретация социализма, данная Градовским, отражает общую специфику восприятия социализма и марксизма в России во второй половине XIX в. Противники этих политический учений видели в них разрушение и хаос, а их адептов рассматривали в качестве малообразованных смутьянов. В связи с этим основой борьбы с социализмом была в данном случае критика нигилизма. Позиция Градовского выделяется на этом фоне глубиной и продуманностью, ведь Градовский видит в социализме прежде всего неверную философию, являющуюся странным рефлексом отжившей эпохи — Просвещения. Однако много ли эта критика говорит о самом социализме? Думается, что в большей степени она является симптомом общей общественно-политической ситуации, в которой ощущали себя ее авторы — а это ощущение надвигающейся катастрофы, соавторами которой в равной мере оказались как правительство, так и социалистическая оппозиция. Сторонники «старолиберальной» школы, к которой мы относим Градовского, ясно понимали ошибочность государственной политики и архаичность существовавшего государственного и социального строя, а в русских адептах социализма видели отражение глубокого кризиса, поразившего основы российского государства. Поэтому та позитивная программа, которую предлагал, в частности, Градовский, предполагала постепенное реформирование существующего государства, которое только и способно было исключить те отрицательные начала, воплощением которых являлись русские социалисты-революционеры. Свое восприятие русских социалистов Градовский в результате проецировал на социализм в целом. Тем не менее его философская критика раскрывает ряд особенностей социализма и марксизма, которые можно признать их родовыми недостатками, к числу которых в первую очередь относится игнорирование национальной специфики и роли национальной культуры в жизни государств и обществ. Такого рода пренебрежение к национальным традициям и исторически сложившимся культурным особенностям народов оказалось также и тем пороком русского социализма, которые привел к попытке реализации социалистической теории на почве, культурно-исторически для нее неподготовленной. В этом отношении традиция классического русского либерализма с ее романтическими тенденциями оказалась до сих пор неуслышанным голосом русской философии, значимость которой не потеряла актуальность и по сей день. Градовский раскрыл сущность социализма как просветительской философии и показал, что он, как и классический либерализм, который продолжает сегодня господствовать, став своего рода непререкаемой идеологией, исходят из теоретически неверных посылок, полная и последовательная реализация которых невозможна. Поэтому современный западный либерализм, с этой точки зрения, оказывается лишь обратной стороной социализма, поскольку он основывается на тех же самых философских основаниях. В этом отношении собственная теория общества и государства Градовского, которую мы обозначили как телеологическую, представляется плодотворным философским проектом, объясняющим в том числе и реальной существующие государства. Более того, в телеологической теории общества и государства можно усмотреть особенность всего русского классического либерализма, поскольку данная особенность свойственна в равной мере либеральной философии Б. Н. Чичерина и К. Д. Кавелина. Обращение к данной социологической и политической концепции представляется продуктивным в том числе и для современных общественных наук.