The analysis of multilateral international regulation of foreign investments from the perspective of the “Asian Energy Ring” countries (China, South Korea and Japan)

Belikova Ksenia Michailovna ORCID: 0000-0001-8068-1616 Doctor of Law Professor of the Department of Entrepreneurial and Corporate Law, Kutafin Moscow State Law University, Professor 125993, Russia, Moscow, Sadovaya-Kudrinskaya str., 9 BelikovaKsenia@yandex.ru Other publications by this author

Наряду с национальной инвестиционной политикой, создающей инвестиционный климат внутри той или иной страны, принимающей инвестиции, большой вклад в дело привлекательности юрисдикции для капиталовложений вносят международные акты в сфере инвестиционной деятельности. Не столько сами, как таковые, сколько ратифицированные или иным образом оказывающие воздействие на подходы национальных правовых систем. Поэтому, по нашему мнению, необходимо уяснение, научное осмысление и анализ правовой природы норм, регулирующих инвестиционные отношения, ибо мы полагаем верным утверждение о том, что понимание истинности природы института возможно лишь при внимании (наряду с экономическими его задачами) и к средствам, которыми решение этих задач обеспечивается [1. С. 87]. Поэтому предметом настоящей статьи выступят международно-правовые средства регулирования инвестиционной деятельности в ракурсе подходов стран «Азиатского энергетического кольца» - Китая, Южной Кореи и Японии.

Сразу нужно отметить, что с позиции признания международно-правовых норм Китай руководствуется Пекинским консенсусом (Beijing Consensus), в рамках которого для достижения целей государства допустимо поддерживать авторитарный режим, предполагающий сильную исполнительную власть, и основываться при этом на приоритете над социальной справедливостью и политической демократией экономического развития ^[2]. В Южной Корее ратифицированные международные договоры, как и общепризнанные нормы международного права, имеют ту же силу, что и внутренние законы и становятся частью правовой системы РК согласно ст. 6 Конституции 1948 г. ^[3] В Японии любые акты, вступающие в противоречие с положениями Конституции согласно ее ст. 98, не имеют юридической силы. Однако, Конституция, являясь верховным законом страны, и в этой же статье предписывает добросовестное соблюдение заключенных Японией договоров. Практически мнения всех исследователей едины в том, что одобренные Парламентом договоры в национальной правовой системе Японии имеют силу закона [4. С. 102-113.].

Среди международных договоров следует прежде всего следует коснуться положений актов Всемирной торговой организации (далее – ВТО) (Россия присоединилась в ВТО в 2012 г., Китай – в 2001 г., Южная Корея и Япония - в 1995 г.), в число членов которой входят все страны, исследуемые в настоящей статье, таких как: Генеральное соглашение по торговле услугами ^[5] (далее - ГАТС) и Соглашение по инвестиционным мерам, связанным с торговлей ^[6](далее – ТРИМС), поскольку, несмотря на то, что в сфере интересов ВТО, в основном, находятся межгосударственные торговые отношения, для этой организации интерес представляют также межгосударственные инвестиции вследствие их заметного влияния на изменения в мировой торговле [7. С. 87-95.]. В соответствии с положениями ГАТС каждый из членов ВТО (п. 2 ст. II и ст. XVI) вправе, установив режим наибольшего благоприятствования (РНБ) в отношениях с рядом стран, впоследствии изъять из-под действия этого режима отдельные сектора услуг, закрепляя этот факт в виде Перечня изъятий из РНБ [8. P. 186]. Такие изъятия допустимы на срок не более десяти лет в также в целях устранения двойного налогообложения; в отношении договоров в сфере государственных закупок, торговли на приграничной территории, направленных на интеграцию в экономике и рынка рабочей силы [9. С. 152]. Например, несмотря на членство в ВТО в РФ сохранен запрет для иностранных лиц иметь в собственности земли сельскохозяйственного назначения и приграничные ^[10]. Согласно положениям ТРИМС, которые учтены в качестве договоренностей в Генеральном соглашении по тарифам и торговле (далее – ГАТТ), подписанном в Уругвае, члены ВТО обязаны не осуществлять действия и не принимать решения, которые способны свести на нет принцип национального рынка. В соответствии с этим принципом страны-участники ВТО обязаны иностранным и отечественным поставщикам товаров или услуг обеспечить на внутреннем национальном рынке единый правовой режим. Одновременно иностранные инвесторы должны получить гарантии невозможности применения к ним со стороны государства принудительных мер (типа национализации или конфискации) и ухудшения правовых условий деятельности из-за изменений законов (стабилизационная оговорка). Изменения, происходящие в национальных правопорядках стран-участниц ВТО в соответствии с установлениями ТРИМС, положительно влияют на их инвестиционный климат. Например, в Китае до внесения в 2001 г. соответствующих изменений в ранее действовавший Закон 1979 г. «О [паевых] совместных предприятиях с китайским и иностранным капиталом», согласно которым сырье, топливо и другие материальные средства совместное предприятие получило право закупать не только в Китае, но и на мировом рынке (ст. 10 Закона), до этих изменений иностранные инвесторы обязаны были производить закупку минерального сырья, топлива и других материалов исключительно в Китае [11. С. 61]. Сходным образом этот вопрос стал решаться после 2001 г. и в ст. 15 Закона 1986 г. «О предприятиях, основанных на иностранном капитале» и ст. 19 Закона 1988 г. «О совместных кооперационных предприятиях китайского и иностранного капитала» [12. С. 35, 36].

Далее выделим такие универсальные конвенции, как: Конвенция об урегулировании инвестиционных споров между государствами и физическими или юридическими лицами других государств 1965 г. ^[13] (далее – Вашингтонская конвенция), Конвенция об учреждении многостороннего Агентства по гарантиям инвестиций, подписанная в Сеуле в 1985 г.^[14] (далее – Сеульская конвенция); Конвенция о защите иностранной собственности Организации экономического сотрудничества и развития 1967 г.^{[15; 16. С. 191-196]} (далее – Конвенция ОЭСР).

В Вашингтонской конвенции, например, сформулированы регулирующие нормы двух групп: применительно к деятельности МЦУИС и устанавливающие регламент решения инвестиционных споров [17. С. 106-113]. Для целей защиты иностранных инвестиций интересна вторая группа норм, в которых заложен механизм действия МЦУИС.

Несмотря на успешное восприятие государствами ее подходов, Вашингтонская конвенция не могла всегда безотказно и эффективно обеспечивать защиту иностранным инвесторам. Например, итогом рассмотрения в соответствии с ее положениями некоторых инвестиционных споров явилось нарушение прав принимающих инвестиции государств, что способствовало последующему выходу из Конвенции некоторых стран (Боливия - 2007 г., Эквадор - 2009 г., Венесуэла - 2012 г.) [18. С. 122-128].

В настоящее время позиция парламентариев Республики Корея близка к этому мнению, полагающих, что допустимость инициации арбитражных разбирательств инвесторов против государства (Кореи) является правовым хаосом ^[19]. Такое мнение появилось после того, как в 2012 г., Южная Корея во второй раз столкнулась с разбирательством в МЦУИС в деле LSF-KEB Holdings SCA and others v. Republic of Korea ^{[20; 21]}. Цена претензии на основе нарушения положений двустороннего инвестиционного договора между Бельгией / Люксембургом и Кореей - 4,4 млрд. долл., претензия возникла из утверждения о задержках регламентного характера со стороны корейских банковских органов в связи с попыткой компании Lone Star продать свою долю в Korea Exchange Bank, а также неправомерного обращения с инвестором корейских налоговых органов [22. С. 109-117]. В этой связи специалисты по инвестиционным спорам (всего 47 исследователей из Национального университета Сингапура (National University of Singapore), Лондонского университета (University of London), Йоркского университета (York University) и др.) подготовили и опубликовали «Публичное заявление относительно международного режима инвестиций» от 31 августа 2010 г. ^[23] о том, что государства вправе производить регулирование этой сферы в интересах общества, и они не должны быть подчинены интересам инвесторов. Решения, сформулированные арбитрами против государств, отражают слишком широкое толкование сути инвестиционных соглашений, которой во главу рассмотрения спора ставит необходимость защиты собственности и интересов транснациональных корпораций, нанося фактом непризнания права государства на регулирование и права народов на самоопределение значительный ущерб. Эта ситуация обусловила необходимость создания международной системы страхования иностранных инвестиций, реализованной в Сеульской конвенции, на основе которой МАГИ выдает страховые гарантии от рисков ограничения свободы перевода прибыли и др. инвестора или конвертации национальной валюты в валюту иностранного государства, экспроприации, войны и гражданских беспорядков, нарушения инвестконтракта (URL: https://www.miga.org/ (дата обращения: 09.08.2019)). Нужно отметить в этой связи, что принятию Сеульской конвенции предшествовало принятие проекта Конвенции ОЭСР, согласно положений которой принимающее инвестиции государство обязано обеспечивать защиту, безопасность и недопущение дискриминации относительно собственности, принадлежащей гражданам других стран, справедливые и равные (со своими согражданами) отношения с иностранными гражданами без использования прямых или косвенных мер для лишения их собственности, потому что правовой способ реализации подобных мер определяется только общественными интересами и выплатой справедливой компенсации. Однако, эта Конвенция до сих пор является проектом. Как бы то ни было, мы полагаем, что увязанные вместе эти конвенции работают на благо создания универсального механизма регулирования инвестиционных отношений.

Что ценного в практическом плане содержат эти конвенции?

Вашингтонская конвенция, которую из числа стран Азиатского энергетического кольца ратифицировали КНР (1968), РК (1967) и Япония (1965), хотя и не содержит определения понятия «инвестиция», оно обретает форму в толкованиях арбитров, которые пользуются для уяснения такого смысла подходами национального законодательства страны-реципиента инвестиций или нормами заключенных международных межправительственных соглашений [24. С. 33-43; 25. С. 167-174]. Так, в деле Salini Costruttori S.P.A. and Italstrade S.P.A. v. Kingdom of Morocco (2001) ^[26] МЦУИС были использованы такие критерии для признания объекта капиталовложением и инвестицией, как: его долговременный характер, нацеленность на развитию экономики страны-реципиента, внесение в виде существенного капитала, подвергающегося рискам, и предполагающего постоянный доход. Отношение рассматриваемых стран к этой конвенции таково.

Условием для обращения в МЦУИС в рамках Вашингтонской конвенции является либо ратификация Конвенции, либо отсылка к ней межправительственного соглашения о поощрении и защите иностранных инвестиций между странами. По этому поводу в ст. 25.1 Конвенции говорится о необходимости наличия письменного соглашения между сторонами относительно передачи спора в МЦУИС. В 1978 г. КНР был подписан Дополнительный протокол (действует в редакции 2006 г.), дополняющий ратифицированную им Вашингтонскую Конвенцию и закрепляющий в ст. 9 обязанность для частных инвесторов при возникновении споров, перед их передачей на разбирательство в МЦУИС или в арбитраж ad hoc, пройти внутреннее административное урегулирование, установленное законами и иными правовыми актами страны-реципиента инвестиций. Такое требование зафиксировано, в ст. 26 нового Закона 2019 КНР «Об иностранных инвестициях» (Декрет Председателя КНР № 26 от 15 марта 2019 г., вступающий в силу 1 января 2020 г.) ^{[27; 28]}. Этим Дополнительным Протоколом китайский законодатель, по сути, ужесточил положения ст. 26 Вашингтонской конвенции, устанавливающей право государства требовать от иностранных инвесторов в целях разрешения споровсначала обращаться в национальные административные или судебные органы. Такое обращение будет выражением согласия передать спор на рассмотрение в МЦУИС. Однако, кроме подписания Дополнительного протокола, КНР при ратификации Вашингтонской конвенции воспользовалась п. 4 ее ст. 25 и заявила об ограничении компетенции МЦУИС [29. С. 25-33] по вопросам компенсации в случаях экспроприации и национализации собственности инвестора, невзирая на то, что п. 1 ст. 25 конвенции распространен на все инвестиционные споры, о которых сторонами письменно выражено согласие об их передаче для разрешения в международные учреждения (Россия, например, подписала, но не ратифицировала Вашингтонскую конвенцию).

В период 1960-1990-хх гг. Южная Корея, не сделавшая оговорок к Вашингтонской конвенции, демонстрировала исключительную приверженность МЦУИС, что видно из анализа ее межправительственных соглашений того времени, которые предусматривали урегулирование спора в МЦУИС с оговоркой об исчерпании обращением в МЦУИС права на арбитражное урегулирование (напр., соглашение с Нидерландами (1974), с Великобритания (1976)) или без такой оговорки (напр., соглашение с Бельгийско-Люксембургским экономическим союзом (1974), с Францией (1977), с Данией (1988), с Австрией (1991)) и др.[30. P. 6]. С 2012 г., как отмечалось выше, позиция РК стала более осторожной.

Во многих двусторонних инвестиционных соглашениях Японии предусматривается, что споры, касающиеся иностранных инвестиций в Японию, передаются на урегулирование в МЦУИС. Так, например, согласно положениям ст. 11 Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Японии о поощрении и защите капиталовложений (заключено в г. Москве 13.11.1998) (URL: http://docs.cntd.ru/document/901764891 (дата обращения: 08.08.2019)) (далее – Соглашение 1998 г.) относительно возможных споров стороны договорились, что любой спор сторон Соглашения 1998 г. относительно капиталовложений на территории другой стороны решается путем переговоров между сторонами, что не препятствует обращению к административному или судебному способу урегулирования спора на территории другой стороны. Если это не помогло, можно передать спор на рассмотрение путем примирения или арбитража в МЦУИС: а) согласно Вашингтонской конвенции, при условии, что она вступила в силу для обеих сторон Соглашения 1998 г. или б) согласно Дополнительному протоколу к Вашингтонской конвенции, если Вашингтонская конвенция не вступила в силу для обеих сторон Соглашения 1998 г., либо путем арбитража согласно Арбитражным правилам ЮНСИТРАЛ. Вынесенное арбитражное решение окончательно и обязательно для сторон (п 1 и 2 ст. 11 Соглашения 1998 г.).

Ни одного арбитражного дела, в котором предметом рассмотрения было бы толкование двусторонних инвестиционных соглашений Японии, пока не было. Что касается арбитража типа «инвестор-государство» японское правительство неоднократно указывало, что такой арбитраж важен для защиты японских предприятий, инвестирующих за рубежом, поскольку возможность урегулирования инвестиционного спора с принимающим государством посредством международного арбитража повышает предсказуемость и правовую стабильность деловой среды принимающего государства. Правительство также заявило о своем намерении продолжать добиваться включения арбитражных оговорок между инвесторами и государством в будущие переговоры по заключению новых межправительственных соглашений. Примером такого подхода может служить недавнее дело JGC Corporation v. Kingdom of Spain ^[31], обусловленное вложением средств японского предприятия JGC Corporation в акционерный капитал двух солнечных тепловых электростанций в Кордове (Испания). Претензии японской компании вытекали из ряда реформ в области энергетики, проведенных правительством Испании и затрагивающих сектор возобновляемых источников энергии, включая введение 7%-го налога на доходы от производства электроэнергии и сокращение субсидий производителям возобновляемых источников энергии. Идея защиты интересов инвесторов в международном арбитраже была подтверждена министром иностранных дел Японии на заседании комитета Палаты представителей по иностранным делам 16 мая 2018 г. при ответах на вопросы относительно вклада Японии в реформу арбитража между инвесторами и государством ^[32].

Очевидна заинтересованность иностранных инвесторов в беспристрастности и компетентности учреждений, предназначенных для разрешения споров и не находящихся в юрисдикции принимающего инвестиции государства. Это связано с тем, что международный коммерческий арбитраж по сравнению с государственными судами обладает существенными объективными преимуществами: неформальный характер и краткосрочность арбитражных разбирательств, обеспечивающие экономию времени и издержек; отсутствие интереса и предвзятости у арбитров; возможность согласовать выбор процедуры и применяемое право для решения спора; исполнение арбитражных решений согласно Конвенции ООН о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений от 10 июня 1958 г. (Нью-Йоркская конвенция) (URL: http://www.uncitral.org/uncitral/ru/uncitral_texts/arbitration/NYConvention.html (дата обращения: 27.01.2018)).

Сеульская конвенция, учредившая МАГИ, - это универсальный международно-правовой акт в области страхования инвестиций, ее главная задача - поощрять иностранные инвестиции в экономически развивающихся странах, предоставляя иностранным инвесторам дополнительных гарантий от некоммерческих рисков и оказывая технические услуги для улучшения инвестклимата в принимающей инвестиции стране. Для урегулирования проблем, возникающих при иностранных инвестициях, МАГИ пользуется разными правовыми средствами – как страховщик (суброгат) вступает в отношения с иностранными инвесторами (страхователями, держателями гарантий) на основании заключаемого договора о гарантии, согласно которому держатели гарантии обязуются регулярно (раз в год) оплачивать страховой взнос МАГИ, а последнее несет обязанность уплатить компенсацию убытков страхователей, возникших при наступлении одного из перечисленных в договоре некоммерческих рисков. Итогом наступления страхового случая в виде национализации собственности иностранного инвестора, например, является переход к МАГИ всех прав и требований частного инвестора к государству-реципиенту инвестиций на основании ст. 18 Сеульской конвенции и принципа суброгации.

Примерами обращения Китая, Южной Кореи и Японии к обозначенному механизму служат следующие проекты:

· долгового финансирования (debt financing) китайским Bank of China (HongKong) Limited проекта в Мьянме, осуществляемого мьянманским Myanmar Fiber Optic Communication Network Co., Ltd. по прокладке третьей очереди оптоволоконного кабеля протяженностью 4500 км (Third HyalRoute Fiber Optic Cable Network Project). В рамках общенациональной программы по прокладке 62 тыс. км таких кабелей этот проект предполагает собой реализацию первого этапа третьей очереди и нацелен на прокладку 4300 км прямых подземных магистральных кабелей в 7 штатах Мьянмы и 200 км подземных кабелей, закрытых кабелепроводами, в городских районах Мьянмы. Общий объем инвестиций в этот проект оценивается в 112.4 млн. долл. США, в том числе 100 млн. долл. США в виде долгового финансирования от Bank of China (Hong Kong) Limited и12.4 млн. долл. США в виде долевых инвестиций от другого инвестора - HyalRoute Communication Group Ltd. Ожидаемое начало строительства - июль 2019 г. Китайский банк подал заявку в МАГИ для покрытия своего не акционерного кредита и процентов на него на общую сумму 116,28 млн. долл. США на срок в 5 лет от рисков ограничения свободы перевода прибыли и др. инвестора, экспроприации, войны и гражданских беспорядков ^[33].

Другой пример - инвестиции Industrial and Commercial Bank of China, Limited (ICBC) в проект компании ACWA Benban One for Energy, JSC (Египет). Проект является частью второго раунда египетской Программы Feed-in-Tariff (FIT Programe). Нужно отметить, что такая программа применяется многими странами (РК, Японией и др.) и предполагает установление и применение для всех видов возобновляемых источников энергии т.н. «зеленого тарифа» (FIT), который является одним из самых широко используемых стимулов перехода от традиционных расходуемых источников получения энергии (сжигание топлива, атомные станции и др.) к возобновляемым (сила ветра, тепло солнца и др.). Установление этого тарифа предоставляет поставщикам электроэнергии, полученной из возобновляемых источников, две базовые гарантии в виде беспрепятственного подключения к существующим электросетям и права на заключение долгосрочных контрактов поставки электроэнергии и одну существенную преференцию - возможность самостоятельного установления цен на эту электроэнергию для покрытия издержек ее производства. Такие гарантии и преференции одновременно с полным открытием рынка «зеленой электроэнергии» и свободным вхождением на него выдаются не только корпоративным структурам разного размера, но и индивидуальным предпринимателям и частным лицам [34. С. 106-117]. В рамках такой Программы в Египте предполагалось проектирование, разработка, строительство, эксплуатация и техническое обслуживание созданного инвестором независимого источника энергии, основанного на использовании солнечных лучей (solar IPP facility) мощностью 50 МГв, расположенного на территории массива солнечных электростанций (мега-СЭС) в хабе под названием Benban Solar Park (египетская провинция Асуан) ^[35]. Дело в том, что Египет нуждается в дополнительных генерирующих мощностях для удовлетворения растущего спроса на энергию и поддержку экономического роста и развития частного сектора. Несмотря на существующую добычу углеводородов и разведку значительных новых газовых месторождений, Египет является импортером энергии, причем на импорт ископаемых видов топлива приходится более 90% его генерации. Поэтому данный проект позволит увеличить существующие генерирующие мощности при одновременной диверсификации структуры производства электроэнергии и повышении самообеспеченности за счет снижения зависимости от импорта энергии на основе ископаемого топлива. Помимо того, что этот проект сделает экономику Египта менее уязвимой к колебаниям цен на нефть и газ, он позволит сократить выбросы углекислого газа за счет производства безэмиссионной электроэнергии в соответствии с Парижским соглашением. 15 декабря 2017 г. МИГА согласилась выдать ICBC Китая гарантии в размере 39 млн. 755 тыс. 492 долл. США для реализации им инвестиций. Гарантии предоставлены сроком до 20 лет и покрывают риски запрета конвертации валюты и ограничения свободы перевода прибыли и др. инвестора, нарушения контракта, начала военных действий и гражданских беспорядков ^[36];

· долевых инвестиций (equity investments) южнокорейских компаний Korea Water Resources Corporation (“K-water”) и Hyundai Engineering Co., Ltd. (“HEC”) в компанию Tina Hydropower Limited (“THL”) (Соломоновы острова) для разработки, строительства, финансирования, эксплуатации и технического обслуживания гидроэлектростанции мощностью 15 МВт на реке Тина (Tina River) в 20 км от столицы Соломоновых островов г. Хониара (Honiara) на условиях «строй-владей-эксплуатируй-передавай» (build-own-operate-transfer, BOOT). Проект будет реализован компанией THL со специальной правосубъектностью, которой владеют компании K-water и HEC. THL будет продавать электроэнергию Управлению электроэнергетики Соломоновых островов (Solomon Islands Electricity Authority) - государственной вертикально интегрированной энергетической компании - в рамках 30-летнего соглашения о покупке электроэнергии (PPA). Такая договоренность достигнута в рамках подписанных с правительством Соломоновых островов 6 декабря 2018 г. THL Соглашений о реализации проекта (Implementation Agreement) и о государственных гарантиях (Government Guarantee Agreement). Желая осуществить этот проект, инвесторы подали заявку на получение гарантии МАГИ в размере 14,1 млн. долларов США сроком на 20 лет от рисков запрета конвертации валюты и ограничения свободы переводов прибыли и др. инвестора (currency inconvertibility and transfer restriction), экспроприации (expropriation), войны и гражданских беспорядков (war and civil disturbance), нарушения условий договора (breach of contract) – это практически весь спектр страховых рисков, покрываемых МАГИ. Это первый в истории Соломоновых островов гидроэнергетический проект такого масштаба; ожидается, что мощность электростанции составит 78,35 ГВт·ч в год ^[37].

Другой южнокорейский проект – это капиталовложения корейских Korea South-East Power Co., Ltd., Daelim Industrial Co. Ltd. и Kyeryong Construction Industrial Co., Ltd. в гидроэнергетический проект - Upper Trishuli-1 Hydropower Project (“UT1”), в рамках которого предполагается строительство, эксплуатация и техническое обслуживание гидроэлектростанции на реке Тришули в Непале мощностью 216 МВт по заказу непальской компании Nepal Water & Energy Development Company Pvt. Ltd. Инвесторы предполагают продавать электроэнергию национальной коммунальной службе Непала - Непальскому управлению электроэнергетики (Nepal Electricity Authority) - для внутренних поставок в соответствии с 30-летним Соглашением о покупке электроэнергии (power purchase agreement). Проект будет реализован опять-таки на условиях «строй-владей-эксплуатируй-передавай» (BOOT) на основе 35-летнего концессионного соглашения (Project Development Agreement), заключенного инвесторами с правительством Непала в лице министерства энергетики, водных ресурсов и ирригации. Проект имеет стратегическое национальное значение и будет крупнейшей прямой инвестицией в экономику Непала на сегодняшний день; он увеличит внутреннее энергоснабжение страны примерно на 20% по сравнению с сегодняшним его уровнем и обеспечит тем самым около 40% от необходимой Непалу в сухой сезон мощности 1,456 ГВт·ч чистого годового объема производства, который включает и пиковые зимние месяцы спроса. Ожидаемая дата ввода объекта в эксплуатацию - март 2024 г. Инвесторы подали заявку на получение гарантий МАГИ на сумму до 150 млн. долл. США на срок до 15 лет от угрозы нарушения контракта ^[38];

· инвестиций японской компании Mizuho Bank, Ltd. и других международных кредиторов (будут определены позднее) в Cambodian Transmission Limited (Камбоджа) в рамках проекта, предусматривающего предоставление кредита существующему оператору высоковольтной линии электропередачи в Камбодже. Проект позволит повысить финансовую жизнеспособность оператора линии электропередачи за счет предоставления кредита от международных банков на конкурентных условиях. Кредиторы подали заявку на получение гарантий МИГА, покрывающих до 76 млн долл. США их долговых инвестиций в проект. Гарантии будут иметь срок до 10 лет, обеспечивая покрытие от рисков ограничения свободы перевода прибыли и др. инвестора, экспроприации, войны и гражданских беспорядков и нарушения условий контракта. Предполагается, что проект будет способствовать демонстрации жизнеспособности иностранного кредитования и (частичного) входа иностранных инвесторов в энергетический сектор Камбоджи. Это позволит заменить иностранное финансирование со стороны государственных предприятий иностранным коммерческим финансированием и будет способствовать дальнейшему привлечению иностранного капитала для финансирования проектов в стране и/или диверсификации его источников ^[39].

Другой японский проект, гарантированный МИГА, - это не акционерный кредит (non-shareholder loan) от японского Bank of Tokyo-Mitsubishi UFJ, Ltd. банку Мьянмы - Co-operative Bank Ltd. За счет этого кредита планируетсяфинансировать расширение названного банка в Мьянме: сейчас он насчитывает 76 филиалов и планирует расшириться в течение ближайших трех-пяти лет до 200 филиалов по всей стране, а также начать предоставлять кредиты предприятиям малого и среднего бизнеса Мьянмы. Проект основан на достигнутом в 2012 г. стратегическом альянсе этих двух банков. Кредитор подал заявку на получение гарантии МАГИ в размере до 14.3 млн. долл. США на срок до 6 лет от рисков ограничения свободы перевода прибыли и др. инвестора, экспроприации, войны и гражданских беспорядков ^[40].

Конвенция ОЭСР – это проект международного договора по вопросу экспроприации иностранных инвестиций. В настоящее время членство в ОЭСР показывает высокий уровень деловых отношений, что для иностранных инвесторов является своеобразной гарантией или «знаком качества» такой среды ^[41]. Дальнейший успех этой Конвенции, например, в Китае обусловлен тем, что вступление в ОЭСР (после вступления в ВТО в 2001 г.) в долгосрочной перспективе находится в числе приоритетов китайской внешней политики. Наряду с Бразилией, Индией, Индонезией и ЮАР Китай считается страной реализации второго расширения ОЭСР ^[42]. Основные критерии, обеспечивающие вступление государства в эту организацию, заключаются в следовании рыночной экономике и в изменении национального законодательства согласно стандартам и нормам ОЭСР. Достижение этих целей обеспечивается консультативным и техническим содействием специалистов ОЭСР в создании специального национального законодательства (антимонопольного, инвестиционного, приватизации, банковского, страхового, науки и технологий и пр.). В этом направлении в КНР проводится активная работа ^[43]. Такой вопрос не стоит перед членами ОЭСР – Южной Кореей (с 1996 г.) и Японией (с 1964 г.). Нужно отметить в этой связи, что по факту принимающие инвестиции государства не готовы брать на себя обязательства в объеме, требуемом Конвенцией ОЭСР, поэтому она до сих пор и остается проектом.

Таким образом, изложенное наглядно свидетельствует о том, что рассмотренные международные акты являются действенным механизмом обеспечения (напр., Сеульская конвенция) и защиты интересов (напр., Вашингтонская конвенция) интересов инвесторов. Дальнейшая работа видится на пути ратификации конвенции ОЭСР, исходя из того, что собственность является одним из наиболее важных ресурсов, которым располагают физические и юридические лица (инвесторы или нет).