The European and Russian policies on preventing cyberterrorism (on the example of fight against Cyber Jihad

Введение

Джихад означает духовную борьбу правоверного мусульманина, его рвение на пути Аллаха и является важным религиозным долгом в исламе. Но сегодня некоторые люди используют идею джихада в целях политической пропаганды насилия и экстремизма. Интернет представляет собой опасную среду, в которой может публиковаться любая информация, включая материалы, призывающие нанести ущерб целостности существующих государств, к созданию незаконных вооруженных формирований и осуществлению террористических актов. Основные черты глобальной сети – огромные массивы ежедневно размещаемой информации и отсутствие цензуры – предоставляют возможности для пропаганды религиозного экстремизма и терроризма. «Кибер-джихад» сегодня преследует несколько целей: привлечение новых боевиков, поощрение финансовых пожертвований на террористическую деятельность, усиление страха за общественную безопасность в странах, где доминируют преимущественно западные ценности.

Европейские страны и Россия в последние годы столкнулись с ужасными террористическими атаками, связанными с ИГИЛ (организация, запрещенная в России) и «джихадистской» идеологией: в Париже, Лондоне, Ницце, Брюсселе, Волгограде, Санкт-Петербурге и многих других местах. В 2019 году в католическую Пасху произошла крупнейшая террористическая атака за всю историю Шри-Ланки. Взрывы прогремели одновременно в трех церквях и трех элитных отелях. Более 300 человек погибли. Террористическая группа «Исламское государство» взяла на себя ответственность за нападение. Этот и многие другие террористические акты, происходящие по всему миру, заставляют нас задуматься о правовом и техническом регулировании кибербезопасности на глобальном уровне. Цель настоящей статьи – раскрыть особенности противодействия враждебной террористической пропаганде в Интернете в ЕС и России.

Разные страны мира исторически имеют различные политико-правовые подходы к свободе распространения информации. Эта тема уже привлекала внимание таких исследователей как Н.Б. Ельчанинова ^[1], Дж. Хиллер и Р. Рассел ^[15], Л. Тосони ^[22] и многих других. Достаточно большой пласт работ посвящен анализу информационного «джихада» и пропаганде терроризма: И. А. Саитов, А.Е. Миронов, А.В. Королев ^[5], В.А. Соснин ^[6], М. Лакоми ^[16], К. Малин ^[17], Т. МакКейб ^[18] и др. Вместе с тем, неисчезающая актуальность данной проблемы, то значение, которое Интернет играет в современной жизни, возможные угрозы новых террористических атак, как в России, так и за рубежом, заставляют исследователей и практиков постоянно обращаться к проблеме кибербезопасности.

Настоящая работа базируется на широком круге методов: 1) анализе правовых основ противодействия кибертерроризму в ЕС и России; 2) дискурс-анализе «языка вражды» и материалов «джихадистов»; 3) сравнительном исследовании трудностей и достижений ЕС и России в сфере политики кибербезопасности.

Различия в правовых подходах и регулировании

В разных странах мира исторически сложились разные политические и правовые подходы в отношении свободы распространения информации. Так, в США и ряде европейских стран используется стратегия минимального вмешательства государства в процесс управления Интернетом. Напротив, китайская модель правового регулирования в сфере Интернета является более жесткой и преследует основную цель – контроль над оппозицией и предотвращение возможных беспорядков, координируемых из-за рубежа. В настоящее время Китай активно использует систему «Золотой щит», которая по политическим причинам блокирует доступ ко многим всемирно известным сайтам ^{[1, c. 120]}.

Большинство европейских стран придерживаются идеи минимального государственного вмешательства в Интернет-пространство. В то же время национальное законодательство этих стран содержит правовые акты, направленные на борьбу с терроризмом, защиту авторских прав и защиту несовершеннолетних от воздействия вредоносной информации, которые предусматривают блокировку веб-сайтов в качестве ограничительной меры ^[20].

В 2001 году была принята Конвенция Совета Европы о киберпреступности («Будапештская конвенция»), первый международный договор, касающийся компьютерных и Интернет-преступлений. Конвенция определила девять видов кибер-преступлений, том числе нарушения авторского права, мошенничество, детская порнография, преступления на основе ненависти, нарушение безопасности компьютерных сетей и ряд других, но кибертерроризма среди них не было ^[22]. Этот пробел был восполнен Руководством 11 по аспектам терроризма, охватываемым Будапештской конвенцией (T-CY Guidance Note #11 Aspects of Terrorism covered by the Budapest Convention), принятым 16-м пленарным заседанием Комитета Конвенции по киберпреступности 14-15 ноября 2016 года ^[21].

В Руководстве подчеркивается, что хотя Будапештская конвенция не является договором, ориентированным конкретно на терроризм, однако основные преступления, подпадающие под регулирование Конвенции, могут быть совершены в виде террористических актов, для содействия терроризму, поддержки терроризма, в том числе в финансовом отношении, или в качестве подготовительных действий. Кроме того, процедурные и международные инструменты взаимной правовой помощи, предусмотренные в Конвенции, должны быть доступны для следствия и судебных преследований, связанных с терроризмом.

Согласно Руководству 11 T-CY, сфера и пределы действия Будапештской конвенции в отношении кибертерроризма определены статьями 14.2 и 25.1 ^[21]:

Статья 14.2: «… каждая Сторона применяет полномочия и процедуры, указанные в пункте 1 настоящей статьи, в отношении:

а) уголовные преступления, установленные в соответствии со статьями 2-11 настоящей Конвенции;

б) другие уголовные преступления, совершенные с помощью компьютерной системы; а также

в) сбор доказательств уголовного преступления в электронной форме».

Статья 25.1: «Стороны оказывают друг другу взаимную помощь в максимально возможной степени для целей расследования или разбирательства в отношении уголовных преступлений, связанных с компьютерными системами и данными, или для сбора доказательств уголовного преступления в электронной форме» ^[21].

В соответствии со статьями 23-35 Будапештской конвенции, стороны должны обеспечить ускоренное сохранение компьютерных данных, производственных заказов, поиск и изъятие хранимых компьютерных данных и других инструментов, а также предпринимать другие действия в рамках международного сотрудничества по борьбе с терроризмом, проводить связанные с терроризмом совместные расследования и судебное преследование.

Страна, подписавшая Будапештскую конвенцию, также может предусмотреть в своем внутреннем законодательстве санкции для деяний, связанных с терроризмом, в связи со статьями 2-11, и может не позволить рассматривать отягчающие обстоятельства или попытки, пособничества или подстрекательства. Это означает, что сторонам Конвенции необходимо предусмотреть поправки к своему внутреннему законодательству. Стороны должны обеспечить, в соответствии со статьей 13 Будапештской конвенции, чтобы уголовные преступления, связанные с подобными действиями, были «наказуемы эффективными, соразмерными и убедительными санкциями, которые включают лишение свободы» ^[21].

Что касается такого метода противодействия, как блокировка веб-сайтов, то на уровне ЕС она направлена, в первую очередь, на предотвращение нарушений прав на интеллектуальную собственность и регулируется Директивой по защите прав интеллектуальной собственности и Директивой об электронной торговле.

Например, статья 3 Директивы по защите прав интеллектуальной собственности налагает на государства-члены общее обязательство обеспечивать «эффективные, соразмерные и сдерживающие» меры по защите прав интеллектуальной собственности ^[14]. Статья 18 Директивы об электронной торговле содержит более конкретное положение, согласно которому суд предписывает «меры, в том числе временные меры, направленные на прекращение любого предполагаемого нарушения и предотвращение любого дальнейшего ущемления интересов» ^[13].

Европейский суд (CJEU) в 2011 году растолковал эти положения в своих решениях по делу Интернет-провайдера Scarlet против SABAM (бельгийская ассоциация авторов, композиторов и издателей) и UPC Telekabel Wien (австрийская телекоммуникационная корпорация). В деле Scarlet против SABAM Суд решил, что общесетевая система фильтрации контента не совместима с законодательством ЕС, когда такая система включает все следующие пять элементов ^[20]:

(1) относится ко всему интернет-трафику [провайдера доступа в Интернет];

(2) применяется без разбора ко всем пользователям;

(3) устанавливается на неограниченный срок;

(4) применяется в качестве профилактической меры; а также

(5) исключительно за счет [провайдера доступа в Интернет].

Это означает, что блокировку веб-сайта не должно быть невозможно обойти, поскольку она серьезно препятствует доступу пользователей к Интернету. Выбор конкретных методов блокировки веб-сайтов может быть оставлен на усмотрение провайдеров доступа в Интернет, но они должны выбирать меры, которые не слишком ограничивают законный доступ пользователей к информации в Интернете.

Это не значит, что власти отдельных европейских стран не могут использовать блокировку сайтов по мотивам собственной национальной безопасности. Один из самых известных европейских примеров блокировки сайтов по политическим соображениям – действия испанских властей, направленные на предотвращение проведения референдума по поводу отделения Каталонии. Сообщения об этом факте обошли мировые средства массовой информации в сентябре 2017 года. Органы правосудия Испании заблокировали доступ к веб-сайту www.referendum.cat, созданному властями Каталонии для своих жителей, желающих принять участие в референдуме 1 октября. Через указанный сайт желающие после регистрации личных данных могли узнать адрес избирательного участка и распечатать бюллетень для голосования на референдуме о самоопределении Каталонии. «Этот домен закрыт в соответствии с требованием юридического ведомства и находится в его распоряжении», – сообщалось на испанском и английском языках на заблокированном сайте ^[10].

В России конкретные ограничения на доступ к информации, которая запрещена или защищена законом и распространяется в Интернете, регулируются Федеральным законом «Об информации, информационных технологиях и защите информации» № 149-ФЗ от 27 июля 2006 года ^[8]. С 1 ноября 2012 года блокирование сайтов с нежелательной информацией стало самым простым способом борьбы с пропагандой терроризма.

Кроме того, Федеральный закон № 114 «О противодействии экстремистской деятельности» от 25 июля 2002 г. устанавливает ответственность за экстремистскую деятельность средств массовой информации, а также предусматривает возможность приостановления деятельности экстремистской организации путем подачи судебного иска о ее запрете и ликвидации ^[7]. Российские правоохранительные органы предпринимают усиленные меры борьбы с враждебной пропагандой, которая угрожает безопасности нашей страны не меньше, чем физические действия.

В то время как боевики «Исламского государства» (запрещено в России) продолжают наземные усилия в нескольких странах на Ближнем Востоке и в Западной Африке, их сторонники нападают виртуально, усердно работая над улучшением изощренной пропагандистской кампании в Интернете ^[17].

Проблемы противодействия и группы-риска

В борьбе с враждебной пропагандой в Интернете существуют серьезные трудности, которые можно разделить на три группы: правовые, технические и идеологические проблемы противодействия «кибер-джихаду».

Юридические нормы, позволяющие блокировку веб-сайтов, стремительно развиваются во многих странах, включая Европу, хотя общий правовой подход ЕС склоняется в сторону поддержания свободы информации. Между тем, российская правовая система позволяет блокировать сайты с нежелательной информацией после решения суда, основанного на предварительной специальной экспертизе (филологической, культурологической, правовой). К сожалению, большая часть нежелательных материалов размещается на серверах, находящихся за пределами России, а не под российской юрисдикцией. Попытки как-то повлиять на иностранных провайдеров через их правительства, как правило, остаются безуспешными, даже в рамках сотрудничестве по борьбе с международным терроризмом.

На официальном сайте Национального антитеррористического комитета России размещен список организаций, признанных террористическими судами РФ.

Таблица 1. «Джихадистские» организации, в том числе иностранные и международные, признанные судами Российской Федерации террористическими (с 2015 года)^[3]

В рамках Общей внешней политики и политики безопасности (CFSP) Европейского союза, в Европе также существует список лиц, групп и организаций, причастных к террористическим актам и подлежащих ограничительным мерам. Этот список был создан в декабре 2001 года после трагических событий 11 сентября. В список включены лица и группы, действующие как внутри, так и за пределами ЕС. Он пересматривается регулярно, не реже одного раза в полугодие. Этот список является отдельным от правового режима ЕС, реализующего резолюцию 1989 от 2011 года Совета Безопасности ООН о замораживании средств лиц и организаций, связанных с Усамой бен Ладеном, сетью «Аль-Каида» и движением «Талибан» (включая ИГИЛ/Даеш).

Согласно Общей позиции Европейского совета 2001/931/CFSP, принятой 27 декабря 2001 года, были установлены критерии для перечисления лиц, групп и организаций, были определены действия, которые представляют собой террористические акты и ограничительные меры, которые должны к ним применяться. Этими ограничительными мерами являются ^[11]:

- меры, связанные с замораживанием средств и финансовых активов;

- меры, связанные с полицейским и судебным сотрудничеством.

Лица, группы и организации, включенные в этот список, подвергаются как замораживанию их средств и других финансовых активов, так и усиленным мерам, связанным с полицейским и судебным международным сотрудничеством по уголовным делам. Постановление Совета 2580/2001 предусматривает блокирование всех средств и других финансовых активов, принадлежащих этим лицам, группам и организациям. Кроме того, никакие средства, финансовые активы и экономические ресурсы не могут быть предоставлены им, прямо или косвенно. Все перечисленные в списке лица и организации не входят в ЕС.

В редакции списка, принятой в январе 2019 года, 21 организация, почти половина из них «джихадистского» толка (сохранена нумерация, присвоенная им в списке).

Таблица 2. Список «джихадистских» групп и организаций, причастных к террористическим актам и подлежащих ограничительным мерам по Решению Совета (CFSP) 2019/25 от 8 января 2019 года ^[12]

Стоит обратить внимание, что речь в данном случае идет, прежде всего, о замораживании их счетов и финансовых операций, а не об ограничении распространения их материалов и работы веб-сайтов.

Между тем, в России подобный список террористических организаций дополнен Федеральным списком экстремистских материалов (книг, видео- и аудио-роликов, СМИ, Интернет-ресурсов и т.п.), опубликованным на сайте Министерства юстиции России, который и служит императивом для блокировки соответствующих сайтов. Согласно Статье 13 Федерального закона от 25 июля 2002 г. №114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», пункту 7 Положения о Министерстве юстиции Российской Федерации, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 13.10.2004 №1313, Министерство юстиции России отвечает за ведение, публикацию и размещение в Интернете федерального списка экстремистских материалов.

Информационные материалы признаются экстремистскими федеральным судом по месту их обнаружения, распространения или местонахождения организации, которая производила такие материалы, на основании представления прокурора или в ходе разбирательства по соответствующему административному, гражданскому или уголовному делу.

Федеральный список экстремистских материалов составляется на основании копий судебных постановлений, поступивших в Министерство юстиции России, и перечисляет названия и индивидуальные признаки этих материалов в строгом соответствии с резолюцией решения суда. В настоящее время в данном списке около 4900 наименований ^[9]. Простой количественный контент-анализ названий нежелательных материалов дал нам следующую статистику упоминаний ключевых слов: «джихад» 104/ jihad 19; халифат 53; моджахед 29/ mujahid 3; «воины Аллаха» 3.

Техническая проблема противодействия пропаганде «кибер-джихада» связана с прокси-сервисами, «friGate» приложениями и другими технологиями, позволяющими обойти блокировку сайтов с нежелательной и враждебной информацией. Кроме того, адепты «кибер-джихада» используют социальные сети и тематические форумы, защищенные требованиями конфиденциальности. Основные вербовочные усилия экстремистов в настоящее время сосредоточены в Интернете. Вербовщики активно выявляют потенциальных новобранцев, устанавливают с ними личные контакты, используя социальные сети, и при этом остаются анонимными.

Только в Twitter с середины 2015 года по февраль 2016 года было заблокировано около 125 000 учетных записей «джихадистов». Кроме того, в период с января 2016 года по август 2016 года было удалено 235 000 учетных записей ^[16]. Однако, как отмечает Д. Милтон в Отчете Центра борьбы с терроризмом Вест-Пойнта за октябрь 2016 года: «учетные записи Исламского государства в социальных сетях, которые были заблокированы, не сдаются, а продолжают появляться на платформах социальных сетей под разными именами пользователей» ^{[19, р. 45]}. Хотя, такое постоянное возрождение обычно не позволяет им полностью реконструировать свою прежнюю сеть последователей. По сути, общий объем пропаганды «джихадистов», доступной через Twitter, а также через другие коммуникационные платформы, за последние годы уменьшился.

Но «джихадисты» ищут новые эффективные пути использования Интернет-пространства для вербовки новых членов. Например, специалистами отмечается рост активности экстремистов в Instagram Stories, где размещенные сообщения сохраняются всего лишь в течение 24 часов, но при их передаче соблюдается высокий уровень конфиденциальности связи. Также популярность приобретают приложения, обеспечивающие сквозное шифрование (end-to-end encryption) сообщения, такие как Telegram и WhatsApp. При этом Telegram способен передавать зашифрованные сообщения большого объема – до 1 Гб, которые зачастую используются для отправки видео-инструкций по изготовлению взрывных устройств из доступных средств или координации террористических атак. Особую тревогу спецслужб вызывает появление так называемых дистанционно управляемых акций (remote-controlled plots) и виртуальных кураторов (virtual entrepreneurs), которые готовят потенциальных террористов и руководят ими через различные шифруемые социальные сети ^{[4, с. 87]}.

Идеологическая проблема противодействия «кибер-джихаду» существует потому, что объектом экстремистской пропаганды могут стать разные группы людей: мигранты, безработные, молодежь, причем как этнические мусульмане, так и нет.

Можно назвать следующие социальные группы-риска в России:

- молодежь, проживающая в Республиках Северного Кавказа: студенты / безработные; или простые рабочие (как правило, мужчины до 25 лет), в основном проживающие в небольших городах и населенных пунктах.

- в других регионах России: в основном мужчины-мусульмане с разным уровнем дохода; а также люди, которые социально не защищены и потеряли родственников в вооруженных конфликтах, жертвы коррупции и незаконных действий властей; студенты / безработная молодежь.

В Европе, в связи с серьезным наплывом мигрантов с Ближнего Востока, группы-риска также включают мусульманскую молодежь (в том числе рожденные в Европе); люди моложе 25 лет с самым низким уровнем дохода на одного члена в семье, преимущественно студенты, школьники, безработные.

Вербовка женщин в «джихадистские» организации также стала глобальной угрозой ^[23]. Ярким примером здесь является нашумевшая в России история студентки Варвары Карауловой, ставшей объектом вербовки и попытавшейся выехать на территорию, контролируемую запрещенной в России террористической организацией ИГИЛ.

Специалисты, изучавшие иностранных боевиков, выделяют следующие мотивы присоединения к террористическому «государству», которые являются одновременно религиозными, психологическими и рациональными ^{[18, р. 144-145]}:

- чувство гордости за то, что он мусульманин и член элитного авангарда, желание стать членом чего-то большего, чем он сам;

- желание защитить ислам от нападок неверующих и / или защитить суннизм от нападок шиитов;

- поиск смысла и самореализации личности, получение статуса воина ислама в глобальной войне добра и зла;

- поиск убежища от правительств, враждебных радикальному исламу;

- революционный романтизм;

- месть за реальные или предполагаемые нарушения его прав и комплекс жертвы;

- попытка вернуть идеализированное великое прошлое, якобы украденное у него предателями и врагами;

- принадлежность к группе – многие «джихадисты» путешествуют группами;

- прославление войны как героического приключения;

- кровожадность и жажда острых ощущений, господства и завоеваний (особенно среди молодежи);

- юношеское непослушание и скука.

- поиск острых ощущений, возможность иметь право на убийство (особенно среди молодежи);

- возможность внушать страх своим врагам;

- материальные стимулы – особенно среди некоторых иммигрантов из Центральной Азии;

- для лиц с криминальным прошлым, имеющих враждебное отношение к западному обществу, приобщение к террору является механизмом реализации этой враждебности;

- отсутствие чего-то лучшего, чем можно заняться.

Согласно исследованию М. Лакоми, пропаганда ИГИЛ (организации, запрещенной в России) представлена в четырех категориях ^[16]:

1) аудио (радиопередачи, музыка (нашиды));

2) визуальные (мемы, картинки, баннеры, символы, инфографика);

3) аудиовизуальные (записи исполнения, боевые кадры, «документальные фильмы», интервью, музыкальные клипы «nasheed», короткие рекламные объявления и репортажи, такие как «муджатвитты» (mujatweets));

4) тексты (веб-сайты и заявления в социальных сетях и новости, заявления лидеров, бюллетени, онлайн-журналы).

Проводимый нами с 2014 года дискурс-анализ материалов некоторых подобных веб-сайтов позволяет сделать следующие научные обобщения ^[2]:

Первое, хотя большинство подобных сайтов имеют раздел новостей, их основная задача – не распространение отчетов о последних событиях, а идеологическая корректировка информации.

Второе, они используют специальные символы и способы самопрезентации воинов «кибер-джихада». Размещают фотографии и объявления амиров (командиров боевиков) и шейхов (духовных лидеров) и соответствующую символику (черный и зеленый цвета, повязки с изречениями на арабском, закрытые лица), а также предстают на фотографиях и видео-роликах обвешанными оружием.

Третье, они придают некоторым словам нетрадиционное и неконвенциональное содержание. Исламские термины часто выступают в роли «агентов» языка вражды, например: «джихад», «моджахеды» («войны»), «муртад» («отступник»), «кафиры» («неверные»). Их новое подразумеваемое террористами значение явно не соответствует традиционному. Так, террористы называют джихадом войну, которую они объявили Западному миру, моджахедами – своих боевиков, муртадами – мусульман, работающих в государственных структурах и полиции, или просто не желающих примыкать к их «борьбе».

Четвертое, «кибер-джихад» создает новую реальность в Интернете. Извращение новостей и фактов, популяризация географических названий, принятых среди экстремистов, использование агентов «языка вражды» и «джихадистской» символики образуют свой виртуальный мир так называемого «халифата».

Техническая блокада не может быть единственным и самым эффективным методом противодействия враждебной пропаганде в Интернете. Более сильной может быть контрпропаганда, пропаганда светских ценностей и повышение уровня образования.

В глобальной сети, например, не только службы безопасности государств и администраторы социальных сетей борются против «джихадистов», но и рядовые пользователи, которые часто высмеивают их юмористическими роликами. Один из самых известных случаев связан с видео «What It’s Really Like to Fight for the Islamic State», опубликованным на YouTube компанией Vice News в апреле 2016 года. Это видео было записано на камеру убитого боевика и изображало необычайно неумелого бойца по имени Абу Хаджар. Фильм мгновенно стал вирусным, поскольку в нем были изображены хаос, некомпетентность и разочарование в рядах бойцов за халифат, развенчивающие образ профессиональных «джихадистов» (более 7 миллионов просмотров к концу 2016 года, к середине 2019 года – 22 миллиона просмотров) ^[16]. Кроме того, существуют десятки популярных мемов по этому вопросу, представляющих, например, «военно-воздушные силы» ИГИЛ (организация запрещена в России) в виде летающих верблюдов. Наконец, релизы «джихадистов» подвергаются и хакерским атакам.

Отечественные эксперты называют следующие меры, способствующие противодействию пропаганде экстремизма и терроризма в России ^{[5, с. 79]}:

- мониторинг и прогнозирование потребностей экономических и других структур в различных видах обмена информацией через международные сети;

- координация мер государственных и негосударственных органов по предотвращению угроз информационной безопасности;

- разработка государственной программы усовершенствования информационных технологий, обеспечивающей подключение национальных и корпоративных сетей к глобальным открытым сетям при соблюдении требований безопасности информационных ресурсов;

- совершенствование технологий раннего обнаружения и нейтрализации несанкционированного доступа к информации, в том числе в открытых сетях;

- дальнейшее совершенствование норм национального законодательства для регулирования обращения с информационными ресурсами, в том числе ответственности пользователей социальных сетей;

- обеспечение контроля за соблюдением установленного статуса нежелательной информации, признанной таковой в судебном порядке;

- организация системы комплексного обучения и повышения квалификации массовых пользователей и специалистов по информационной безопасности для работы в мировых информационных сетях.

По нашему мнению, этот список мер должен дополняться широкой информационной деятельностью, образовательными и воспитательными программами, направленными на развитие толерантности и гражданских ценностей, а также социальными мерами по повышению уровня занятости молодежи, особенно групп-риска.

Заключение

Европейская и российская политики в отношении борьбы с кибертерроризмом основаны на разных правовых подходах к регулированию свободы информации, что затрудняет координацию усилий по противодействию «кибер-джихаду» на международном уровне. В то время как блокировка сайтов с нежелательными материалами стала практически основным методом борьбы в России, в ЕС подобная мера применяется преимущественно в отношении защиты авторских прав, и лишь на национальном уровне может применяться в политических целях. Кроме того, стоит помнить, что техническая блокада соответствующих веб-сайтов не может быть единственным и самым эффективным методом противодействия враждебной пропаганде из-за существующих многочисленных способов ее обхода. Совершенствование технических средств контроля над кибербезопасностью и координация усилий в этой сфере также должны развиваться на международном уровне. Кроме того, более действенной должна стать контрпропаганда, противопоставление идеологии «джихадистов» продвижения светских ценностей, повышение уровня образования населения и молодежи в группах-риска.

В целях оптимизации борьбы с общей угрозой необходимо совершенствовать национальное и международное законодательство по вопросам регулирования работы с информационными ресурсами, а также прав, обязанностей и ответственности пользователей социальных сетей.

На основе анализа трудностей, с которыми сталкиваются ЕС и Россия в борьбе с «кибер-джихадом», а также изучения уже имеющихся достижений в этой сфере, мы предлагаем развивать следующие направления противодействия кибертерроризму:

Во-первых, необходимо совершенствовать законодательство и более активно развивать международное сотрудничество в области правового контроля Интернет-пространства;

Во-вторых, блокировка нежелательных сайтов – все еще несовершенный, но относительно эффективный механизм противодействия враждебной пропаганде;

В-третьих, существует необходимость в серьезной работе с молодежью из групп-риска: молодыми мусульманами, девушками, безработной молодежью, в среде мигрантов для повышения уровня образования, толерантности и осведомленности людей о других культурах;

В-четвертых, нужно развивать контрпропаганду идеологии и действиям «джахадистов» через СМИ, Интернет и социальные сети.