Historical dialectics of L. P. Krasavin

Bezlepkin Nikolai Ivanovich Doctor of Philosophy Professor, the department of Social and Humanitarian Disciplines, S. M. Budyonny Military Academy of the Signal Corps 197349, Russia, g. Saint Petersburg, ul. Marshala Novikova, 3, of. 17 nick-bezlepkin@yandex.ru

Философское наследие крупнейшего русского философа первой половины XXвека - Льва Платоновича Карсавина (1882 – 1952) занимает особое место в отечественной культуре. Во многом разделив творческие искания русских мыслителей начала двадцатого века и их трагические судьбы, Л.П. Карсавин стал не просто продолжателем православной традиции в отечественной философии, но и сумел существенно обогатить её новыми идеями и поднять на такой теоретический уровень, который по сей день остаётся образцом воплощения глубоко продуманной философской концепции. В наибольшей степени это относится к его философии истории, которая по глубине осмысления, методологической проработанности, верифицируемости выдвигаемых положений и их эвристичности представляет уникальное явление в русской философии.

Написанная Л.П.Карсавиным и изданная в 1923 году книга «Философия истории» стала результатом многолетних исторических штудий мыслителя, в которой отражены глубочайшие рефлексии автора в области историографии. Философом и одновременно известным историком-медиевистом была осуществлена выдающаяся по своим результатам теоретическая работа по творческой реализации потенциала европейской и отечественной философской мысли применительно к познанию истории. Традиции русской исторической науки, связанные с обращением к пониманию её философских оснований, нашли своё воплощение в глубоком и всестороннем теоретическом решении трёх основных задач: во-первых, это исследование первоначал исторического бытия, которые, по мнению Карсавина, «вместе с тем являются и основными началами исторического знания» ^{[1, с. 5]} и образуют фундамент теории истории; во-вторых, раскрытие значения и места «исторического в целом мира …в отношении к абсолютному Бытию» ^{[1, с. 5]}, что включает в себя собственно философия истории; наконец, в-третьих, познание и раскрытие смысла исторического процесса, составляющего метафизику истории. При этом учёный отмечает неразрывность решаемых теоретико-исторических и философско-исторических задач, необходимость их конкретизации в метафизике истории. Глубокая и неразрывная связь в философии истории Карсавина онтологического/метафизического и эпистемологического/методологического указывает, что теория и методология исторического познания прямо вытекает из его теории исторического развития, а последняя имеет свои истоки в метафизике всеединства. Последовательное решение поставленных задач позволило русскому мыслителю поднять философию истории до статуса теоретической науки, придать ей творчески-прогностический характер, вооружить историков выверенной методологией научного познания исторического процесса.

Масштаб выполненной Карсавиным теоретической работы настолько значителен и многогранен, что и по сей день он остаётся предметом обсуждения и споров. Среди философов существует устойчивое убеждение о неоспоримости вклада Л.П.Карсавина в развитие отечественной философской мысли, роль которого оценивается не только с точки зрения создания наиболее общей и всесторонне проработанной системы метафизики всеединства, но и как классика европейской и русской мысли. Вместе с тем, отдельными учёными русская религиозная философия вообще и философия истории, в частности, объявляется «мёртворожденной», ведущей «ветхий спор о выеденных яйцах», а книга Л.П.Карсавина «Философия истории», по мнению Ю.И.Семёнова, «совершенно бессодержательна и ничего не даёт для понимания истории». ^{[3, с. 382]} Столь категоричное суждение известного российского учёного является спорным, поскольку философия истории Карсавина всё чаще становится предметом пристального изучения и обсуждения как в среде российских философов, так и зарубежных. Наряду с работами Б.Кроче и В.Дильтея, труд русского учёного знаменовал становление неклассической парадигмы философии истории, где доминирующее место занимала онтологическая проблематика, а эпистемологическая являлась вторичной, или вовсе отвергалась.

Надо заметить, что в момент своего выхода книга Карсавина не обратила на себя должного внимания специалистов и читающей публики, что объяснялось засилием позитивистской методологии в исторической науке. Позитивисты выступали за полную рационализацию исторического процесса, они считали вполне возможным превратить историю в такую же точную науку, как естественные. Вслед за О.Контом, они полагали, что в истории нет места отдельному человеку, проводили жёсткое отграничение социального от индивидуального, социальных отношений от отдельной личности. Представители русской религиозной философии решительно возражали против позитивистского подхода к истории. Н.А.Бердяев писал, что «нeльзя установить законов истории, так как нельзя построить науку истории по образцу естествознании, которое имеет дело с повторяющимися явлениями и устраняет всё индивидуальное». ^{[4, с. 177]}

Предложенная Л.П.Карсавиным философско-историческая концепция и метод её развёртывания разительно отличались от позитивистских концепций и обращалась к обстоятельному теоретическому анализу исторического процесса. Высокий уровень теоретизирования автора, его диалектически тонкий анализ истории предполагал вдумчивого и терпеливого читателя, способного следовать за подчас сложным течением мысли учёного. Межу тем, несмотря на предельно высокий уровень теоретизирования автора, едва ли не каждая мысль Карсавина имеет проекцию на историю, на культуру, на социальную жизнь, что делает его труд актуальным и через призму современных перцепций приложимым к современной истории. Предложенный учёным инструментарий исторического анализа позволяет раскрыть сложную диалектику прошлого, настоящего и будущего, выявить многообразные связи, существующими между процессами и явления в историческом бытии.

В отечественных исследованиях, посвященных философии истории Л.П.Карсавина, достаточно полно и обстоятельно раскрываются слагаемые его философско-исторической концепции. Наибольшее внимание при этом уделяется метафизической системе истории, как той основе, из которой, как полагал сам Карсавин, и проистекает «восполнение и конкретизация философии истории». ^{[1, с. 6]} Основу метафизики истории Карсавина составляет теория всеединства Абсолюта, которая «является необходимым условием бытия и познания многоразличного, многокачествующего душевного бытия». ^{[1, с. 44]} Учёный сознательно избирает метафизику всеединства предпосылкой к исторической науке, поскольку считает, что «для понимания мира оказывается необходимою идея усовершенного тварного всеединства как высшей реальности и идеала для тварного всеединства, становящегося и усовершающегося». ^{[1, с. 497]} Тварная и Божественная реальность соотносятся у Карсавина как несовершенство и совершенство, как смысл и назначение тварного бытия и заключается в преодолении его несовершенства, актуализации качествований высшей личности в низшей. С этих позиций разворачивание исторического процесса предстаёт как процесс актуализации человеческой индивидуальности, представленной сообществами разного рода – совокупным человечеством, нациями, социальными группами или классами. История человечества, с точки зрения метафизики всеединства, – есть вершина тварного мира, она мыслима лишь во всеединстве с Богом. Иными словами, человечество участвует в своей истории и даже в самом акте творения. По отношению к истории всеединство мыслится как совершенное множество, все элементы которого тождественны между собой и адекватны целому, но в то же время не сливаются в сплошную неразличимую целокупность.

В построении своей философско-исторической концепции Карсавин исходил из посылки, что невозможно обособить философию истории от метафизики истории, поскольку последняя даёт общее построение исторического процесса, что плодотворно продемонстрировал Гегель, используя диалектический метод. Гегелевская философия истории – это философия истории бытия в целом, а не только человечества или природы. В ней динамика доминирует над статикой, становление – над самотождественностью, развитие – над неподвижностью, а время – над вечностью. Движение объективной идеи подчиняется законам диалектической логики, которая является универсальным логическим инструментарием, объясняющим самодвижение мирового духа.

На неприменимость логицизма и схематизма в историческом познании, лежащих в основе гегелевской диалектики, обращает внимание автор «Философии истории», который переосмысливает с позиций метафизики всеединства диалектический метод. Он именует его «рациональной диалектикой» и всячески отгораживается от него. Невозможность использования гегелевского метода Карсавин объясняет тем, что немецкий философ посредством его рационализировал поддающиеся этому качествования, выделил одно из них, связанное, в частности, с государственностью как преимущественным и на этом выстроил свою философско-историческую систему. Тем самым, вне системы остались другие качествования, не менее важные для исторического познания. Карсавин подчёркивает, что «систематизирование, т.е. построение завершенности и совершенства данного качествования, только один момент в работе историка. Он должен еще познать конкретное развитие и не только данного качествования, но и прочих...». ^{[1, с. 158]} Подобное систематизирование из средства превращается в гегелевской философии истории в цель и смысл познания. Однако, по мнению учёного, «эти схемы даже опасны, так как легко приводят к пренебрежению действительною последовательностью моментов или к её искажению». ^{[1, с. 159]} Рационально-диалектически построенные системы, по убеждению учёного, неисторичны. Гегелевская схема выражает исторический процесс, «но она выражает его частично и отвлечённо и потому недостаточно». ^{[1, с. 405]} Историческое познание предполагает не отказ от диалектики, а её применение за границами рационалистического, считал учёный.

В философии истории Карсавина место рационалистической диалектики занимает историческая диалектика, которая не отрицает рационалистической, но более широка и включает последнюю в себе. «Историческая диалектика, – пишет учёный, – не «logique du сoeur»: она содержит в себе и логику сердца и логику ума, ибо обе только разные обнаружения единого необходимого и свободного становления». ^{[1, с. 406]} Автор «Философии истории» не задается целью раскрыть природу исторической диалектики, поскольку считает, что она «не поддаётся логической формулировке». Для её понимания, полагает философ, следует «основываться на субъекте исторического процесса, как на живой всеединой личности». ^{[1, с. 406]}

Обращение к интеркультурной методологии, основывающейся на философском полилоге, позволяет раскрыть сущность и природу исторической диалектики Карсавина. «Философский полилог, – по наблюдению А.В.Малинов, – стремится не столько к переосмыслению, сколько к промысливанию заново и тем самым реактуализации, оживлению, а если понадобится и домысливанию философских идей и концепций прошлого». ^{[5, с. 10]} Метод философского полилога позволяет обозреть историческую диалектику Карсавина через призму современных перцепций, оценить возможность её приложимости к анализу современной истории.

В работах современных исследователей раскрываются истоки исторической диалектики Карсавина, которая своими корнями имеет теорию всеединства и достигает своей конкретности, обращаясь к истории. Как отмечает С.С. Хоружий, «ключевую роль в карсавинской конструкции всеединства играет почерпнутое у Николая Кузанского понятие «стяженного», или принцип «всё во всём», обозначающий особый способ присутствия целого в своей части, либо одной части целого в другой. ^[6] При том, что исходный смысл понятия «стяжённого» у Карсавина тот же, что и у Кузанского, русский мыслитель более последовательно выстраивает метафизику всеединства и через «диалектическое самораскрытие стяжённости» раскрывает диалектику исторического познания. «Само историческое знание, - убеждён Карсавин, – есть знание стяжённое. Стяжённостью характеризуется и методология истории». ^{[1, с. 486]} Усовершение исторического знания, по убеждению учёного, достигается преодолением условно установленных границ с помощью исторической диалектики, то есть через «восхождение к всеединству», а не посредством абстрагирования от явлений и предметов. Обоснование исторического знания требует признания теории всеединства и достоверности стяженного знания. От метафизической теории всеединства открывается путь к исторической действительности и исторической науке, считал Карсавин. ^{[1, с. 280]}

Идею единства и системности истории человечества Л.П.Карсавин творчески воспринял у известного русского историка и мыслителя А.С.Лаппо-Данилевского, который представлял действительность в виде единого целого. Единство и системность мирового целого есть то принципиально общее, считал Лаппо-Данилевский, что исключает абсолютизацию частей, абсолютизацию специфики природы и человечества. ^{[12, с. 361]} Карсавин, вслед за Лаппо-Данилевским, ясно понимал, что принцип единства и системности, целого открывает возможность познания.

Историческая диалектика Карсавина, помимо принципа всеединства, включает в себя также и принцип триединства – универсальный принцип становления и изменения реальности, представляющий три взаимно упорядоченные ступени, обладающие общей, единой сущностью и выражающие парадигму бытийного изменения – первоединство – саморазъединение - самовоссоединение. «В итоге, – отмечает С.С. Хоружий, – философия Карсавина предстаёт уже не просто очередною из «систем всеединства». В её основе – более богатая, крепко сколоченная онтотологическая структура из двух взаимосвязанных принципов: принципа триединства, описывающего динамику реальности, и принципа всеединства, описывающего её статику». ^[6] Изучение различных типов связей и отношений, существующих между многообразными явлениями и вещами и позволяющее субъекту постичь сложный характер взаимосвязи части и целого в историческом бытии, дополняется, таким образом, уяснением динамики его развития от потенциального первоединства через становление к актуальному воссоединению. «Всеединый субъект развития осуществляет себя не только в последовательном, но и в одновременном раскрытии своих моментов», – отмечает автор «Философии истории». ^{[1, с. 337]} Последовательная реализация требований этих принципов в применении метода исторической диалектики открыло возможность преодолеть ограниченность причинного объяснения истории, «механистически-атомистических теорий истории», свойственных классическому этапу развития исторической науки.

Применение исторической диалектики предполагает включение рассматриваемого явления или вещи в более всеобъемлющую целостность, «качествованием» которой оно является. В свою очередь высшее всеединство «актуализирует», «индивидуализирует» себя в моментах более низшей иерархии, которые подвергаются диалектическому рассмотрению. Выстраивается таким образом иерархия коллективных личностей, будь то социальная группа, семья, род или народ в целом, где любой момент развития каждого из них признается качественно равноценным любому другому и ни один не рассматривается просто как средство или стадия перехода к решающему концу. Высшие моменты «качествуют» в низших, тогда как низшие актуализируют» или «индивидуалируют» в себе высшие. Всеединство, в итоге, предстаёт как бесконечная иерархия всеединств, включённых друг в друга «моментов». ^[6] Изучение посредством исторической диалектики связей, существующих между явлениями и вещами, которые Карсавин называет «моментами» и «качествованиями», открывает путь к решению важного вопроса о природе отношений между историческими явлениями.

Применение исторической диалектики Карсавиным означало решительное выступление против «механистически–атомистических теорий истории», «атомизации» исторического процесса, который «уничтожается в бесконечном распылении его на отдельные, внеположные друг другу элементы». ^{[1, с. 447]} Атомизации он противопоставляет изучение исторического процесса «в целости и непрерывности своей», путь «восхождения к высшему». Поскольку «историческое исследование всегда и неизбежно ограничено каким-нибудь моментом», то историк изучает его в конкретной специфичности. Историческая диалектика требует, чтобы исследователь подходил к изучаемому моменту как развивающемуся из себя и в себе целым, который «будучи стяжённым всеединством, всегда в себе самом связан с другими моментами, потенциально – со всеми». ^{[1, с. 437 – 438]} Чтобы рационалистически-диалектическое развитие моментов и качествований трансформировалось в историческую диалектику необходимо, по мнению учёного, не отвлечённое систематизирование, а погружение в целое исторического развития.

В «Философии истории» приводится немало примеров реализации исторической диалектики. Показательным в этом отношении является обращение Карсавина к анализу исторической ситуации в большевистской России. Не питая симпатий к большевистскому режиму, он тем не менее остаётся на научной почве в рассмотрении сложившейся исторической обстановки. Возражая на доводы русской интеллигенции, настроенной как «буржуазно» и монархически, так и настроенной «научно-социалистически», и полагавшей, что большевики проводят целый ряд губительных для народного хозяйства и русской культуры мер, Карсавин пишет, что можно с разных сторон подходить к большевизму, но «по существу своему политика большевиков была если и не лучшим, то, во всяком случае, достаточным и, при данных условиях, может быть, единственно пригодным средством для сохранения русской государственности и культуры». ^{[1, с. 462]} Свой вывод он основывает на применении метода исторической диалектики, который позволяет выявить состояние различных качествований и индивидуальностей в стране, будь то народ, класс, партия или хозяйственный строй. Обращаясь к анализу качественного состояния социально-политического строя в тот период в России, Карсавин отмечает, что он представлял максимум доступного в этот период хозяйственного, социального и политического единства, а «выводы коммунистической науки совпадали с тем, что заставляла делать жизнь». ^{[1, с. 464]} Народ, в свою очередь, оказывал поддержку большевизму, который индивидуализировал стихийные стремления народной идеологии. «Не народ навязывает свою волю большевикам, и не большевики навязывают ему свою. Но народная воля индивидуализируется и в большевиках; в них осуществляются некоторые особенно существенные мотивы: жажда социального переустройства и даже социальной правды, инстинкты государственности и великодержавия», – подчеркивает мыслитель. ^{[1, с. 465]}

Непреходящее значение исторической диалектики, по Карсавину, заключается в раскрытии посредством неё внутренних, сущностных связей между моментами и качествованиями, которые отражают не линейные причинно-следственные связи и отношения, а совокупность вертикальных, связующих с высшим всеединством, которые они актуализируют. В историческом познании, считает учёный, должна быть преодолена разорванность, возводя моменты к общему субъекту непрерывно развивающемуся. Причинное объяснение выступает лишь как низшая ступень такого преодоления, она «не отменяется, но только рассматривается как умалённое выражение исторической». ^{[1, с. 411]} Причинность, по мнению учёного, представляет собой внешнее влияние, где исторический процесс представляется в виде изменения во времени взаимоотношений “пространственно разъединенных элементов”, которое предполагает причинную обусловленность указанных процессов (событий) географической средой, производственно-экономической или религиозной сферами жизни. Карсавин убеждён, что предметом исторического познания не могут быть внешние отношения в сфере исторического бытия. С его точки зрения, всякий исторический индивидуум (личность, семья, нация и т.п.) является сам по себе всемирным целым в одном из своих единственных, неповторимых аспектов: таким образом, сфера исторического бытия состоит из субъектов, взаимно проникающих друг в друга и, тем не менее, развивающихся свободно, поскольку в любом из них содержится все в зародышевой форме и между ними нет никаких внешних отношений. Развитие предполагает своего носителя, субъекта как целостность, развивающуюся изнутри. Поэтому понятие развития не нуждается в понятии причинности. Причинно-следственное объяснение, по мнению учёного, всегда связано с неизбежным разъединением, атомизированием исторического процесса, тем самым уничтожающим сущность исторического метода. Если, например, две нации или два народа воздействуют друг на друга в ходе своего развития, то это возможно только благодаря тому, что они составляют аспекты высшего субъекта, который их заключает в себе, а не является следствием наличия причинно-следственных связей.

Отказ от признания причинного объяснения как способа исторического познания связан, по Карсавину, также с тем, что детерминистский подход не оставляет «места ничему свободному и, следовательно, немотивированному, необусловленному, как и в механически понимаемой природе». ^{[1, с. 475]} Процесс исторического развития рассматривается в «Философии истории» как непрерывный и не поддающийся причинному объяснению, «в истории, – отмечает учёный, – причинную взаимозависимость «явлений» установить не удаётся за невозможностью определить хронологический приоритет и применить измерение и эксперимент. В лучшем случае, мы должны будем ограничиться тем, что установим «соотношение» изучаемых процессов: их сосуществование и наблюдаемую последовательность...». ^{[1, с. 383]} Поэтому история, по его убеждению, изучает не развитие общества, а лишь наиболее заметные проявления этого развития, наиболее полное ее обнаружение. Область исторических событий составляет как развитие отдельной личности, индивида, так и всего человечества. Карсавин подчёркивает, что «подлинное историческое исследование всегда касается всего человечества, оно «всемирно-исторично»; и не только потому, что из развития нельзя выкинуть хотя бы и наималейший его момент, а и потому, что каждый момент есть само общечеловеческое развитие, стяжённое в развитие какой-либо индивидуальности» ^{[1, с. 317]} Главным содержанием и смыслом исторического процесса является становление человека в личность. Это разительным образом отличало карсавинскую методологию от позитивистской, игнорирующей личность в истории.

Историческая диалектика в развёртывании процесса познания исторической индивидуальности, будь то семья, народ или социальная группа, предполагает «переход от исходного момента к другим моментам всеединства, и переход не только в порядке сосуществования, а и в порядке последовательности». ^{[1, с. 421]}, где всякий субъект развития «в данности своей является и понимается нами в смысле диалектически раскрывающегося». ^{[1, с. 409]} Другими словами, познание исторической индивидуальности предполагает её изучение в системе связей между явлениями и вещами, которое возможно лишь на основе понимания исторического бытия как стяженно-всеединого. Именно в силу своей стяжённости историческое знание в отличие от естественно-научного, по мнению Карсавина, «обладает непрерывностью своего объекта». ^{[1, с.501]} Лишь в этом гарантия научного познания истории, возможность преодоления ограниченности эмпирического бытия, способ избежать преувеличенной оценки тех или иных исторических фактов, абсолютизации роли причин и факторов.

Карсавин убеждён, что история не занимается исканием причин, поскольку для установления причинных связей необходимо исторические факты представить в их разъединённости, что на самом деле невозможно. Внимание к изучению влияния внешних факторов и связей в истории, по его мнению, обусловлено тем, что лишь материальная сфера бытия поддаётся причинному истолкованию. Не отрицая того факта, что «материальное бытие воздействует на историческое», мыслитель считает, что задача истории заключается в изучении сознательного воздействия человека на природу. Для историка важна не природа сама по себе, а её взаимодействие с сознанием людей. Природная среда составляет обширную сферу для действий людей, но «человек воздействует на неё, иногда видоизменяя её до неузнаваемости. Италия в Средние века и в Новое Время совсем не то, чем она была в древности, так же и Греция, и вся Европа. Уничтожение лесов, осушка болот, шоссе и железные дороги, туннели изменяют материальное бытие в самом его основании. И надо быть очень невежественным человеком, чтобы отрицать преображающую материальное бытие деятельность человека». ^{[1, с.30]} Впечатляющие масштабы деятельности человечества, меняющие коренным образом облик земной жизни, принуждают историка к рассмотрению исторического процесса как социально-психологического.

Это предположение Карсавина подтверждается развитием исторической науки во второй половине XX веке. Результаты исследований историков, объединившихся вокруг французской школы «Анналов», получивших, в частности, воплощение в известной пятитомной «Истории частной жизни», свидетельствуют об изменении парадигмы исторического исследования, вызванной стремительным стиранием и разрушением границ «между внутренним и внешним, общественным и личным – исторических границ, некогда незыблемых». ^{[7, с.9]} Основоположник этой исторической школы Марк Блок в качестве предмета истории выделял человеческий дух и поэтому для понимания истории считал необходимым обнаружить смысл явления, постигнуть мотивы людей, совершивших поступки в условиях, «прочитанных» ими на свой манер. «Исторические факты - это факты психологические по преимуществу», – считал Блок. ^[8]

Методология, предложенная Карсавиным в «Философии истории», воплощала в себе становление неклассического этапа развития исторической науки с характерным для него вниманием к субъекту познания. В поле зрения исследователей, придерживающихся неклассической парадигмы, находится не просто изучение взаимодействия человеческой индивидуальности с окружающим миром, но и то, каким образом это взаимодействие осуществляется в познании, в деятельности, в социальном бытии человека. Реактуализация исторической диалектики Карсавина позволяет раскрыть диалектику субъекта истории, или как еще в литературе его именуют – субстанта истории. Ю.И.Семёнов в своей энциклопедической по содержанию работе по философии истории с сожалением замечает, «никто не предпринял попытки выявить соотношение между понятиями человечества, общества, страны, государства, народа, этноса, нации, цивилизации, культуры, расы. Таким образом, в исторической науке не существует чёткого представления о субстанте истории, а тем самым и об объекте историологии». ^{[3, с. 25 – 26]} Однако, в «Философии истории» Карсавиным и была решена проблема отношений между взаимодействующими индивидуальностями, народами, культурами, религиями. Применение исторической диалектики позволило русскому мыслителю раскрыть цельность и полноту человеческой индивидуальности, которая невозможна вне мира, частью которого она является и который сам имеет личностную природу.

Как замечал сам Карсавин, «философ ценен не перепевами старого, а новою интуицией». ^{[1, с. 379]} Учёный своим примером продемонстрировал способность к осознанию потребности в новой парадигме развития исторической науки и предложил философско-историческую концепцию, построенную на основе исторической диалектики. Методология, разработанная Карсавиным в «Философии истории», выступает теоретико-методологической базой неклассического этапа развития исторической науки. Её востребованность была обусловлена сложными и противоречивыми отношениями, сложившимися между народами, государствами, религиями, культурами в современном ему мире. Историческая диалектика, базирующуюся на принципах всеединства и триединства, открывает подлинную картину истории, взаимодействие индивидуальностей и качествований в их развитии и изменениях.

Карсавин сумел поднять философию истории до статуса теоретической науки, придать ей творчески-прогностический характер, вооружил историков выверенной методологией научного познания исторического процесса. Философия истории выдающегося русского мыслителя открывает новые возможности для познания современной истории, закладывает почву для интуиций будущего, существенно обогащает методологический инструментарий современного учёного.