Precedent Phenomena of Russian And English Linguo Cultures in Western Media Discourse

Palanchuk Nadezhda Valerevna PhD in Philology Associate Professor of the Department of Foreign Languages for Non-Linguistic Majors at Russian State Social University 129226, Russia, Moskovskaya Oblast' oblast', g. Moscow, ul. Vil'gel'ma Pika, 4, of. stroenie 1 nadezhda_vp@inbox.ru Other publications by this author

Современный медиадискурс субъективен. Отражая события объективной реальности, он наделяет их субъективными оценками, которые способны полностью исказить суть описываемых явлений. Подобная оценочность может быть реализована эксплицитно и имплицитно на разных языковых уровнях. Прецедентность является одним из языковых способов оценочности, так как за каждым прецедентным феноменом стоят зафиксированные в лингвокультуре коннотации ^[5]. Они широко используются в современном медиадискурсе, так как позволяют кратко и емко охарактеризовать и оценить описываемые явления.

Вслед за Д.Б. Гудковым под прецедентными феноменами мы будем понимать «группу вербальных или вербализуемых феноменов, которые входят в когнитивную базу (КБ) того или иного лингвокультурного сообщества и известны любому представителю этого сообщества» ^{[1, с. 104]}. В нашем исследовании мы рассмотрим реализацию прецедентных феноменов англоязычной и русской лингвокультур в зарубежном медиадискурсе, рассмотрим их основные функции и коннотации.

В качестве практического материала используются статьи ведущих британских и американских изданий, посвященных сочинским Олимпийским играм. Олимпиада-2014 стала предметом научных работ как российских [2-4; 9], так и зарубежных ученых ^[8]. Как отмечают исследователи, Олимпийские игры 2014 рассматриваются преимущественно в геополитическом контексте, и в их описании преобладает идеологическая составляющая. В данной статье мы рассмотрим роль прецедентных феноменов в формировании политизированного контекста.

Газетная статья, прежде всего, адресована носителю определенной лингвокультуры. Используемые в ней прецедентные феномены должны быть знакомы среднестатистическому представителю данного лингвокультурного сообщества. С другой стороны, статьи, посвященные Олимпиаде, описывают страну, принимающую Олимпийские игры, и поэтому актуализация прецедентных феноменов данной страны вполне оправдана.

В ряде статей отмечается, что проведение Олимпиады в России сбивает с толку многих иностранцев, незнакомых с культурой принимающей страны. Так, в статье британского издательства Telegraph под заголовком “Winter Olympics 2014: for the British, it is a case of ‘let the confusion begin’” (Зимняя Олимпиада 2014: для британцев это из серии «да начнется неразбериха») Олимпиада в Сочи сравнивается с закрытой книгой. Во-первых, зимние виды спорта в силу климатических условий не очень популярны в Великобритании, а во-вторых, проведение Игр в России ставит английского зрителя в еще больший тупик, так как культурные реалии нашей страны ему мало знакомы. Актуализация прецедентного текста Гарри Поттер в заголовке через фразу ‘let the confusion begin’ («да начнется неразбериха») очень ярко выражает эту идею и задает юмористический тон:

Most of us approach these Games unsullied by preconceptions or knowledge, pure as the driven, synthesised snow. Having them in Russia shrouds the Games in further mystery […] Even were it not in Russia, though, the Winter Olympics is still a closed book for most Brits. With due respect to those who flock to the continent’s slopes every Easter, our participation in most events is minority, partly because of our climate. The Telegraph. 07.02.2014. (Многие из нас подходят к этим Играм незапятнанными предвзятыми мнениями или знаниями, чистыми, как этот привезенный, синтетический снег. Проведение их в России окутывает эти Игры в еще большую тайну. […] И даже будь это не в России, зимняя Олимпиада все еще закрытая книга для большинства британцев. С должным уважением к тем, кто толпится на склонах континента каждое Рождество, наше участие во многих соревнованиях минимально, частично из-за нашего климата).

Особенно церемония открытия Олимпийских игр, согласно западной прессе, рассчитана на российского зрителя, а для иностранцев остается непонятной:

But the opening ceremony of these Olympics was above all a show by Russians and for Russians. Sure, it offered plenty of iconography that just about anyone could recognize: The ballet and the onion domes of St. Basil’s cathedral were just a couple of the points of reference making sure outsiders didn’t feel lost. But at almost every turn the show winked and nodded at the home crowd in ways that only a Russian (or a Russophile) would catch. The figures that danced around the onion domes, and even the domes themselves, were done up in the style of Dymka toys – a type of clay figurine that most locals would recognize from childhood. The many allusions to literature also required at least a passing knowledge of the Russian classics, whose imagery either comprised the main scenes or tied them together. So if you didn’t catch the reference, the choreographer seemed to say, that’s your problem; go read a book. World Time. 07.02.2014. (Но церемония открытия этой Олимпиады была в первую очередь шоу, сделанное русскими для русских. Конечно там были культурные символы, узнаваемые практически каждым: балет и маковки собора Василия Блаженного были лишь парой из тех вещей, позволяющих чужакам не заблудиться. Но практически на каждом шагу шоу обращалось к домашней аудитории так, что только русский (или русофил) мог понять эти намеки. Фигуры, танцующие вокруг куполов-луковок, да и сами купола были выполнены в стиле дымковской игрушки – вид глиняных фигурок, знакомых многим местным с детства. Те многочисленные аллюзии к литературе также требовали хотя бы поверхностных знаний русской классики, чья образность либо составляла главные сцены или связывала их вместе. Поэтому если вы не уловили намек, хореограф, казалось, говорит вам, это ваша проблема, идите и читайте книгу.)

Как видно из приведенного выше примера, прецедентность, вписанная в контекст церемонии открытия Олимпийских игр в Сочи, остается закрытой, нечитаемой для иностранных зрителей. Поэтому в зарубежных статьях используются разнообразные прецедентные феномены англоязычной лингвокультуры, которые призваны дать свою интерпретацию незнакомых реалий чужой страны. С их помощью журналисты выстраивают новые ассоциативные связи, понятные англоязычному читателю. Рассмотрим конкретные примеры:

It’s a favorite cliche of the opening-ceremony genre: the naif embarks on an Alice-style trip through history and folklore, lost among a troika of horses, dancing Orthodox spires, Peter the Great, Tolstoy, ballet, Industrialism, revolution, topped off by what turns out to be some Vladimir Putin-approved nostalgia for the look and feel of the Stalin era — their very own “Mad Men” craze. Washington Post. 08.02.2014. (Это излюбленное клише жанра церемоний открытия: наивная девочка отправляется в путешествие в стиле Алисы Льюиса Кэролла через историю и фольклор, потерявшись среди тройки лошадей, танцующих ортодоксальных шпилей, Петра I, Толстого, балета, индустриализма, революции, увенчанной тем, что оказалось одобренной Путиным ностальгией по тому, как выглядела и как ощущалась сталинская эра – их собственное помешательство «Безумцев».)

В данном отрывке используются два прецедентных текста: сказка Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» и американский фильм «Безумцы», которые призваны дополнить описываемую церемонию открытия новыми ассоциациями. Выбранный жанр представления сопоставляется с клишированным путешествием Алисы, а сменяющиеся исторические сцены напоминают «быстро меняющиеся тренды и общественные нравы эпохи» ^[7], изображенные в фильме «Безумцы».

В другой статье церемония открытия сопоставляется с аттракционом в Диснейленде «Это маленький мир» только в большем масштабе:

A subsequent tour through Russian history began with the hopeful image of a young girl being carried aloft by a kite. Giant balloons adorned with tops represented famous Russian cathedrals, and Peter the Great rowed furiously across a floor that had been transformed into the Baltic Sea. At times it felt like Disney's It's a Small World ride, only bigger. Los Angeles Times. 07.02.2014. (Последовательный тур по русской истории начался с образа маленькой девочки, полной надежд, которую уносит воздушный змей. Гигантские воздушные шары с украшенными верхушками представляли собой знаменитые русские соборы, а Петр Великий ожесточенно работал веслами, плывя по полу, который трансформировался в Балтийское море. Временами, это походило на поездку в Диснейленде «Это маленький мир» только в большем масштабе.)

Для описания выхода на сцену российской сборной используется прецедентное событие из американской лингвокультуры: встреча болельщиками своей любимой баскетбольной команды на родном стадионе:

The Russians stole that show, as their athletes marched into the arena wearing colorful blue and red coats and fur caps while music thumped and 40,000 fans rose to their feet to cheer and flash blinking blue lights. The ovation, march and music lasted for several long minutes. It felt like Staples Center when the Lakers take the court. Los Angeles Times. 07.02.2014. (Русские затмили всех. Их атлеты вышли на арену в ярких сине-красных пальто и меховых шапках, гремела музыка и 40 000 фанатов встали, чтобы поприветствовать команду, размахивая синими огоньками. Овации, марш и музыка длились несколько долгих минут. Это напоминало Стейплс-центр, когда команда Лейкерс появляется в зале.)

Даже если читатель не видел данную церемонию, образное сравнение ярко отображает атмосферу в зале и шум оваций.

Прецедентное имя Дэнни Бойл (создатель церемонии открытия лондонской Олимпиады), используется для характеристики российского продюсера Константина Эрнста:

This was Putin’s vision of his Russia, connected by its majestic past to an exciting future, all seen through the dreams of a young girl called “Lubov” - Russian for love - and all brought vividly to life by Russia’s very own Danny Boyle, a splendid, floppy-haired executive creative director and screenwriter, Konstantin Ernst. Telegraph. 07.02.2014. (Это было представление Путина о его России, связанное своим великим прошлым с захватывающим будущим, показанное через сны маленькой девочки по имени Любовь, и ярко претворенное в жизнь русским Дэнни Бойлом, великолепным исполнительным директором и сценаристом, Константином Эрнстом).

В данном случае прецедентное имя Дэнни Бойл выполняет оценочно-экспликативную функцию, характеризуя неизвестного для англоязычного читателя русского телевизионного деятеля.

Прецедентные феномены англоязычной лингвокультуры участвуют и в других контекстах. Так, тема сочинских отелей очень ярко обыграна благодаря прецедентному тексту «Златовласка и три медведя» (в русской версии «Маша и три медведя»):

"Someone has been sleeping in my bed!" wailed a distraught journalist, finally checking into his Sochi hotel room after a long journey only to find the bed already slept in, presumably by construction workers who were still rushing to complete the rest of the hotel. He might also have accused them of eating his porridge but for the fact that the hotel kitchen was not yet in any fit state to be making it. The Guardian. 04.02.2014. («Кто спал в моей кровати?» завопил удрученный журналист, наконец-то заселившийся в номер сочинской гостиницы после долгого путешествия и обнаруживший, что в его кровати спали, по-видимому, рабочие, которые все еще спешили закончить оставшиеся работы в отеле. Он мог бы обвинить их и в том, что они ели его кашу, если бы не тот факт, что кухня отеля была еще не готова, чтобы ее сварить.)

Журналист с юмором описывает неготовность отеля к встрече посетителей, приводя точную цитату из сказки (Someone has been sleeping in my bed!) и несколько трансформируя прецедентный текст (He might also have accused them of eating his porridge), что усиливает комический эффект.

Эту же тему раскрывает прецедентный текст «Джеймс Бонд»:

A few hotels are here, in a setting so remote and with a vista so gorgeous that it seems more apt for a James Bond villain. And maybe a Bond villain would have had an easier time with construction. The New York Times. 04.02.2014. (Несколько отелей здесь в положении столь удаленном и с открывающимся видом столь ослепительным, что кажется больше подходит злодею из «Джеймса Бонда». И, возможно, у злодея из «Бонда» строительство бы шло полегче.)

Журналист иронизирует по поводу затянувшегося строительства и подготовки отелей к мероприятию, отмечая, что подобное расположение больше подходит отрицательному герою из фильма «Джеймс Бонд».

Прецедентный текст “Джеймс Бонд» реализуется в анализируемом дискурсе несколько раз, затрагивая и другие аспекты Олимпийских игр. По понятным причинам, особенно часто используемой частью стал фильм «Из России с любовью». В статье британского издания Telegraph апелляция к этому прецедентному тексту задана в заголовке: “Sochi opening ceremony: From Russia with love – Swan Lake, War and Peace and the Russian Revolution” (Церемония открытия в Сочи: из России с любовью – Лебединое озеро, Война и мир и русская революция) и обыгрывается в тексте статьи:

He did not parachute in, leaping from a plane like Her Majesty, nor did Russia’s action man president offer an impression of 007 – but Vladimir Putin did not need to try to steal the Olympic show when this particular Olympic show, the most expensive the world has ever seen, was all his. The Telegraph. 07.02.2014. (Он не спустился на парашюте, выпрыгивая из самолета как Ее Высочество, да и производить впечатление агента 007 российский президент-герой не стал. Но Владимиру Путину и не надо было привлекать на себя всеобщее внимание на олимпийском шоу, так как именно это олимпийское шоу, самое дорогое в мире, было и так его.)

Здесь российский президент Владимир Путин характеризуется через образ Джеймса Бонда: с одной стороны, по мнению журналиста, он похож на него своей тягой к геройским, впечатляющим поступкам, а с другой, его отказ продемонстрировать это на церемонии открытия объясняется тем, что он и без того был в центре всеобщего внимания.

The creator evidently also wanted his version of From Russia with Love to be on the menu here, even while the biggest army of security forces ever witnessed at the opening ceremony of any Games were on alert for the prospect of terrorism outside. The Telegraph. 07.02.2014. (Создатель, очевидно, хотел преподнести свою версию «Из России с любовью», в то время как самая большая армия силовых служб из всех, что когда-либо присутствовали на церемонии открытия Игр, была в боевой готовности на случай террористической атаки.)

По мнению журналиста, организаторы церемонии, проходящей в России, хотели создать свою интерпретацию «Из России с любовью», в то время как беспрецедентная армия силовых служб, отвечающая за безопасность на мероприятии, напоминала о старой версии фильма.

Этот же прецедентный текст актуализирован в описании церемонии закрытия:

The closing ceremony, a farewell from Russia with love, pageantry and protocol, started at 20:14 local time – a nod to the year that Putin seized upon to remake Russia's image with the Olympics' power to wow and concentrate global attention and massive resources. CBS News. 23.02.2014. (Церемония закрытия, прощание с «Из России с любовью», зрелище и протокол, начавшиеся в 20:14 по местному времени, – отсылка к году, который Путин использовал для того, чтобы с помощью Олимпиады изменить имидж России, удивив всех и сконцентрировав мировое внимание и массивные ресурсы.)

В данном контексте сочинская Олимпиада именуется проектом «Из России с любовью», мероприятие, которое должно было привлечь к себе всемирное внимание.

И совсем другую интерпретацию данный прецедентный текст получает в статье, в заголовке которой, апелляция к нему дана в трансформированной форме: From Russia with euphemisms (Из России с эвфемизмами). Она посвящена истории Советского Союза, которая получает крайне негативную трактовку:

In the Olympic coverage, Soviet horrors are being swept under the rug. American Enterprise Institute. 14.02.2014. (Освещая Олимпиаду, ужасы советской эпохи прячутся под ковер.)

Прецедентный текст «Из России с любовью» можно назвать пограничным. С одной стороны, он относится к англоязычной лингвокультуре, а, с другой, тесно связан с Россией, с Советским Союзом и поэтому способен выстраивать резко отрицательные коннотации, особенно в трансформированном виде, когда больший акцент делается именно на российской составляющей данного текста.

Таким образом, прецедентные феномены англоязычной лингвокультуры в анализируемом медиадискурсе служат для пояснения незнакомых реалий чужой культуры, рисуя знакомые и понятные образы, а также задают ироничную или юмористическую тональность.

Прецедентные феномены русской лингвокультуры в данном дискурсе выполняют иную функцию. Самую частотную реализацию получает прецедентный феномен – советская эпоха. И в этом читается явно политический подтекст: журналисты настойчиво выделяют в современной России «советские» черты, воссоздавая образ врага времен холодной войны. Олимпиада в Сочи сравнивается с триумфами и мегапроектами Советского Союза, что придает описываемому мероприятию резко отрицательную коннотацию:

Sochi 2014: Russia’s capitalists seek Soviet style triumph. The Financial Times. 07.02.2014. (Сочи 2014: капиталисты России стремятся к триумфу в стиле советской эпохи.)

Сравнение России с Советским Союзом представляет принимающую страну перед англоязычным читателем в негативном свете:

Russia is not the Soviet Union. Russians are not imprisoned as the Soviet people were; they enjoy personal liberties, including the freedom to travel, and the opulence of today’s Moscow is a world away from the dreary Soviet capital. But the sentencing of the Bolotnaya protesters carries a haunting reminder of past repression. The Washington Post. 25.02.2014. (Россия – это не Советский Союз. Русские не сидят в тюрьмах как советские люди, они пользуются личными свободами, включая свободу передвижения, а роскошь сегодняшней Москвы разительно отличает ее от мрачной советской столицы. Но задержание протестующих на Болотной навязчиво напоминает о прошлых репрессиях.)

In reality, the mysterious disappearance of the fifth Olympic ring was the most recognisably Russian element of the opening ceremony. There is something cherishably Soviet in hosting the most expensive Olympic Games in history – summer or winter – and somehow mislaying one of the rings along the way. Perhaps some canny Party functionary had siphoned it off as his cut of the deal. The Telegraph. 07.02.2014. (На самом деле, таинственное исчезновение пятого олимпийского кольца было самым узнаваемым русским элементом церемонии открытия. Есть что-то заветно советское в том, чтобы организовать самые дорогие Олимпийские игры в истории – летние или зимние – и каким-то образом потерять одно из колец. Возможно, какой-то хитрый партийный чиновник прикарманил его в качестве своей доли со сделки.)

Еще один прецедентный феномен, вербализованный в зарубежных статьях и тесно связанный с советской эпохой,– прецедентное имя Сталин. Любое упоминание о Сталине, одной из самых одиозных фигур для англоязычной лингвокультуры, усиливает негативную тональность. Данное прецедентное имя используется для характеристики российского президента и в зарубежной прессе неоднократно подчеркивается ностальгия Путина по сталинским временам:

[..] topped off by what turns out to be some Vladimir Putin-approved nostalgia for the look and feel of the Stalin era… Washington Post. 08.02.2014. ([…] что оказалось одобренной Путиным ностальгией по тому, как выглядела и как ощущалась сталинская эра…).

Прецедентный мир советской эпохи и прецедентное имя Сталин, как часть эпохи, закреплены в англоязычной культуре как отрицательно маркированные и связаны с образом жестокого врага. Данные прецедентные феномены не требуют экспликации и призваны усиливать отрицательную коннотацию.

В описании Олимпийских игр в Сочи участвуют и менее известные англоязычному читателю прецедентные феномены русской лингвокультуры. Прецедентное имя Петр I позволяет провести параллель между строительством олимпийских объектов в Сочи и возведением города Санкт-Петербург:

In putting his Winter Olympiad near a beach resort, Putin seems to be possessed of what might be called the Peter the Great complex: emulating the tsar who built his capital, from scratch, on a swamp. American Enterprise Institute. 17.01.2014. (Размещая свою зимнюю Олимпиаду на пляжном курорте, Путин, кажется, одержим тем, что можно было бы назвать комплексом Петра Великого: соперничество с царем, построившим свою столицу с нуля на болоте).

Оксюморон «зимняя Олимпиада на пляжном курорте» усиливает сходство российского президента с Петром I, воздвигшим новую столицу на непригодных для строительства болотах. Кроме того, указывается схожесть и в отношении к рабочим:

[…] Putin’s regular oversight of the construction in Sochi, which has been fraught with well-chronicled delays, cost overruns, environmental abuses and, as with Peter the Great’s creation of a czarist St. Petersburg, the squalid treatment of laborers. The New York Times. 22.01.2014. ([…] постоянно контролируемое Путиным строительство в Сочи, связанное с хроническими простоями, превышениями стоимости, нанесением ущерба окружающей среде и, как это было с созданием царского Санкт Петербурга Петром Великим, гнусным отношением к рабочим.)

С помощью прецедентного имени Потемкин журналисты сравнивают сочинские постройки с потемкинскими деревнями, то есть с попыткой скрыть неприглядные вещи за внешне красивыми декорациями ^[6]:

Now, Russian President Vladimir Putin has spent $50 billion on an Olympics that looks real enough but may be as ephemeral in its own way as Potemkin’s fake town. The snow is mostly manufactured. The crowds of international travelers have stayed away, scared off by threats of terrorism, the hassles of Russian bureaucracy and the exorbitant cost of attending the Games. The new resort infrastructure – built on a mountain of graft and bribery – is hardly guaranteed to become the destination for jet-setters Putin says it will be. Los Angeles Times. 11.02.2014. (Теперь российский президент Владимир Путин потратил 50 миллиардов долларов на Олимпиаду, которая выглядит вполне реальной, но может оказаться такой же мимолетной, как и бутафорный город Потемкина. Снег в основном искусственный. Толпы иностранных туристов остались дома, испугавшись угроз терроризма. Сложности с российской бюрократией и баснословная стоимость посещения Игр. Новая курортная инфраструктура – построенная на горах взяточничества и коррупции – вряд ли станет местом отдыха для завсегдатаев модных курортов, как о том говорит Путин).

Прецедентные имена Петр I и Потемкин требуют для англоязычного читателя экспликации: некоторые журналисты посвящают целые абзацы мифу о потемкинских деревнях, кратко рассказывают о строительстве Санкт-Петербурга.

Данные прецедентные имена относятся к эпохе царской России, апелляция к которой осуществляется посредством упоминания и других реалий:

In addition to tapping the Kremlin’s habitual cash cow, the world’s largest natural gas company, Gazprom, the tab for all of this was supposed to be shared with some of Russia’s top billionaire oligarchs and their companies […]. The model was meant to evoke a kind noblesse oblige imposed by the modern-day tsar on the richest boyars. (Помимо использования привычной дойной коровы Кремля, Газпрома, самой большой в мире нефтяной компании, счета за все это должны были быть распределены между главными олигархами-миллиардерами России и их компаниями […]. Модель напоминает об обязанности знати, возлагаемой современным царем на богатейших бояр.)

В приведенном отрывке российский президент выступает в роли царя, а крупнейшие компании, участвующие в финансировании олимпийских проектов сравниваются с боярами царской России.

Прецедентные тексты русской лингвокультуры также отражены в зарубежном медиадискурсе:

Every Olympiad is a venture, a mammoth undertaking, what the Russian poet Vladimir Mayakovsky mused about poetry – “ezda v neznaemoe,” a ride into the unknown. It is thus largely because four dangers haunt every modern Olympic Games: unfavorable weather, be it too cold or not cold enough; shoddy construction in the mad rush to finish; public protests by various groups seeking to spotlight their causes; and, since the early 1970s, terrorism. But in hosting the 2014 Winter Olympics in Sochi, Russian President Vladmir Putin has looked at the stern quartet across a poker table and said: “I see you and I raise you.” Washington Post. 31.01.2014. (Каждая Олимпиада – это рискованное предприятие, громадное обязательство, или, как писал русский поэт Владимир Маяковский о поэзии, “езда в незнаемое”. В большей степени это из-за четырех опасностей, которые преследуют современные Олимпийские игры: неблагоприятная погода, то слишком холодная, то недостаточно холодная; халтурные постройки, выполняемые в сумасшедшем цейтноте; общественные протесты, которые организуют различные группы в стремлении выставить напоказ свои убеждения; и с начала 1970-х, терроризм. Но при проведении зимней Олимпиады 2014 в Сочи российский президент Владимир Путин посмотрел на этот суровый квартет через покерный стол и сказал: «Я вижу вас, и я поднимаю ставки.»)

В приведенном отрывке журналист сравнивает Олимпиаду с рискованным предприятием и, цитируя стихотворение В. Маяковского «Разговор с фининспектором о поэзии», c “ездой в незнаемое”, что придает метафорическому образу русский колорит. Данное сравнение несет в себе отрицательную окраску.

В этой же статье автор упоминает русскую поговорку, согласно которой кто не рискует, тот не пьет шампанского:

An old Russian proverb declares that he who does not take risks does not drink champagne – and Putin likes to drink the champagne of victory. Washington Post. 31.01.2014. (Старая русская поговорка гласит: кто не рискует, тот не пьет шампанского. А Путин любит пить победное шампанское.)

В данном контексте Олимпиада выступает в роли азартной игры, из которой российский президент стремится выйти победителем.

Таким образом, отличительной чертой прецедентных феноменов русской лингвокультуры, функционирующих в дискурсе западных СМИ, является их резко отрицательная коннотация. Данные феномены очень отчетливо вербализуют бинарную оппозицию «свой – чужой», где негативные события описываются прецедентными феноменами чужой культуры.

Подведем итоги. Зарубежные статьи, посвященные зимней Олимпиаде в Сочи, используют в равной степени прецедентные феномены как англоязычной, так и русской лингвокультуры, однако их функции в данном дискурсе различны. Прецедентные феномены англоязычной культуры, как правило, выполняют функцию экспликации, дополняя описываемые события более знакомыми и понятными образами. Кроме того, они могут вносить в описание юмористический или иронический оттенок. Все апелляции к прецедентным феноменам русской лингвокультуры отрицательно маркированы и призваны усилить негативное отношение к Олимпиаде через неприятие культуры страны, в которой она проводится.