Certain peculiarities of Russian foreign literature in Harbin

Din Syan Post-graduate student, the department of Philosophy and Culturology of the East of the Institute of Philosophy, St. Petersburg State University 199034, Russia, g. Saint Petersburg, nab. Universitetskaya, 7-9 din.syan@bk.ru

В современном китайском литературоведении распространено понятие «литература русского зарубежья» (Элосы цяоминь вэньсюэ 俄罗斯侨民文学). Так обозначают литературное творчество русских (и на русском языке) эмигрантов, живших в Китае в первой половине ХХ в. (до 1950-х гг.) ^{[5, с. 101]}. Обладающие характерными чертами собственно русской литературы, эти произведения одновременно отмечены влиянием китайской культуры, в чем и заключается их главное художественное своеобразие.

Одним из главных центров литературы русского зарубежья являлся г. Харбин. Там жили и творили такие писатели и поэты, как Арсений Несмелов (1889-1945 гг.), Валерий Перелешин (1913-1992 гг.) и многие другие. Русские литераторы-эмигранты смогли создать собственный художественный стиль, сопоставимые с русской эмигрантской литературой Европы и Америки. Печатные издания эмигрантов не только продолжали традиции русской культуры и литературы, но и обогатили литературу Северо-Восточного Китая, сыграв важную роль в усилении культурных связей между Китаем и Россией.

Предлагаемая статья посвящена анализу литературы русского зарубежья в г. Харбин как особого регионального литературного феномена, находящегося на стыке русской и китайской культурных традиций. Разбираются соответствующие точки зрения, имеющиеся в современных российских и китайских литературоведческих исследованиях, а также доказывается, что эмигрантская литература Харбина не только является неотъемлемой частью истории русской литературы, но составляет особую страницу в истории китайской литературы первой половины XX в. Особое внимание уделяется эмигрантской издательской активности как важнейшему показателю уровня расцвета литературной деятельности.

Формирование традиции русской литературы в Харбине началось еще до появления там собственно эмигрантов, т. е. до Октябрьской революции 1917 г. Напомним, что Харбин стал центром русской жизни в Китае, когда в 1898 г. Россия начала строить КВЖД. В 1912 г. треть из 70 тыс. жителей Харбина были русскими ^{[10, c. 32]}. После Октябрьской революции большое количество представителей интеллигенции бежало из России в Китай, и Харбин, уже ставший к тому времени почти полностью русским, стал для беженцев «идеальным приютом».

Примерно в 1922 г. количество русских в северо-восточной провинции Хэйлунцзян резко возросло до 200 тыс., только в Харбине проживало более 150 тыс. человек. Численность русских очень быстро превысила численность местного китайского населения. Согласно переписи 14 января 1913 г., проводившейся на КВЖД, в Харбине проживало 53 национальности, говоривших на 45 языках. Население Харбина составляло 68 тыс. чел., среди которых 23 тыс. были китайцами, а 34 тыс. - русскими ^{[4, c. 53]}.

Среди них были профессиональные и непрофессиональные писатели, которые создавали свои литературные общества. Наиболее известным из них было «Литературное общество Николаевка». В «Дальневосточной газете», газете «Прогресс» и «Asian Times» и другой русскоязычной периодике публиковалась разнообразная проза, сборников стихов, очерков и др. По данным Казухико Савадой в 1898-1917 гг. в Харбине издавалось 32 журнала и 45 газет на русском языке ^{[7, с. 67]}.

Однако после вторжения японцев на северо-восток страны в 1931 г. и продажи КВЖД в 1935 г. большое количество русских потеряло работу, некоторые из них отправились на юг в Шанхай, а другие - в Австралию, Канаду, Бразилию, Европу и США. После Второй Мировой войны Советский Союз начал активно призывать русских, рассеянных по всему миру, вернуться на родину. В 1947 г. в Россию вернулась первая группа русских эмигрантов из Шанхая и Тяньцзиня. До начала 1950-х г. почти все русские эмигранты покинули Китай, одни из них вернулись в Советский Союз.

Харбин, Шанхай и другие города стали истинным «оазисом» для русских эмигрантов. После того, как жизнь бежавших из России в Харбин русских более или менее наладилась, моментально вырос спрос на газеты, журналы и книги: люди хотели больше знать о внутренней и международной ситуации, а также о своей стране и культуре. Русские харбинцы в 1901 г. построили первую русскоязычную библиотеку, в 1927 г. число библиотек достигло 27, было открыто 69 начальных и средних школ. В 7-ми высших учебных заведениях имелись собственные печатные издания, издавались журналы и сборники статей ^{[5, с. 102]}.

Присутствие и деятельность русской интеллигенции ускорили расцвет русскоязычного издательского дела Харбина. В 1920-1930 гг. эмигрантская печать достигла периода расцвета, в 1918-1945 гг. на русском языке в Харбине издавалось 115 газет, 275 журналов, 190 ежедневных печатных изданий, что само по себе является поразительным ^{[3, c. 154]}. Очевидно, что пресса и книжное дело русских эмигрантов Харбина были высоко развиты.

По информации, приведенной в книге «Словно ряска в шторм: русские эмигранты в Китае», а исходя из каталогов четырех крупных библиотек Китая (Харбинской, Шанхайской и двух пекинских библиотек), «в то время в Китае были опубликованы 908 изданий русского зарубежья, в том числе более 500 периодических изданий и около тысячи книг» ^{[10, с. 333]}.

Существовало также множество периодических изданий, посвященных литературе и искусству, например, только один журнал «Рубеж» выходил в свет на протяжении 18 полных лет, и по 1945 г. вышло 862 его номера ^{[2, с. 215]}. Ежегодно выпускали 52 номера, каждый составлял примерно 30 страниц ^{[5, с. 102]}. Основное внимание в них уделялось текущим литературной жизни и международным событиям. Ежемесячный литературный журнал «Николаевка» издавался с декабря 1932 г. до весны 1935 г. Но, несмотря на столь короткий срок его существования (менее трех лет), в нем были выпущены более 40 поэтических сборников.

Большинство из печатных изданий русского зарубежья в Китае имели четкую социально-политическую направленность, ратуя за такие общечеловеческие гуманитарные ценности, как свобода, демократия и равенство. При этом первоочередное внимание неизменно уделялось именно художественной словесности, что объясняется как наличием среди эмигрантского сообщества многочисленных писателей, так и высоким уровнем образованности всего этого сообщества.

Издательская активность создала плодотворные условия для роста и процветания литературного творчества, что, в свою очередь, способствовало превращению Харбина в один из главных центров всей русской эмигрантской литературы в Китае. По той же книге «Словно тряска в шторм», среди русских эмигрантов насчитывалось 120 писателей, что в среднем составляло 3-6 известных творческих личностей на 10 тыс. человек.

«Литература Харбина» представлена самыми разными жанрами: романы, повести, рассказы, пьесы, стихи, дневники, мемуары, исторические биографии, детская литература. Многочисленны и произведения, в которых воспроизведены конкретные эпизоды из судеб эмигрантов. Например, рассказ «Конец Милона Шабанова» Бориса Юльского (1912 - около 1950 гг.), о семьях староверов, которые в начале 1930 г., переправились вместе со всем своим скарбом и домашним скотом через Амур (Хэйлунцзян), вступив в конфликт с пограничниками ^{[9, с. 33]}. Это произведение подтверждает также, насколько привлекательным казался Харбин для бежавших из Советского Союза.

В Харбине были открыты консульства 19 стран, и кроме русских туда приезжали люди из 28 стран мира ^{[14, с. 48.]}. Несмотря на то, что после 1931 г. СССР взяла под контроль северо-восточную область Китая, ограничивая и вытесняя политику русской диаспоры, до 1940 г. в Харбине еще проживало не менее 60 тыс. русских эмигрантов ^{[9, с. 32]}. С Харбином невозможно было сопоставить другие города по количеству живших в нем русских и по тем усилиям, которые они прилагали для сохранения своей культуры. Например, в 1930-х годах в Шанхае проживало 15-20 тыс. русских эмигрантов, очевидно, что Харбин абсолютно заслуженно считался центром русского зарубежья на Дальнем Востоке.

Развитие издательского дела русской эмиграции в Китае можно разделить на два этапа: период наивысшего расцвета пришелся на 1920-е гг., когда в Харбине выходили в свет примерно 270 русскоязычных периодических изданий ^[1]. Среди них были и печатные издания для детей, например, «Ласточка», «Красное солнце», также издавалась отдельная пресса для женщин («Женская газета», «Женщины и жизнь»), выпускали газеты «Военный бюллетень» и другие газеты для военных, среди научных периодических изданий можно назвать «Маньчжурию». 24 журнала издавали русские казаки, например, «Свет Азии», «Енисейские казаки», «Дальневосточное казачество» и др. Все вместе это значительно превосходило количество периодических изданий русской эмиграции в Европе и Северной Америке.

После оккупации Северо-Восточного Китая в 1930-х гг. печать стали ограничивать, содержание подвергалось цензуре, а количество газет и печатных изданий существенно сократилось. Среди изданий различного толка можно встретить периодические издания с демократическим уклоном: это газета «Прогресс», «Рассвет» (издавалась в период 1920 - нач.1940 гг.), «Голос Родины», «Рупор» (1920 - нач. 1940 гг.), «Копей» и др.; газету черносотенцев «Русский голос», газету фашистов «Наш путь» и др. Кроме того, издавались литературные журналы «Рубеж» (1927-1945 гг.), «Вестник Азии» (1909-1945 гг.) и т.д.

Стихи и проза наполнены воспоминаниями о Родине, гнетущей тоской по родным местам и чувством потерянности в чужих краях. Таков поэтический сборник Марианны Колосовой (1901-1964 гг.) «Господи, спаси Россию!». Пронзительны строки из стихотворения Александры Паркау (1889-1954 гг.) «Воспоминанье»: «Не тревожьте воспоминанья… Не услышит наш зов Нева…». И из стихотворения Виктории Янковской (1909-1996 гг.) «У границы»:

«В хижине у озера далёко,

Где проходит русская граница,

Я живу… и думаю жестоко

О стране, которая мне снится…» ^{[13, с. 43-44]}.

Красной нитью через творчество харбинских писателей проходят размышления о страданиях простых людей во времена революции, гражданской войны, и о бедствиях, принесенных политикой устанавливающегося большевистского режима, особенно в деревне (продразверстка, раскулачивание). Приведем отрывок из поэмы А. Несмелова «Через океан»:

«Русский!» - От голода и от страха

Прет безбашенно на рожон.

Нету причины ни петь, ни ахать –

Воздух их родины заражен. ^{[8, с. 5]}.

В произведениях, посвященных Китаю, русские литераторы называли Китай и непосредственно Харбин своей второй родиной и выражали свою привязанность к ней. В. Перелешин называл Китай «ласковой мачехой». Рассказ Несмелова «Лаомоза» были опубликованы в 1940 г. журнале «Рубеж» (номера № 24 и № 30). Сюжет повествует о том, как русские бежали в Китай, пограничные войска безжалостно расстреливали беглецов, а китайцы усыновляли российских сирот. Название рассказа «Лаомоза» фактически передавало восприятие харбинцами русских в то время. «Лаомоза» (с кит. – «старая шапка») для харбинцы - это «русский с рыжевато-русой бородой».

Приведенное наименование русских осталось у харбинцев и других жителей Северо-Восточного Китая после приграничных столкновений с русскими, претендовавших когда-то на китайские земли. Кроме того, в этом слове также есть чувство принятия и сожаления. Китайцы приняли и признали русских эмигрантов, разделили с ними общее горе. Аналогичным образом русские эмигранты были полны сложных чувств по отношению к китайцам. С одной стороны, они были близки к ним, с другой стороны, они понимали, что они находятся в чужой стране и это место лишь для временного проживания. Именно поэтому после начала войны с Японией множество русских эмигрантов покинуло Харбин.

Согласно историческим данным, значительная часть русских эмигрантов являлись гражданами Китая. Оставшиеся в Китае по разным причинам русские уже после основания КНР стали одной из 56 официально признанных этнических групп Китая. Относительно их формирования и состава на сайте Центрального правительства КНР написано следующее: русские являются малым народом Китая, они мигрировали из царской России в Синьцзян и другие районы Китая после XVIII века. В период генерал-губернаторства Шэн Шицая в Синьцзяне у русских был статус натурализованных граждан, и уже после образования КНР название поменялось на «русские» ^[6].

Литературное наследие подавляющего большинства «харбинцев» показывает, насколько сильное влияние оказывала на него местные культурные традиции и окружающая действительность. Китайский ученый Гао Сян в своей монографии «Современный литературный мир Северо-Восточного Китая» (2007 г., издательство «Весенний ветер») предлагает подразделять творчество всех писателей на три группы ^{[11, с. 120-121]}. К первой он относит произведения тех литераторов, кто родился и прожил большую часть жизни на северо-востоке страны: их литература отражает историю и реальную жизнь окружающего их мира.

Вторая группа - произведения писателей, которые родились в других регионах Китая, но долгое время жили на северо-востоке, и их произведения также посвящены местной жизни. К третьей группе отнесены произведения о северо-востоке, но созданные авторами, побывавшими там проездом. В приведенной классификации русские писатели Харбина отнесены ко второй и третьей группам, что означает включение их творческого наследия в состав «литературы Северо-Восточного Китая».

Литературное творчество русских эмигрантов в Харбине подтверждает мысль о том, что «воды и земли рождают подобных себе людей». Литература русского Харбина значительно отличается от русской и китайской литературы. Наряду с повествованиями о России и русской жизни, в ней присутствует множество тем, связанных с Китаем; многие истории происходят на северо-востоке Китая.

Девственный лес, городской облик Харбина, политические потрясения в Харбине, распространение чумы в 1910 г. на северо-востоке, наводнение в провинции Хэйлунцзян в 1932 г., сельская жизнь в пригороде Цицикара, тигры в северо-восточных лесах, живущие по законам природы горные жители, хунхузы, бандиты, народные традиции и обычаи Северо-Восточного Китая, женщины с лотосовыми ножками, рикши, официанты в кафе, крестьяне, бродяги. А также мужчины в китайских халатах с трубками в руках, стройные китаянки в длинных китайских платьях, сильные весенние ветра в Харбине, жареные лепешки, ягоды и фрукты в сахарной карамели на палочке, чайные на углу улицы, деревенские постоялые дворы, тускло освещенные коптильни - все это присутствует в творчестве русских писателей-эмигрантов и является характерными образами людей, явлений, природы, культурного ландшафта, отражает образ жизни и простонародные нравы Северо-Восточного Китая.

Итак, есть все основания полагать, что русская эмигрантская литература Харбина представляет собой особый феномен литературного творчества Китая, который существовал и развивался на протяжении полувека, содержа в себе иное, чем у собственно китайских писателей, понимание повседневной и духовной жизни местного населения. Как таковая, эта литературная традиция оказала заметное влияние на развитие местной культуры, и, кроме того, представляет немалый интерес в качестве источника для изучения быта и нравов Северо-Восточного Китая. Строительство и изменение Харбина, описание района Лаокай, условия жизни и привычный образ жизни простых людей, история природных явлений (например, песчаные бури и наводнения), сосуществование и жизнь многонациональных поселений и т.д., - все это имеет очевидную фактологическую ценность для исследователей.

Специфика русской эмигрантской литературы становится еще более очевидной при её сравнении с другой национальной эмигрантской литературой, в первую очередь еврейских беженцев в Шанхае. Они выпускали там в 1930-1940-х гг. тоже немало печатных изданий, которым сегодня отведено отдельное место в истории современной китайской литературы.

Однако еврейская литература была сосредоточена в вопросах идентичности ^{[12, с. 125-126]}, тогда как русская освещала, повторим, различные аспекты жизни китайского населения. Именно поэтому правомерно говорить, что творчество русских эмигрантов обогатила литературу Северо-Восточного Китая новыми художественным материалом и приемами, и даже задало ей определенные векторы эволюции.

Еще одну немаловажную особенность русской эмигрантской литературы Харбина составляет влияние на неё китайской художественной словесности и культуры в целом. Удивительно, но многие произведения, написанные на русском языке, воспринимаются так, словно их создали китайские литераторы. Таковы, например, стихи А. Паркау «Лунный новый год», «Бегство», «Харбинская весна», «Сказка веков», которые наполнены деревенским колоритом Северо-Восточного Китая.

Из поэтов, в чьих стихах наиболее явственно отразились реалии китайской народной культуры – обычаи, верования, художественные промыслы, напрашивается назвать Николая Светлова (1890-1966 гг.) - «Новый год в Китае», «На улице», «Сторукая». Сегодня говорят о «китаизации» эмигрантской литературы, иллюстративным примером чего служит поэзия и проза Кирилла Батурина (1903-1971 гг.) - «Девчонка», «В пути», «Девушка из Нинбо», и Михаила Щербакова (ок. 1890-1956) - «Жэньшэнь», «Курильщик опиума», «Фонтан», «Китайская вышивка».

Во всех этих стихотворениях и прозах, безусловно являющихся подлинно поэтическими произведениями, мы видим и картины китайских пейзажей, и использование фольклорных сюжетов. Художественный язык и образность обогащены китайскими словесными заимствованиями: этнонимы, топонимы, имена, включая, скажем, имя Богини (Бодхисаттвы) милосердия Гуаньинь. Немало и традиционных китайских поэтических образов: буйвол, дракон, стрекоза, бабочка, лотос, сосна, зеленый бамбук.

Более того, часть творческой эмигрантской интеллигенции практически полностью посвятила свои произведения описанию нравов и обычаев северо-восточного района Китая и жизни некитайских народов. В этих произведениях можно встретить немало вариаций на типично китайские религиозные сюжеты: поверье о душе умершего, вселившейся в живого человека, получение наказа во сне от привидевшегося духа. Есть и стихи с буддийскими мотивами, например, «Фошань», «Будда и я» В. Янковской.

Некоторые писатели особое внимание уделяют китайским семейным отношениям, оговаривая их отличия от принятых в России представлениях о браке и способах разрешения семейных конфликтов. В целом нередко встречаются такие легко узнаваемые и производные от китайской лексики слова, как Будда（佛）、кумирня（庙）、лама（喇嘛）、мандарин（官吏）、паланкин（花轿）、лотос（荷花）、бамбук（竹子）、джонка（舢舨）、иероглиф（象形文字）、чай（茶）、гаолян（高粱）、тайфун（台风）、фанза（房子）、кан（炕）、рикша（人力车）, которые могут быть дополнены транскрипцией китайских слов, например:

«А сабля, гляди на ем... – золотая

Знать, чин охвицерский.

– Кан-ка пуе!»   

Николай Светлов. «На улице».

Своеобразная «восточная экзотика» и гармоничное сосуществование исконно «русского характера» и китайских культурных реалий усиливают художественную самобытность русской эмигрантскую литературу Харбина, повысив и её привлекательность и для представителей китайских творческих кругов. Вот - еще один фактор, способствовавший превращению творчества «харбинцев» в неотъемлемую часть истории китайской литературы. Причем, именно литература Харбина считается наиболее ярким представителем всей «восточной ветви литературы русского зарубежья».

Подводя итог сказанному выше, сформулируем основные выводы: во-первых, русская эмигрантская литература Харбина в силу своеобразия её историко-культурного контекста, сложности жизненного опыта конкретных авторов, а также её художественного (жанрового, стилистического) разнообразия и эмоционального богатства, представляет собой уникальный локальный литературный феномен, выходящий за рамки региональных культурных традиций. С одной стороны, она отражает национальное самосознание русских харбинцев, с другой, - культурные различия России и Китая.

Во-вторых, будучи созданной на русском языке, она активно оперирует заимствованиями из китайской образной системы и апеллирует к местным культурным реалиям. Все это позволяет утверждать, что русская эмигрантская литература Харбина есть не только неотъемлемая часть истории русской литературы, но и органический, хотя и весьма своеобразный, эпизод в истории китайской литературы первой половины XX в.

Список сокращений периодических изданий:

ГЛД - Гоцзя лилунь дунтай (Национальные теоретические изыскания, ж., Пекин): 国家理论动态.

ПДВ - Проблемы Дальнего Востока (ж., Москва).

ЧТЛ - Чжунго тушу лилунь (Теория китайского библиотечного дела, ж., Пекин) 中国图书理论.

ШШД. ЧШКБ - Шанхай шифан дасюэ. Чжэсюэ шэхуэй кэсюэ бань (Ученые записки Шанхайского педагогического университета. Философия, социальные науки). 上海师范大学. 哲学社会科学版.

ЭВИ - Элосы вэньи (Русская литература, ж. Пекин) 俄罗斯文艺.