On the History of the Incest Problem in Psychology

К истории проблемы инцеста в психологии

Проблема инцеста более века является достоянием не только истории, но и психологии. Несмотря на табуированный характер рассматриваемого феномена, его психологический анализ представлен на страницах современной научной периодики, например, в работе П. С. Гуревич ^[9], А. Н. Гришанова ^[10], В. А. Потапова ^[22], С. В.Ильина ^[16], Ю. Е. Катерной ^[17], Л. И. Дементий ^[11]. Однако чаще всего проблема рассматривается в своем историческом и мифологическом измерениях, как у Т.А. Шерковой ^[36], М. Турецкого ^[26]. Значительно реже обсуждаются современные методы психологической поддержки пострадавших от инцестных действий, а также вопросы профилактики инцестного поведения как, например, в статье Б. Ф. Стил ^[25], С. Н. Ениколопова ^[12]. Систематизация представлений ведущих психологов по проблеме инцеста позволила выявить основные подходы к решению проблемы. Дадим их характеристику. Основные научные психологические школы, такие как: психоанализ, гештальтпсихология, гуманистическая психология выразили свое отношение к явлению инцеста в фундаментальных трудах, ставших на сегодняшний день классикой. З. Фрейд: «Три очерка по теории сексуальности» (1905), «Об особом типе выбора объекта у мужчины» (1910), «Тотем и табу» (1913); К. Юнг «Фрейдистская теория истерии» (1908), «Значение отца в судьбе личности» (1909/1949), «Анализ сновидений» (1909), «Опыт описания психоаналитической теории» (1913), «Либидо, его метаморфозы и символы» (полное издание сочинений том второй 1951-1961); О. Ранк, «Мотив инцеста в поэзии и легенде» (1912), «Травма рождения» (1924), «Психологические параллели с детскими сексуальными теориями» (1927), «Роль женщин в развитии человеческого общества» (1928), К. Хорни «Новые пути в психоанализе» (1939), Л. Сонди «Моисей. Ответ Каину» (1959), «Каин. Образы зла» (1959); Леви-Стросс: «Структурная антропология»(1958), «Тотемизм сегодня» (1962), М. Кляйн «Детский психоанализ» (1921 – 1929), «Ранние стадии Эдипова конфликта» (1924), «Эдипов комплекс в свете ранних тревог» (1921 – 1929), Б. Беттельхейм «Психоанализ волшебных сказок» (1973), «Детские сны» (1975), М. Боуэн «Семейная терапия в клинической практике» (1978), П. Тайтельман «Инцест: подход с позиции теории семейных систем» (1981), Ф. Эритье «Упражнение в родственности» (1982), «Две сестры и мать. Антропология инцеста» (1994), Э. Уэллдон «Мать. Мадонна. Блудница» (1988), Б. Цирюльник «Под знаком уз» (1989) и др. Представители бихевиоризма, общественно-исторической и деятельностной концепций обошли в своих научных интересах явление инцеста, поскольку для данных направлений более актуальными были исследования социальных аспектов поведения индивида, его деятельности, а также изучение показателей социальной эффективности, общественно- значимой жизнедеятельности отдельного члена общества. Удивительно, но – инцест – это психологическая проблема, которая начала изучаться не с патологического края своей выраженности и проявления, а с нормативного. Начало изучению проблемы кровосмесительных отношений в психологии было положено теорией влечений Зигмунда Фрейда. У основателя школы психоанализа, отца глубинной психологии мы встречаемся с тремя особенностями в его исследовании инцестного вопроса. Во-первых, это анализ здорового развития индивида. Обычно изучение в те времена начиналось с края патологии, определение нормативного развития личности было дано лишь в конце ХХ столетия. Фрейд в начале ХХ века акцентируется на нормативной истории влечения ребенка определенного возраста: с трех до шести лет, к родителю противоположного пола и отторжения к родителю своего пола. Р. Крафт-Эбинг в 1886 г. опубликовал свой труд - «Половая психопатия», обнажив психологию половой жизни общества, в том числе, и обозначив реальную проблему инцеста. «Охрана нравственной чистоты семейного очага является одним из приобретений культурного развития. Вот почему у нравственно нормального культурного человека всякая мысль о каких-либо сладострастных отношениях к члену его семьи вызывает явное чувство отвращения. Только при неимоверно сильной чувственности и ущербности морально-правовых представлений может развиться половое влечение к близким родственникам. У мужчин - алкоголизм и состояние опьянения, у женщин – слабоумие, задерживающее развитие стыдливости, а порой ведущее и к эротизму, – вот те условия, которые благоприятствуют осквернению кровного родства. (…) Однако во многих случаях, если не в большинстве, не удается доказать патологической основы для этих преступлений…» (611-612 Р. Крафт-Эбинг) Рихард фон Крафт-Эбинг – австрийский и немецкий психиатр, невропатолог, криминалист и исследователь человеческой сексуальности, выполняя свой профессиональный долг, в рамках собственной профессиональной деятельности описал несколько случаев преступной патологии семейных взаимоотношений, и на долгие годы испортил, таким образом, себе репутацию. В последней четверти девятнадцатого века подобного рода научный труд вызвал скандал, даже для признанного мировым научным сообществом европейского профессора - это было слишком смело и откровенно. «Половая психопатия» многократно переиздавалась и переводилась, но сопровождалась комментариями о том, что труд следовало бы написать полностью на латыни и не переводить ни на какие другие языки. Конечно, такой бы подход сделал труд не общедоступным, а исключительно научным. И так был бы, возможно, решен этический вопрос «скандальной темы». Вероятно, З. Фрейд учел «огрехи» профессора Р. Крафт – Эбинг. Хотя в своих «Трех очерках о теории сексуальности», Фрейд ссылается на терминологию, данную Крафтом-Эбингом, Моллем, Мёбиусом, Эллисом, Шренк-Нитцингом, Лёвенфельдом, Эйленбургом, Блохом, М. Хиршфельдом, И. Зидгером, он предложил более мягкий и более распространенный вариант – нормативной человеческой сексуальности, оставив теорию лишь теорией, а практику предпочел оснастить пометкой «фантазийного опыта» у истероидных пациенток. Во-вторых, Фрейд не верил в то, что в ХХ веке все еще практически существует инцестная форма семей. Для З. Фрейда реальных случаев нарушения запрета на сексуальные отношения кровосмесительного толка в семье, между детьми и родителями не существовало. Он руководствовался собственной теорией влечений и искал соответствующие ей способы и методы реагирования на запрос клиентов, реально страдающих от воображаемого. Отсюда пошла традиция невротического определения запросов к психоанализу. В третьих, Фрейд исследовал развитие отношений ребенка в его фаллической стадии в двух диадах: «сын-отец», «сын-мать». И это спустя почти двадцать лет с того времени, как установилась «формула Фреге». С 1879 года, после первой публикации работы известного немецкого математика, философа и логика - Ф.-Л. Г. Фреге «Концептуальные письма» (Begriffsschrift – оригинальное название работы), в научном мире для трактовки взаимосвязей была введена и зафиксирована троичная система логического анализа, называемая треугольником Фреге. Треугольник Фреге - стал универсальной формулой постоянных закономерностей, применяемых для любой научной дисциплины.

З. Фрейд не мог не знать об этом научном факте, но предпочел рассматривать связи в диаде, а не триаде. Прохождение фаллической стадии развития мальчиком Фрейд отметил комплексом Эдипа. И, несмотря на то, что рост ребенка протекает в первичном треугольнике отношений, как это рассматривается в современной трактовке данного явления, Фрейд фиксирует исследовательский интерес на парных взаимодействиях: мать – сын, сын – отец. «Триада Эдипа» появляется в более поздних работах, у последователей Фрейда.

К.Г. Юнг также в традициях З. Фрейда, рассмотрел парный процесс прохождения ребенком, но уже женского пола, так называемой фаллической фазы развития, обозначив его как комплекс Электры. Данное понятие Юнг впервые предложил в 1913 году в работе «Опыт описания психоаналитической теории».

Позже Фрейд пробовал изменить свою исследовательскую «оплошность» в обращениях к женскому крылу психоаналитического сообщества с вопросами углубленного исследования женской сексуальности к женщинам-психоаналитикам: М. Кляйн, К. Хорни, Д. Ривьер, М.Брайерли, Д. Пайнз, Ж. Лампаль де Гроот, Р. Мак Брюнсвик, С. Шпильрейн, А.Л. Саломе и др.

Женское крыло психоаналитической школы активно принялось за разработку отличительной теории развития женской сексуальности от мужской, и в период до 40-х годов ХХ столетия достигло серьезных успехов. Однако окончательное утверждение и формулировка теории женской сексуальности в норме и патологии получило лишь в 80-е годы ХХ столетия в работах Ж. Шассеге-Смиржель, Д. Мак Дугалл, а позднее, Э. Уэллдон.

Таким образом, очевиден гендерный перекос в вопросе истории исследования инцестных форм отношений в семье. Но причиной остановки, почти на два десятилетия, исследований инцестного явления могли быть не только и не столько вопросы научного авторитета и вклада мужского и женского, сколько аспекты исторического контекста: события второй мировой войны, а также то, что на фоне общемировой агрессии «внутрисемейные войны» утратили свою значимость. Мировая война принесла множество архитектурных, эмоциональных и экзистенциальных разрушений, а также кристаллизацию проблемы сиротства. Выжившие в жерновах насилия не могли остаться абсолютно здоровыми. К подобным выводам специалисты по вопросам метального, экзистенциального и физического здоровья человека пришли гораздо позже. Процесс послевоенной реабилитации начался с военных и лиц, прошедших боевые действия, массово изучался Тавистокской клиникой. Так, например, Генри Дикс описывает эту практическую работу в Англии в своих обстоятельных трудах ^[36]. В Америке процесс изучения воздействия такого экстремального стресса, как война (именно так называется данный тип расстройства здоровья в первой редакции DSM), изучался и медиками и психологами. В 80-е годы ХХ века опыт работы с психологической травмой военных положили в основу проработки инцестной травмы в семье. Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) в современном понимании данного состояния, вошло в DSM IV в 1994 году. До сих пор не найдено практического рецепта, который бы полностью устранил симптомы ПТСР, на данный момент речь идет о временной или долговременной ремиссии. Примерно через 10 - 15 лет, после окончания Второй мировой войны, бывшие узники контрационных лагерей стали обращать на себя внимание разного рода специалистов, чья работа была связана с познанием человека и оказанием ему помощи. В 1975 году, в рамках группового проекта для переживших Холокост и их потомков, который впервые был осуществлен в Нью-Йорке, а позже стал ежегодным мероприятием, психологи выделили четыре категории семей: «семьи-жертвы, семьи борцов, онемевшие суровые семьи и семьи, которые «справились с этим»^[8]. Согласно канадским исследованиям, последствиями пребывания в концлагере для потомков выживших является хрупкая структура семьи, а также то, что новое поколение не может формировать идентичность»^[25]. Эндрю Соломон, исследуя феномен депрессии, в конце 90-х годов ХХ века поделился своими соображениями по поводу европейской статистики о суицидах среди бывших узников концентрационных лагерей: «Как только они ощущали, что снова становятся людьми, то есть ответственными личностями, к ним возвращались людские скорби: скорбь о развеянной или утраченной семье; всеобщее страдание вокруг; их собственное изнеможение, казавшееся окончательным, неизлечимым; необходимость начинать жизнь сначала среди развалин, часто в одиночку» ^[8]. Э. Соломон говорит о суициде в 80 % случаев из 100, то есть, по его данным, только 20 % бывших узников концлагерей, проживавших после второй мировой войне в Европе, смогли адаптироваться к мирной жизни и продолжить ее. Среди этих 20 % - и всемирно знаменитый Виктор Франкл, и Липод Сонди, но, увы, не Бруно Беттельхейм, не дочь и не сын Л. Сонди, не Примо Леви, оставивший глубоко экзистенциальное послание в четырех своих книгах об опыте концлагеря, и вопрошавшего со страниц личного свидетельства пребывания в Освенциме: «Человек ли это?», после всего того, что сделал, ради выживания?! ^[24]. На Международном Конгрессе в Цюрихе «Инцест и родственные проблемы», впервые прошедшем в 1987 году и ставшим, после этого, ежегодным, была проведена аналогия между жертвами Холокоста и жертвами инцеста, с предложением распространить принцип практической помощи, уже опробованной в терапии жертв Холокоста, на терапию инцестных последствий для членов семьи, в которой произошел инцест. В 90-е годы ХХ столетия в психологии практически все современные подходы в работе с инцестными пациентами использовали и принцип работы с ПТСР, и принцип работы с жертвами Холокоста. Итак, военным и пленным стала оказываться помощь, практически сразу после окончания боевых действий. А вот для населения, пережившего оккупацию, а также ожесточенные боевые действия, частью которых им пришлось невольно стать, для этих людей реабилитация не предусматривалась. Именно поэтому в Европе и США, где уже практиковалась психотерапевтическая помощь, начала формироваться потребность в надежных теориях работы с разного рода душевными травмами от физического, сексуального и эмоционального насилия. В научной среде, в конце 50х – начале 60-х годов ХХ столетия изучение инцестных форм взаимоотношений возобновилось в рамках углубленного изучения теории привязанности Д. Боулби, самим Джоном Боулби, его учениками, а также детскими педиатрами и психоаналитиками в Англии - Дональдом Вудсом Виникотом, во Франции - Альдо Наури, Борисом Цирюльником, Франсуазой Дольто, в Австрии – Алис Миллер, Урсулой Виртц в Германии. В это же время в Америке в самостоятельное дисциплинарное направление стала выделяться гендерная психология, у истоков развития которой стоял Р. Столлер. В 1968 году вышла его первая работа «Пол и гендер: о развитии маскулинности и феминности». Роберт Столлер ввел понятие ядерной идентичности, разделил гендерную и поло-ролевую идентичности, что в корне изменило взгляд на фаллическую стадию развития, роль отца и роль матери в становлении идентичности ребенка. В 1975 году в работе «Перверсия: эротическая форма ненависти» Р. Столлер впервые описал результат инцестуозной формы прохождения фаллической фазы в первичном треугольнике. Пятнадцатью годами ранее в Англии такие же результаты наблюдений описали в своем исследовании семей с уже взрослыми детьми, больными шизофренией, Р. Лэнг и А. Эстерсон. Поль Клод Ракомье во Франции также в 60-е годы прошлого столетия, работая с психотическими пациентами, описал инцестуозную природу корней безумия, как семейного паттерна, передающегося из поколения в поколение и поддающегося трансформации с усилением проблемы в новом витке семейного развития. В это же время в Америке свой непростой экспериментально-фундаментальный труд начали У. Мастерс и В. Джонсон. Сексология стала оформляться как отдельная научная дисциплина в рамках медицины, но позже ставшая междисциплинарной, в связи со своей близостью к психологии. В рамках сексологии такие видные зарубежные и отечественные специалисты, как С. Збигнев, К. Имелинский, С. Кратохвил, А.А. Ткаченко, Г.Е. Введенский, А.Г. Герасимов и др., - отнесли инцест к классу нетипичных сексуальных отклонений. До трудов Р. Столлера, У. Мастерса и В. Джонсон роль отца в становлении личности ребенка, как и роль мужчины в развитии общества, до середины ХХ века, была доминирующей и рассматривалась, соответственно, через призму определенного или даже специфического вклада отца в процесс развития ребенка. Женщине с одной стороны, отводилась скромная роль сосуда для взращивания новой жизни, ведь почти до конца ХIХ века считалось, что женские клетки не участвует в оплодотворении, и что мать не передает никаких материалов ребенку. Такая тенденция – стремление к андроцентризму сохраняется и по сей день: отец – в полной мере создатель новой жизни, мать – почва для великого отцовского семени. Следовательно, и ответственность за качество «семени» возлагалась целиком и полностью на отца. Но, с другой стороны, женщину возвеличили через образ непорочного зачатия до ранга Святой Матери. Отец при этом стал символом силы/агрессии, власти/имущественных прав, а женщина – редуцированной добротой. Параллельно научным исследованиям, в 60 – 80 – е годы ХХ века набирает обороты психотерапевтическая практика. В связи с этим появляется все больше научных публикаций – кейсов - о новых видах обращений за психотерапевтической помощью. Так в обиход практикующих психологов входят понятия материнского и отцовского инцеста. В 70-е годы ХХ столетия психотерапевты буквально попадают под лавину обращений о сексуальном использовании зависимых членов семей своими доминантными родственниками, либо лицами, призванными воспитывать детей и входящими в родительский дом на особом вотуме доверия. А. Миллер в 80-е годы ХХ столетия тщательно изучила и описала связь между преступниками и жертвами, и пришла к выводу, что ранее, те, кто сейчас обвиняется в насилие, сам пострадал от подобного преступления. По данным современной статистики Великобритании (из личной беседы с Э. Уэллдон), 80 % жертв насилия позже сами становятся насильниками. У. Виртц так итожит вопрос взаимодействия между насильником и жертвой: «Неурегулированные конфликты передаются из поколения в поколение, так что инцест становится своего рода семейной традицией» ^[8]. То есть взаимодействие между членами некоторых семей, имеющих особую дифицитарность в отношениях: с перевернутой иерархией и инфантильностью родителей, где ребенок призван быть эмоционально сильнее родителя; особый тип реагирования на утрату, как у лиц с ПТСР; специфические защитные механизмы психики, как у психотических пациентов, а также «Холокостную» идентичность; для таких семей становятся возможным сохранить свою группу, как семью, только через инцестное взаимодействие. В 60 – 80-е годы ХХ века в кабинетах психотерапевтов «инцест» - становится модным запросом, но не основным, а фоновым, то есть обращение за психологической помощью происходит не по факту инцестного семейного взаимодействия, а как условие, на фоне которого развивается личностная трагедия.

Так, например, французский психиатр-психоаналитик Поль Клод Ракомье, в работе с психотическими пациентами, выделил повторяющиеся элементы в личных историях своих больных и особые паттерны в их семейных взаимоотношениях. Но в 60-е годы Ракомье, как и Лэнг только заявили об увиденном, без выводов. Тогда общество еще не было готово воспринимать всерьез проблему реального инцеста.

В 60-х годах ХХ века как самостоятельное направление в психологии обозначилась семейная терапия. Теоретические воззрения данного направления базировались на теории открытых систем Л.-Ф. Берталанфи (1932). Кибернетики также взяли в основу своих теоретических положений теорию Берталанфи. В семейную психотерапию данная переработанная информация вернулась в виде шести законов, по которым функционируют открытые живые семейные системы и общество в целом, а также в виде обширной информации по теории коммуникации. Теперь отношения между членами семьи перестали рассматриваться диадно и линейно, а стали подвергаться циркулярному анализу взаимовлияния. В рамках развития семейной психотерапии, как нового направления в психологии, «первичный треугольник отношений» в фаллическую фазу развития ребенка в 1957 г. первым исследовал М. Боуэн, и как нормативно прожитый ребенком, и как прожитый с особенностями, ведущими к затруднению в отношениях. М. Боуэн, уже в традициях теории привязанности Д. Боулби и его последователей, а также в направлении антипсихиатрии Р. Лэнга, развивает собственную теорию семейных систем, где изучает серию первичных треугольников в межпоколенчатой истории расширенной семьи методом генограммы, вводит понятие эмоционального поля семьи и понятия степени дифференцированности вырастающих членов семьи по отношению к стареющим; а также провозглашает принципы гипотетичности, циркулярности и нейтральности в психотерапевтическом процессе. Именно благодаря введению трех терапевтических китов психотехники стало возможным рассматривать инцестное взаимодействие без критики и порицаний, а с реальной поддержкой всем членам семьи. В 1968 году С. Карпман, использую треугольник Фреге, ввел в обиход уже драматический треугольник, названный позже в его честь. Треугольник Карпмана в таком направлении психологии, как транзактный анализ, дает представление об индивидуальной патологии личности, взращенной в неподобающих условиях семьи. О. Кернберг, в 1988 году в работе «Отношения любви. Норма и патология», продолжая идеи Р. Столлера и Г. Дикса, анализирует трехсторонние отношения в первичном треугольнике ребенка, а затем и его родителей, давая исчерпывающее описание дисфункций идентичности и последствий ненормативного прохождения фаллической фазы развития ребенка. Французская, английская, немецкая, итальянская, американская школы семейной психотерапии вне зависимости друг от друга приступили к поиску практических решений в вопросе помощи членам инцестных семей и таким семьям в целом исключительно из нужд практики. В рамках семейной психологии этими вопросами занимались в то время: М. С. Палаццоли, Л. Босколо, Д. Чеккин, Д. Прата, Д. Хейли, С. Минухин, П. Тайтельман, М. Боуэн, и др.

В 80-е годы ХХ столетия научным сообществом и мировой общественностью всерьез начали восприниматься важные теории сексуальности и перверсий, сформированные Ж. Шассеге-Смиржель, Д. Мак Дугалл, а позднее, к концу 90-х и - Э. Уэллдон. В рамках женского движения в науке, вновь вспыхнула тема сексуального использования детей в семьях, с жестокими обвинениями мужской половины человечества. Движение за права женщин и детей возглавила австрийский аналитик А. Миллер, французский детский психоаналитик Ф. Дольто.

Одновременно с этим к концу ХХ века удалось развенчать и «миф о Мадонне». В Англии, в 1988 году Эстер Уэллдон опубликовала научный материал, результат своих почти двадцатилетних изысканий - «Мать. Мадонна. Блудница». В этой работе был дан научный и практический бой святой фигуре матери, которая прежде почиталась как та, что никогда не может нанести вреда своему ребенку, а если и обнаруживается факт причинения вреда ребенку, то обязательно обвиняется в этом мужчина, общество и серия обстоятельств, но только не святая святых – женщина – мать. Два библейских женских образа - Лилит и Ева – описываются теперь в рамках инверсированной сексуальности и теории повторяющегося цикла насилия в семье Э. Уэллдон (2004), Х.-Й. Маац (1980 – 2008).

Ракомье, Лэнг, Бейтсон в 60-е годы не могли создать теорию инцестного взаимодействия, или теорию объектного выбора в рамках семьи, поскольку они искали пути выхода из психоза. Но в 90-х годах XX столетия, продолжая идеи Ференци, Фрейда и Фромма, П.-К. Ракомье вернулся к термину «инцестуозность» и создал свою знаменитую «матрешку Ракомье», поместив инцестуозность между неврозом и психозом, то есть, говоря современным медицинским языком, в зоне пограничного расстройства личности.

Почему же только к концу ХХ – началу ХХI века? На наш взгляд, этому способствовали и внешняя среда, и личная история тех ученых, которые взялись за разработку теории, пережив на практике тот ужас, который они хотели как-то для себя объяснить и переработать, чтобы жить дальше, а также развитие новых научных дисциплин, через теории которых появилась возможность более емкого понимания понятия реального инцеста. Элизабет Лофтус, Урсула Виртц, Алис Миллер, Борис Цирюльник, Эстер Уэллдон, Мэрилин Мюррей, - каждый из них пережил свою детскую трагедию и осмелился поделиться ею, сделав из личной боли путь профессиональной помощи другим.

В настоящий период времени процесс поиска теории инцестных отношений продолжается параллельно и психологами семейной школы психотерапии, и сексологами, и психологами - феминистками, и представителями религиозного направления в психотерапии (Л. Хетриттер, Д. Вот, М. Мэррей).

Таким образом, в истории развития представлений об инцесте можно выделить этапы, в некоторой мере, соответствующие этапам развития представлений о самом предмете психологии:

1. Донаучный этап. Анализ мифов, литературных и художественных произведений на тему инцеста. ХIХ век – первая треть ХХ века.

2. Начальный научный этап. Влияние таких наук, как медицина и юриспруденция на психологические представления об инцесте как явлении и его последствиях для индивида и общества, с начала ХХ века – в рамках психоанализа.

3. Этап развития представлений об инцесте в рамках отдельных психологических школ и направлений: семейная, гендерная, христианская, психология развития и т.д. 40 – 60 –е годы ХХ века.

4. Современный этап: совершенствование практических методов работы с инцестными семьями, реализация эклектического подхода к теории и практике.

При этом обращает на себя внимание такая особенность в истории развития представлений об инцесте, как избранная форма анализа: от Фрейда и Юнга с их анализом отношений в диаде, через треугольную формулу Фриге, использованную Р. Столлером, О. Кернбергом, С. Карпманом, Э. Уэллдон, Д. Мак Даугалл, к системному анализу Берталанфи в работах М. Боуэна, П. Тайтельмана, Г. Бейтсона.

Также интересна динамика подходов в разработке эффективных программ психологической поддержки пострадавшим от инцестных действий. Здесь мы встречаемся с программами – параллелями программ для лиц, с симптомами жертв ПТСР и Холокоста, а также программами психологов семейного подхода для психотических пациентов.

Анализ представленных подходов позволяет выделить основные социальные детерминанты развития представлений об инцесте в истории психологии. 1) негативное отношение общественности к приданию широкой гласности узко-профессиональной темы; 2) интимность темы сексуальных проявлений вообще и их появлений в искаженном виде, в частности; 3) сомнение в масштабах проблемы инцестного взаимодействия; 4) выбор виновной стороны: отец или мать. Выделение данных детерминант способствует осмыслению не только истории развития психологических представлений об инцесте, но и причин современного положения в сфере психологической помощи инцестным семьям. В целом, анализ современного состояния и исторической динамики психологических представлений и подходов к решению проблемы инцеста должен учитывать следующие аспекты проблемы: 1)определение проблемы инцеста (во-первых, как сугубо теоретической в рамках нормативного психосексуального развития или как практической и прикладной задачи в медицине, в сексологии, в юриспруденции, в психотерапии, в судебной психологии; во-вторых, как аспект сексуальной, личностной патологии индивида или как аспект групповой патологии, системный семейный сбой, видовое исключение, исторический межпоколенчатый паттерн патологии родительства и/или института семьи в целом); 2) научная позиция исследователя проблемы инцеста (ориентация на традиционный, табуирующий подход или резистентность к критике, личностная смелость в создании теории с последующей организацией практической школы, преодоление собственного травматического опыта); 3) состояние науки, наличие возможностей методологических решений, связанных со становлением неклассической и постнеклассической науки ^[3].