On the Functions of Propery Names in Mikhail Saltykov-Shchedrin's Novel 'The Golovlyov Family'

Liashenko Tatiana PhD in Philology Associate Professor of the Department of Foreign and Russian Languages at Moscow state academy of veterinary medicine and biotechnology named after K.I. Skryabin 109472, Russia, Moscow, Ac. Skryabin's str., 23 po-russki@list.ru Other publications by this author

Выбор имени литературного героя, безусловно, мотивирован художественными задачами. Даже в тех произведениях, где антропонимы кажутся обычными, выбранными случайно, они выполняют ряд важных смысловых функций: имя не только служит формальным идентификатором персонажа, но и особым образом характеризует его уникальную сущность. Ещё В.В. Виноградов указывал, «что вопрос от подборе имен, фамилий, прозвищ в художественной литературе, о структурном их своеобразии в разных жанрах и стилях, об их образных и характеристических функциях… очень большая и сложная тема стилистики художественной литературы» ^{[1, с. 38]}. Существует немало исследований, посвящённых как общей теории антропонимики в литературе ^{[2, с. 10]}, так и функционированию имён собственных в произведениях А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, М.И. Цветаевой, М.А. Булгакова и других писателей. Вопрос о смысловой функции антропонимов в романе М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы» до сих пор не был достаточно освещён в научной литературе.

Известно, что М.Е. Салтыков-Щедрин в своих сатирических произведениях нередко прибегал к так называемым говорящим именам и фамилиям. Так, герой очерка «Столп» из цикла «Благонамеренные речи», предприимчивый делец, имеет фамилию Дерунов. Фамилия, несомненно, несёт характерологическую функциональную нагрузку: Дерунов в поисках выгоды бессовестно «обдирает» весь уезд, склоняет к заведомо невыгодной сделке и самого автора-повествователя.

Немало говорящих имён и фамилий в «Истории одного города» (Негодяев, Грустилов, Угрюм-Бурчеев, Ангел Дорофеевич Дю Шарио и др.); встречаются они и в «Сказках». Например, в сказке «Игрушечного дела людишки» на говорящих фамилиях строится образ целого города: «Есть предание, что Любезнов некогда назывался Буяновым и что кличка эта была ему дана именно за крайнюю необузданность его обывателей. … Даже и доднесь наиболее распространенные в городе фамильные прозвища свидетельствуют о крамольническом их происхождении. Таковы, например, Изуверовы, Идоловы, Строптивцевы, Вольницыны, Непроймёновы и т. д.»

Приверженность писателя значимым антропонимам даёт основание предполагать, что и в романе «Господа Головлёвы», который является одним из самых психологически глубоких произведений Салтыкова-Щедрина, мы обнаружим, что имена героев выполняют определённые художественные функции, и их анализ позволит более полно понять идейное содержание текста.

Смысловым стержнем повествования в романе, безусловно, является образ матери – Арины Петровны Головлёвой. Имя Арина имеет древнегреческое происхождение и в переводе на русский язык означает «мир». Муж её носит славянское имя Владимир – то есть «владеющий миром», и мы склонны воспринимать этот художественный приём как иронию: супруг не «владеет» Ариной Петровной ни в коей мере, не является для неё авторитетом, она чувствует себя одинокой и сама о себе говорит, что «она – ни вдова, ни мужняя жена».

Для своих сыновей Арина Петровна, действительно, заключает в себе центр и весь смысл мироздания. С детства они воспитаны с ориентацией на то, «что маменька скажет», каждый из них мечтает о её особой благосклонности. Героиня не случайно, по-видимому, носит отчество Петровна: имя Пётр переводится с латыни как «камень, скала». Волевая мать для сыновей – неколебимая твердыня, надёжная каменная стена, уберегающая от житейских бурь, единственная настоящая опора существования. Она и в самом деле заменяет для них собою весь мир.

Старший сын Степан привлекает внимание матери неистощимыми проказами. Повзрослев, он демонстрирует полную несостоятельность в житейских делах, проматывает выделенную ему часть имущества и снова возвращается в родительский дом, под материнскую опеку.

Как правило, старший сын в семье является главным наследником, ему передаётся семейный титул, если таковой имеется. Имя Степан переводится с древнегреческого как «корона, венец» и «кольцо», и в его судьбе на страницах романа мы можем наблюдать отражение заключённых в антропониме смысловых единиц.

Жизненный путь героя закольцован: он начинается в Головлёве и там же заканчивается. Полное бесправие и подчинённость воле всемогущей родительницы в детстве коррелирует с точно таким же положением накануне смерти. Возвращение промотавшегося Степана в родную усадьбу, хоть сюжетно и напоминает притчу о блудном сыне, но совершенно лишено даже намёка на евангельскую благость. Герой идёт в родительский дом «словно на Страшный суд» ^{[9, с. 29]}; приближаясь к Головлёву, испытывает страх перед «властной, цепенящей, презирающей» матерью, матерью-ведьмой, которая вправе уморить его голодом и даже съесть, подобно людоедке Бабе Яге. Слово «постылый» пять раз повторяется в одном предложении, четырежды по отношению к Степану и один раз – по отношению к головлёвской земле, что создаёт ощущение утомительно-навязчивой мысли, ставшей лейтмотивом судьбы героя: он снова «на той постылой земле, которая родила его постылым, вскормила постылым, выпустила постылым на все четыре стороны и теперь, постылого же, вновь принимает в своё лоно» ^{[9, с. 30]}. Это именно кольцо, а не виток спирали: Степан ничего не приобрёл, не изменился, не пережил душевной трансформации, не обогатил себя опытом. Он вернулся в усадьбу в том же качестве, в каком жил в ней некогда прежде, когда был ребёнком. Никаких шансов на то, что отношение матери к нему изменится, у него нет. Тревожные ожидания оправдываются: Арина Петровна встречает сына холодно и, взяв его на содержание, практически устраняется от каких-либо контактов с ним. Она селит Степана в отдалённом флигеле, где не навещает до самых последних его дней. Степан же буквально растворяется в матери, исподтишка наблюдает за её хозяйственными заботами, надеется быть замеченным ею.

Венец, несомненно, обретён героем, но этот венец терновый, мученический. Всю жизнь он стремился заполучить любовь маменьки – какими угодно, хотя бы даже магическими способами. Вспомним, как он мечтал о приворотном средстве, с помощью которого можно обрести власть над любой женщиной: «Что хочешь у любой бабы проси, ни в чём тебе отказу не будет» ^{[9, с. 32]}. Для Степана, взрослого мужчины, единственная цель обладания таким средством – благорасположение матери: «То-то бы ведьма мелким бесом передо мной заплясала». Он приезжает домой тогда, когда у него нет реальных конкурентов, борющихся за внимание Арины Петровны: отец при смерти и не встаёт с постели, братья служат в Петербурге, вдали от родных мест. Казалось бы, вожделённая цель так близка! Но мать изолирует сына от себя, показывает, что только терпит вынужденное соседство с ним. Тогда Степан впадает в уныние, начинает пить и вскоре гибнет. Его смерть, описанная в письме Арины Петровны сыну Порфирию как мирная кончина, на самом деле исполнена трагического пафоса: Степан умирает в молчании, погружённый в «безрассветную мглу», в «чёрное облако», дошедший до самых дальних границ отчаяния ^[6].

Младший сын в семействе Головлёвых назван Павлом, что и переводится с латыни как «малый». Салтыков-Щедрин характеризует его как «человека, лишённого поступков», «загадочно-угрюмую личность» ^{[9, с. 17]}. В отличие от Степана, прозванного за свою проказливость балбесом, Павла в семье называли «тихоней». Не выказав за свою жизнь ни талантов, ни ума, ни каких бы то ни было добродетелей, он тоже в конце жизни оказывается в усадьбе наедине с маменькой, как если бы это составляло цель его земного пути. Павел получает при разделе имущества усадьбу Дубровино, куда к нему переезжает и Арина Петровна.

Любопытно, что Павел не допускает Арину Петровну до распоряжения хозяйственными делами. Тем самым он ставит мать в зависимое положение, подчиняет себе – то есть совершает то, о чём в своё время бесплодно мечтал Степан. Для «человека, лишённого поступков», Павел Владимирович выказывает завидное упорство, отстраняя мать от управляющих функций. Он стремится стать истинным главой дома и семейства, которое теперь составляет для него одна только Арина Петровна. Иначе говоря, он стремится занять позицию её мужа, заменив умершего к тому времени отца.

У Павла остаётся единственный конкурент в борьбе за маменьку – это брат Порфирий (Иудушка). Салтыков-Щедрин прямо говорит о ненависти, испытываемой Павлом Владимировичем к брату, и эта ненависть имеет своим основанием, главным образом, зависть к тому, кого Арина Петровна в прошлом выделяла среди других своих детей, для кого не жалела лакомого куска, кому отделила лучшую часть имения. Писатель вкладывает в уста своего героя ревнивые упрёки в адрес матери: «Вы так нас вели… всех ровно…» ^{[9, с. 71]}. Уже будучи смертельно больным, Павел отказывается передавать Арине Петровне капитал, вспоминая историю некоего Палочкина, жена которого, получив деньги, убежала с любовником. Он, повторим, относится к матери как к жене, а в лице Иудушки видит постоянную угрозу их связи. Разумеется, «малый» брат проигрывает, бесславно гибнет, спившись потихоньку в своём имении, а Иудушка празднует долгожданную победу.

Все три брата по отчеству Владимировичи – и все трое поочерёдно стараются завладеть «миром», воплощённым в лице Арины Петровны. Порфирий Владимирович, средний сын, вслед за братьями проявляет в этом вопросе недюжинную целеустремлённость и хитроумие. В детстве он заискивал перед маменькой, затем отправлял ей из Петербурга витиевато-почтительные письма с выражением нежнейшей сыновней любви и глубочайшего почтения. После раздела имущества он сделал её своей домоправительницей и спровоцировал растрату оставшегося у неё капитала: деньги пошли на расширение имения, которое Арине Петровне уже фактически не принадлежало. Когда же средства были почти израсходованы, Порфирий Владимирович выслал ей формы для детальнейшей годовой отчётности по всем финансовым операциям, даже самым ничтожным. Тем самым он подчёркивал настоящее её положение в Головлёве – подчинённое. Оскорблённая, Арина Петровна уехала в Дубровино к Павлу.

После смерти Павла Иудушка вновь пытается удержать маменьку – на этот раз в перешедшем к нему Дубровине, но она отказывается и переезжает в нищую Погорелку. Знаменитый эпизод с тарантасом, когда Иудушка, полагая, что тарантас принадлежал брату Павлу, спрашивает у матери, как она намерена его вернуть, - это тоже показатель захватнических намерений Порфирия Владимировича, а отнюдь не знак его мелочной корысти. Он хочет любым способом сохранить отношения, и тарантас становится для него средством межличностного взаимодействия, связующей нитью, потянув за которую, можно вернуть маменьку себе.

Арина Петровна долго помнит нанесенную ей обиду, но одиночество и бедность делают своё дело: она начинает заезжать к Иудушке в гости и остаётся там по нескольку дней. Наконец, между нею и сыном устанавливаются отношения, устраивающие обоих: «добрый друг маменька» почти постоянно у Иудушки «под рукой», причём она уже ни на что не претендует, ничего не пытается контролировать. Порфирий Владимирович переживает апогей торжества. Его власти в Головлёве более ничто и никто не угрожает.

Имя Порфирий греческого происхождения, восходит к слову Πορφύριος – «пурпурный». Известно, что цвет в сознании человека всегда соотносится с теми или иными идеями, значимыми для человеческого бытия. Пурпурный соединяет в себе холодный синий и тёплый красный, отражая идею баланса разума и чувства. Порфирий Владимирович на страницах романа рассуждает о примате ума над искушениями плоти, но эти рассуждения сопровождаются перипетиями, свидетельствующими об обратном: на свет появляется незаконнорожденный сын Головлёва от сожительства с экономкой. Разум героя – это в большей степени бессодержательное «умствование», фантастические измышления, уводящие из реальности в выдуманный мир, попытки самоуспокоения, усыпления совести. Салтыков-Щедрин, совмещая противоположности в речах и действиях персонажа, показывает, что и разум, и чувства Порфирия Владимировича находятся в подавленном, неразвитом состоянии. Они не то что не сбалансированы, но питают наиболее слабые, порочные стороны друг друга. Так, в главе «Семейные итоги», столкнувшись с непредвиденными обстоятельствами, испытывая тревогу, герой мучается бессонницей: «Как только случается в жизни какой-нибудь казус, выходящий из ряда обыкновенных, так в голове поднимается такая суматоха от наплыва афоризмов, что даже сон не может умиротворить её» ^{[9, с. 119]}. Хаотичный внутренний монолог производит оглушающий эффект: чувства замирают, наступает временный эмоциональный паралич, подталкивающий к принятию недальновидных решений, чреватых опасными или печальными последствиями. Однако для героя это основной способ совладать с трудными переживаниями. В главе «Недозволенные семейные радости» мы видим такое же взаимодействие разума и чувств в сходных условиях: Порфирию Владимировичу удаётся «утопить представление о «беде» в бездне праздных слов» ^{[9, с. 189]}. И лишь в последней главе произведения намечается процесс высвобождения чувств и осознавания их подлинных смыслов.

Пурпур – цвет высшей власти, осенённой божественной волей; в Византийской империи – атрибут императора и одновременно признак наиболее почитаемой святыни. Пурпурный пигмент, получаемый из моллюсков, был редким и дорогостоящим, потому был доступен лишь избранным. В пурпурных одеждах византийские иконописцы изображали Деву Марию. В геральдике пурпурный цвет соотносится, в частности, с такими понятиями, как сила, могущество, высокое происхождение, императорство, верховенство, верховное господство, власть. Образ Порфирия Головлёва неразрывно связан с темой утверждения власти: на протяжении первых трёх глав романа герой последовательно движется к единоличному обладанию обширным имением и к обретению господства над маменькой, причём одно неразрывно связано с другим.

Порфирий Владимирович имеет все задатки для верховенства в Головлёве. Его «высокое происхождение», дающее подобные права, не исчерпывается формальной принадлежностью к дворянскому сословию, к преуспевающей семье. Из всех сыновей он наиболее близок матери, более других старается угодить ей, разделяет её образ мыслей и жизненные ориентиры. Как не раз отмечалось, образ Арины Петровны наделяется на страницах произведения поистине сверхъестественными, архетипическими чертами. Она предстаёт перед нами как мать-Богиня, властная над жизнью и смертью, великая и ужасная. Естественно, что сын богини, к тому же духовно близкий ей сын, никак не может быть обыкновенным человеком. Образ Порфирия Владимировича мистифицируется, ему приписываются магические способности, такие как дар ясновидения («он как бы провидел сомнения, шевелившиеся в душе матери» ^{[9, с. 16]}), а также навыки гипноза («глаза… источают чарующий яд», «голос… парализует волю» ^{[9, с. 67]}). Он способен внушать «безотчётный страх», и многие персонажи романа его откровенно побаиваются.

К середине произведения мы видим, как Порфирий Владимирович благодаря своим зловещим дарованиям становится единовластным повелителем мрачного царства, в которое превращается процветающая усадьба. От матери он наследует не только сверхчеловеческие возможности, но и тягу к накопительству, не переняв при этом деловой хватки. В своём бессмысленном скопидомстве герой напоминает царя Кощея, и многие черты этого персонажа народных сказок последовательно отражены в образе Иудушки.

Богатство даёт определённую власть, но Порфирий Головлёв вооружён не только материальным ресурсом. Он наводит на других людей ужас своим не знающим границ морализаторством и пустословием. Его боятся и соседи, и родные сыновья, и племянница, и даже родная мать. В своих рассуждениях Порфирий систематически обращается к идее божественного провидения, причём беззастенчиво толкует божий промысел исключительно в собственных интересах. Так, приехав в имение к умирающему брату Павлу, он уверенно заявляет: «Несправедлив он был ко мне – вот Бог болезнь ему послал, не я, а Бог!» ^{[9, с. 75]}. Те же аргументы приводит Порфирий Владимирович, пытаясь соблазнить молоденькую племянницу: «И Боженька мне сказал: возьми Анниньку за полненькую тальицу и прижми её к своему сердцу» ^{[9, с. 166]}. Примеры подобных высказываний в романе многочисленны. И здесь мы не можем не вспомнить, что домашнее прозвище Порфирия Головлёва – Иудушка – восходит к имени Иуда, которое переводится с древнееврейского как «хвала Господу». Герой неустанно апеллирует к высшей справедливости, он убеждён, что живёт под покровом особой «Божьей милости». Как отмечает М.И. Назаренко, «почти всё, что в романе сказано о Боге, – вложено в уста Иудушки» ^[8].

Многие исследователи творчества Салтыкова-Щедрина отмечали создаваемую прозвищем Иудушка библейскую аллюзию. Прозвище было дано маленькому Порфише старшим братом Степаном за склонность к наушничеству. Уменьшительно-ласкательный суффикс -ушк- придаёт прозвищу ироничный оттенок и, по мнению Е. Покусаева, «сразу как бы житейски приземляет героя, выводит его из сферы значительных социально-моральных деяний и переносит в иную область, в область будничных отношений и делишек, обыкновенного существования». Иудушка - это Иуда, «где-то здесь, рядом, под боком у домашних, совершающий каждодневное предательство» ^{[8, с. 7]}. Д.П.Николаев видит в этом прозвище ещё один намек на лицемерие как на доминирующую характерологическую особенность персонажа: «Само слово «Иудушка» как бы контаминирует в себе два понятия – «Иуда» и «душка», из которых второе обозначает то, кем герой прикидывается, а первое - то, кем он на самом деле является» ^{[8, с. 7]}.

Вместе с тем суффикс -ушк- дополняет антропоним новыми коннотациями. В фонетическом облике слова «Иудушка» можно вычленить элемент -душ-, -удуш-, соотносимый со словами «душный», «душно», «удушье». Мотив удушья и даже удушения регулярно возникает на страницах романа «Господа Головлёвы»: Порфирий Владимирович то и дело «закидывает петлю» на своих жертв, Павел Головлёв, по утверждению автора, «задохнулся на антресолях дубровинского дома», провожаемый в последний путь иезуитской проповедью братца; от удушливого кашля страдает Степан, и самого Иудушку в конце жизни настигают приступы удушья.

Вернёмся, однако, к символике пурпура. Пурпурный цвет – это цвет особой силы и особого смысла. В рыцарской традиции этот цвет стал указанием не только на саму Богородицу, но и на прекрасную даму, избранную объектом поклонения. Иначе говоря, мы можем рассматривать пурпурный как цвет, отсылающий к идее возвышенной любви. В романе Салтыкова-Щедрина возвышенная любовь к женщине не находит себе места. Но если говорить о любовных отношениях вообще, то Порфирий Владимирович и здесь уверенно обходит своих менее активных братьев. Он единственный был женат, в браке у него родились двое сыновей. Замечен он был также в связи с экономкой брата Улитой. И, наконец, после продолжительного вдовства герой обзаводится собственной экономкой – девицей духовного звания Евпраксией.

Улита (Иулита) – латинское имя, производное от имени Юлия, «маленькая Юлия». Существует два варианта происхождения имени Юлия: от греческого «волнистая» («кудрявая») и от латинского «июльская». Улита – имя, вызывающее очевидные ассоциации с простонародным бытом, то есть носящее социально-знаковую функцию. В словаре вариант Улита имеет помету «разговорное».

Мы не знаем достоверно, какими именно соображениями руководствовался писатель, выбирая имена для своих героев. Едва ли можно предположить, что этимология и изначальные значения антропонимов были Салтыкову-Щедрину, прекрасно образованному человеку, незнакомы. Кроме того, анализ сюжетно-образной структуры романа «Господа Головлёвы» приводит к выводу о безукоризненной системности и целостности художественного мира, созданного автором. Даже незначительные на первый взгляд детали превращаются в логически обусловленные элементы общей картины. Так происходит и с антропонимом Улита. Июль – высшая точка, «макушка лета», самый тёплый месяц года в северном полушарии, пиковое время сезонных сельскохозяйственных работ, время напряжённого крестьянского труда. Образ бывшей крепостной Улиты связан с крестьянским образом жизни, причём он представляет собой яркий пример крайней выраженности характерологических черт. Крепостное право деформирует не только тех, кто облечён неограниченной властью над другими людьми, но и тех, кто с рождения живёт в условиях подавления воли и тотального бесправия. В образе Улиты содержится, так сказать, квинтэссенция рабской психологии. Читатель узнаёт драматичную историю нереализованного «холопского честолюбия», которое одно только и составляло мотивирующую основу действий героини. Отметим, что «карьера» Улиты волнообразна: «Только что занесёт, бывало, ногу на ступеньку повыше, ан её оттуда словно невидимая сила какая шарахнет и опять втопчет в самую преисподнюю» ^{[9, с. 180]}.

Улита выпестована помещичьей усадьбой, поэтому она является естественной и неотъемлемой частью Головлёвской жизни, как если бы была членом семьи. Это подчёркивается и с помощью соответствующих лексических средств. Как известно, Головлёво в романе обладает признаками «нечистого места», инфернальной мрачностью. Иудушка, ставший полноправным властителем имения, в глазах близких, прислуги и соседей обретает демонический статус. Крестьяне боятся его «сатанинского суда»; «сатаной» гневливо называет Порфирия маменька ^{[9, с. 108, 113]}. В образе сатаны он предстаёт и Улите: «Улитушке думалось, что она спит и в сонном видении сам сатана предстал перед нею и разглагольствует» ^{[9, с. 190]}. В то же время и сама Улита в своих сомнительных карьерных устремлениях не чужда связей с «тёмными силами». Слово «преисподняя» в жизнеописании героини обнаруживается трижды, причём два раза – в одном абзаце: не только сама она временами падает «в самую преисподнюю», но способна и «проклясть в преисподнюю» других. «Злоязычная», «злая» Улита «питает и лелеет» в окружающих её людях чувство ненависти; Иудушка говорит ей: «Дьявол в тебе сидит, чёрт» ^{[9, с. 200]}. Герои, таким образом, прозревают дьявольское друг в друге. И, наконец, вспомним, что Улита была «всегда готова на всякое предательство», «слишком любила всякие предательства», то есть имела на своей совести «Иудин грех». Её духовное родство с Порфирием Владимировичем подчёркивается и тождественностью аффиксов, используемых для образования эмоционально окрашенных форм антропонимов: Улит-ушк-а, Иуд-ушк-а.

Евпраксия – в переводе с древнегреческого «благополучная, процветающая». Действительно, автором описана девица дородная, крепкая («печь печью», «спина ровно плита») и здоровая. Наделена она также и счастливыми чертами характера, позволявшими до поры до времени благополучно выносить мрачное однообразие головлёвского быта: покладистостью, недальновидностью, инертностью ума. Евпраксия способна процветать в не самых подходящих для этого местах; даже скука, по собственному выражению героини, «идёт ей впрок». Она идеально вписывается в жизнь Порфирия Владимировича, это вновь подчёркивается сходством аффиксов: Евпраксе-юшк-а, Иуд-ушк-а. В сожительстве с Порфирием Владимировичем Евпраксеюшка рождает сына.

Своим сыновьям Иудушка даёт звучные, «сильные» имена. Первый был назван Владимиром, второй – Петром. Оба имени можно охарактеризовать как семейные, династические: так звали, соответственно, деда и прадеда по отцовской линии – отца Порфирия Владимировича и отца его матери Арины Петровны. Мать мальчиков – фигура крайне незначительная; она лишь вскользь упоминается в тексте и не имеет вообще никаких выраженных черт. «Головлята» фигурируют преимущественно под деминутивами Володенька и Петенька. И это не случайно: героям не суждено достигнуть зрелости и самостоятельности: Володенька, ослушавшись отца, лишается материального обеспечения и от отчаяния кончает жизнь самоубийством; Петенька проигрывает казённые деньги и умирает по дороге в ссылку. Оба они питали надежды на родительскую помощь и участие родственников, а не получив ни того ни другого, оказались неспособны противостоять ударам судьбы. Даже будучи формально взрослыми, они остались беспомощными детьми. Их духовное бессилие подчёркивается автором, когда он называет их «худосочными зауморышами» в главе «Расчёт».

Рождённый Евпраксеюшкой младенец тоже был крещён Владимиром – «в честь святаго и равноапостольного князя Владимира» ^{[9, с. 197]}. «Одного Володьку Бог взял, другого – дал!» - радуется Божьей милости Иудушка, прежде чем отправить незаконнорождённого сына в воспитательный дом. Не единожды, упоминая младенца, Порфирий Владимирович называет его Володькой, в то время как для старшего сына преимущественно использует другое обращение – Володя. Уместно здесь вспомнить, что имена с суффиксом -к- были атрибутом низшего звена сословной иерархии, что видим мы и на страницах романа, где нам встречаются крепостные Кирюшка, Гаранька, Агашка, Юлька, Полька, Фешка. В главе «По-родственному» Арина Петровна, тревожась по поводу грядущей отмены крепостного права, размышляет: «Как это я Агашку звать буду? чай, Агафьюшкой… а может, и Агафьей Фёдоровной величать придётся!» ^{[9, с. 58]}. Салтыков-Щедрин, таким образом, прямо говорит о значимости номинативной формы и тут же использует словообразовательную модель как художественный приём. Володька – существо, имеющее не больше прав, чем крепостной крестьянин, пусть даже этот ребёнок в силу своего происхождения к крепостным приравнен быть не может, да и крепостное право уже упразднено. Его судьба, тем не менее, находится всецело в руках «барина» Порфирия Владимировича, и тот почти без колебаний отнимает новорождённого у матери и отправляет на высоковероятную гибель.

Следует заметить, что суффикс -к- в романе отражает не только формальное социальное положение, но и эмоциональное отношение героев друг к другу. Так, Арина Петровна называет старшего «постылого» сына Стёпкой («Стёпка-балбес»), среднего – Порфишкой («Порфишка-кровопивец»), сестру мужа – Варькой («Варька… подлая да бесстыжая» ^{[9, с. 222]}). Дополненные эпитетами, антропонимы с суффиксом -к- указывают на уничижение достоинства, презрительно-обесценивающее отношение к человеку. Путём употребления этого суффикса конкретная личность в восприятии речевого субъекта низводится до состояния презираемого существа, жизнь которого лишена и ценности, и смысла. Драматичная судьба таких «существ» обобщается в последней главе романа («Расчёт»), в том числе и через использование словообразовательной модели: «Отовсюду, из всех углов этого постылого дома, казалось, выползали «умертвия»… Вот братец Стёпка-балбес и рядом с ним Пашка-тихоня,.. а вот и последние отпрыски головлёвского рода: Володька и Петька… И всё это хмельное, блудное, измученное, истекающее кровью…» ^{[9, с. 256]}.

Кроме Володеньки и Петеньки, младшее поколение Головлёвых представлено племянницами Порфирия Владимировича, дочерьми его родной сестры – Аннинькой и Любинькой. Мы вновь видим уменьшительно-ласкательный суффикс (на этот раз суффикс -иньк-), используемый для указание на инфантильные свойства характера персонажа. Девицы, мечтавшие вырваться из унылой усадьбы, исполняют свою мечту и становятся провинциальными актрисами. Соблазны вольной жизни оказываются слишком серьёзными для обеих, Аннинька и Любинька быстро «идут под гору», и в последней главе мы видим сестёр в дешёвой гостинице, где на них «установилась умеренная такса».

Любинька (Любовь) – славянское имя, данное героине, судя по всему, «от противного». Любви в её жизни нет; Любинька никакой любви не знает и даже не мечтает о ней. Женщины в романе «Господа Головлёвы» вообще чужды сентиментальности и романтических устремлений. Арина Петровна считала мужа и детей «одною из фаталистических жизненных обстановок» ^{[9, c. 11]}, и неудивительно, что внучки, воспитанные бабушкой, не видят в отношениях с «подлецами-мужчинами» ^{[9, c. 239]} никакого иного смысла, кроме удовлетворения материальных запросов. Любинька изображена более «холодной» и расчётливой, чем её наивная и эмоциональная сестра. Она первой становится на путь содержанки и к этому же склоняет Анниньку. Когда после череды несчастий девушки оказываются на социальном дне, Любинька выступает инициатором двойного самоубийства. Она умирает от отравления фосфорными спичками, но её сестра, оставшаяся в живых, уверена, что истинной причиной гибели были «тяжкие раны», полученные в Головлёве. Другими словами, печальный исход неудавшейся самостоятельной жизни был предрешён, «запрограммирован» моральными установками, усвоенными в процессе воспитания. Семья, в которой любовь была избыточной роскошью, воспитала Любовь без любви, и, лишённая главного своего содержания, Любинька в конце концов закономерно гибнет от безысходности и бессмысленности существования.

Аннинька проходит несколько иной путь, её задача в романе шире, чем задача её сестры, что отражено и в антропониме. Анна (Ханна) – в переводе с иврита означает «милость», «сила», «благодать», «храбрость». Конечно, изрядная сила и храбрость нужны девушке, чтобы вырваться из гнетущей домашней обстановки, чтобы удерживаться от довлеющих неблагоприятных обстоятельств. И Аннинька как будто бы не выдерживает, сдаётся, идёт к нравственной гибели вслед за своей циничной сестрой. Но, как это ни парадоксально, подлинную силу и храбрость она проявляет именно тогда, когда трусит и отказывается пить предложенную Любинькой отраву. Аннинька остаётся жива и возвращается в Головлёво. Возвращается истерзанная, тяжело больная; возвращается, чтобы встретить смерть. Однако именно теперь она, сделавшая выбор в пользу жизни, становится способной вдохнуть нечто новое в мрачный и душный головлёвский уклад.

К моменту возвращения Анниньки Иудушка медленно угасает в полном одиночестве. Отправить младенца в воспитательный дом оказалось не самым удачным решением; это спровоцировало затяжной конфликт с экономкой Евпраксеюшкой и резкое ухудшение обстановки в доме. Арина Петровна скончалась, Порфирию Владимировичу больше никто не нужен. Евпраксеюшка, которая могла бы стать его новой семьёй и опорой, затаила горькую обиду, и Иудушка, пасуя перед её молодым, энергичным упрямством, предпочёл отдалиться от неё. Он проводит время в своём кабинете в совершенной праздности, предаваясь фантастическим измышлениям, фактически деградируя. Аннинька застаёт его опустившимся, «одичавшим». Она является к дяде как действительная благодать и долгожданная милость: рядом с ней он вновь становится прежним «Головлёвским владыкой», а затем с её помощью переживает серьёзное внутреннее преображение.

Аннинька – последняя ниточка, связывающая Порфирия Владимировича с Ариной Петровной. Она последний представитель некогда большой и процветающей семьи. Пережив тяжёлые испытания, пройдя по самому краю смертельной опасности, она обретает особую духовную силу, позволяющую подействовать целительным образом даже на такого закоснелого лицемера, каким изображён центральный мужской персонаж романа. Аннинька, томясь в бездеятельности в пустующей усадьбе, начинает проводить «ревизию образов прошлого», затем к ней присоединяется и Порфирий Владимирович. Можно сказать, что мы наблюдаем своего рода стихийную психотерапию, в результате которой герои переживают особый очистительный эффект. В психоанализе этот эффект называют катарсисом, а Салтыков-Щедрин характеризует его как пробуждение совести.

Перед самым финалом автор изображает Анниньку и Порфирия Владимировича вышедшими из оцепенения, переживающими глубокие, искренние чувства – словно разрушилось тяготеющее над ними колдовство. Из текста исчезает прозвище «Иудушка», в продолжение довольно большого фрагмента до самого финала романа писатель называет героя по имени или использует личное местоимение третьего лица – «он». Коренной перелом в сознании героя маркируется не только удалением из текста ироничного антропонима. События последних сцен произведения происходят на Страстной неделе, и это обстоятельство призвано подчеркнуть и глубину страданий героев, и действенность искупления.

Примечательно, что мать Анниньки тоже звали Анной. Судьба её описана весьма скупо, но мы всё же можем видеть, что и Анна Владимировна проявляет духовную силу и храбрость: она бежит из-под влияния матери, выходит замуж вопреки родительской воле. Она тоже гибнет рано, один из братьев называет её «погибшая жертвою», благоразумно не указывая, чьей именно жертвою она пала. Женщины в семье Головлёвых заметно сильнее мужчин, выносливее и решительнее характером. Естественно предположить, что виновником смерти Анны Владимировны был не сбежавший от неё муж, а холодная и жестокая мать, выбросившая дочери ничтожный «кусок» в виде полуразвалившейся нищей усадьбы – и безжалостно вычеркнувшая её из своей жизни.

Имя Анна будет позднее фигурировать в романе «Пошехонская старина»: Анной Петровной будут звать мать семейства Затрапезных, в которой читатели, несомненно, угадают черты Арины Петровны Головлёвой, а кто-то, возможно, заметит сходство этих двух образов с их реальным прототипом – матерью М.Е. Салтыкова-Щедрина Ольгой Михайловной Салтыковой (Забелиной). Из повторяемости антропонима мы можем сделать вывод о его высокой значимости в обоих произведениях. «Сила» как понятие, семантически связанное с именем Анна, не имеет для Салтыкова-Щедрина ничего общего с грубыми физическими проявлениями. Женская сила – это прежде всего сила влияния на других людей, вплоть до полного подчинения себе чужой воли и судьбы. Это животворная сила, придающая смысл существованию, но это же и смертельно опасная сила, могущая лишить человека опоры в мире и в себе самом.

В последней главе романа «Господа Головлёвы» появляется ещё один представитель семейства – Надежда (Надька) Галкина, двоюродная сестра Порфирия Владимировича. После смерти Иудушки и его племянницы Надежда Галкина остаётся наследницей имения. В незавершённом очерке «У пристани», отдельные эпизоды которого впоследствии перекочевали в главу «Расчёт», этот же персонаж носит имя Любовь Ивановна Галкина. Очерк «У пристани» содержит историю семьи Варвары Михайловны, сестры Владимира Михайловича Головлёва, и её дочери Любочки, ставшей матерью шести дочерей и одного сына. В противоположность Арине Петровне Любовь Ивановна изображена женщиной чрезвычайно чадолюбивой и заботливой, всю свою жизнь выстраивающей вокруг интересов её детей. Нельзя исключить, что Салтыков-Щедрин надеялся посредством этого персонажа реабилитировать материнский образ на страницах своих очерков.

Однако планы писателя изменились, очерк «У пристани» не был закончен, мы располагаем только черновыми набросками его. В окончательном варианте текста Салтыков-Щедрин сократил присутствие Галкиной до двух кратких упоминаний и изменил антропоним, переименовав Любовь в Надежду, заменив одно славянское имя с очевидным для русского читателя смыслом – другим. Любовь, судя по всему, уже была дискредитирована в глазах автора, а надежда, на семантическом уровне появляясь в последнем абзаце романа, оставляла финал в некотором роде открытым. Тот факт, что имение переходит в руки женщине, тоже, несомненно, значим: для Салтыкова-Щедрина именно женщина представляет собой главную движущую силу жизни, именно в её руках счастье и несчастье, гибель и благоденствие, именно её влияние является основой грядущих поражений или успехов.

Таким образом, имя в романе «Господа Головлёвы» полифункционально. Роль антропонимов не ограничивается исключительно назывной функцией, способствующей идентификации персонажа. Как было продемонстрировано, имена отражают отличительные черты героев романа (выполняют характерологическую функцию), причём некоторые антропонимы имеют прямой смысл, раскрывающийся в сюжетном строе произведения (Арина, Анна, Порфирий, Павел, Степан, Евпраксия), а другие – смысл, обратный понятийному содержанию имени (Владимир, Пётр, Любовь), то есть имя приобретает ироничные коннотации. Имена подчёркивают отношения, существующие между героями, проясняют авторский замысел, становясь органичным элементом всей сюжетно-композиционной структуры текста, одним из приёмов создания целостного художественного пространства произведения.