Motherland as the desirable and the problem of integration (based on interview with the participants of the Program Resettlement of compatriots in Tambov Region)

Golovashina Oksana Vladimirovna PhD in History Scientific Associate, Financial University under the Government of the Russian Federation; Docent, the department of Philosophy and Methodology of Science, Tambov State University named after G. R. Derzhavin 392000, Russia, Tambovskaya oblast', g. Tambov, ul. Internatsional'naya, 33 ovgolovashina@mail.ru Other publications by this author

Kunavin Konstantin Sergeevich PhD in History Senior Educator, the department of Russian and World History, Tambov State University named after G. R. Derzhavin 392000, Russia, Tambovskaya oblast', g. Tambov, ul. Internatsional'naya, 33 kunavinks@gmail.com

Осенью 2018 года Президентом РФ была утверждена новая редакция национальной концепции государственной миграционной политики на 2019 – 2025 годы, одна из целей которой – способствовать возвращению в Россию соотечественников, проживающих за рубежом. За период действия с 22 июня 2006 года с ее помощью в Россию вернулись 800 тыс. человек. В предлагаемой статье мы рассмотрим некоторые особенности адаптации мигрантов-участников программы на новом месте жительства. Основное внимание будет уделяться соотношению исходной мотивации мигрантов и социальным практикам, которые определялись этой мотивацией с одной стороны, но были вынуждены подстраиваться под реалии нового места жительства с другой.

Исследование проводилась на материалах Тамбовской области, которая включена в состав регионов, где Государственная программа по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом (далее – Программа), действует с 2007 года. По состоянию на 01.01.2017 на территории области пребывает 10798 переселенцев. В 2016 году в регион прибыло 2129 соотечественников, из них 1106 участников Государственной программы ^[3].

Источниками для работы послужили результаты 18 глубинных интервью с переселенцами из Узбекистана, Украины, Казахстана, Киргизии, проживающих на территории Тамбовской области (г. Тамбов, г. Жердевка, поселок городского типа Сосновка) в течение 4-5 лет и уже получивших российское гражданство. Данный срок позволил проанализировать некоторые выбранные переселенцами модели интеграции, а также проанализировать факторы, которые оказали влияние на этот процесс. В качестве дополнительных источников использовались результаты анализа френдзоны страниц в социальных сетях («Одноклассники», «Вконтакте», «Фейсбук» - всего 28 страниц), материалы тематических сообществ и соответствующих форумов в сети Интернет.

Предварительный анализ выявил, что у 60 процентов участников Программы преобладает прагматическая мотивация, то есть, решение о переезде было вызвано желанием улучшить свое финансовое положение или социальный статус. Предметом нашего исследования будет вторая группа, которая озвучивала желание вернуться на родину («домой») в качестве главной мотивации, что подтверждалось также анализом страниц респондентов в социальных сетях. Далее, когда речь пойдет об участниках Программы, мы будем говорить только об этой группе, чью мотивацию мы здесь будем называть романтической. Образ родины для них был связан а) с картинами природы России, а также различными практиками, связанными с природой и климатом России (русская зима, снег, рыбалка, отдых на речке, в лесу, сбор грибов); б) русским языком, культурой (общаться на русском языке, слышать русский язык, жить в русском культурном пространстве); в) воспитанием детей в России (отечественные традиции воспитания, дети должны учить историю России и т.д.).

Основной концептуальной рамкой, которая будет использоваться при анализе пула источников, является категория «желание» Ж. Лакана. Опишем основные аспекты и функции желания, которые будут использоваться в этой работе.

Во-первых, желание – это только желание другого. Лакан утверждает, что за всяким желанием стоит стремление к признанию. Ребенок хочет молока, но на самом деле, он хочет признания матери. Связь желания с признанием позволяет осмыслять через желание идентификацию как процесс соответствия себя с чем-либо другим. Идентификация в такой интерпретации представляет собой процесс получения признания от другого и в качестве другого, причем этим другим может быть и сам человек в глазах других. Ребенок стремиться стать таким, каким мать хочет его видеть, соотечественник ищет признания у принимающего сообщества как «свой», русский.

Во-вторых, желание всегда связано с определенной нехваткой. «Эта нехватка есть нехватка бытия как такового» ^{[1, с. 318]}. Можно говорить о нехватке признания, но в этом тезисе важно то, что приводит к этой нехватке признания. Желание всегда вызывает то, чего нет в человеке. Сын чувствует нехватку каких-то качеств, которые, как ему кажется, хочет видеть в нем мать, он хочет обладать этими качествами, потому что именно они связаны в его понимании с признанием. Желать стать россиянином может только тот, кто им не является, то есть, не ощущает соответствия себя с тем образом россиянина, который у него есть. Интеграция представляет собой попытку осуществить это желание.

В-третьих, желание связано с запретом. Желание нуждается в препятствии, чтобы его преодолеть. Это, по бессознательному убеждению человека, увеличивает возможность получить признание. Сложности в позиционировании себя в качестве русских были одной из главных мотиваций для участия в Программе.

В-четвертых, и это представляется особенно важным, желание нельзя удовлетворить. Можно удовлетворить потребность (в молоке, в получении российского паспорта), потому что потребность связана, с точки зрения Лакана, с конкретным объектом и поэтому может быть удовлетворена при получении этого объекта. Однако желание не равно потребности – оно находится между потребностью, которая направлена на объект, и озвученным запросом по отношению к объекту. То есть, если я скажу, что ребенок хочет молока – это уже нельзя назвать желанием, я могу точно озвучить только потребность или запрос. Запрос и потребность никогда не будут совпадать, потому что всегда сохраняется зазор между означающим и означаемым. Человек сам, как правило, озвучивает и осознает потребности, а не желания. Однако потребности порождаются желанием, но удовлетворение потребностей не приводит к удовлетворению желания.

Исходя из данной теоретической рамки, анализ источников позволил прийти к следующим выводам.

В представлениях переселенцев преобладает воображаемый образ России, вызванный интерпретацией воспоминаний родственников, пропагандистскими роликами, призывающими «вернуться домой», образами литературы, СМИ. Репосты стереотипной «русской зимы», «золотой осени», картинок леса и т.д. на страницах переселенцев в социальных сетях появляются приблизительно в то же время, когда принимается решение об участии в Программе; они, таким образом, помогают, с одной стороны, культивировать желание, с другой – в представлениях мигрантов еще более отделяется образ реального места поселения от сформированного воображаемого. Эти картинки могут появляться и уже в период адаптации в России как продолжение культивирование воображаемого образа, однако в большинстве случаев такой подход мешает интеграции. Россия оказывается не за окном, а в картинках, изображениях, представлениях, мечтах.

Ж. Лакан подчеркивал, что желание является ключевой функцией в любом человеческом опыте ^{[1, с. 318]}, то есть, структуризация биографии, жизни, связаны именно с желаниями и стремлениями (пусть они и по определению нереализуемыми) их удовлетворить. Желания, таким образом, определяют речь, жесты, эмоции индивида, задают рамки, влияющие на то, что человек воспринимает, видит, способен понимать, оказываясь в качестве «метонимии бытия» ^{[2, с. 409]}. Родина в представлении участников выступает в качестве желаемого. Участники Программы, как правило, говорят о России в дискурсе признания: «Мы же русские, мы хотим, чтобы Россия помнила о нас» (Ж., 44, Узбекистан), «Я хочу, чтобы здесь, в России, меня считали своим» (М., 32, Украина). Для многих переселенцев поводом для участия в Программе стали усиливающиеся запреты на использования русского языка, закрытие русских школ в стране исхода – что также позволяет трактовать категорию Родины как желаемое в интерпретации Лакана. Запрет на то, чтобы быть русским на прежнем месте жительства с одной стороны и желание признания со стороны России с другой стали стимулом к переселению.

Участники программы как в интервью, так и на специализированных сайтах, сообществах в социальных сетях много пишут и говорят о сложностях, с которыми они столкнулись во время переезда. В основном, они были связаны с невозможностью быстро оформить необходимые документы, поисками работы, бытовыми условиями, которые, зачастую, были хуже, чем те, к которым мигранты привыкли на прежнем месте жительства. Если сторонники прагматического подхода как правило, более спокойно относятся к бюрократическим сложностям, считая их необходимыми временными трудностями, то люди, вернувшиеся на «домой», ожидали более гостеприимный прием. Однако двое из респондентов трактовали бюрократию как часть России, успешное разрешение бюрократических вопросов было для них одной из возможностей получить признание.

В соответствии с идеями Лакана, субъект не способен на чистую референцию. Для того, чтобы понять и осмыслять свое «Я», субъекту необходим какой-либо «не-Я», Другой, отделяя себя от которого, субъект конструирует свою личность. Лакан называет эту стадию желания нарциссической. Отделенность от места, которое переселенцы называют своей Родиной, позволяет им мыслить и описывать себя. Однако источником травмы и мотивом для серьезных действий является не эта отделенность сама по себе, которая выступает как определенный фундамент, на котором строится дальнейший бэкграунд, а стремление к признанию со стороны этого Другого, в роли которого выступает образ потерянной Родины. Возвращение, как правило, приводит к тому, что желание становится диалогическим, то есть, субъект стремится к коммуникации с Другим, при этом рассчитывая на ответную реакцию. Это проявляется в подчеркнутой интеграции, культивировании новой идентичности и изобретении традиций. Мигранты интересуются местными новостями, активно включаются в локальные досуговые практики («а что у нас на ”майские” будет», «мы решили, что теперь на Крещение купаться в проруби начнем», «каждый год на Дне города гуляем»). В интервью с переселенцами часто встречаются такие фразы: «я не хочу иметь ничего общего с той страной» (Ж., 48 л., Киргизия), «друзья в отпуск зовут к ним приехать, но я не хочу» (Ж., 44 г., Узбекистан), «нельзя смотреть назад» (Ж., 30 л., Украина) и т.д. Это не связано с тем, что прежний опыт носил травматический характер, скорее, забвение диктуется перформативностью. Важным оказывается представить себя как местного жителя, показать в таком качестве себя окружающим. Одна из переселенок после получения российского гражданства порвала свой прежний паспорт на глазах у коллег (Ж., 44 г., Узбекистан), некоторые выходцы из Средней Азии принимают христианство. Причем, новый крестик, новый паспорт нужно всем продемонстрировать, потому что построение новой идентичности обязательно связано с социальным аспектом. Но не стоит утверждать, что эти практики делаются для «других», скорее самоконструирование новой части себя нуждается в одобрении или хотя бы констатации этого факта сообществом. Переселенцы нуждаются не в новом паспорте или месте жительства, а в признании себя в новом качестве в сообществе.

Помимо различных внешних факторов, которых мы не будем касаться в рамках нашей работы, оценка коммуникации зависит от комплекса образов прошлого. Конечно, само желание вызвано определенными особенностями бэкграунда, однако, возникнув, желание начинает определять не только мотивацию, а через нее – и будущее, но и память и прошлое. Культивирование новой идентичности в первый год-два жизни в России диктует необходимость демонстрации отказа от прежних воспоминаний, «изобретения традиций». В дальнейшем, этот процесс может усиливаться, что приводит к тому, переселенцы позиционируют себя как более «русских», чем окружающие их местные жители, или, наоборот, мигранты возвращаются к воспоминаниям, что вызывает ностальгию по прежней кухне, практикам, местам - Россия перестает быть желаемой, если оказывается привычной. Как мы уже отметили выше, желание - это отношение бытия к нехватке ^{[1, с. 318]}. В зависимости от того, как оценивается коммуникация с Другим, дальнейшая самоидентификация связана или с новым местом пребывания, или усиливается ностальгия по прежнему месту. Причем, не получилось выделить корреляцию между успешностью интеграции (по оценкам самих мигрантов) и стратегиями, определяющими место воспоминаний. В одних случаях неудачи приводят к акцентированию «русскости» (стремление признания), в других – к возвращению в прошлое, где было хорошо. Однако даже в случае успешной интеграции (по оценкам самих переселенцев), Россия не может быть получена, присвоена, так как, в соответствии с идеями Лакана, желание нельзя исполнить. В интервью это проявляется через рефлексию «чуждости» окружающим людям («местным»): «Там мы были русскими, а здесь – иностранцы» (Ж., 48 л., Киргизия). Все опрашиваемые респонденты родились не в России, и десятилетия, проведенные в среде другой культуры приводят к чуть другим практикам, на которые обращают внимания коллеги, соседи. Однако, вне зависимости от озвученной мотивации, анализ страниц респондентов в социальных сетях показывает, что их френдлента на 30-40% представлена «земляками», даже в тех случаях (распространенная практика), когда мигранты удаляли свои прежние страницы и регистрировали новые после переселения. (В «старых» страницах процент «земляков» обычно достигает 60 %, и именно с ними ведется более интенсивная коммуникация).

Можно выделить две причины, в соответствии с которыми желание остается нереализуемым. Во-первых, в нашем случае причина находится в самом объекте желания. Россию в терминологии Лакана можно интерпретировать как «объект а», то есть объект, который выступает причиной желания, но он не является эмпирическим, следовательно, его получение невозможно. Все переселенцы прошли этап определенного разочарования в месте возвращения. Отрицательные эмоции вызывала не только бюрократия, на которую жалуются мигранты, но и те черты, которые изначально были связаны с образом Родины. Например, русская зима – это не только красиво, но и может стать источником проблем с транспортом, ледовые корки на дорожках делают прогулки менее привлекательными, а снег становится грязным от проезжающих машин и использованных реагентов. Конечно, дети мигрантов учатся в русских школах, но претензии вызывает профессионализм учителей или проблемы в общении с одноклассниками у ребенка. Полученная Россия оказывается «не тем».

Вторая причина связана с самой природой желания, которую описывает Лакан. Желание может быть озвучено только при помощи языка. Однако, с другой стороны, само желание предшествует его вербализации, то есть, возникает раньше, чем желающий признается себе в нем. Возникает разрыв, который Лакан интерпретирует как разрыв между означающим и означаемым. Человек может получить то, о чем он говорит, что хочет, но это не значит, что он получит желаемое на самом деле. Сама вербализация трансформирует желание, препятствуя, таким образом, его исполнению. У переселенцев нет другого языка описания, кроме того, который создан пропагандистскими роликами о «возращении домой», русской литературой о России. Чем более начитанными оказываются переселенцы, тем дальше образ воображаемый России от реальной.

Таким образом, необходимо констатировать, что романтическая мотивация в большинстве случаев мешает успешной интеграции и адаптации мигрантов в принимающем сообществе. Сформированный образ Родины не соответствует той России, которую мигранты видят рядом с собой, реакция местных жителей на мигрантов как на «приезжих» выступает в качестве одного из источников негативных эмоций. Желание признания оказывается нереализуемым, что вызывает сложности с идентификацией.