Social conflicts and political protest in Russia over the recent years

Ivanov Oleg Director, Center of Social Conflicts Regulation 129063, Russia, Moscow, Prospekt Mira 72, office #1207 sovetmomo@mail.ru Other publications by this author

Социальные конфликты являются неизбежным атрибутом любой социальной системы и, одновременно, существенным условием ее развития, поскольку это развитие достигается вследствие сложной взаимосвязи и единовременного сосуществования консенсусов и противоборств. Источник социальных конфликтов заложен в самой структуре общества, которая характеризуется достаточно жесткой дифференциацией различных классов, групп и индивидов. Следовательно, чем сложнее социальная система (а в своем развитии она только усложняется), тем больше источников для социальных конфликтов она содержит и, одновременно с этим, тем больше механизмов эффективного управления такими конфликтами должна генерировать, чтобы сохранить устойчивость, способность к самовоспроизводству и развитию. Это обстоятельство предопределяет, в частности, что проблемы, характерные для российского общества, проявляются в функционировании всей социальной инфраструктуры ^{[9, с.29]}.

Современная Россия формировалась путем потрясений во всех сферах общественной жизни, причем эти потрясения были невероятно масштабны. Сейчас переход к новым формам хозяйствования можно считать завершенным, однако то, как он проходил и то, к каким результата привел, объективно порождает новые конфликтные ситуации.

Современное российское общество находится в поле системного кризиса, основная причина состоит в том, что насущные проблемы, связанные с ускоренным социально-экономическим и политическим развитием оно попыталось решить в условиях очевидной незавершенности демонтажа тоталитарного наследия. Поэтому для определения наиболее эффективных форм, методов и институтов управления политическими интересами и политическим протестом в России (как и вообще в трансформирующихся обществах) необходимо четко представлять, какие именно изменения происходят в системе взаимоотношений «государство – общество», какую цель они преследуют.

Для трансформирующихся обществ характерно осознание социального конфликта как аномалии, а не как нормы, что, в свою очередь, приводит к объективной невозможности формирования культуры управления социальными конфликтами и политическим протестом, к доминирующей функции государства в таком управлении, к отсутствию учета потенциала и интересов гражданского общества. При этом элементы формирующегося гражданского общества скорее приводят к повышению интенсивности социальных конфликтов и политического протеста, чем к формированию адекватных механизмов управления ими.

В то же время государство, возлагая особые надежды на использование административно-правовых механизмов в управлении политическими интересами и политическим протестом в социальных конфликтах, не может добиться по-настоящему эффективного применения этих механизмов, поскольку институты права в трансформирующемся обществе недостаточно развиты и, следовательно, его потенциал в рассматриваемой сфере ограничен.

В такой ситуации для того, чтобы предотвратить негативные тенденции, связанные с возможным распадом общества, государственные институты осуществляют локально-стабилизационные меры на основе преимущественно репрессивных методов. Это позволяет, отчасти, сбалансировать ситуацию на определенное время, но, по сути, лишь усугубляет ее.

Следует согласиться с выводами исследователей, указывающих, что тенденции, которые мы наблюдаем на протяжении последних лет в России, позволяют сделать обоснованный вывод: политические интересы в социальных конфликтах продолжают переживать реструктуризацию и развиваться в направлениях, заданных ему еще в 2014 году, а именно:

1. Наблюдается количественный рост протестных акций, но не происходит консолидации протеста и выхода его на принципиально новый уровень.

2. Частично консолидация протеста эпизодически наблюдается в масштабах региона или (чаще) – муниципального образования, но не выше.

3. Консолидацию протеста обеспечивают как правило местные представители профсоюзных отделений, политических партий или авторитетные активисты, однако их усилий и возможностей объективно недостаточно для того, чтобы справиться с дефицитом общественной активности и солидарности ^{[16, с.73-74]}.

При этом сам по себе политический протест в России последних десятилетий приобретает качественно новые очертания. Во многом это связано с курсом государства на сокращение числа политических партий, ужесточение действующего законодательства в этой сфере, в связи с чем в России последних лет число легально действующих политических партий сократилось, по сравнению с концом XX века, в разы. При этом пропорционально растет активность и влияние так называемой «несистемной оппозиции»: если в 90-е годы прошлого века она была представлена преимущественно большим числом малочисленных маргинальных организаций, то теперь такого рода движения существенно увеличили свою базу поддержки ^{[6, с.105]}.

Важным следствием массовых отечественных протестных акций последних лет стало приобретение значительной частью молодежи опыта проведения собраний, митингов, демонстраций, шествий или пикетирования и участия в них. При этом отмечается, что в условиях актуальной социально-экономической ситуации в стране участие молодежи в протестных движениях приобретает выраженный националистический и этнический характер ^{[20, с.49-50]}. Это представляется довольно опасной тенденцией, поскольку молодежь, как субъект конфликтных отношений, всегда занимала в социальных конфликтах особое место, наиболее подвержена радикализации и политизации, обладает высоким уровнем конфликтного потенциала. Доля вовлеченности молодёжи в социальные конфликты традиционно превосходит доли иных социальных групп. Этому свидетельствуют такие исторические примеры, как революционные движения в начале XX века в России, майские события 1968 года во Франции, протестные движения в современной Украине, массовые выступления в России в 2017 году. Актуализировавшаяся в последнее время проблема радикального экстремизма и его крайнего проявления – терроризма, требует комплексного и всестороннего рассмотрения молодежи как субъекта конфликтных отношений, а ее маргинализация, обусловленная невозможностью актуальной интеграции в существующие социальные системы, существенно повышает риски вовлечения этой социальной группы в социальные конфликты ^{[26, с.30]}.

Такие выводы можно сделать и на основании анализа актуальных данных соцопросов. Так, всероссийский опрос, проведенный «ВЦИОМ.Спутник» 20-21 июня 2017 года, фиксирует у 90% респондентов запрос на активное вовлечение молодежи в политику (при том, что в 2007 году этот показатель составлял примерно 75%) ^[18]. Эти цифры накладываются на другие: более 20% молодых людей не считают себя патриотами России и хотели бы уехать из страны ^[15], что свидетельствует о низком уровне лояльности по отношению к существующему общественно-политическому строю, который, в свою очередь, продиктован отсутствием внятной и привлекательной национальной идентичности. Все эти обстоятельства лишь усугубляют действие распространенных среди молодежи конфликтных установок и радикальных политических целей и интересов.

Следует учитывать и современные феномены, с которыми сталкиваются исследователи социальных конфликтов. Так, например, одним из таких безусловно объективных феноменов стал резкий рост массовых протестных выступлений в разных странах мира, причем на смену «цветным революциям» пришли «революции 2.0», отличительная черта которых — Интернет и социальные сети, которые позволяют в кратчайшие сроки мобилизовать для участия в протестных акциях огромное количество лично не знакомых и вообще никак между собой не связанных людей ^{[14, с.86]}, согласовывать интересы, позиции, точки зрения огромному числу людей, разбросанному по разным пространствам, формировать у них чувство принадлежности единому целому (группе, сообществу, территории). Интернет, в том числе мобильный, признан важным элементом политической мобилизации как легитимного, так и протестного характера, поскольку он выгодно отличается от традиционных средств массовой информации по следующим параметрам:

- работа в режиме реального времени;

- отсутствие географических границ;

- отсутствие цензуры со стороны власти;

- нулевая стоимость коммуникации.

Не стоит сбрасывать со счетов и возможность использования Интернета (в том числе – мобильного) как технологии фандрайзинга и краудфандинга (сбор добровольных пожертвований в денежной форме на цели, как правило не связанные с извлечением прибыли – научные исследования, культурные, благотворительные и образовательные проекты, политические акции и т.п.) Особенно быстро эти технологии начинают развиваться с повсеместным распространением мобильного Интернета и интернет-банкинга, благодаря чему даже при привлечении незначительных транзакций от конкретного плательщика организатор политического фандрайзинга в мобильном Интернете может рассчитывать на успешную реализацию данного мероприятия и децентрализованное привлечение существенных по совокупному объему денежных средств ^{[24, с.25]}.

Кроме того, как показывают актуальные социологические исследования, в виртуальные сетевые структуры, посвященные оппозиционным структурам и процессам, рекрутируются преимущественно опять-таки молодежь: люди от 18 до 34 лет, мужчины. Более того «цифровое протестное движение» (как его называют в Интернете – «цифровое сопротивление») на всем протяжении своего существования не просто было открыто для подростков, а специально ориентировалось исключительно на них, поэтому преобразование их протестных настроений в реальную политическую активность было и остается делом ближайшего будущего ^{[21, с.128]}. Эксперты «Изборского клуба» в одном из своих исследований выдвигают гипотезу, что «ключевой механизм реализуемой мировой трансформации — Интернет и сетевые технологии. Интернет — и как инструмент, и как среда — формирует особый тип современного человека и влияет на его мировосприятие. Инфантильная идея переноса «сетевых правил игры» в реальную жизнь и политику — важнейшая часть новой протестной культуры» ^[23].

Впрочем, говоря о важности Интернета и социальных сетей, не стоит в то же переоценивать их влияние в рамках рассматриваемой темы. Как справедливо отмечают некоторые исследователи, пока еще крайне мало тех людей, которые способны обдуманно совершать реальные действия – не только генерировать новый контент и реагировать на него в Сети, а еще и публично выносить эту реакцию в реальное общественно-политическое пространство. Для существенного большинства пользователей характерна все-таки реактивность, а не проактивность ^{[8, с.35]}.

Кроме того, не стоит сбрасывать со счетов и аргументы сторонников теории слактивизма (в дословном переводе – «ленивая активность»), которые утверждают, что социальные сети представляют своего рода интеллектуальную западню, в которой формируются принципы участия, но как такового реального участия не происходит. Напротив, органы правопорядка оперативно могут устранять лидеров протестных выступлений, в том числе силовыми методами. В конечном счете социальные медиа являются миражом демократических институтов выражения свободы слова и волеизъявления, или даже доступной и хорошо организованной формой надзора. Сложно спорить с тем, что технологическая индивидуализация свободного времени посредством Интернета привела к образованию виртуальной реальности, где основная политическая борьба происходит на форумах и в блогах, на страницах которых можно писать все, что вздумается о политике и политиках; при этом реального политического участия не происходит ^{[22, с.9]}.

По мнению специалистов, основными объективными причинами социальных конфликтов в современной России являются:

1) политическая неустроенность, неорганизованность и неэффективность системы управления, несоответствие (неадекватность) технологий, методов и средств управления государством организационно-технологической структуре общества;

2) дезорганизация общества, «перекосы» в финансовой, экономической, политической, социальной и духовной сферах;

3) неравенство социальных субъектов, резкий разрыв в уровне и качестве жизни большинства населения по сравнению с привилегированными слоями ^{[12, с.30]}.

Все эти причины во многом определяются несовершенством государственного и социального управления и, в том числе неумением эффективно управлять политическими интересами в социальном конфликте. В частности, в современной России социальные конфликты разрешаются зачастую в интересах власти и крупного капитала, а не в интересах общества. Безусловно, такая постановка вопроса противоречит сути государства: оно должно являться достоянием всего общества и не должно следовать интересам одной части общества, игнорируя другую. Задача российских общества и государства на современном этапе сводится к тому, чтобы достичь определенного баланса в противостоянии интересов различных социальных групп. В противном случае государство окончательно превращается в орудие насилия неизбежно ослабляется, теряет саму возможность обратной связи с обществом.

Вышесказанное объективно выводит нас к актуальности проблемы управления общественными отношениями в ситуации развивающегося социального конфликта, и, в том числе, управления политическими интересами, которые на современной стадии развития общества проявляются в большинстве значимых социальных конфликтов. Главная установка - это такое управление политическими интересами в социальном конфликте, которое позволило бы урегулировать сам конфликт в интересах общества.

Представляется обоснованным, что эффективное управление политическими интересами в социальном конфликте, основанное на научном подходе, преследующее цели деполитизации (исключения влияния политических интересов на динамику и эволюцию конкретного социального конфликта), способно существенно снизить остроту социального конфликта, обеспечить минимизацию неизбежных социальных потерь, связанных с его протеканием и, через это, позволит обеспечить оптимизацию и гармонизацию базовых сфер общественной жизни современного общества. Деполитизация, как конечная цель управления политическими интересами в социальном конфликте, представляется ключевой задачей в том числе исходя из того, какое влияние политические интересы оказывают на социальный конфликт.

Под управлением политическими интересами в социальном конфликте для целей настоящей работы предлагается понимать процесс осознанного, целенаправленного и волевого участия субъектов социального взаимодействия на предмет, объект и причины конфликта, при условии, что такое воздействие должно быть направлено на снижение роли и влияния политических интересов субъектов социального конфликта, вплоть до максимально возможно полного исключения такого влияния (деполитизации).

Политические интересы в социальном конфликте чаще всего проявляются в форме политических протестов, которые следует определить как разновидность негативного воздействия субъекта социального конфликта на актуальную общественно-политическую ситуацию или на конкретные действия публичной власти. В этой связи уместными представляются следующие вопросы: каким именно образом органы государственной власти должны реагировать на политические интересы в социальном конфликте? Всегда ли политические интересы в социальном конфликте непосредственно детерминированы социально-экономической и политической средой, или же они могут быть иррационально мотивированными? Поиск наиболее аргументированных ответов на эти вопросы представляется критически важным, поскольку предопределяет те механизмы и инструменты, которые органы государственной власти будут использовать при управлении политическими интересами субъектов социального конфликта. Сложно не согласиться с той точкой зрения, что количество акций протеста в государстве в целом и отдельном его регионе – это важные показатели для анализа внутриполитической ситуации.

Как представляется, ответы на поставленные вопросы следует искать непосредственно в самом характере конкурентных отношений публичной власти и оппозиции. Суть этих отношений сводится к тому, что обе стороны транслируют обществу свое видение реальности, которое является альтернативным не только по отношению друг к другу, но и, это крайне важно отметить, по отношению к действительной динамике общественного развития. Органы государственной власти, в соответствии с этим, при помощи имеющихся в их распоряжении технологичных инструментов, транслируют населению максимально оптимистичный взгляд на эту динамику, в то время как оппозиционные силы, напротив, убеждают общество в несправедливости, необдуманности и низкой эффективности принятых органами власти решений. При этом обе стороны используют примерно однотипные инструменты, в том числе скрытую дезинформацию и создание политических мифов. Таким образом, цель управления политическими интересами в социальных конфликтах у органов государственной власти и оппозиционных сил не может совпадать принципиально, поскольку власть пытается максимально деполитизировать социальные конфликты, в то время как оппозиция, напротив, старается максимально увеличить градус их политизации с тем, чтобы достичь интересующие ее политические цели. Исходя из вышесказанного, отметим, что ключевое значение в управлении политическими интересами социального конфликта придается именно технологиям – и технологиям организации выхода недовольства в публичное пространство и, с другой стороны, технологиям, направленным на минимизацию политических интересов и политического протеста среди населения.

При этом, по мнению некоторых исследователей, отсутствует прямая зависимость между уровнем социального недовольства (даже если этот уровень существенно высок) и остротой обозначения политических интересов в нем ^{[13, с.79]}. Политические интересы социального конфликта начинают актуализироваться и существенным образом влиять на динамику конфликта при слабости элит, при условии, что такая слабость выходит в публичное пространство и при наличии сформированной, институализированной и реальной оппозиции, способной на равных вести дискуссию с властью по наиболее актуальным общественно значимым вопросам.

Для понимания процесса управления политическими интересами в социальном конфликте необходимо рассмотреть существующие механизмы такого управления, под которыми понимают взаимосвязанная совокупность норм, средств и методов управленческой деятельности того или иного непосредственных и опосредованных участников конфликта по достижению намеченных целей ^{[19, с.115]}. При этом важно понимать, что цель такого управления всегда коррелируется с субъектом управления и напрямую зависит от него. Следовательно, анализ целей управления будет правильно провести с определением субъектов управления, а также используемых ими методов ^{[3, с.35]}.

Современные исследователи говорят от четырех категориях акторов политического протеста, которые являются носителями политических интересов в социальных конфликтах – это непосредственно власть, лидеры протеста (организаторы), спонсоры протеста (выгодополучатели) и рядовые протестующие, причем последние три категории следует относить именно к оппозиционным силам (хотя, как будет показано ниже, с известными оговорками, особенно в отношении спонсоров протеста).

Власть представлена различными по своему статусу субъектами и это представление зависит от специфики конкретного социального конфликта, динамику политических интересов которого мы исследуем. В частности, это могут быть руководители органов государственной власти и местного самоуправления, сами органы власти, провластные общественные и политические движения, правоохранительные органы и даже крупные частные предприятия, через систему взаимных экономических и финансовых интересов связанные с действующей властью. Всех их объединяет, с одной стороны, доступ к силовым ресурсам государства (которого объективно нет у оппозиции и у остальных участников социального конфликта), а также то психологическое обстоятельство, что власти, как правило, отводится роль защищающейся стороны.

Лидеры протеста представляют собой субъектов, отвечающих за разработку стратегии оппозиции в конкретном социальном конфликте, разработку единой идеологии, целей протеста.

Спонсоры протеста отвечают за материальное и финансовое обеспечение протеста, стимулируют деятельность лидеров протеста, но при этом в конкретном социальном конфликте у них собственные цели, которые, как правило, не совпадают с целями оппозиции или власти.

Рядовые участники протеста представляют собой самую массовую категорию акторов, однако и наименее организованную, в том числе с точки зрения структурного, системного и аргументированного восприятия собственных политических интересов в социальном конфликте ^{[10, с.110]}.

Управление политическими интересами в социальном конфликте представляет собой технологический процесс, имеющий целенаправленную природу, и заключающийся в организации взаимного воздействия субъектов социального конфликта друг на друга. При этом, исходя из специфики участников социального конфликта и их политических интересов в нем, можно выделить следующие различные по направленности воздействия методы управления такими интересами: это управление-подавление и управление-стимулирование развития политических интересов.

Управление-стимулирование представляет из себя достаточно развитую и разнообразную группу методов. Некоторые исследователи формулируют без малого две сотни различных по содержанию и формам методов протеста ^{[25, с.35]}. Все их условно можно разделить на две большие группы: это методы, направленные на сплочение оппозиционных участников протеста на основе общности их политических интересов и методы, направленные на дискредитацию властей. Вообще следует отметить, что меры-стимулирования достаточно подробно описаны и изучены в научной литературе, в то время как технологии управления-подавления остаются менее изученными.

Именно эту группу методов управления политическими интересами в социальных конфликтах можно отнести к методам, направленным на их деполитизацию и в связи с этим представляющим особый научно-практический интерес в рамках рассматриваемой темы.

Управление-подавление политических интересов в социальном протесте представляет собой совокупность действий органов власти, политических и общественных движений, поддерживающих власть, или иных участников социальных процессов и конкретного социального конфликта, направленных на снижение активности выражения политических интересов в социальном конфликте со стороны лидеров и, через это, рядовых участников социального конфликта.

Совокупность таких действий (технологий) можно разделить на манипулятивные, черные (внеправовые) и силовые (административные). Безусловно, такое деление представляется во многом условным (так, например, нередко можно наблюдать действий власти, сочетающие в себе различные признаки каждой из названных групп технологий), однако оно выглядит иллюстративным, что немаловажно в рамках настоящей работы.

С точки зрения потенциальной эффективности в долгосрочной перспективе, манипулятивные технологии (основанные на манипуляции политическими интересами участников социального конфликта, общественным сознанием, с целью формирования действенных механизмов управления динамикой социального конфликта) представляются наиболее действенными. Благодаря таким технологиям власть, не вступая в открытый конфликт с оппозицией и не входя с ней в диалог по озвученным политическим целям и интересам, может добиться минимизации численности участников социального конфликта и, следовательно, их воздействия на общественное мнение.

В качестве одно из наиболее популярных примеров использования такой технологии, можно привести огромную китайскую армию блоггеров, которым, по утверждению некоторых исследователей, платят по 50 центов за каждую лояльную власти публикацию (отчего их называют еще «партией пятидесяти центов»). Предполагается, что любой негативный отзыв о действиях властей моментально высмеивается и опровергается ими ^[2].

Отметим, что современное российское государство пока не демонстрирует умения эффективно использовать такие технологии, особенно применительно к работе с политическими интересами молодежи. Это особенно ярко было продемонстрировано после явно неподготовленных попыток региональных властей противодействовать вовлечению молодежи в «марши Навального» в 2017 году, которые свелись к демонстрациям для старшеклассников фильмов, «разоблачающих мотивы и планы радикальных оппозиционеров», а также к попыткам давления администраций школ и вузов на отдельных учащихся, заявивших о поддержке лидеров протеста. Все эти мероприятия дали противоположный ожидаемому эффект ^[5].

Причины такого эффекта представляются разнообразными. Самое главное: не был подготовлен качественный контент, подающий заявленный месседж в форме, удобной и интересной для аудитории, учитывающей ее специфику и ценностные ориентиры: материалы, которые власти транслировали школьникам и студентам, по содержанию были скорее ориентированы на их родителей. Во-вторых, неправильное акцентирование при подаче обвинений в адрес оппозиционеров: связи с зарубежными спецслужбами, обвинения в экстремизме – все это объективно воспринимается молодежью иначе, без ожидаемой патетики. В-третьих, вместо убеждения зачастую использовались административно-командные методы, а сама аргументация в пользу лояльной к действующей власти позиции давалась в излишне агрессивной форме. Опять-таки, были откровенно проигнорированы возможности современных технических средств и социальных сетей: в итоге многие учащиеся фиксировали и распространяли происходящее, а это, в свою очередь, привело к тому, что молодые люди начали выступать в поддержку оппозиции зачастую просто в знак протеста против попыток давления на них. А сам контент, который производили «находящиеся под давлением», превратился в дополнительные инфоповоды, вирусное распространение соответствующих сюжетов только усилили негативный образ власти в глазах молодежи, в том числе настроенной скорее лояльно. Очевидно, что контент, который власть пытается продвигать в Интернете с целью укрепления провластных установок молодежи, требует существенного переосмысления, адаптации к потребностям нового поколения ^{[17, с.162]}.

Неправовые (черные) технологии управления политическими интересами в социальном конфликте подразумевают, преимущественно, психологическое давление, которое оказывается на лидеров социального конфликта, например, использование компромата с целью их дискредитации в глазах общественности, силовое давление, угрозы, шантаж и т.п. Особенностью черных технологий является анонимность их инициаторов и исполнителей. С помощью применения таких технологий можно оказать существенное негативное влияние на единство протестного движения и максимально купировать проявление политических интересов в социальном конфликте, поскольку ресурс общественного доверия в социальных конфликтах играет существенную, если не определяющую, роль. С другой стороны, в современном информационном обществе наблюдается падение эффективности черных технологий, а в ряде случаев их применение может привести даже к обратным последствиям: сплотить протестное движение и существенно усилить влияние политических интересов на динамику социального конфликта.

Административные технологии основаны на праве власти издавать обязательные для исполнения предписания – нормативные правовые акты. Используя этот рычаг, власть может частично влиять на регулирование динамики социального конфликта, в том числе на формы проявления политических интересов, например, издавая законы и подзаконные акты, регламентирующие протестную активность, устанавливающие санкции за нарушение принятых властью норм. Эффективность таких технологий очевидна, однако в вопросе управления политическими интересами она может принести только временный позитивный успех, поскольку попытки управлять социальным конфликтом, используя исключительно административные технологии, как показывает практика, достаточно быстро приводит к существенной радикализации протестов и качественному усилению влияния политических интересов на их динамику, и даже к попыткам принципиального выхода лидеров протеста за границы существующего правового поля.

Важную роль в рамках рассматриваемой темы играют институты гражданского общества, в первую очередь в связи с тем, что их действие распространяется на все общественные системы и подсистемы. Таким образом, гражданское общество представляет собой альтернативный социальный механизм, призванный компенсировать объективные недостатки действующей властно-государственной структуры. Для управления политическими интересами в социальном конфликте возможно использование таких процедур, как, например, широкое общественное обсуждение инициатив, в том числе с привлечение экспертов и т.д.

Рассматривая феномен деполитизации как итоговую цель управления политическими интересами в социальном конфликте, стоящую перед государством, следует сформулировать ее причины.

Во-первых, к деполитизации объективно ведет нахождение эффективных средств устранения причины конкретного социального конфликта. Обычно это происходит, когда власть вырабатывает эффективные способы реагирования на происходящие события, адаптирует к ним нормативно-правовую базу, оптимизирует правоприменительную и административную практику.

Во-вторых, к деполитизации может привести и потеря причиной социального конфликта своей актуальности, причем в этом случае неважно даже, была ли причина устранена или осталась существовать в общественном поле. Как правило, этот вариант можно наблюдать в результате сезонности политического развития, или же как итог появления существенно более важных и актуальных для соответствующего общества вопросов, на фоне которых причина социального конфликта теряет свою значимость. Так, например, проблемы теплоснабжения населенных пунктов, которые нередко приобретают статус политических с наступлением холодов, теряют таковой с окончанием зимы. При этом сама проблема, разумеется, не устраняется, и обостряется вновь с началом отопительного сезона. Такую стратегию поведения политических акторов сложно считать безопасной и оправданной, но в условиях ограниченности ресурсов она позволяет сохранять известную стабильность в обществе.

В-третьих, исследователи говорят о сознательной или искусственной деполитизации, когда органы власти сводят актуальную причину социального кризиса до уровня чисто правовой, экономической или технологической проблемы. Например, нередко громкие и общественно резонансные преступления низводят до чисто юридической сферы, целенаправленно не давая им политической оценки, не усматривая связи между ними и функционирующим политическим режимом, особенностями политической системы, которые могли стать глубинными причинами событий. Наиболее показателен здесь пример судебного процесса над бывшим главой нефтяной компании «ЮКОС» М.Б. Ходорковским, который сознательно и последовательно деполитизировался властями, хотя было очевидно, что его причины и последствия выходят за рамки правовой и экономической сферы и, по сути, знаменуют собой новою политическую модель взаимодействия власти и бизнеса в России ^{[7, с.95]}. Или, например, деполитизация этнических причин социальных конфликтов в России. С точки зрения власти, этно-национальный вопрос в современной России не является причиной социальных конфликтов, если только на бытовом уровне: в политических установках современной федеральной власти укоренилось представление о полной деполитизации этничности. В то же время, как подчеркивают некоторые исследователи, для политических элит многих республик в составе России политизированная этничность остается актуальным инструментом защиты собственных интересов, что определило стратегию поддержки этими элитами традиционализма в самых разных его проявлениях ^{[91, с.165]}.

Итак, управление политическими интересами в социальном конфликте – это технологичный процесс, причем он технологичен с обеих сторон: и со стороны власти, пытающейся деполитизировать конкретный социальный конфликт, и со стороны оппозиции, пытающейся максимально эффективно реализовать свои политические интересы в нем. Следовательно, попытки произвольного управления политическими интересами обречены на неудачу.

Политические интересы наблюдаются в социальных конфликтах почти повсеместно. И эта ситуация не изменится, пока будут существовать государство и политическая власть, пока они будут представлять собой самостоятельные ценности. Можно рассматривать проблему шире: наличие политических интересов в социальных конфликтах – необходимое условие для развития демократических институтов. С другой стороны, если власть в какой-то момент перестает эффективно управлять политическими интересами в социальных конфликтах, они ширятся и перерастают в массовый протест, как, например, «революция роз» в Грузии или «майданы» на Украине, приводят к смене политического режима и серьезным общественно-политическим и экономическим потрясениям. Не следует забывать, что сам по себе протест – это в первую очередь показатель актуальной общественной реакции на модернизационные процессы, отражение уровня сознания необходимых перемен в базовых и инструментальных ценностях общества ^{[1, с.72]}. В этой связи проблема поиска действительно эффективных технологий управления-подавления политических интересов выходит для государства на первый план, особенно с учетом того, что ранее использовавшиеся технологии силового подавления или дискредитации лидеров демонстрируют существенное снижение своей эффективности. Из этого следует вполне обоснованный вывод, что политическими интересами в социальных конфликтах следует управлять технологично и что задача власти в любом случае состоит в поиске и принятии управленческого решения, основанного на согласовании интересов всех или большинства слоев общества ^{[4, с.30]}.

В конечном итоге практика управления политическими интересами в социальных конфликтах наглядно демонстрирует, что эффективность этого процесса напрямую зависит от тех целей, которые перед собой ставят его участники: если это цели исключительно и полноценной «победы» над второй стороной конфликта, то конфликт, как правило, затягивается на длительное время и нередко переходит в стадию хронического. Если же стороны действительно готовы к диалогу, к поиску взаимного консенсуса, то и управление политическими интересами будет протекать существенно более эффективно. Очевидно, что ни победа любой ценой, ни какие-то тактические ухищрения, реализуемые с помощью методов политического и информационного манипулирования, не приводят к реальному разрешению противоречий. Политические и государственные лидеры, находящиеся у власти, должны проявлять гибкость и готовность к преодолению своих различий с оппозицией, вырабатывать у себя ориентацию на непрерывное самоизменение и самообновление, быть готовы к тому, чтобы сохранять определенный уровень разнообразия точек зрения в отношении сценариев развития общества. Без такой готовности сложившаяся социально-политическая система становится костной, уязвимой, нежизнеспособной. Она может быть легко разрушена как внутренними противоречиями, так и конкурирующими системами ^{[11, с.100]}. Для выбора правильных механизмов управления политическими интересами в социальных конфликтах необходимы компетентность, системный подход, патриотическая направленность деятельности субъектов управления.

Итак, эффективное управление политическими интересами в социальных конфликтах, качественная их деполитизация невозможны без грамотного, системного и последовательного осуществления государственной политики в интересах всего общества. Такая система управления однозначно должна основываться на сохранении возможности проявления дезорганизации и социального неравенства, но только на тех уровнях, которые не провоцируют качественный и массовый рост социального конфликта. В противном случае ситуация доводится до критической, провоцирует турбулентность и кризисное состояние всей существующей общественно-политической системы.

Современным активным гражданам, живущим и развивающимся в эпоху информационного общества, необходимо прочное основание для исторического оптимизма. Очевидно, что одной только веры в светлое будущее недостаточно для хорошо информированного и знающего цену информации прагматика. И здесь на помощь может прийти серьезное, качественное, сбалансированное научное знание, основанное на беспристрастном и качественном анализе социальных конфликтов и управлением политическим протестом в них, разработке и постоянном совершенствовании прогностических и управленческих механизмов.