Poetry of Yakutia of the Late 20th Century: Main Trends of Development

Popova Matrena Petrovna PhD in Philology Associate Professor of the Department of Yakut Literature at Ammosov North-Eastern Federal University 677016, Russia, respublika Sakha (yakutiya), g. Yakutsk, ul. Sergelyakhskaya 2, 4, kv. 15 pmatrena75@mail.ru Other publications by this author

Dishkant Elena Valer'evna PhD in Philology associate professor of the Department of Russian as a Foreign Language at Ammosov North-Eastern Federal University 677013, Russia, respublika Sakha (yakutiya), g. Yakutsk, ul. Kalandarashvili, 21, kv. 106 dishkant74@mail.ru Other publications by this author

Якутская литература конца ХХ века развивалась в одном русле со всей многонациональной российской литературой. В ней отразились колоссальные изменения социально-политического характера, которые произошли в России: крушение ССРС, освобождение общественного сознания от идеологической регламентации, реабилитация имен репрессированных писателей и т.д.

Поэты в это время чутко реагировали на социальные и духовные перемены страны, общества. В их поэтических произведениях, представленных малыми и средними формами, независимо от проблематики, мы наблюдаем мотивы тревожности, философские осмысления действительности.

Если в предшествующие десятилетия в гражданской лирике преобладала публицистика, которой присущи плакатность, риторичность, склонность к пропаганде идеологических догм, то, начиная со второй половины 1980-х годов, особенно в творчестве старшего поколения поэтов Петра Тобурокова, Саввы Тарасова, Моисея Ефимова и молодых авторов Ольги Корякиной-Умсууры, Анатолия Старостина-Сиэн Кыната, Натальи Михалевой-Сайа, она приобрела новые черты. Авторы лирики 1990-х годов тяготеют к философским осмыслениям действительности, передают через лирические субъекты свои внутренние переживания за судьбу всего человечества, «малой Родины», родного народа; интересуются национальной историей и культурой, обычаями и традициями.

В конце ХХ века усиливается гражданская позиция поэта, четче вырисовывается его индивидуальность. Если в якутской поэзии 1980-х годов преобладал описательный характер и продолжался романтический пафос предшествующей литературы, то в лирику 1990-х годов в основном входит мотив тревожности, неуверенности в «счастливом будущем». Так рождаются стихи современных поэтов – раздумья о бренности человеческой жизни, о смысле жизни и происходит переоценка многих жизненно важных принципов. В гражданской лирике именно поэтому тема патриотизма, тема человека и долга перед Родиной, народом выступила на передний план. Эта тема раскрывается поэтами в философских обобщениях, которые, в свою очередь, находят свое выражение в новых художественных образах, деталях. В современных якутских поэтических сборниках образ необъятной Родины начинает приобретать камерность, переходит в образ малой Родины – Якутию, родной алас. Актуальной проблемой в гражданской поэзии становится образ народа саха, судьба которого находится под угрозой постепенного исчезновения в «смутное» время.

Как и у многих национальных литератур в конце ХХ века, в якутской поэзии доминировала гражданская лирика. Особенно в произведениях старшего поколения преобладают мотивы отчаяния, разочарования, вызванные крушением великой державы СССР. Народные поэты Якутии Петр Тобуроков, Савва Тарасов через поэтические строки выразили тревогу за судьбу многострадальной Родины. Петр Тобуроков с помощью аллегорических героев открыто критиковал политическое и экономическое состояние государства в 1990-х годах (например, в стихотворениях «Партия семи мышей», «Обман и ложь»). В позднем творчестве Саввы Тарасова характерна исповедальность формы внутреннего монолога: лирического героя его сборника стихов «Неспетые песни» (1994) отягощает чувство долга за нереализованные мечты отцов и дедов, прошедших все тяготы войны и разрухи.

Молодые якутские поэты Ольга Корякина-Умсуура, Наталья Михалева-Сайа, Семен Капитонов встревожены за будущее родного народа и родного языка. Потому они стараются более вдумчиво вглядываться в облик современников, передать их думы и мысли новыми формами. Отношение к современной молодежи у поэтов двоякое: с одной стороны, они выражают свое недовольство отдельными представителями молодежи, пренебрегающими своим родным языком и культурой, с другой – они понимают, что именно с ними связаны будущие надежды народа. Среди этих авторов по выразительности, эмоциональности выделяется гражданская лирика Ольги Корякиной-Умсууры. В ее стихах преобладает мотив беспокойства за будущую судьбу родного народа. Потому не случайно поэтесса в своей гражданской лирике в качестве лирической героини выбирает именно образ удаганки. Удаганки широко бытуют в народном героическом эпосе олонхо и выполняют особые функции: спасают богатырей Срединного мира в трудных ситуациях, иногда сами принимаются бороться со злыми силами. В эпосе женщины-удаганки представлены более сильными по своему волшебству, чем шаманы-мужчины.

Другой тематический узел составляет пейзажная лирика, которая в якутской поэзии глубоко национальна. Функциональная роль пейзажа в литературе, особенно в поэзии, многообразна. Из множества типов пейзажей, классификацию которых составил российский литературовед Михаил Эпштейн, в современной якутской поэзии доминирует идеальный. Литературовед в своей работе выделяет следующие эстетические разновидности пейзажей: идеальный, бурный, унылый. Также отдельно отмечает национальный, экзотический и фантастический типы пейзажей ^[9].

Михаил Эпштейн выделяет 5 основных, устойчивых элементов идеального пейзажа:

1) мягкий ветерок, доносящий приятные запахи;

2) прохладный ручеек;

3) цветы;

4) деревья, раскинувшиеся широким шатром;

5) птицы, поющие на ветвях.

К этой основной схеме могут добавляться солнечные лучи, зеленая травка, образ стада – «залог содружества человека с животным миром, который питает его молоком. Природа в идеальном пейзаже опекает человека с материнской щедростью, услаждая все его чувства» ^[9].

Нужно отметить, что элементы идеального пейзажа в национальных литературах зависят во многом от особенностей флоры и фауны местности, где живет тот или иной народ и, соответственно, от эстетического восприятия им своей родной природы. Не нарушая основную схему идеального пейзажа: цветы – ручейки – рощи – птички – зефир – солнечные лучи – зеленая травка, – в зависимости от особенностей природы данной местности, в стихотворения включаются и другие образы. Вариации идеального пейзажа встречаются, например, у поэтов Николая Босикова, Моисея Ефимова, Натальи Михалевой-Сайа, Семена Капитонова. Местом идеального пейзажа у этих поэтов, в основном, выбирается родная сторона – алас, где прошло их детство. Рассмотрим стихотворение Петра Тобурокова «Алаасчааным барахсан» («Мой алас») как образец идеального пейзажа в якутском варианте: С озерцем, переливающим серебром, / С равнинами, синевой колыхающимися / Алаас мой дорогой, / Алаас мой любимый! / С рощами белоствольными, / Радующими глаз, / С подснежниками, приютившимися / На высоких пригорках / Алаас мой дорогой, / Алаас мой любимый! / С жаворонком, взлетающим заливаясь, / С бескрайним небом, отливающим синевато-белым светом, / Алаас мой дорогой, / Алаас мой любимый! / С рожью волнующейся под легким ветерком. / С ароматом медовым, / С душистым воздухом, / Алаас мой дорогой, / Алаас мой любимый!

Здесь перед нами раскрывается «особое место», которым человек действительно восхищен. Переливающееся на солнце озерцо, березовая роща, нежный цветок, утешающие взор, пение жаворонка, ублажающее слух, свежий ветерок, пьянящий медовый запах – поистине земной райский уголок, под названием «алас».

Таким образом, к основной схеме идеального пейзажа в якутском варианте добавляется образ аласа – особенность местной природы. Ручеек заменяется образом озера, а стадо – жеребенком или белой кобылой, которые являются неотделимой частью пейзажной картины аласа.

В творчестве у каждого поэта существуют свои излюбленные образы природы. Поэзия нового времени, как и фольклор, выражает поэтические воззрения на природу целого народа. Так, в якутской пейзажной лирике 1990-х годов наиболее устойчивые образы сложились вокруг мотивов дерева. Например, лиственница – прародитель народа, лиственница как мотив родины на чужбине и береза-девушка, плачущая береза и др.

В якутской лирике образам лиственницы иберезы придается особая роль, что обусловлено и природными факторами, и фольклорными традициями. Леса Якутии в основном состоят из лиственниц. А береза является одним из самых красивых и почитаемых деревьев в Якутии.

Описание образов любимых женщин в лирике, основанное на реальных переживаниях, в творчестве большинства якутских поэтов имеет общие черты. Они (любимые женщины) – с длинными черными волосами, светлолицые, темноокие красавицы, на что, несомненно, повлияла национальная эстетика. Таким образом, начиная с якутских классиков, сформировался особый стереотип хрестоматийного женского поэтического образа, чарующего своей нежностью, таинственностью, скромностью. Но поэтам ХХ века в этот канонизированный образ удается внести свое видение. Например, у Сиэн Кыната доброта, нежность и в то же время загадочность любимой женщины ассоциируется с вечно женсвеннной и таинственной природой. Недаром поэт ее образ воссоздает на лоне родного аласа, «одевая» в платье из душистых зеленых трав, слыша ее голос в пении соловья, в журчании ручейка (цикл стихотворений «Таптал чарана» - «Роща любви»). Любимая женщина и родная якутская земля в сознании у молодого поэта – понятия тождественные, неотделимые друг от друга.

В 1980-90-е годы возросло количество женщин-поэтесс (Наталья Харлампьева, Ольга Корякина-Умсуура, Анна Парникова-Сабарай Илгэ, Наталья Михалева-Сайа, Венера Петрова-Венера). Они создали новую оригинальную образную систему, в которой важное место занимает личное мировосприятие. Благодаря их творчеству, мы наблюдаем обогащение любовной лирики новыми субъектно-объектными отношениями и нам представлена возможность узнать идеал мужчины у якутской женщины. Пристальное внимание к микромиру современной женщины, углубление в мир ее сознания, психологии четко отразились, прежде всего, в творчестве Натальи Харлампьевой. В ее зрелой лирике отношения лирической героини и любимого мужчины носят противоречивый характер. Его она обоготворяет, ей дорога его любовь, но в то же время героиня чувствует разочарование в связи с непохожестью его на идеал небесного богатыря. В лирике Натальи Харлампьевой немало стихотворений, посвященных идеальному образу – богатырю, идентичному к герою из эпоса-олонхо. Любовные переживания лирической героини в этих стихотворениях насыщены этническими образами, такими, как берестяная юрта, народный праздник ысыах. Романтический максимализм «возвышенной» героини сталкивается с несоответствием реального, земного образа идеалу. Потому в зрелом творчестве поэтессы любовь часто уподобляется угасшему огню – пеплу, мечты – покинутому дому.

Поэтесса глубокие переживания своей героини образно сравнивает с временами года. Так, например, счастливое состояние героини сравнивается с яркой зеленью лета и расцветшей весной, а предательство и разлука – с ледянящим холодом зимы. Из контекста большинства стихов мы узнаем или чувствуем, что у любимого мужчины другая жизнь, где лирической героине не суждено быть хозяйкой, не дано «нежиться в тепле его любви».

Лирической героине Натальи Харлампьевой характерны национальные черты якутской женщины: терпеливость, скромность, сдержанность в проявлении своих чувств, и в то же время открытость миру путем сострадания. Она никогда не просит помощи, поддержки у мужчины. Скорее сама желает спасти его, вызволить из любой беды и относится к нему по-матерински трепетно, нежно (стихотворение «… Тоойуом диэхпин багарабын!» - «…Хочу сказать, родимый! »). Лирическая героиня уверяет его, что еще придет к нему, «в его темный зимний вечер». Ее не остановят года, любые расстояния, лишь бы «он верил в ее силу, их встречу».

В конце ХХ века отмечаем обогащение якутской поэзии в плане жанровых поисков. Наблюдаются частые обращения поэтов к фольклорным формам. Художественные переводы, осуществленные якутскими поэтами еще в 1960-70-е годы, способствовали появлению в современной якутской поэзии таких твердых европейских жанровых форм, как сонет, венок сонетов и баллада. Также в жанровой системе отдельных якутских поэтов представлены опыты создания восточных классических форм, таких, как газель, танка, рубаи и т.д.

Из малых жанров устного поэтического творчества детям посвящены и стихотворения – загадки«Ханнык тылларый?» – «Это какие слова?»Петра Тобурокова и «Таабырын-хоhооннор» – «Стихи-загадки» Василия Соловьева-Болот Боотура. Эти поэты, представители старшего поколения якутских писателей, при помощи загадочных образных описаний букв (Петр Тобуроков) и лесных зверей (Болот Боотур) развивают у детей воображение и логику. К сожалению, жанровая форма загадки, очень полезная для интеллектуального развития ребенка, ограничивается только вышеназванными произведениями.

Современные якутские алгысы – «благословения» претерпели существенные изменения по содержанию и форме, но в них сохранен дух старинных благословений, содержащий в себе народные представления о человеческом счастье. В форме современных алгысов (благословений) написаны стихотворения «Сыбаайба алгыhа» – «Свадебное благословение», «Алгыс» – «Благословение» Семена Руфова; «Алгыс» – «Благословение» Натальи Харлампьевой, «Алгыс ырыата» – «Песня благословение» Ильи Зверева, «Айан алгыhа» – «Благословение на путешествие» Христофора Горохова.

Главную суть идейно-эстетических поисков и решений, характерных для основных тенденций развития русской поэзии 1990-х годов, можно определить призывом: к человеческой гражданственности. Русскоязычный поэт Алексей Михайлов в сборниках «Белое чудо», «Серебряная ночь», опубликованных в 1990-е годы, обращается к общечеловеческим философским проблемам. Его гражданская лирика лишена высокопарной риторики и пафосности, его занимает не иллюстрирование общественных истин, а осмысление проблем современности, постижение философской и этической сути человеческого бытия. А.А. Бурцев пишет: «Лирика поэта последних лет отличается необычайной остротой и исповедальной честностью размышлений над сложнейшими общественно-политическими проблемами и нравственно-психологическими коллизиями современности. При этом он не ставит себя в позу проницательного пророка или непререкаемого авторитета» ^{[1, с. 45]}.

Тема исторической памяти раскрывается как осмысление событий и «авторитетов» прошлого с позиций современности («Колыма», «Взгляд на историю», «Кадр», «Чтение книг эпохи перестройки», «Бухарин», «Мы в истории многое видели…», «Вновь над планетой, в звездах несущейся…», «Воспоминание об октябре 1957 года»). Автор не скрывает страшных картин «сталинского режима», не снимает всей ответственности со своего поколения («…мы указаньям послушны из века»):

Мы приоткрыли в прошлое дверь,

Хоть раздаются крики: «Довольно!»

Просто известно такое теперь,

Вывесь портрет – станет стыдно и больно ^{[5, с. 62]}.

Обывательщина, пустота и никчемность жизни, злоба, равнодушие, самолюбование, эгоизм – черты, которые поэт безжалостно разоблачает в своих современниках, вынося им строгий приговор («Судьба», «Ни над кем не насмехаясь…», «Чудо чуд – глаза человека…», «Учитель и ученик», «Тип»).

Поэт возмущен тем, что в современном мире действует закон: «если выгодно продвижению, значит, можно солгать – соврать», «…урвать – сорвать». Все стихи пронизывает одна главная для автора мысль: необходимо «сохранить» в себе человека, выстоять в этом мире корысти и злобы («Вечерняя песня», «Спасибо вам, мои враги…», «Я полюбил одежды старые…»):

Понял истину простую:

Надо, чтоб не жить впустую,

Рядом с другом встать ^{[5, с. 22]}.

Силу жизни и оптимизм придают поэту светлые воспоминания прошлого («Это ведь я, разрумянившись, в облачках пара. / Детство мое, молчаливо любуюсь тобой»), творческое горение («…мне без нее, как без начала, не быть, не жить»), негасимое чувство любви («Отчего же не тает с годами этот облик в душе моей?/ Согревает, как ровное пламя, в череде холодеющих дней»), глубокая связь с природой («Чтоб единство ощущал с речкой, веткою и камнем…»), любовь к родному дому, к своей Родине («И сам с собой в душе согласный / расхваливал бы отчий край. / И верил бы: там все прекрасно, / там каждый – ангел, край мой – рай…»).

Русскоязычная поэзия Якутии конца ХХ в. представлена не только гражданской лирикой А.К. Михайлова, представителя старшего поколения, но и творчеством молодых авторов (А. Дойду, С. Осипова, поэтов литературного объединения «Белая лошадь»). В их произведениях проявляются тенденции общероссийской литературы ХХ века, выражающиеся в поиске новых поэтических форм, преобладании модернистских приемов, стремлении к формальной новизне. Примеры концептуальной и визуальной поэзии мы находим в творчестве Айсена Дойду. Стихотворение «Мастер» необычно по своей форме, графика стиха становится значимой, несущей большую смысловую нагрузку:

Арбат 100 – Я – л на цыпочках

Х

Упрям

О

Лу(на) дышала желтым жаро

М

Осква-река чер (на)

к а

а м

к я

СУДьба и зло

Как божья кара

Ты

П

А

Д

А

л

невозмутимо точНО…

……………………………………

т

ы

кресто

ж

е

с

т

о

м

Иешуа ^{[2, с. 58]}.

Эллиптичность речи приводит к тому, что интонирование уходит в межстрочное пространство, а поэзия становится визуальной. Своеобразно построение стиха: расположение букв и слов создает графическую картину распятого на кресте Иешуа. Автор выделяет ключевые слова, используя заглавные буквы и скобки: ХОМ, СУД, НО ПИЛА, ИСК, ТО СЛОВО, ДОЛГ, лу (на), чер (на), быт (ия), (одна) жды.

Стихотворение «Еще раз о ЛЮ…» - яркий пример концептуальной лирики: «ЛЮ» - это ЛЮбовь, человекоЛЮбие, жизнеЛЮбие. Автор прибегает к модернистскому приему ассонансной игры и графической форме стиха. Концепции «ЛЮ» противостоит «Зона С, или жисть энта сабачья». В этом мире, замкнутом несвободном пространстве, напоминающем тюремную зону, человеческая личность нивелируется, действует закон «НЕ»: «Чтаб – молчать! не пищать! не пытаться!! не сметь!!!». А. Дойду показывает оборотную сторону мира, напоминающего «зону», «крысиную» нору, в которой нормой становится пошлость, ставшая мерилом всех человеческих ценностей («Крысиный вальс»). Обращаясь к классическому жанру оды, поэт сатирически изображает пустых чиновников и доносчиков, обличает мир жестокости и страха («Ода чиновнику», «Ода доносчику», «За тоненькой шелковой шторой»). В картину этого мира вписан и город, представленный исключительно в сером цвете как символе ординарности и бездарности. В таком городе люди превращаются "в полулюдей и полуроботов", в "номер в индекс в бумажку с печатью под прицелом безглазой судьбы" ("Город").

Спасение и сохранение чистоты души поэт видит только в любви("Тебе"), которая способна осветить и наполнить смыслом эту "серую жизнь", возродить и возвысить душу лирического героя ("Чай вдвоем", "Она").

Экспрессивность стиля, игровые формы, графичность и визуальность поэзии А. Дойду свидетельствуют о преемственности традиций ОБЭРИУтов, выступивших с поэтической критикой разумного мышления. В стихотворении А. Дойду «Манифест» воплощена теория дадаизма с его абсурдностью, протестом против «разумной», надоевшей действительности, стремлением увидеть в обыденных предметах объекты искусства.

Искаженное состояние мира находит отражение в стихах еще одного русскоязычного якутского поэта Софрона Осипова. Нравственно-ущербным, искореженным, отчужденным показан город, в котором родился и вырос писатель:

Ты мог бы родину воспеть, под стать другим.

Да будет гимн, не более чем мат благим!

И сделают тебе другие харакири.

Хоть харакири – сам себе, а тут другие!.. ^{[7, С. 22]}

Негодование автора вызывает государство, которое «в дурака играет» и «хлебом попрекает, грозясь тюрьмой или сумой»:

Скажите, что за государство

Сидит на шее у меня?

Сидит сидьмя, а мне мытарство –

Стой на своем и стой стоймя. ^{[8, С. 43]}

Автор осуждает национальные распри (цикл стихов «Театр абсурда имени Дружбы народов»), переосмысливает исторические события прошлого («Костры, костры! Желтеет лютый месяц…», «А год тридцать седьмой и не подозревал…», «19 августа 1991 года», «Нет, не призрачны тьмы и силы…», «Июньский пленум»). В этом мире поэт чувствует себя неприютно и одиноко, ему хочется бежать от мира и от себя («В аквариумном полумраке я тихо ухожу ко дну…», «Какой теоретик такое докажет…», «Как будто так было. Как будто так будет…»).

В сборнике «От края до края» С. Осипов экспериментирует с разными стилями, обращается к приемам постмодерна и необарокко («Маршал Тухачевский с тенью Бонапарта», «Еще размыта утренняя хроника», «Тверд шаг. Хрустит ледок»).

Русскоязычная поэзия Якутии конца XX - начала XXI вв., как и общероссийская литература, ориентирована на «диалог» с элитарным читателем, восприимчивым к различным культурным полям ^{[8, с. 545]}. Интертекстуальные связи пронизывают всю лирику С. Осипова и находят отражение в стиле, отличающемся лаконичной метафоричностью, скудностью эпитетов, точностью сравнений, склонностью к игре слов и образованию нескольких смысловых полей в пределах одного слова.

Нельзя не отметить и поэтов литературного объединения «Белая лошадь» (Матрену Григорьеву, Владимира Оросутцева, Алексея Кулачикова, Олега Чермышенцева, Кирилла Алексеева, Максима Саввинова, Леонида Лиханова). На их творчество оказала влияние «лианозовская школа» (Е. Кропивницкий, И. Холин, Г. Сапгир, В. Некрасов) с их интересом к эксперименту, гротеску, игровой полиметрии, безрифменностью, эллиптичностью, нарушением правил пунктуации, ориентацией на разговорную речь.

Молодые поэты обращались к модернистскому приему «потока сознания», в котором отсутствует логика, одна мысль сменяет другую, выстраивается ассоциативный ряд:

руки твои приносящие запах растений

и вьющийся стебель

с диковатым глазом луны

отмеряющим время прилива

чуть светящихся тел…^{[3, с. 61]}.

Для произведений К. Алексеева, Л. Лиханова, В. Оросутцева характерно стремление к игровой полиметрии, использование разноударных рифм:

зимою

разные-разные превращения

например

гостю не скажешь

«замерз почтальон» ^{[3, с. 64]}.

Экспериментируют поэты и с жанровыми формами, создавая «антистихи», «реминисценции», «фрагменты». Например:

Таа-нк, Таа-нк, Таа-нк,

капель с крыши ранним утром

очищает душу как слезы

я начинаю видеть какое синее небо

в апреле ^{[3, с. 16]};

Старый актер примеряющий маски одну за другой

Что видишь ты в отражениях зеркал гримерной

Новый провал или восторг бутафорный

Старый актер срывающий маски одну за другой ^{[3, с. 29]}.

Экономическая нестабильность, острая политическая обстановка в стране, социальная неудовлетворенность нашли отражение в идейно-тематической направленности стихотворений молодых поэтов. Они подвергают критике общественную модель и «проповедуют ситуацию ухода, тотального сомнения во всех общественных ценностях или ситуацию «поиска», «пути» - куда угодно – в прошлое, в богостроительство, к примитиву, к мистике, к вечным ценностям любви и свободы во всем и т.д.» ^{[4, с. 14]}. Окружающая действительность предстает абсурдной формой существования, а быт - самодовлеющим. В стихах В. Оросутцева «после субботы приходит суббота», его лирический герой «нелеп», у него «на глазах – цветной калейдоскоп», в котором «поют птицы», и он «опускает уши в вазу с цветами», «давится телевизором и стаканом чая» ^{[3, с. 59]}.

Таким образом, в данной статья мы рассмотрели в основные тенденции развития якутской поэзии конца ХХ века. В ходе изучения материала мы предприняли попытку выявить индивидуальные особенности в поэтическом восприятии окружающей действительности, национальную самобытность творчества, своеобразие духовного мира и образной системы, составляющих в целом менталитет якутской литературы. Также в ходе анализа жанровых форм современной поэзии мы установили, что наряду с новыми, приобретенными из сокровищницы мировой литературы жанрами, успешно функционируют переосмысленные традиционные фольклорные формы.

Для развития русскоязычной поэзии Якутии конца ХХ века характерно, с одной стороны, обостренное внимание к общефилософским вопросам, современным общественным проблемам в творчестве А.К. Михайлова, с другой стороны - к доминированию полифонизма разных культур, к синтезу традиций русской и мировой литературы, в преобладании модернистских тенденций в произведениях современных авторов: С.С. Осипова, А. Дойду, поэтов литературного объединения «Белая лошадь».