Review of Ekaterina Alekseevskaya's Monograph 'Judicial Service Development Patterns'

Особое место в развитии юридической науки в настоящее время занимают работы в области истории государства и права, в том числе, позволяющие проследить генезис теории и истории функционирования национальной судебной системы и организации судебной деятельности. К данной проблематике обращаются специалисты самого разного профиля, находя в этом неисчерпаемом предмете исследования мощный импульс для совершенствования правовой теории и практики. Именно в силу указанного появление монографии Е.И. Алексеевской «Законы развития судебной системы» ^[1], представленное юридической общественности, вызывает особый интерес. Ранее автор монографии специализировалась на исследовании теоретических и практических проблем производства в суде надзорной инстанции.

Основной целью работы Е.И. Алексеевской является «обоснование теории диалектического развития отечественной судебной системы и поиск закономерностей ее формирования». В главе 1 «Судебная система России» выделяется проблемное поле «История возникновения и развития отечественной судебной системы» и проводится исследование историко-юридического характера от периода Золотой Орды до современного состояния судебной системы России. Безусловно, такое исследование может представлять научный интерес не только для развития истории отечественного государства и права, но и в междисциплинарном плане. Тем самым актуальность исследования очевидна. Ведь рассмотрение проблематики, связанной с выявлением законов развития судебной системы, всегда оставалось в числе недостаточно разработанных проблем в историко - юридической науке. Поэтому для рецензента особый интерес представлял параграф по истории возникновения и развития отечественной судебной системы. Тем более, что в заключении к введению исследователь указывает, что «предложенная автором теория диалектического развития отечественной судебной системы и выявленные закономерности трудно переоценить для дальнейшего стабильного развития России и судьбы судебной системы».

Прежде всего, обратимся к определению цели, задачи, объекта и предмета исследования. Целевую установку работы Е.И. Алексеевская связывает с «обоснованием теории диалектического развития отечественной судебной системы и поиском закономерностей ее формирования», тем самым четко прослеживается историко-юридическая направленность. В то же время задачи, поставленные автором монографии, сформулированы неконкретно, не определяют основные направления исследования. Для объективности изложу в таком виде как в монографии: «проанализировать существующие подходы к решению проблем эффективности судебной системы в области обеспечения правосудием свобод и законных интересов человека и гражданина; определить значение и роль судебной системы в системе обеспечения, соблюдения и защиты прав, свобод и законных интересов человека и гражданина, а равно организаций в контексте конституционных задач правосудия; проанализировать памятники права и действующего законодательства, устанавливающие механизм исправления судебной ошибки с целью защиты прав, свобод и законных интересов человека и гражданина, формирования единства судебной практики, единства правового пространства; проанализировать внешние и внутренние факторы, дестабилизирующие судебную систему; изучить правовое регулирование, определяющее порядок реализации полномочий суда (судьи) при проверке судебных актов; рассмотреть иерархию судебной системы, правил подсудности жалоб (представлений прокурора) на судебные акты и правил их проверки, эффективности этого механизма в достижении цели и задач правосудия во взаимосвязи с полномочиями проверяющих судебных инстанций; сформулировать рекомендации по совершенствованию процессуального законодательства и законодательства о судебной системе с целью действенного обеспечения правосудием прав, свобод и законных интересов, формирования единства судебной практики, единства правового пространства и стабилизации динамичной судебной системы». Поставленные перед исследователем задачи как бы «размывают» общую целевую направленность работы и заостряют внимание на проблемах, более всего относящихся к отраслевым дисциплинам. И это видно из объекта научного исследования, которыми «выступают правовое регулирование проверочных производств и иерархичность судебных инстанций в различные периоды времени». Предметом научного исследования «являются сущность иерархии судебной системы и правила ее функционирования».

К глубокому сожалению нельзя сказать, что информационная и источниковая база исследования проработана Е.И. Алексеевской в полном объеме. Во введении к работе отсутствует анализ научной литературы по исследуемой проблематике. Нет даже простого элементарного обзора работ теоретического характера, имеющих отношение к обоснованию теории диалектического развития отечественной судебной системы и поиска закономерностей ее формирования. Например, в плане постижения отечественного опыта судоустройства России на различных исторических этапах его развития, огромный научный интерес представляют труды таких ученых XIX - начала XX вв. как М.М. Богословский, Ю.В. Готье, А.Д. Градовский, В.В. Ивановский, В.Ф. Дерюжинский, М.В. Довнар−Запольский, Н.М. Коркунов, С.А. Корф, С.А. Котляревский, С.А. Петровский, Н.И. Лазаревский, А.Н. Филиппов, М.П. Чубинский.

В ходе исследования истории возникновения и развития отечественной судебной системы не использованы труды В.И. Ленина, А.Я. Вышинского, П.И. Стучки, Д.И. Курского, Н.В. Крыленко, М.В. Кожевникова, Я.Л. Бермана и др.

К широкому кругу носителей исторической и историко-юридической информации относятся книги, диссертационные исследования, монографии и статьи таких ученых С.А. Мусина, Н.П. Ерошкин, В.П. Божьев, Т.Н. Добровольская, И.Д. Перлов, Е.А. Скрипилев, В.М. Лебедев, О.Е.Кутафин, Г.Ю. Семигин, А.С. Смыкалин, А.И. Казаков, В.И. Власов, Н.А. Колоколов, О.И. Чистяков, Т.Н. Мигунова, Л.А. Стешенко, В.И. Старцев, Т.М. Шамба, И.Б. Михайловская, С.В. Кодан, Д.О. Серов, Н.Н. Ефремова, М.В. Немытина и др.

А теперь о дискуссионных положениях и некоторых недостатках исследования в части раскрытия истории возникновения и развития отечественной судебной системы. Обратим внимание на наиболее принципиальные из них.

Прежде всего вызывает сомнение выполнение целевой заданности исследования по данному направлению. Определив для себя цель работы «обоснование теории диалектического развития отечественной судебной системы и поиск закономерностей ее формирования», автор работы во многом подчиняет все исследование «правовому регулированию проверочных производств и иерархичности судебных инстанций в различные периоды времени».

Как и представлялось, довольно невнятное определение задач для достижения цели исследования приводит автора монографии Е.И. Алексеевскую не к поискам методологического осмысления развития отечественной судебной системы в контексте законов диалектики и закономерностей ее формирования, а лишь к поверхностному изложению таких серьезных проблем как уяснение институционального состояния судебной системы в различные исторические периоды развития Российского государства, ее функционирования с другими социальными институтами и, прежде всего, с институтами государственной власти (монарх и органы юстиции в Российской империи; партийно-советские органы и органы юстиции в советский период; президент, парламент и правительство в современный период). В работе довольно туманно затронуты вопросы судебного федерализма, проблемы единства и дифференциации судебной системы. К глубокому сожалению, автором монографии в исследовании теории диалектического развития отечественной судебной системы оставлено без внимания и такое важнейшее направление как обеспечение ее финансовой и кадровой независимости от исполнительной власти. В итоге Е.И. Алексеевская к изложению истории отечественной судебной системы, осмыслению ее развития, тем более, в ее диалектическом развитии, подходит довольно упрощенно. Отсюда поверхностные объяснения перехода судебной системы в иное качественное состояние, довольно серьезные провалы в исследовании некоторых исторических периодов, неточности, порой просто игнорирование тех событий, которые имели огромное значение для уяснения закономерностей развития судебной системы. Например, Е.И. Алексеевская пишет, что «с учреждением Правительствующего Сената количество судебных инстанций возросло с трех до четырех: ландрихтеры, надворные суды, Сенат в лице коллегии и общего собрания, монарха как высшей инстанции; а для "торговых людей" – до трех судебных инстанций». Между тем это не совсем точно и не соответствует исследованиям, проведенным такими учеными как М.М. Богословским, Н.Н. Ефремовой, Д.О. Серовым. Из их работ видно, что реформы аппарата и суда, проведенные в первой четверти XVIII века, проходили в два этапа. На первом этапе высшим судебным органом после царя был созданный в 1711 г. и ставший с 1718 г. высшей апелляционной инстанцией Сенат. Петр I изменил и систему местных судов. В результате губернаторы были наделены и судебными функциями, а для этого при них создавались с 1713 г. ландратские коллегии, которым подчинялись ландрихтеры. Однако этот институт просуществовал всего два года, поскольку в Положении о новом областном устройстве от 29 мая 1719 г., о них уже не упоминается ^[2]. На втором этапе, его начало относится к 1717 -18 гг., создается наряду с другими восемью коллегиями (Военная, Берг-, Иностранных дел, Ревизион-, Адмиралтейская-, Штатс-, Контор-, Мануфактур-) и Юстиц-коллегия, которая осуществляла управление губернскими и надворными судами и была для них апелляционной инстанцией по уголовным и гражданским делам. Действительно, к 1719 г. в системе местных судебных органов предполагалось создать двухзвенную систему, состоящую из обер-ландрихтеров – главных судей губернии и ландрихтеров – уездных судей. Однако вместо них в ряде губернских городов были созданы надворные суды, или гофгерихты, первоначально подчинявшиеся обер-ландрихтерам. В последующем правительство отказывается от устройства ландрихтерских судов. Таким образом, в ходе судебной реформы 1717 - 1723 гг. в России впервые выстраивается трехзвенная система судов общей юрисдикции, структурно отделенных от органов управления ^[3]. Данную систему образовали: Юстиц-коллегия, надворные суды (гофгерихты) и "нижние" суды (коллегиально устроенные провинциальные и состоявшие из единоличного судьи городовые). Безусловно, высшей инстанцией для них оставались Сенат и монарх. Сказанное уместно дополнить тем, что не упоминание в работе Е.И. Алексеевской такого судебного органа как Юстиц-коллегия, сыгравшей огромную роль в развитии судебной системы страны, мягко говоря, не совсем корректно, поскольку этот орган являлся своего рода «долгожителем» и сохранился до судебной реформы Екатерины II. Все эти годы Юстиц-коллегия продолжала оставаться органом судебного управления, выполняя, как и в Петровскую эпоху, функции подбора кадров и материального обеспечения судов, но оставаясь при этом и судебным органом. Однако в 1786г. в связи с утратой судебных полномочий она лишается полномочий и по судебному управлению. На этом судьба одного из ключевых органов судебного управления была окончательно завершена.

На взгляд рецензента Е.И. Алексеевская довольно упрощенно дает объяснение и многим другим вопросам, имеющим существенное значение для осмысления развития отечественной судебной системы в контексте законов диалектики. В главе «Судебная система России» она очень быстро от структурного (формального) аспекта становления судебной системы переходит к функциональному (содержательному) аспекту, предполагающего рассмотрение правил судопроизводства. При этом нередко уходит в конкретности и детали, которые не определяют цель работы и порой не входят и в поставленные ею задачи. Тем самым, заглавные вопросы развития судебной системы остаются за пределами внимания автора. Например, «по Указу от 27 апреля 1722 года "О должности Сената" при ревизии обжалованного дела «каждый сенатор мог высказать свое мнение, которое заносилось секретарем в протокол заседания и подписывалось ими. В случаях сложности дела или срочности допускалось рассмотрение одного дела до трех часов. Решение ставилось на голосование». Вполне возможно, если бы тема исследования была связана лишь с деятельностью Сената, то приведение таких фактов было бы уместным. В то же время, она вскользь упоминает о создании, в числе других министерств, Министерства юстиции Российской империи, «в компетенцию которого», как пишет Е.И. Алексеевская, «входило право надзора за правильностью разрешения споров и движением дел в судах, составление статистических и аналитических отчетов, содержащих причины динамики роста дел». И при этом приходит к выводу, что «принятые государством меры (следует понимать образование Министерства юстиции – А.Р.) не улучшили ситуацию в судах, а способствовали лишь уяснению причин нарушения закона и судебной волокиты». Между тем обратись Е.И. Алексеевская к работам М.М. Сперанского, Н.Н. Ефремовой, С.В. Кодана и других исследователей, а не только к учебному пособию «Хрестоматия по истории государства и права России» 2001 г., откуда в основном ею и извлечены нормативные материалы для написания исторической части работы, то она обратила бы внимание, что сентябрьским манифестом 1802 г. петровские коллегии были преобразованы в министерства. Однако М.М. Сперанский пришел к выводу об их не эффективном управлении. В результате были подготовлены два важнейших акта, положившие начало новому этапу развития системы управления не только в Российской империи, но и сохранившие свое значение в советский и современный периоды развития государства. По его инициативе 25 июля 1810 г. был принят закон «О разделении государственных дел по министерствам» и 25 июня 1811 г. издан Манифест «Общее учреждение министерств». Эти правовые акты наиболее четко определяли структуру, основные принципы организации и пределы власти центральных органов государственного управления. При этом на Министерство юстиции, было возложено выполнение одного из пяти основных направлений деятельности государства «в порядке исполнительном»: «Устройство и надзор суда». В соответствии с этим направлением на Министерство юстиции были возложены задачи управления судебной системой и осуществления общего надзора за судебными учреждениями. Помимо того, на него были возложены функции подготовки юридических кадров, в том числе и для судебной работы, и сбор отчетов по вопросам судебной деятельности. Создание Министерства юстиции с такими полномочиями сыграло огромную роль в развитии отечественной судебной системы и ее модернизации.

В монографическом исследовании Е.И. Алексеевской не нашлось места и Судебной реформе 1864 г. Этот исторический период развития судебной системы страны в работе обозначен лишь тезисно. Не говоря ни слова о принятии Судебных уставов 1864 г., автор монографии указывает, что «в 1864 году был введен институт мировых судей, что повлияло на количество судебных инстанций, которое возросло до семи: мировые судьи, съезды мировых судей, уездные суды, палаты губернского суда, Сенат в лице кассационных департаментов и общего собрания, император как высшая судебная инстанция. Принимаются процессуальные кодексы». Приводя еще несколько выдержек структурных и функциональных изменений в судебной системе в период Судебной реформы 1864 г., Е.И. Алексеевская пишет, что «нарастающие революционные настроения в обществе и практика мировых судей, которая складывалась не в пользу сюзеренов, обусловили проведение властями контрреформы уже через 7 лет после ее начала» и кратко приводит меры, которыми были ограничены демократические институты судопроизводства, опять же подчерпнутые автором монографии из книги: Российское законодательство Х — ХХ веков. В 9 т. Т. 8. Судебная реформа, изданной в 1991г. Конечно, это похвально, что Е.И. Алексеевская обращается к такому серьезному изданию, но для написания монографии все же было необходимо обратиться и к другим исследованиям, ведь обоснование теории диалектического развития отечественной судебной системы и поиск закономерностей ее формирования требует раскрытия более глубинных основ движения и развития судебной системы, рассмотрения их источников, механизмов перехода от старого к новому, связи старого и нового. Поэтому прежде чем писать о том, что послужило истинной причиной контрреформирования Судебных уставов 1864 г., которые в их первоначальном виде признавались прекрасным образцом судебного устройства, следовало обратиться, например, к работам Б.В. Виленского ^[4], М.В. Немытиной ^[5], Н.Н. Ефремовой ^[6], А.Н. Верещагиной ^[7], М.Г. Коротких ^[8], К.П. Краковского ^[9] и др. Вполне возможно, что после ознакомления с названными работами, автор монографии не делал бы таких категорических выводов как «массовое недовольство медлительностью осуществления правосудия и его качеством, множественностью судебных инстанций снова привело к отрицанию обществом такой судебной системы». А ведь на самом деле для Российского государства независимость пореформенного суда была все же меньшим злом, чем беды старого судопроизводства (сословность, повальное взяточничество, низкая образованность судей, волокита), поэтому основные завоевания реформы были сохранены. Более того, большинство новых правовых институтов (принципы презумпции невиновности, гласности, состязательности), вводимых Судебной реформой 1864 г., несмотря на их контрреформирование, оказались жизнеспособными.

Автор монографии странным образом в развитии судебной системы упускает период Временного правительства. Ведь именно при нем предпринимаются достаточно активные шаги по реорганизации царской судебной системы. В первую очередь, упраздняется наиболее реакционная часть царской юстиции (верховный уголовный суд, особые присутствия судебных палат и окружных судов с участием сословных представителей, Особое присутствие Сената для рассмотрения дел о государственных преступлениях и противозаконных сообществах. Принимаются все меры для возвращения к истокам Судебной реформы 1864г. В этих целях Временное правительство принимает постановление «Об образовании комиссии для восстановления положений судебных уставов и согласования их с происшедшей переменой в государственном устройстве»^[10]. Восстанавливается право присяжных заседателей участвовать не только в судопроизводстве окружных судов, но и судебных палат и Уголовно-кассационного департамента Сената. К подсудности дел с участием присяжных заседателей возвращаются все категории дел, изъятые у них после судебной реформы 1864 г. Примечательным является и то, что присяжные заседатели были введены и в деятельность военных судов ^[11]. Временным правительством отменяется «Положение о земских участковых начальниках» и судебные функции земских начальников передаются временным судам ^[12], а административные - уездным комиссарам. Тем самым, начинает реализовываться принцип разделения административных и судебных функций. При Временном правительстве продолжается восстановление мировой юстиции^[13], которые стали основой деятельности временных судов. Организационно-управленческая деятельность Временного правительства коснулась и продолжения создания в стране административной юстиции, входившей составной частью в административную реформу, предложенную в свое время еще А.П. Столыпиным. Однако Временное правительство продвинулось в этом вопросе гораздо дальше, чем самодержавие. В этих целях 30 мая 1917 г. было принято специальное Положение о судах по административным делам^[14]. И это только малая часть той деятельности Временного правительства по развитию судебной системы России. Между тем Е.И. Алексеевская вместо раскрытия положения судебной системы России в период Временного правительства, обращается к работе М. Бакунина «Революционный катехизис русского эмигранта» и утверждает, что эта работа является «воплощением общественных настроений того периода». И, не приводя никаких аргументов своему утверждению, она тут же переходит к работе В.П. Безобразова «О значении науки образования должностных лиц в государственном управлении» и на основе этих двух работ автор монографии делает следующий вывод (не могу не привести их полностью-А.Р.): «Его слова как нельзя точно отражают нарождающуюся тенденцию отрицания существующей системы государственного управления, в том числе судебной системы. Учитывая то, что они были изложены за тридцать восемь лет до полного крушения государственной системы органов власти, можно утверждать, что философия разрушения самодержавного уклада управления государственными делами прочно вошла в сознание революционеров и позиционировалась ими как новая идеология». «А свидетельством тому», как утверждает далее Е.И. Алексеевская, «является «Декрет Совета Народных Комиссаров от 24 ноября 1917 года № 1 "О суде", которым упраздняются все существующие судебные установления. Вместо упраздненных судебных учреждений осуществляют правосудие выборные из народа судьи, которые разрешают правовые споры не на основе законов, а на основе "революционной совести"».

Однако для таких серьезных выводов все же недостаточно прочитать лишь работы М.Бакунина и В.Безобразова. На взгляд рецензента причина принятия Декрета о суде №1 заключается не в желании разрушения судебной системы, а в точности наоборот, в желании выжить в этой нелегкой исторической ситуации. Хорошо известно, что сразу же после прихода большевиков к власти им пришлось столкнуться с всеобщим бойкотом (в советской историографии — «саботажем») госслужащих. Их действия группировались вокруг Комитета спасения Родины и Революции, 28 октября 1917 потребовавшего от большевиков отказаться от власти, и Петроградского союза госслужащих, 29 октября призвавшего госслужащих к всеобщей забастовке^[15], то есть практически за месяц до принятия Декрета о суде. Не стали исключением в этом и судебно-прокурорские органы. Яркой иллюстрацией тому является принятие 11 ноября 1917 г. судебными работниками Московского окружного суда резолюции о «продолжении своей государственной работы, руководствуясь и впредь лишь законодательными нормами, обнародованными Правительствующим сенатом в установленном порядке, и законными решениями полномочной центральной власти»^[16]. По этому поводу П.И. Стучка пишет: «Суд казался чем-то посторонним, революция в течение целого месяца допускала, чтобы по сотням камер, в собственном стане, провозглашалась открытая, легальная агитация за Временное правительство, против сторонников которого тут же велась вооруженная борьба»^[17]. Саботаж советской власти судебно-прокурорскими работниками привел к тому, что начинается рост массового движения, получивший свое начало еще во время февральских событий 1917г., по созданию стихийно образуемых судов, принимавших свои решения на основе «революционного правосознания». Подобные суды создаются в Петрограде, Москве, Кронштадте, Новгороде, Череповце, Саратове, Смоленске, в Томской, Пензенской, Ярославской губерниях^[18]. Таким образом, можно утверждать, что принятие такого Декрета о суде было вынужденным для советского правительства, а не является, как утверждает Е.И. Алексеевская, позиционированием идеологии разрушения. Более того, изначально юстиция лидерами советской власти, как пишет И.И. Олейник, вообще не рассматривалась как принципиально важная для них сфера государственного управления^[19]. Приведенный тезис находит подтверждение и в работе Д.О. Серова. По его мнению, «большевики (как, впрочем, и представители иных партий социалистического толка) не имели к 1917 г. никакой выработанной на случай прихода к власти концепции судебного строительства. Поэтому в Декрете о суде №1 присутствовали зримая декларативность и нормативная скудость^[20].

В рецензируемой части монографии Е.И Алексеевской допускаются и фактологические ошибки. Так, обращаясь к Декрету ВЦИК, СНК РСФСР от 10.03.1921 "Положение о высшем судебном контроле", которым на Наркомат юстиции РСФСР возлагается надзор за деятельностью судебных органов и преподание им руководящих разъяснений и указаний по действующему советскому праву, автор утверждает, что «дача "руководящих указаний судебным учреждениям по вопросам судебной практики осуществляется Народным Комиссариатом Юстиции через Верховный Суд». И вот в этом утверждении присутствует серьезная ошибка. Дело в том, что тексте приведенного Декрета нет ссылки на Верховный Суд, да и не могло быть, поскольку только в октябре 1922 г. была учреждена единая трехзвенная система, состоявшая из районного, областного (губернского) и Верховного суда РСФСР^[21].

Автор монографии также утверждает, что «возложение вышеназванным Декретом на Наркомат юстиции РСФСР надзора за справедливостью судебных решений, по сути, воспроизвело феодальную модель организации власти, сочетавшую законодательную, исполнительную и судебную власть. Этот функциональный симбиоз оказал мощное влияние на методы проверки судебных решений и ее процедуру». Между тем этот тезис требует уточнения. Наркомат юстиции РСФСР никогда не был ни законодательным, ни судебным органом. С момента его создания как исполнительного органа, на него были возложены обязанности по построению новой правовой системы и судебному управлению (создание советской судебной системы, подбор кадров на судебные должности и другая связанная с этим организационная работа). Одновременно к нему перешли обязанности Государственного совета Российской империи, его Особого Отдела и Сената по составлению и опубликованию декретов и по кодификации законов. Отправлять правосудие Наркомат юстиции РСФСР был не вправе, поскольку в соответствии с Положениями «О народном суде РСФСР» от 30 ноября 1918 г.^[22] и «О народном суде РСФСР» от 21 октября 1920 г.^[23] в систему судебных органов он не входил. Осуществление Наркоматом юстиции РСФСР высшего судебного контроля было ничем иным как временное возложение на него обязанностей по судебному контролю упраздненного Правительствующего сената. И такое положение сохранялось до судебной реформы 1922г. и начала деятельности Верховного Суда РСФСР (1923г.).

Обращает на себя внимание, что при исследовании истории возникновения и развития отечественной судебной системы, Е.И. Алексеевская постоянно уклоняется от поставленной цели исследования. Идея осмысления развития отечественной судебной системы в контексте законов диалектики и закономерностей ее формирования, буквально тонет в частных вопросах и довольно сомнительных выводах. Например, автор работы, рассматривая формы и «методы проверки судебных решений и ее процедуру» рассуждает об органах, которые помимо Наркомата юстиции «обладали правом возбуждения надзорного производства» и приводит их перечень. Затем переходит к «основаниям отмены судебных решений и приговоров в порядке судебного надзора». В результате исследования такого механизма проверки судебных решений, автор монографии приходит к следующему выводу. Для более глубокого понимания приведу их полностью: «Сопоставляя установленный порядок подачи жалоб на неправосудные решения и их проверку с прежними процедурами, можно сделать вывод, что он схож с моделью московского княжества в части подачи процессуальных обращений в специально учрежденный орган, который, в свою очередь, доносит их до высшего органа власти в государстве. Таким образом, как не отрицали революционеры идеологически чуждые буржуазные правовые институты, они почти воссоздали устаревшую модель общения населения с властью по вопросам судебной защиты через бюрократический фильтр». Сравнение интересное, но требующее пояснения. В связи с таким выводом возникает несколько вопросов. Почему автор не привел модель московского княжества в части подачи жалобы и их разрешения? Какие идеологически чуждые буржуазные правовые институты отрицали революционеры? Какая связь между периодом московского княжества и буржуазными правовыми институтами? И что это за устаревшая модель общения населения с властью по вопросам судебной защиты?

В работе Е.И. Алексеевской допущена ошибка и в том, что исключенные из сферы судебной компетенции споры между организациями, рассматривались арбитражными комиссиями вплоть до 1992 г. Это неверно, поскольку арбитражные комиссии таковыми были только до 1931 г., а затем до принятия Закона РСФСР от 04.07.1991 № 1543- «Об арбитражном суде», это была система учреждений Государственного арбитража.

Привлекает к себе внимание и тезис о том, что «из сферы судебной компетенции были исключены некоторые правонарушения, которые рассматривались милицейскими "тройками" и "тройками" НКВД до Великой отечественной войны». Однако это утверждение также требует уточнения. С 1934 по 1953 год существовал еще один орган НКВД – это Особое совещание (ОСО) при НКВД СССР, которому в отношении признаваемых им общественно-опасными лиц было предоставлено внесудебное право на ссылку, заключение в исправительно-трудовой лагерь на срок до пяти лет и высылку за пределы СССР^[24].

На взгляд рецензента диалектическое развитие судебной системы в советский период является продолжением всеобщей связи и взаимодействия. Несмотря на то, что Декретом о суде были упразднены судебные учреждения Российской империи, и казалось бы началось строительство новой судебной системы, тем не менее, принципы движения, заложенные Судебной реформой 1864 г., в совокупности с принципом всеобщей связи продолжали влиять на развитие и советской судебной системы. Однако до 1922 г. советское государство так и не могло найти ничего окончательно завершенного в строительстве судебных органов и продолжало находиться в поиске более совершенных формы судоустройства. Таким образом, можно утверждать, что развитие советской судебной системы было необратимое, определенно направленное, что и закономерно привело к возникновению нового качественного состояния судебной системы, реализованного в судебной реформе 1922г. И вот тут следует сказать, что Е.И. Алексеевская ни одной строчки в параграфе, посвященном истории возникновения и развития отечественной судебной системы, не посвятила исследованию Положения о судоустройстве РСФСР от 31 октября 1922 г., хотя оно имеет колоссальное значение для осмысления развития отечественной судебной системы в контексте законов диалектики. Принятие такого Положения о судоустройстве 1922 г. есть не что иное, как использование аккумулированного огромного многовекового исторического опыта Российской империи в обустройстве судебной системы (это к слову, что революционеры позиционировали идеологию разрушения –А.Р.). По этому поводу исследователь истории судебной системы России историк Д.О. Серов пишет: «Советская Россия заполучила (в результате судебной реформы 1922г. –А.Р.) внутренне целостную систему судов общей юрисдикции: народный суд – губернский суд – Верховный суд. Как легко заметить, в значительной мере воспроизведя – в части судов общей юрисдикции – судоустройство образца 1864 г.»^[25]. Даже то, что после судебной реформы 1922г. Верховный Суд РСФСР назвали «красным Сенатом»^[26] косвенно подтверждает обращение разработчиков закона к судоустройству Российской империи. На это же указывает и А.И. Трусов в своей работе «Образец законотворчества и правовой культуры», где он пишет: «Пришедшие к власти большевики в свое время вынуждены были по достоинству оценить замечательный опыт Российской империи. Не потому ли они первую советскую судебно-правовую реформу 1922 – 1924 годов стремились осуществить на базе основных идей и положений отечественной судебной реформы 1864 г.»^[27]. И если бы Е.И. Алексеевская уделила некоторое внимание работам В.И. Ленина, Н. Крыленко, А. Эстрина, А. Лисицина, И. Славина, Я. Бранденбургского, Я. Бермана, Д. Курского, М. Кожевникова и др., то вероятно обратила бы внимание на то, что государственная политика в области строительства судебной системы в рамках проведенной судебной реформы 1922г., еще не была ориентирована на диктатуру коммунистической партии и исполнительных органов в этой сфере государственного управления. В соответствие с Положением о судоустройстве РСФСР от 31 октября 1922 г., Верховный Суд РСФСР и губернские суды наряду с судебными функциями наделялись функциями собственного внутреннего управления, ревизии и контроля нижестоящих судов, что свидетельствовало о нацеленности судебной системы на самостоятельность и независимость. Исполнительные органы, в том числе и Наркомат юстиции, должны были выполнять функции лишь организационного обеспечения деятельности судов (помощь в кадровом оснащении, снабжение, организация выборов судей и народных заседателей и др.)^[28]. В последующие годы в советском государстве произошли глубокие изменения в области управления советским обществом, в том числе и судебными органами. В условиях нарастания идеологического воздействия коммунистической партии на судебную систему, принимается Положение о судоустройстве РСФСР 1926 г.,^[29] что явилось контрреформированием Положения о судоустройстве 1922 г. В сдерживании развития самостоятельной и независимой судебной системы огромную роль сыграли и принятие постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 30 января 1928 г. «О порядке руководства судебными органами»^[30], а затем и Закона о судоустройстве СССР, союзных и автономных республик от 16 августа 1938 г.,^[31] упразднившего президиумы краевых, областных и верховных судов союзных и автономных республик, а также пленумы этих судов. Тем не менее, то, что было заложено в судебной реформе 1922 г. на протяжении всего советского периода постоянно давало свои всходы. В этом как раз и проявляется закон диалектического противоречия. Благодаря внутреннему единству и борьбе с проникновением противоположных явлений и процессов, способных разрушить судебную систему, она продолжала разрешать возникающие противоречия и, тем самым, неуклонно развивалась. Результатом такого развития является возвращение в начале 1950-х гг. вновь к истокам Положения о судоустройстве РСФСР 1922 г., а в начале 1960-х гг. - предоставление судебной системе самостоятельности в собственном судебном управлении. Таким образом, мы видим, что в судебной системе страны происходит переход одного качественного состояния к другому, что является важной стороной всякого процесса развития. Особенно интенсивно этот процесс проходит в период с 1953 г. до распада СССР. Все эти годы идет накопление в рамках объективной реальности для перехода в иное количественное и качественное состояние. В результате к завершению советского периода современная судебная система имела в своем активе не только опыт внутрисистемного судебного управления, но и сложившуюся систему внутренних структур, способных и могущих обеспечивать такое управление.

Между тем Е.А. Алексеевскую вместо исследования вышеназванных закономерностей развития отечественной судебной системы, более всего интересуют вопросы «воспроизведения административной процедуры проверки судебных актов в порядке надзора», «исключительного права должностных лиц суда и прокуратуры по проверке дел в порядке надзора, их дискреционные полномочия по распоряжению судьбой надзорного протеста», «введения пресекательного срока при проверке вступивших в законную силу судебных постановлений (приговоров)», «основания для отмены решения суда в порядке надзора в гражданском процессе и уголовном процессе», «расширения круга должностных лиц, обладающих принесением протеста» и другие более всего относящиеся к проблемам уголовного и гражданского процесса. По мнению автора монографии именно «по причинам изменчивости механизма исправления судебных ошибок можно определять закономерности развития отечественной судебной системы и использовать их в качестве индикаторов оценки состояния судебной системы и факторы влияния на нее». Исходя из этих выводов можно было предложить автору назвать свою монографию не «Законы развития судебной системы», а «Историческое развитие механизма исправления судебных ошибок» или «Исправление судебных ошибок как индикатор состояния судебной системы: история и современность».

Резюмируя, отмечу, что открывая монографию Е.И. Алексеевской, претендующей на научное открытие, была надежда увидеть полновесный труд в особенности в части рассмотрения исторического развития отечественной судебной системы и поиска закономерностей ее формирования, но, к своему глубокому сожалению, увидел в этом параграфе нормативную и источниковую скудость. Исследовательское пространство по «Истории возникновения и развития отечественной судебной системы» (от Золотой Орды до современного состояния судебной системы России), автор монографии заполнила выдержками из статей Ю.Готье и Б.И. Сыромятникова, опубликованных в книге «Судебная реформа»; цитатами из двух работ: Л.В.Черепина и Я.М. Магазинера; ссылками на работы М.Бакунина и В.Безобразова; несколькими нормативными материалами, извлеченными из учебного пособия «Хрестоматия по истории государства и права России» (2001г.) и из книг «Российское законодательство X-XX веков в 9 т.» (1984г.) и Законодательство Петра I (1997г.). В заключении лишь скажу, ожидания не оправдали надежды.