Quantitative History in 1960s – 1980s in the USSR and its Role in the Development of Historical Information Science

Обращаясь к современной историографии применения математических методов и информационных технологий в исторических исследованиях (и отечественной, и зарубежной), читатель часто сталкивается с отсутствием историзма в описании понятий и идей, заменой научных терминов, существовавших в иных исторических обстоятельствах, их современными, достаточно условными, «аналогами», стремлением «вывести» из прошлого феномены, возникшие «сегодня», или, напротив, игнорированием прошлого опыта для описания этих феноменов. Ускоряющееся развитие технологий способно как отодвинуть в прошлое и забыть, так и приблизить к настоящему те процессы, которые протекали в реальном времени, изменить их масштаб.

Применительно к истории исторической информатики это значит, что описание ее возникновения и становления в работах последнего десятилетия все чаще начинают с 1960-х и даже 1950-х годов, т. е. на 20–30 лет раньше, чем она сформировалась, полностью игнорируя период квантитативной истории. Между тем, в течение двух с половиной десятилетий использование историками ЭВМ (компьютеров) было в основном связано с квантитативной историей (другое, более раннее ее название в отечественной историографии – применение количественных методов в исторических исследованиях). Особенно удивительно, что забывают об этом (не знают?) не только молодые исследователи – этот эффект мы видим и в публикациях ученых, хорошо знакомых с историей направления и принимавших участие в его становлении. Более того, тот же прием мы наблюдаем по отношению к ставшей популярной в последнее десятилетие на Западе области Digital History, возникновение которой сейчас модно относить также к периоду 1950–1960-х годов, игнорируя уже не только 25 лет квантитативной истории, но и 25 лет исторической информатики.

В этой связи необходимо отметить небрежность многих авторов в терминологии. Например, неадекватность употребления такого понятия, как «клиометрика», приводит к тому, что этот термин нередко используется применительно к исторической информатике, тогда как и его происхождение, и его корректное использование связаны с квантитативной экономической историей («новой экономической историей»), инициированной экономистами, занимавшимися историей экономики. Помимо отождествления исторической информатики и квантитативной истории достаточно часто в литературе можно встретить представление об исторической информатике как части квантитативной истории или – наоборот – о квантитативной истории как части исторической информатики. Более того, в некоторых работах можно обнаружить трактовку исторической информатики как современного источниковедения и т. д.

Ситуация с местом квантитативной истории в этой сложной структуре часто выглядит не менее запутанной: в англоязычной Википедии квантитативная история, наряду с клиометрикой и «историческим компьютингом» рассматриваются как предшественники Digital History, в русскоязычной Википедии квантитативная история отсутствует, зато упоминается «количественный анализ», который включается в «цифровую историю» 1960–1970-х гг. (период, когда «цифровой истории» не было еще и в проекте – И.Г.), а затем, «вытесненный интересом историков к культурологии», становится инструментом экономистов и политологов (оставляя историков без количественных методов? – И.Г.).

Приведенные примеры вполне ожидаемо подтверждают отсутствие четких определений и терминологии, относящихся к the digital (современное популярное обозначение «цифрового мира»), а кроме того, обнаруживают такую черту этого мира, как стремление «заявить свои права» на все сколь-нибудь заметные достижения XX века в применении компьютерных методов и информационных технологий во всех сферах деятельности, включая и исторические исследования.

Возникает вопрос: должно ли каждое новое поколение «переоткрывать» уже открытое предшественниками и какова глубина историографической памяти, необходимая историку для создания корректной «картины мира» в своей научной области? В отсутствие адекватного ответа на этот вопрос возникает ситуация «непредсказуемого прошлого»: например, в англоязычной Википедии «компьютинг» (может быть, авторы статьи имели в виду не «компьютинг» вообще, что выглядело бы, мягко говоря, странным, а «исторический компьютинг»?) включен в список предшественников, продолжением (буквально – расширением) которых является DigitalHistory: в русскоязычной Википедии упоминается никогда не существовавшая «Ассоциация истории и обработки данных» (имеется в виду, конечно Ассоциация «History and Computing»), а также высказывается «смелое» утверждение, что термин «историческая информатика», наряду с «цифровой историей» является корректным переводом термина «digital history» на русский язык. Примеры можно продолжать…

В 2018 году исполняется 50 лет институциональному оформлению отечественной квантитативной истории, начало которому было положено созданием в 1968 году при Отделении истории АН СССР Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях, которая под руководством И.Д. Ковальченко стала координатором работ данного профиля. Сегодня необходимо еще раз подчеркнуть ту важную роль, которую сыграла квантитативная история в становлении не только исторической информатики, особенно аналитической компоненты в ее структуре, но и других направлений в русле научной истории в нашей стране.

В данной статье рассматриваются такие стратегические направления квантификации, которые обеспечили квантитативной истории импульс развития на много лет: это теоретические концепции работы с информацией исторических источников, разработки компьютерной реализации методов анализа этой информации, а также опыт создания коллекций оцифрованных (в 1960-е – 1970-е годы – машиночитаемых, machine readable) данных.

В работах основателя отечественной школы квантитативной истории И.Д. Ковальченко показано, что освоение историками математических методов было обусловлено как внутренними закономерностями развития исторической науки во второй половине XX века, так и сильным влиянием научно-технической революции на все отрасли знания, математизации и компьютеризации, ростом тенденций к интеграции научного познания ^{[1, с. 310–315]}. Наиболее ярко эти тенденции проявились в конце 60-х – 70-х гг. XX в., вызвав к жизни волну междисциплинарных исследований, проявившуюся в большинстве гуманитарных наук.

Процесс обращения историков к новым методам обработки и анализа источников, к широкому привлечению методов и подходов других наук, использованию системного подхода, моделирования – того, что объединялось в понятии «новые» методы, достаточно хорошо освещен и в зарубежной, и в отечественной историографии ^{[2] [3] [4] [5]}.

В работах историков-квантификаторов апробировались концепции, разработанные в различных областях социально-гуманитарного знания, отмечалось сходство информации исторических источников и материалов с которыми работают представители других социально-гуманитарных наук (при наличии выраженной специфики информации исторических источников), а также доказывалась необходимость обращения к методам этих наук и через них – к математическим методам. Квантитативная история объединяла разные области исторического исследования идеей междисциплинарности, перехода к более точному, верифицируемому измерению информации источников и последующему (статистическому) анализу. История стала рассматриваться как развитая наука, систематически применяющая не только методы и модели, но и теории смежных наук.

Именно в эти годы складывались ведущие национальные школы квантитативной истории. Этап формирования квантитативной истории сопровождался публикациями, посвященными анализу специфики развития различных национальных школ. Так, сопредседатель Международной комиссии по применению количественных методов в исторических исследованиях (INTERQUANT) К. Ярауш среди национальных школ в области квантитативной истории особо выделял англо-американскую, французскую, немецкую и советскую, к достижениям которой он относил тесное сотрудничество историков с математиками, обеспечивающее высокие стандарты исследований в ряде областей (например, связанных с применением методов многомерной классификации, машинного обучения распознаванию образов «с учителем») ^{[6] [7]}.

Не останавливаясь на особенностях различных национальных школ в Европе и США (более подробно этот вопрос освещен в монографии «Историческая информатика: эволюция междисциплинарного направления» –^{[8, с. 34–35]}), подчеркнем, что наиболее важной характеристикой изменений, происходивших в 1970-е годы в историографии и связанных с тенденциями квантификации, была модернистская (сциентистская) переориентация традиционной событийной истории на подходы социальных наук, разграничение между работой историка в жанре научного исследования (в соответствии с канонами социальных наук) и в жанре нарративного дискурса. В этот период формировалась социально-научная история (Social Science History), как направление в исторической науке, применяющее не только количественные подходы и математические модели, но и концепции социальных наук ^[9]. Взаимодействие истории с социально-гуманитарными науками расширяет границы исторических исследований: «Историки нового типа внимательно следят за всеми науками о человеке. Именно это делает границы истории такими расплывчатыми и интересы историка столь широкими», писал Ф. Бродель еще в 1958 г. ^{[10, p. 734]}

Отметим те особенности отечественной квантитативной истории, которые оказались наиболее перспективными, обеспечили ее востребованность и взаимодействие с другими междисциплинарными направлениями в исторических исследованиях, в первую очередь, с исторической информатикой и которые остаются актуальными и сегодня.

Методологические основания квантитативной истории

Заметной особенностью отечественной квантификации было внимание к теоретико-методологическим аспектам этого междисциплинарного направления. Анализу теоретико-методологических принципов квантитативной истории в отечественной историографии посвящен целый ряд публикаций, начиная с конца 1960-х – 1970-х гг. ^{[11] [12] [13] [14]} и заканчивая обзорными работами конца 1990-х – 2000-х гг. ^[5].

К числу теоретических достижений отечественной школы относятся разработка информационных аспектов источниковедения, концепций и методов анализа массовых источников ^{[19] [20] [21] [22]}. Внимание к теоретическим аспектам квантификации, связанным со спецификой информации исторических источников и методов ее обработки и анализа, весьма важно в контексте исторической информатики.

На III Всесоюзной источниковедческой конференции 1979 г. в Новороссийске И.Д. Ковальченко выступил с докладом «Исторический источник в свете учения об информации (к постановке вопроса)», который затем был опубликован в журнале «История СССР», а позже вошел в его монографию «Методы исторического исследования».

Анализируя определение понятия «информация», роль информации и информационных процессов в жизни общества, И.Д. Ковальченко обратился к семиотике, к прагматическому, семантическому и синтаксическому аспектам социальной информации, соотношению объективного и субъективного в информации, ее (прагматической) ценности, достоверности, точности и полноты, источникам ошибок при передаче информации.

Многообразие взаимосвязей, присущих явлениям объективного мира, обуславливают то, что в исторических источниках содержится, в сущности, неисчерпаемый объем скрытой информации, характеризующей взаимосвязи явлений действительности. Анализ этих взаимосвязей на основе информации, непосредственно выраженной, позволяет выявлять информацию скрытую. Это создает возможность для неограниченного повышения информационной отдачи источников, тем более что скрытая информация в наименьшей степени подвержена субъективным искажениям ^{[1, с. 132]}.

Оценивая возможности извлечения скрытой информации из исторических источников, И.Д. Ковальченко особо выделял такие их типы и виды, в которых заключен особенно большой объем скрытой информации – это массовые источники, т. е. источники, которые содержат массовые данные о различного рода общественных системах с присущими им структурами и функциями. Важным элементом концепции И.Д. Ковальченко являлась оценка конкретных путей и методов выявления скрытой информации путем структурного анализа взаимосвязей, присущих исследуемым явлениям и процессам, на основе непосредственно выраженных в источниках данных. Особенно эффективным, по его мнению, здесь могло быть применение системного подхода, математических и компьютерных методов ^{[1, с. 134–136]}.

В отечественной квантитативной истории использовались методы, основанные на применении теории информации К. Шеннона и введенных им понятий энтропии и количества информации. Описание этих методов было включено в первый отечественный учебник «Количественные методы в исторических исследованиях», подготовленный на историческом факультете МГУ в начале 1980-х гг. ^{[23, с. 212–217]}.

Проблематика исследований

С точки зрения проблематики исследований развитие отечественной квантитативной истории на первых этапах отличалось синкретичным характером, что довольно типично для междисциплинарного направления: специалистов в этой области объединяли не столько близкие предметные области, сколько методические подходы к работе с данными. Характерна в этом отношении серия конференций, проходивших в 1980-е годы под названием «Комплексные методы в исторических исследованиях», где обсуждались работы, связанные с результативностью применения квантитативных методов в области экономической истории, социальной истории, исторической демографии, археологии и др.

Естественно, что дальнейшее развитие квантификации способствовало дифференциации исследовательских интересов и методических подходов. Можно утверждать, что квантитативная история дала определенный импульс развитию не только исторической информатики, но и ряда других исторических дисциплин, в которых новые методы оказались наиболее эффективными, в первую очередь – экономической истории и исторической демографии.

В отличие от западной модели развития направления, где статьи по таким дисциплинам публикуют, как правило, специальные научные журналы, такие, как «Journal of Economic History» или «Historical Demography Journal», в отечественной историографии, в отсутствие подобных периодических изданий до 1990-х гг., такие публикации включались в сборники материалов конференций АИК (ассоциации «История и компьютер») – сборники серии «Круг идей» (выходят с 1994 г.), ежегодники «Экономическая история» (сборники выходят с 1999 г.), ежегодники по социальной истории (типографская версия ежегодника «Социальная история» издавалась с 1997 по 2012 гг., с 2013 г. формат издания изменился – теперь это научный электронный журнал «Социальная история» с периодичностью два выпуска в год) и в специальные тематические сборники. Такова, например, серия сборников по исторической демографии, опубликованных в 2000-х гг. АИК и Алтайским государственным университетом. Следует отметить, что это продолжение традиций 1990-х гг., когда в Барнауле была опубликована серия сборников статей по исторической информатике, органично включавших разделы по квантитативной истории.

Доклады по экономической, социальной истории, исторической демографии традиционно включаются в программы конференций АИК, а секция квантитативной истории является одной из наиболее представительных.

Основные направления развития квантитативной истории в СССР в 1960-х – 1980-х гг. мало отличались от направлений развития западных школ. Так, первые работы в области квантитативной истории были связаны со статистической обработкой историко-статистических данных по социальной и экономической истории, в первую очередь, аграрной истории конца XIX – начала XX вв. Публикации советских историков, посвященные вопросам применения ЭВМ и количественных методов в исторических исследованиях (как тогда называлась квантитативная история), появились в начале 1960-х годов ^{[24] [25] [26] [27] [28]}. В 1970-е и 1980-е годы тематика квантитативных исследований существенно расширилась. (Подробная характеристика проблематики и методов квантитативных исследований дана в части 3 учебника «Количественные методы в исторических исследованиях» ^{[23, с. 299–369]}, а также в первой главе учебного пособия «Историческая информатика» ^{[29, с. 18–22]}).

В этот период математико-статистические методы анализа данных массовых источников широко применялись при изучении экономической истории от XVII и до XX вв., в первую очередь – аграрной истории, включая историю всероссийского аграрного рынка и реформ (работы И.Д. Ковальченко, Л.В. Милова, Ю.Ю. Кахка, Х.М. Лиги, К.В. Хвостовой, Ю.П. Бокарева, Л.И. Бородкина, Н.Б. Селунской, Б.Н. Миронова, С.Г. Кащенко, Т.Л. Моисеенко, Б.Г. Литвакова, М.Б. Булгакова, И.М. Гарсковой, Т.Ф. Изместьевой, В.П. Пушкова и др.)

Исследования школы И.Д. Ковальченко по аграрной истории России на рубеже XIX – XX веков стали классическими не только с точки зрения значимости поставленных в них проблем, но и с точки зрения уровня работы со статистическими методами и данными. В этих работах использовались, наряду с уже привычными методами дескриптивной статистики или корреляционного анализа, достаточно сложные методы многомерного статистического анализа, применение которых в принципе возможно только с использованием компьютерных технологий.

Однако отечественная квантитативная история уже на раннем периоде своего развития не ограничивалась экономической и социально-экономической проблематикой. Разрабатывались методы исследований по социальной истории, особенно – истории советского рабочего класса, исторической демографии (работы В.З. Дробижева, А.К. Соколова, В.А. Устинова, Е.И. Пивовара, И.Н. Киселева, С.В. Мироненко, Т.И. Славко, Х.Э. Палли и др.).

В области исторической текстологии были получены интересные результаты анализа средневековых текстов. В первую очередь, это были исследования источниковедческого характера, посвященные атрибуции анонимных текстов на основе методов стилометрики, по восстановлению генеалогии текстов памятников древнерусской письменности, имеющих множество сохранившихся списков, на основе компьютерной реализации алгоритмов сопоставления разночтений в списках (исследования Л.В. Милова, Л.И. Бородкина, Л.Е. Морозовой), развивались исследования, основанные на формализованном анализе содержания текстов с применением методов математической статистики (работы Д.В. Деопика, Л.М. Брагиной).

Заметным направлением в рамках отечественной квантитативной истории стало историческое компьютерное моделирование ^{[30, c. 257–258]}. Об интересе к этому направлению говорит, например, то, что в известной монографии И.Д. Ковальченко этой проблематике посвящена отдельная глава, в которой автор рассмотрел методологию моделирования, дал обзор накопленного исследовательского опыта, построил классификацию моделей и оценил эффективность различных классов моделей ^{[1, с. 373–453] [31]}. Впервые многие вопросы моделирования исторический явлений и процессов были поставлены И.Д. Ковальченко в статье «О моделировании исторических процессов и явлений» ^[32].

Центральными вопросами моделирования в гуманитарных исследованиях для И.Д. Ковальченко были теоретико-методологические. Анализируя основные этапы научного моделирования, И.Д. Ковальченко выделил стадии построения сущностно-содержательной и формально-количественной модели. Построение первой из них основано на анализе информации о явлении или процессе, который является объектом моделирования, изучении его основных черт и характеристик. Сущностно-содержательная модель служит базой для создания формально-количественной модели, т. е. для измерения выявленных характеристик, выбора адекватного математического метода и проведения математического (например, корреляционного) анализа количественных данных об объекте. Важно, что результаты моделирования, кроме подтверждения уже известных гипотез, способствуют приращению знания.

И.Д. Ковальченко разработал типологию моделей, отдавая приоритет отражательно-измерительным моделям, которые объясняют реальный ход исторических процессов: например, развитие социально-экономического строя крестьянского и помещичьего хозяйства, феодальной ренты, формирование аграрного рынка. Наряду с этим, И.Д. Ковальченко подвергал критике некоторые имитационные модели, в частности, контрфактические модели американского экономического историка Р. Фогеля (будущего нобелевского лауреата) и «имитационно-субъективистские» модели, в частности, работу отечественных авторов по моделированию Пелопонесских войн ^{[33] [34]}, которая, по его мнению, ввиду ограниченности источниковой базы изучала не историческую реальность, а субъективные представления исследователей об этой реальности. И.Д. Ковальченко считал допустимым использование имитационных моделей лишь тогда, когда для имевшего место процесса существовала реальная альтернатива. Такие имитационные модели И.Д. Ковальченко называл имитационно-альтернативными. Он достаточно высоко оценивал познавательный потенциал моделирования альтернативных исторических ситуаций при разновариантной гипотетической реконструкции исторического процесса. Более того, в своем исследовании Столыпинской реформы И.Д. Ковальченко применил метод альтернативного имитационного моделирования, используя адаптированный в Лаборатории исторической информатики МГУ математический аппарат марковских цепей к данным о распределении крестьянских дворов по трем социальным группам по Европейской России в целом и для отдельных районов ^{[35] [36, с. 65–68]}. Модель строила один ретропрогноз социальной динамики крестьянства для 1900–1912 гг. при гипотетическом условии отсутствия реформы и второй – для 1912–190 гг. при условии, что реформа не была свернута из-за мировой войны, революции и гражданской войны. Результаты проведенного исследования дали И.Д. Ковальченко основания для интерпретации роли как экономических, так и социально-политических факторов реформы.

В отечественной историографии 1960–1980-х гг. имитационное моделирование применялось для изучения динамики демографических, социальных, политических и экономических процессов с использованием достаточно сложного математического аппарата: теория дифференциальных уравнений (Ю.П. Бокарев), теория игр (В.П. Акимов, В.М. Сергеев), теория марковских цепей (Л.И. Бородкин, М.А. Свищев) ^{[37, с. 9]}. Проблематика моделирования исторических явлений и процессов была направлением квантитативной истории, где отечественная школа всегда имела сильные позиции.

Несмотря на критику со стороны историков-традиционалистов и даже некоторых историков-квантификаторов, моделирование с течением времени завоевало довольно прочные позиции и имеет сторонников как среди представителей точных наук, так и среди профессиональных историков. Сейчас это направление, с более точным названием – «компьютерное моделирование», существует в рамках исторической информатики, но пришедшая в эту область «новая волна» исследователей, занимающихся по преимуществу моделированием исторических процессов глобального пространственного и временного масштаба, формирует самостоятельное направление междисциплинарных исследований под лозунгом «математической» или «теоретической» истории (это направление получило известность как клиодинамика) ^{[38] [39] [40] [41]}. Эволюция методов математического моделирования исторических процессов подробно рассмотрена в первой части монографии Л.И. Бородкина ^[36].

Институционализация отечественной квантитативной истории

В институциональном плане первые отечественные квантификаторы представляли крупные научные центры (МГУ, СО АН СССР, АН ЭССР и Тартуский университет). Процесс институционализации квантитативной истории, а затем исторической информатики подробно описан в статье Л.И. Бородкина «Историческая информатика: этапы развития» ^[37].

В 1968 году при Отделении истории АН СССР была создана Комиссия по применения математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях, которая под руководством И.Д. Ковальченко стала координатором работ данного профиля. В начале 1970-х годов была открыта одноименная лаборатория в Институте истории СССР АН СССР, в 1969 г. группа по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях (позднее преобразованная в лабораторию) появилась на кафедре источниковедения исторического факультета МГУ. Этот процесс подробно описан в публикациях 1990-х гг. ^{[29, гл. 1]}

Большую организационную роль играли всесоюзный семинар «Количественные методы в исторических исследованиях» на историческом факультете МГУ, в 1980-е гг. по инициативе факультета проводились Школы молодых ученых по новым методам исторических исследований, в 1984 г. был издан вузовский учебник ^[23] (в 2012 г. на историческом факультете МГУ было издано новое учебное пособие ^[42]), а в 1987 г. опубликована монография И.Д. Ковальченко «Методы исторического исследования», в которой значительное место отводилось количественным (квантитативным) методам. В издательстве «Наука» регулярно публиковались сборники статей серий «Количественные методы» и «Математические методы» ^{[43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56]}.

Еще одной существенной особенностью отечественной квантитативной истории, обеспечивающей ее сильные позиции в международном профессиональном сообщество, являлось сотрудничество историков и специалистов по прикладной математике и кибернетике ^{[57] [4, с. 80–81]}. Это сотрудничество давало возможность корректной постановки исследовательских задач и содержательной интерпретации результатов анализа, перевода информации источников в электронный (машиночитаемый) вид, использования достаточно сложных математико-статистических методов и моделей, например, многомерного статистического анализа, а также разработку специализированного программного обеспечения для компьютерной реализации этих методов, особенно в условиях отсутствия в нашей стране не только «продвинутой» вычислительной техники, но зачастую и стандартных пакетов прикладных программ, таких, как SPSS, которые уже в те годы достаточно широко использовались западными коллегами.

Создание оригинального алгоритмического и программного обеспечения было довольно трудоемкой работой, программы в разных центрах квантитативной истории порой дублировали друг друга, причем это было неизбежно, поскольку эти программы обычно были не универсальными, а «привязанными» к конкретным исследовательским задачам, с учетом специфики исторического исследования. Но достоинством таких программ являлась их адаптированность к решению конкретно-исторических проблем на определенной источниковой базе. Надо отметить, что авторские программы для решения «нестандартных» задач создавались не только в СССР, но и в европейских научных центрах и университетах (например, в Германии, Голландии, Норвегии) в эпоху становления квантитативной истории и «больших ЭВМ», пока их окончательно не заменили персональные компьютеры и стандартные пакеты прикладных программ. В первом учебнике по исторической информатике дан обзор пяти основных типов программного обеспечения для решения задач квантитативной истории. Это программы для создания и сопровождения архивов (коллекций) электронных данных (в тот период они назывались машиночитаемыми данными, или МЧД), программы для историко-демографических и историко-текстологических исследований, программы статистического анализа и математического моделирования исторических процессов ^{[29, с.18–22]}. Программы для больших ЭВМ, таких, как БЭСМ-6, создавались в первых отечественных центрах и лабораториях специалистами в области прикладной математики и информатики на языках программирования высокого уровня.

Отдельные центры, развивающие квантитативную историю, как правило, специализировались на одной из предметных областей и, соответственно, на определенных видах источников и методике их обработки и анализа. Пожалуй, единственным исключением были лаборатория по применению математических методов и ЭВМ в институте истории СССР АН СССР и группа, потом – лаборатория с таким же названием на кафедре источниковедения исторического факультета МГУ (позже ставшая межкафедральной лабораторией и преобразованная в 2004 г. в кафедру исторической информатики), обеспечивавшая методическую и компьютерную поддержку десятков студенческих, аспирантских, докторантских работ, монографий, статей, методических материалов по квантитативной истории практически по всем указанным направлениям. В результате этой работы был создан значительный архив МЧД ??? и коллекция оригинальных программ для ЭВМ БЭСМ-6, разработанных сотрудниками лаборатории.

Несмотря на сильные позиции в методологическом и методическом аспектах, в некоторых отношениях отечественная школа явно уступала зарубежным. Так, в силу отставания СССР в области вычислительной техники тематика, связанная с созданием архивов, а точнее – коллекций машиночитаемых данных, появились в отечественной историографии несколько позже, чем на Западе – в 1980-х гг.

Первые такие коллекции создавались в процессе выполнения исследовательских проектов; данные хранились на перфокартах и магнитных лентах. Например, к началу 1980-х годов архив МЧД на магнитных лентах, созданный на историческом факультете МГУ, содержал большое количество массивов данных, в том числе по переписи населения России 1897 г., сельскохозяйственным переписям 1916 и 1917 гг., анкеты делегатов съездов Советов 1917–1936 гг. и т. д. ^{[37, с. 7]} (позднее часть этой коллекции была переписана на жесткие диски персональных компьютеров). Отечественные публикации, посвященные опыту создания архивов машиночитаемых данных по данным массовых исторических источников, появились в начале 1980-х гг. ^{[58] [59] [60]}. Изучался и зарубежный опыт ^[61].

Наконец, необходимо отметить, что с появлением оцифрованных данных встали задачи их архивирования, долговременного хранения и вторичного использования. Проблемы создания ресурсов ставились уже на начальном этапе развития квантитативной истории, т. е. в 1960-х – 1970-х гг. Это направление, играющее важную роль в исторической информатике, было заложено в ходе становления квантитативной истории.

Квантитативная история и электронные ресурсы

Важной частью исследований в области квантитативной истории было извлечение информации из исторических источников и перевод ее в электронный (машиночитаемый) формат ^{[62] [63]}. Именно благодаря развитию квантитативной истории появились первые источники этого вида. Они создавались в тот период на перфокартах в виде таблиц цифровой информации; текстовые данные кодировались. Помимо не слишком удобной формы хранения данных (перфокарты, магнитные ленты), эти данные и с содержательной точки зрения не всегда удобны для вторичного использования ввиду отсутствия стандартов в форматах представления данных, в системах кодировки, т. е. благодаря индивидуальному характеру методики создания этих данных.

Тем не менее, поскольку эти данные являлись, с одной стороны, информационной базой исследования, а с другой стороны – одним из его результатов, крупные университеты и другие исследовательские центры, а затем и специализированные архивы стали коллекционировать их. Уже на рубеже 1970-х – 1980-х гг. в зарубежной, а затем и в отечественной историографии появились первые работы об архивах машиночитаемых данных ^{[64] [65] [66]}. Эти работы предваряли появление в 1990-е гг., уже в рамках исторической информатики, большого количества публикаций по проблемам баз данных и электронных ресурсов ^{[67] [68] [69] [70] [71]}.

Новая «идеология» работы с информацией с помощью создания хранилищ электронных данных сначала пришла в естественные науки, потом – в социальные. В начале 1960-х гг. в области социальных наук в США и Западной Европе начался процесс создания архивов машиночитаемых данных путем накапливания информации, созданной в процессе работы над конкретными исследовательскими проектами и имеющей машиночитаемый вид, т. е. вид, предназначенный для хранения в памяти компьютера. Хотя начало подобной деятельности, как считают некоторые исследователи, было положено еще Роуперовским центром по изучению общественного мнения (1947 г., США, Виллиамсон, Массачусетс), но наиболее значительные коллекции машиночитаемых данных в области социальных наук берут свое начало в начале 1960-х гг.: это Центральный Архив Социальных исследований в Кельне (Zentralarchiv für Empirische Sozialforschung, ZA, 1960 г.) и Межуниверситетский Консорциум по политическим и социальным исследованиям в Анн-Арборе (Мичиган, США – Interuniversity Consortium for Political and Social Research – ICPSR, 1962 г.). В 1980-х гг. часть архива МЧД исторического факультета МГУ была передана в ICPSR. В 1964 г. в Голландии основан Институт Штейнмеца, затем преобразованный в одноименный архив (Dutch Social Science Data Archive – Steinmetz Archive, STAR). В 1960-х – 1970-х гг. подобные центры возникли во многих развитых странах и ориентировались они на социальные науки в широком плане. Например, Архив Совета по экономическим и социальным наукам в Англии (Economic and Social Science Research Council Data Archive, ESRC-DA, 1967 г., архивы по социальным наукам в Норвегии (Norwegian Social Science Data Service, NSD,1971 г.), Дании (Danish Data Archives, DDA, 1973 г.), Швеции (Swedish Social Science Data Service, SSD, 1979 г.) и др. В 1980-х гг. специалисты активно обсуждали проблемы стандартизации документирования электронных (машиночитаемых) данных для решения задач поиска и обмена данными между уже существующими архивами ^{[72, с. 209–210]}.

Таким образом, квантитативная история в период своего становления и развития была тесно связана не только с компьютеризованными исследованиями в области социально-экономической и социально-политической истории, исторической демографии, но и с появлением хранилищ электронных данных.

Дискуссии в квантитативной истории

Обращение к квантитативным методам и подходам в историческом исследовании имело много положительных последствий: введение в научный оборот данных массовых исторических источников, расширение исследовательского инструментария за счет методов статистического анализа, поиск закономерностей, овладение формализованными методами анализа исторических текстов, рост внимания к четкости в оценках, проверке, верификации результатов. Более того, наиболее успешные квантитативные исследования позволили выйти на постановку новых проблем и более высокий уровень обобщения, что знаменовало «переход от тематики, идущей от источника, к проблемно-ориентированным историческим исследованиям» ^{[2, с. 375]}.

Однако процесс становления квантитативной истории не был простым, почти сразу появились оппоненты, которые серьезно критиковали ее. Известно, какие бурные дебаты вели в эти годы американские сторонники и противники новых методов в исторических исследованиях. Достаточно вспомнить дискуссии вокруг известных работ Р. Фогеля и С. Энгермана по экономической истории США.

На Западе дискуссии «новых» и «традиционных» историков велись в основном не по поводу методов и технологий, но по теоретическим проблемам соотношения теории и метода в историческом познании. Историки-традиционалисты критиковали «новых» историков за эмпиризм, с одной стороны, и заимствование теоретических концепций других наук – с другой стороны, что вело, по мнению критиков, к огрублению и упрощению специфики исторического исследования, «дегуманизации» истории.

Дискуссии возникали не столько потому, что методический арсенал историков расширился за счет методов различных социально-гуманитарных наук (социологии, экономики, антропологии, демографии, статистики), сколько потому, что эти методы использовали для анализа прошлой социальной реальности теории разного уровня, созданные в других науках. При этом междисциплинарность, по мнению И.М. Савельевой и А.В. Полетаева, может выступать в двух формах: «стратегия присвоения» со стороны истории и «обращение к прошлому» со стороны других социальных наук ^[73]. «Стратегия присвоения» исходит из идеи, что история, анализируя прошлое, естественным образом может опираться на теоретический аппарат социальных наук, занимающихся современностью. То есть, роль истории не сводится к сбору эмпирических данных для социальных наук – напротив, эти науки поставляют для истории свои теоретические концепции. И.М. Савельева и А.В. Полетаев не ставят под сомнение возможность использования историками методов других социальных наук, показывая, что их различия (критерии времени, практики, непосредственного наблюдения) не столь кардинальны ^{[73, с. 23–24]}. Вместе с тем, проблема «заимствования» историками и «транспонирования в прошлое» проблем и концепций, которые разрабатывают применительно к современному обществу представители других социальных наук, зачастую рассматривается упрощенно, поскольку различные теории общественной жизни применимы только к определенным историческим периодам. Более того, возможности экстраполяции во времени современных концепций социальных наук ограничиваются периодом не более 150 лет, а более отдаленная во времени историческая реальность требует иных теорий и моделей ^{[73, с. 13]}.

В отечественной квантитативной истории дискуссии 1960-х – 1970-х гг. не носили такого острого характера, как на Западе, отчасти вследствие доминирования единой марксистской методологии истории, отчасти благодаря сильным позициям школы, созданной И.Д. Ковальченко ^[4].

Предметом дискуссии могли стать и выбор метода (методов), и выбор источниковой базы исследования, примером чему может служить полемика между И.Д. Ковальченко и Л.В. Миловым, с одной стороны, и Б.Н. Мироновым, с другой стороны, по вопросу формирования Всероссийского хлебного рынка.

Возникали и трудности в процессе математизации гуманитарного знания. С одной стороны, эти трудности можно объяснить неоправданными установками на практически неограниченные возможности математики при изучении любых явлений, в том числе и общественных. С другой стороны, они могут объясняться и противоположными представлениями о крайне узких границах применения математики в гуманитарных науках. В первом случае выдвигается концепция о принципиальной пригодности всех направлений современной математики для изучения общественных явлений и отрицается необходимость разработки «специальных» математических методов для этих целей. Во втором случае, напротив, утверждается необходимость адаптации существующих и разработки новых математических методов применительно к социально-гуманитарным наукам. Например, «анализ данных» (новое направление в 1980-х гг., включающее целый спектр методов обработки эмпирической информации) возник в связи с потребностями именно социальных наук. И хотя «прародина» анализа данных – классическая математическая статистика, путь от нее к анализу данных – это «расшатывание устоев» статистики, поскольку стандартные теоретико-вероятностные модели зачастую не применимы к данным об изучаемых социальных системах. Так, проблема представительности данных в социально-гуманитарных науках должна решаться не только формальными методами (статистической) оценки репрезентативности, но и на основе содержательного анализа структуры изучаемого явления.

* * *

В историографии нередко 1960-е годы называют информационной революцией, которую связывают с появлением компьютеров (в отечественной литературе – ЭВМ) и беспрецедентным ускорением производства информации, в том числе – научной. Здесь бесспорно влияние информационных и компьютерных технологий на все отрасли знания, рост тенденций к интеграции методов научного познания ^{[1, с. 310–315]}.

Можно утверждать, что уже в 1960-х–1980-х гг. обозначились две линии развития в применении математических методов и компьютерных технологий в исторических исследованиях, первая из которых восходит к идеям квантификации, наиболее рано проявившимся в работах американских историков. Если говорить о социально-гуманитарной области, прежде всего эти тенденции проявились в социальных науках, а затем вызвали к жизни волну междисциплинарных исследований и в большинстве гуманитарных наук. Яркими примерами могут служить компьютерная лингвистика и квантитативная история. С 1976 г. немало статей по квантитативной истории публиковалось в журнале «Historical Social Research», специализацией которого является применение квантитативных («formal») методов в истории.

Другая линия развития была более ориентирована на информационное обеспечение исторических исследований. Она была слабее связана с традициями компьютеризации и математизации в социальных науках и сильнее – с информационным обеспечением гуманитарного знания в целом. Эту линию можно проследить уже с 1966 г. на публикациях в журнале «Computers and the Humanities», посвященных применению компьютерных методов в антропологии, истории, археологии, истории искусства, текстологии, лингвистике и литературоведении, музыковедении и исполнительском искусстве, а также методологии создания и использования баз данных, текстов, изображений, звука, видео и др. ^[74].

В заключение следует отметить, что в период становления квантитативной истории акцент на междисциплинарных количественных методах и компьютерных технологиях исследования, выдвижение на первый план аналитических задач в известной мере отодвигали на второй план изучение специфики исторических исследований, в первую очередь – исторического источника, и ее влияния на выбор адекватных приемов обработки данных ^[75]. Тем не менее, в отечественном источниковедении изучались информационные аспекты, теоретические и прикладные проблемы, связанные со спецификой информации исторических источников и представлением этой информации для обработки на компьютере.

Так, в работах А.К. Соколова компьютерные (квантитативные) методы работы с источниками в русле компьютерного источниковедения и исторической информатики, особенно источнико-ориентированные базы данных, рассматриваются, прежде всего, как необходимая модификация и пополнение методов традиционного источниковедения, а во-вторых – как альтернатива постмодернизму: «существуют огромные пласты исторических источников, особенно для истории «снизу», которые, сколько их ни читай, ни «вслушивайся», не дадут никакого «озарения» и «понимания» без использования специальных приемов и методов» ^{[76, с.70] [77, с. 210–211] [78]}.

На этапе становления и развития исторической информатики эти источниковедческие вопросы стали объектом пристального внимания и активных дискуссий.

Поступательное развитие отечественной исторической информатики на фоне кризиса «исторического компьютинга» на западе подтверждает тезис о роли баланса аналитической и информационной компонент исторической информатики, который во многом обеспечивается постоянным взаимодействием с квантитативной историей, традицией апробировать новые методы и технологии обработки и анализа информации исторических источников в конкретно-исторических исследованиях с целью получения содержательно значимых результатов и обсуждать в профессиональной междисциплинарной среде АИК и на страницах общеисторических журналов возможности этих методов и технологий для получения нового знания.