The Grounds for Interaction Between Science Fiction and Mediareality in Contemporary Culture

Balakireva Tatiana Andreevna Post-graduate student, the department of Philosophy of Science and Technology, Saint Petersburg State University 199034, Russia, Leningradskaya oblast', g. Saint Petersburg, nab. Universitetskaya, 7/9, of. 1 balakireva_tanya@mail.ru Other publications by this author

Фантастика как жанр в культуре и медиареальность в той или иной степени совместно и не случайным образом характеризуют современность. Это может быть продемонстрировано на примерах из игровой индустрии, изобразительного искусства, сетевой коммуникации – медиальных форм самовыражения субъекта современной культуры. Они содержательно, по сюжетике достаточно часто отсылают к встрече с феноменами, не имеющими референтов в действительности, то есть фантастическими. Безусловно, фантастический жанр в культуре имеет более длительную историю, чем медиареальность. Еще в Античном эпосе и мифологии наблюдаются попытки человека осмыслить законы природы через объяснение их с помощью магии как формы фантастического и создать соответствующий нарратив. Именно тот период истории, когда мифотворческое поэтическое начало воплощается в изобразительном искусстве, является точкой отсчета развития фантастики ^{[16, 25]}. Медиа, воспринимаемые как посредники-передатчики информации, тоже существовали в Античности, однако медиареальность, связанная с определенной степенью количественного и качественного развития технологии, в современном ее состоянии явление достаточно недавнее. Сейчас, в эпоху глобализации медиареальность посредством Интернета, внедряющегося во все элементы социальных взаимодействий, разворачивается и осуществляет экспансивный захват территорий, еще не медиатизированных. Наше исследование ставит своей целью описание некоторых элементов взаимозависимости медиареальности и фантастики в современной культуре, а также обнаружение основания, на которых выстраивается этот симбиоз.

Дальнейшее рассуждение будет выстраиваться следующим образом. Сначала мы проанализируем медиареальность и фантастику как жанр в культуре, акцентируя внимание на их взаимодействии или даже своеобразной взаимной подпитке. Затем, мы исследуем, двойственность восприятия, порождаемую обоими дискурсами, которая становится одним из основополагающих принципов современной культуры после Медиального поворота и оказывается принципом, демонстрирующим сходство медиареальности и фантастики и обусловливающим их взаимовлияние.

Фантастические произведения, в трактовке авторитетов в области философии культуры, основаны на встрече героя произведения с объектом, оказывающемся сверхъестественным (фентези) или несвоевременным (научная фантастика) ^{[7; 15]}. При попытке «пересадки» такого объекта в повседневность читателя обнаруживается «сопротивление». В дискурсе фантастических произведений феномен существует, а в реальности – нет, то есть описанное в произведении не имеет референта в действительности. Это продемонстрировано Ю.М. Лотманом, который показывает, как в фантастике, в заданную автором реальность произведения, воспринимаемую как «естественный порядок», внедряется нарушающий ее феномен, называемый фантастическим ^[9]. Читатель при этом испытывает чувство абсурдности в том самом смысле, как о нем пишет А. Камю: «абсурдно столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности, зов которого отдается в самых глубинах человеческой души» ^{[6, 34]}. Это чувство связано с потребностью и одновременно с невозможностью рационализировать, вписать в свою повседневность или повседневность текста встреченный им феномен. Отличие заключается в том, что Камю пишет о чувстве, которое появляется при переживании социальной или исторической несправедливости. В данном случае этот концепт мы применяем к встрече с фантастическим. Например, читатель вдруг обнаруживает, что повседневную реальность произведения вторгся новый герой – призрак, полтергейст. Этот герой в данном ключе – и есть фантастический феномен, не имеющий референта в действительности, взрывающий пространство читаемого текста. Испытывая чувство абсурдности, читатель начинает задаваться вопросом о реальности или нереальности происходящего на страницах книги. Отчасти именно из-за этого вопроса чтение и продолжается, ведь необходимо разрешить противоречие. Поэтому чувство абсурдности – это один из «симптомов» актуализации феномена фантастического, встречи с ним.

Медиареальность в своем современном состоянии является результатом Медиального поворота, произошедшего в конце XX века. Его центральный момент датируется 1997 г., когда электронное общение перестало быть исключительно передачей информации, а стало само по себе коммуникативным актом по образцу того, что случилось ранее с телевидением и другими медиа, по утверждению М. Маклюэна ^[10]. В это время заработал первый некоммерческий домен электронной почты, и люди по всему миру получили более широкие возможности общения друг с другом. В результате Интернет стал доминировать над прочими способами передачи информации и коммуникации. Различные виды медиа образовали определенное единство, которое в современной исследовательской литературе задает форму медиареальности ^{[15, 102]}. Наследуя традиционные черты реальности, медиареальность наполнилась смыслами и переживаниями, присутствовавшими в повседневной жизни каждого человека: новые медиа предоставили им практически неограниченные возможности присутствия и распространения в Сети. Технологии развиваются, а в общественных дискуссиях и личном общении, создавая смысловое наполнение Интернета, продолжают обсуждаться все те же проблемы добра и зла, истины и лжи, жизни и смерти, справедливости и ее отсутствия и т.д. Только теперь, после Медиального поворота, они обретают новую локализацию: сначала Интернет-форумы, затем группы по интересам в социальных сетях становятся новым пространством, в рамках которого можно высказать своё мнение. Субъект культуры получает дополнительную возможность выражения собственных переживаний, разделения их и недоумения, которое вызывает та или иная ситуация, с потенциально бесконечным количеством людей. Старые медиа давали ограниченную возможность быть услышанным, в то время как новые медиа позволяют делиться переживаниями, которые имеют возможность прочитать пользователи по всему миру: газету или письмо прочитает не то количество людей, какое просматривает новостные ленты социальных сетей.

Постоянное воспроизведение практик повседневности, осуществляемое в рамках современной медиареальности, тем не менее, сохраняет в субъекте культуры чувство абсурдности, связанное с неизвестностью смысла будущего. Об этом пишет А. Камю, отмечая, что экистенциальная несправедливость, заключающаяся в отсутствии точного ответа на вопрос о смысле жизни, заставляет человека испытывать то самое чувство ^[6]. Сталкиваясь с ним и понимая невозможность окончательного разрешения соответствующих проблем, человек, однако, не может не надеяться на их преодоление, снятие. И эти переживания, напряжение между одновременной потребностью и невозможностью занять окончательную собственную позицию относительно происходящего в повседневности репрезентируют чувство абсурдности, о котором мы писали ранее. Субъект культуры находится перед неизведанностью и принципиальной невозможностью узнать будущее, отчаянно желая опознать для себя, ради чего он продолжает двигаться по жизненному пути. Переживания, провоцируемые в его сознании, требуют разрешения, и это разрешение отчасти становится возможным при проговаривании проблемы (К. Ясперс), при объективации ее, вынесении на обсуждение. Именно это реализуется теперь в пространстве медиа, то есть в пространстве открытости всеобщему обсуждению. Здесь переживания и проблемы, выражающие чувство абсурдности, приобретают особый статус.

То есть, отличительная особенность чувства абсурдности, испытываемого современным субъектом культуры, заключается в том, как оно разрешается в условиях медиареальности. Пользователь Интернета, встретивший социальную несправедливость и отдающий себе отчет в том, что будущее принципиально неопределенно, получает неограниченные возможности поиска информации, которая может быть встроена в его картину мира для преодоления чувства абсурдности. Он может обратиться к чтению философских трактатов, изучению научных работ, к мнению сообщества в социальных сетях, приобщиться к иррациональному толкованию тех или иных происшествий. В этот ряд источников ответов на тревожащие субъекта культуры вопросы, попадают и произведения фантастической литературы, поскольку ее авторы имеют возможность представить варианты развития будущего, благодаря так называемому фантастическому допущению. Под фантастическим допущением понимается литературный прием, привносящий в произведение феномен, не имеющий референта в реальности читателя ^[12]. Встреча с таким феноменом, его первичное восприятие естественно порождает у читателя чувство абсурдного. Однако здесь есть одно существенное отличие, - каким бы ни было порождаемое фантастической литературой чувство абсурдного, в конце произведения оно частично или полностью разрешается. Так происходит по той причине, что фантастическое в произведении, на наш взгляд, функционирует следующим образом: сверхъестественные компоненты, встречаемые в нем (магия или изобретения, нарушающие известные научные законы), приоткрывают для субъекта культуры новые варианты отношения к экзистенциальной неопределенности, несправедливости, встреченной в реальной повседневности. Фантастическое здесь – это конкретный феномен иного универсума, не имеющий референта в действительности читателя (единорог, призрак, машина времени и пр.). Он определенным образом репрезентирует эту неопределенность и проблематичность, сосредоточивает читателя на ней. Сюжетика, включающая этот феномен, раскрывает возможность преодоления проблемы, а специальные техники включения читателя в текст (интерес к сверхестественному), заставляют его выработать собственную роль в этом преодолении.

Проиллюстрируем это на примере известной большинству читателей саги о Гарри Поттере ^[14]. Суть ее заключается в том, что мальчик-сирота внезапно получает письмо из школы чародейства и волшебства о том, что он является волшебником и приглашен на обучение. Он вступает в новый мир, осознавая постепенно собственные магические способности. Именно здесь обнаруживает себя фантастическое допущение – магия, не имеющая референта в действительности читателя. Однако история о Гарри Поттере развивается благодаря его противостоянию с Волан-де-Мортом, темным волшебником, преследующим цель господства в мире. Осуществляет он движение к этой цели через физическое уничтожение «грязнокровок», тех, чьи магические способности возникли в связи с генетическим наследованием от союза волшебника и не-волшебника. Конфликт между Волан-де-Мортом и Гарри Поттером отсылает к социальной несправедливости, скрывающейся за фантастическим допущением (темное волшебство и добрая магия), напоминая о тоталитарном характере некоторых идеологий. Читатель фантастики, таким образом, переживает чувство абсурдности на двух уровнях: на поверхностном, встречаясь с феноменом фантастического в тексте и на глубинном, отсылающем к реальным кризисным событиям исторического прошлого или современности. Благодаря авторским приемам, заставляющим читателя включаться в ткань повествования, происходит его вовлечение в разрешение проблемы на уровне текста. Последнее дает надежду на то, что работа с проблемой и в реальности может быть успешно осуществлена.

Возможность распределения собственного переживания чувства абсурдного, предоставляемая современными медиа, относится и к вовлечению сообщества в воспроизводство надежды на разрешение кризисов. В дополнение к фантастическим текстам и широкому обсуждению их восприятия в социальных сетях, медиареальность предоставляет новые интерактивные способы вовлечения: компьютерные и ролевые игры, 3-D технологии в кинематографе. Следовательно, включение элементов фантастического в пространство медиареальности дает субъекту культуры большее количество возможностей разрешения чувства абсурдного.

Таким образом, вовлечение в фантастический текст, переживание сюжетной проблемы и ее разрешения, сопровождающее чтение, оказывается с одной стороны, реакцией на социальные проблемы, которыми субъект культуры инфицирован в процессе открытой медиальной коммуникации и, с другой, имеет следствием привнесение в медиареальность эффектов чтения, связанных с возможностью разрешения проблемы. Это может быть проинтерпретировано как взаимная дополнительность и взаимодействие фантастического дискурса и медиареальности. Поставим вопрос, что может обосновывать эту взаимную дополнительность или взаимодействие? В качестве такого общего основания может выступать двойственность восприятия, появляющуюся у субъекта культуры как при погружении в фантастический универсум, так и при включении в открытую медиальную коммуникацию. Проясним, что это значит.

Фантастическое произведение основывается на истории о встрече героев с феноменом, не имеющим референта в действительности (на фантастическом допущении). В научной фантастике таким феноменом может быть изобретение, которое в современности нет возможности произвести, а в фентези даже другое действующее лицо может им стать (эльф или гном). Поэтому исследователь фантастического в литературе Ц. Тодоров и отмечает, что этот жанр предполагает особую «интеграцию читателя в мир персонажей, он (жанр) определяется двойственным восприятием описываемых событий со стороны читателя» ^{[14, 30]}. Постоянно возникающий у читателя вопрос о референте фантастического феномена, ставит его в позицию двойственности восприятия, представляющего собой своего рода реакцию на чувство абсурдного. Ц. Тодоров отмечает, что читатель заинтересовывается в фантастике посредством определенного авторского приема: автор умышленно заставляет его принимать сторону рассказчика истории с целью более глубокого вживания в сюжет ^[14]. Здесь срабатывают два фактора - «априорное» любопытство в развязке сюжета, а также удовольствие от чтения или ужас, сопровождающий его. Читатель увлекается возможностью взглянуть на универсум, живущий в контексте иных условностей и логико-семантических связей. Иной, фантастический мир, описанный автором, демонстрирует читателю, находящемуся в действительности собственной повседневности, возможность другого существования. Следовательно, здесь необходимо рассуждать о модусах реальности: возможности и действительности. Существует ведь некоторая степень вероятности, что по Невскому проспекту спустя некоторое время проскачет единорог? Но действительность, скорее всего, окажется иной. Читатель фантастического произведения наблюдает за тем, как то, что выходит за рамки логических, социальных, физических законов и прочих условностей, реализуется в мире, в остальном схожем с действительным. Фантастическое допущение, которое читатель принимает, продолжая чтение, погружаясь в новый для себя универсум, заставляет его постоянно держать в фокусе своего внимание тот факт, что в реальности его собственной повседневности отсутствует референт этого самого допущения. Это провоцирует его на перманентное колебание между двумя «вселенными»: собственной повседневности с ее ритмом жизни и универсума фантастического, преподнесенного автором произведения. Подчеркнем, что такая позиция становится возможной только при особой включенности читателя в ткань повествования.

Эту включенность Ц. Тодоров раскрывается следующим образом: согласие с фантастическим допущением приводит читателя к принятию на себя роли рассказчика или одного из героев произведения. Как мы уже отмечали выше, читатель не может быть незаинтересованным наблюдателем, поскольку встречается в тексте с тем, с чем до сих пор не сталкивался в действительности. Он проецирует свою собственную личность внутрь произведения, присовокупляя к ней характерные особенности, которые свойственны тем, кто находится в описываемом мире. Некоторые авторы фантастики отмечают, что читатель осуществляет особый познавательный акт (С. Кинг, Т. Пратчетт). Когда он, ассоциируя себя с рассказчиком истории в произведении, исследует предложенный автором иной мир, его любопытство срастается с интересом участников истории. Именно поэтому многие фантастические произведения имеют иную темпоральность, отличную от привычной, и похожи на детективные истории. С. Кинг, когда рассуждает на тему собственного творчества, отмечает, что ужас, к которому он готовит читателя на протяжении всей истории, связан с «нечто», которое находится «за дверью» ^[8]. Оно (это нечто) может издавать нечеловеческие звуки, обращая на себя внимание, заключать в себе разгадку космологии. Однако, главное, что должен сделать герой (а вслед за ним и читатель) – это протянуть руку и отворить дверь, разорвав ткань повествования на до и после, посягнуть на узнавание неизведанного. Именно эта особенность, в конечном счете, приводит субкультуру фанатов фантастики к созданию ролевых игр. Здесь они в силу воображения в целом, а также собственных возможностей по подготовке к игре (пошив костюма, накладывание грима) могут развить собственную сюжетную линию на основании установленных законов того или иного фантастического мира. В медиареальности появляются первые сюжетные компьютерные игры, основанные на создании из пользователя полноценного героя истории.

Посмотрим теперь на эту двойственность восприятия со стороны медиареальности. В социальных сетях, пользователь также становится и героем, и рассказчиком. Он пишет и отвечает на комментарии, публикует фотографии, соответственно, становится участником истории, формируя собственный имидж, в этой искусственной, «стерильной среде» ^[15], где можно представить некоторую информацию, а затем ее же опровергнуть или просто удалить с сервера. Он формирует контент, вовлекая в собственный универсум рассказами или зарисовками о своей жизни подписчиков, одновременно являясь как героем написанного, так и автором, ведущим повествование. Практически любой пользователь современного Интернета как субъект медиареальности зарегистрирован в какой-либо социальной сети. В ней он может осуществлять следующие виды деятельности: поиск и распространение информации (даже в сообществах по интересам обычно ежедневно публикуют информативно насыщенные посты), игра, общение, покупка, обмен или продажа ценностей и пр. Для нас принципиальна функция распространения информации, в которой субъект культуры осознанно и целенаправленно поставляет контент в медиареальность, тем самым репрезентируя себя и формируя определенный способ восприятия себя другими и самим собой.

Современная медиареальность насыщена информацией, загружающейся в нее пользователем с его субъективным мировосприятием. То есть источник данных – это вкус, эстетическое чувство, уровень образованности или мировоззренческие ориентиры пользователя, его ожидания, надежды, идеалы. Он, с помощью инструментов медиа формирует и трансформирует содержание сообщения, окультуривает его, очищая от лишних, в данном контексте неуместных шумов, отфильтровывая избыточные детали, стерилизуя его, превращая в эссенцию в пробирке, куда можно по желанию добавить некоторые ингредиенты для создания того или иного эффекта. Поэтому данные, собранные в Интернете являют собой избирательно сформированные блоки. Это уже не просто социокультурные обстоятельства, а определенным образом настроенный аппарат восприятия реальности. Отсюда вытекает принципиальное отличие медиаконтента от происходящего в реальности и, соответственно отличие собственного образа и образа мира, созданного пользователем в медиасреде от тех, которые сопровождают его в повседневности. Искусственность или даже стерильность медиасреды может быть противопоставлена первично опосредованному восприятию действительности в повседневности ^{[15, 156]}. Информация в социальных сетях проходит через множество различных фильтров, вторично опосредуется медиа, трансформируется субъектом согласно его определенной цели (более или менее осознаваемой) для производства особого впечатления на аудиторию. Первичное повседневное восприятие действительности оказывается предметом стерилизации, «ретуширования» в медиа. Таким образом, здесь мы встречаемся с подобной двойственностью восприятия себя и мира: в повседневности, а также в медиареальности. Эта переживаемая двойственность вызывает в пользователе необходимость постоянной рефлексии на тему действительности увиденного. Пользователь социальных сетей так же наблюдает за своими друзьями, имея доступ к их личной информации, фотографиям, к их «отретушированному» восприятию мира и обнаруживает существенные различия с тем, что имеет место в повседневности. Таким образом, субъект современной медиареальности наследует от читателя фантастики следующие черты: двойственное восприятие реальности и дискурсивную способность одновременно находиться в двух ролях – рассказчика и героя произведения.

Итак, можно сделать вывод о том, что включение фантастического дискурса в медиареальность усиливает ее действие на субъектов культуры. Позволяя разрешать чувство абсурдности, двойственность восприятия, сформированная литературой в целом и еще более актуализированная посредством фантастического допущения, становится значимым элементом культуры после Медиального поворота. Фантастические произведения, сами по себе провоцирующие чувство абсурдности, дают читателю, а затем и пользователю новые возможности самореализации в рамках различных культурных феноменов: компьютерных и ролевых игр, фестивалей косплейа – возникших только в связи с взаимодействием медиареальности и фантастики. Медиареальность, экспансивно захватывающая различные культурные локусы, вбирает в себя переживания субъекта культуры, перманентно поставляемые в нее посредством социальных сетей. Одним из этих переживаний является чувство абсурдности, провоцируемое социальной, экзистенциальной несправедливостью. Обращение к фантастическому допущению в произведениях культуры, обнаруживает один из способов его разрешения, которое связано с тем, что читатель фантастики приобретает определенную резистентность к чувству абсурдности, научается принимать фантастическое допущение как неотъемлемую часть универсума. Пусть этот универсум иной (события не следуют общепринятым законам морали и логики), однако, принимая позицию одного из героев (рассказчика или наблюдателя происходящего), читатель приобретает устойчивость к постоянному воздействию инородного, сверхъестественного, потустороннего. Эта прививка фантастического трансформирует его мировосприятие не только в рамках заданного автором универсума, но и переносит такое отношение к происходящему в реальность его повседневности, ставшую после Медиального поворота медиареальностью. Таким образом, медиареальность воспользовалась достижениями фантастического дискурса в литературе, который сформировал субъекта культуры со способностью адаптироваться к чувству абсурдного и с двойственность восприятия. А фантастика как жанр в культуре посредством возможностей медиареальности получила новые пространства для реализации и новые технологии воздействия на субъекта культуры.