The impact of decisions of the European Court of Human Rights upon the Russian legal system (on the example of penal system)

Zaborovskaia Yuliya Educator, the department of State Legal Disciplines, Kuzbass Institute Federal Penitentiary Service of Russia 654000, Russia, Novokuznetsk oblast', g. Novokuznetsk, prospekt Oktyabr'skii, 49, of. 102 dum333@bk.ru Other publications by this author

Zabrodin Aleksandr Vladimirovich Cadet, Kuzbass Institute of the Federal Penitentiary Service of Russia 654000, Russia, Kemerovskaya oblast', g. Novokuznetsk, ul. Oktyabr'skii, 49 sashaeuro8@mail.ru

В настоящее время количество жалоб, которые подаются лицами, находящимися в местах изоляции в Европейский Суд по правам человека (далее — ЕСПЧ), постепенно увеличивается, и, соответственно, количество вынесенных постановлений ЕСПЧ, которые необходимо реализовать, то есть привести в действие и выполнить содержащиеся в них указания, растёт. По мнению Т.В. Соловьёва, сложности реализации постановлений ЕСПЧ связано с существующими противоречиями в национальном законодательстве и решениями судов государств ^{[1, с. 122]}.

В уголовно-исполнительной системе зачастую процесс приведения в действие данных актов в отношении осужденных, обвиняемых, подозреваемых, во-первых, сопряжен с многочисленными трудностями реализации в практической деятельности учреждений, исполняющих уголовные наказания, во-вторых, с трудностями, которые связаны с существующими в уголовно-исполнительном законодательстве Российской Федерации противоречиями национальному законодательству и решениям судов государств.

Для российского права является дискуссионным вопрос о статусе прецедентов ЕСПЧ. Затрагивая вопрос о возможности отнесения решений ЕСПЧ к правовым источникам, Б.Л. Зимненко считает, что решения ЕСПЧ не являются самостоятельными источниками права в форме судебного прецедента, а относятся к категории прецедентов толкования ^{[2, с. 101]}. Н.В. Витрук отмечает, что в качестве источника национальной правовой системы рассматриваются не решения ЕСПЧ как правоприменительные акты, а как содержащиеся в них правовые позиции Суда, на основе которых решения и принимались ^{[3, с. 238]}.

С одной стороны, более верно было определять правоприменительные процессы не как судебный прецедент, а как прецедент толкования, имеющий обязательный или необязательный характер, в зависимости от компетенции суда, выработавшего его. С другой стороны, постановления ЕСПЧ являются прецедентами толкования, обязательными для исполнения в России для органов государственной власти, местного самоуправления и иных лиц ^[4], и эту позицию мы считаем более верной.

Правовые позиции ЕСПЧ, которые выражены в его решениях, представляют собой нормы международного права. Следовательно, они являются составным элементом отечественной правовой системы. Поэтому российскому правоприменителю необходимо, в соответствующих случаях, ссылаться на решения ЕСПЧ, при обосновании в мотивировочной части своих постановлений.

Как верно отмечает М.Я. Любченко, анализ литературы и судебной практики с позиций цивилистического процесса позволяет констатировать, что «относительно правовой природы постановлений Европейского Суда, по существу, сложились три основные концепции: а) постановление ЕСПЧ – акт правосудия; б) постановление ЕСПЧ – судебный прецедент, т.е. источник гражданского и арбитражного процессуального права; в) постановление ЕСПЧ – акт официального толкования Конвенции о защите прав человека и основных свобод» ^{[5, с. 256]}.

Конституционный Суд РФ, также указывает, что суды должны учитывать постановления ЕСПЧ, где толкуются положения Конвенции, которые подлежат применению в конкретном деле ^{[6, с. 116]}. Интересным является мнение М.Я. Любченко, которая утверждает, что по своей правовой природе постановления ЕСПЧ представляют собой акты «мягкого права» (soft law), учитываемые как в законотворческой деятельности, так и в конкретике процессуальных отношений ^[7] Л.Р. Хэлфер (Laurence R. Helfer) называет такое «мягкое» влияние ЕСПЧ на национальные юрисдикции одним из проявлений «рассеянной» встроенности («diffuse» embeddedness) ЕСПЧ в национальные правовые системы ^{[7, с. 257]}.

По мнению одного из судей Конституционного Суда Российской Федерации С.Д. Князева, основные трудности имплементации конвенционных положений для России связаны не с самой Конвенцией о защите прав человека и основных свобод как таковой, а с толкованием ее норм в постановлениях ЕСПЧ. Отступление от правовой обязательности постановлений ЕСПЧ допустимо в исключительных случаях и может быть продиктовано только целями защиты государственного суверенитета и верховенства Конституции Российской Федерации ^[8].

В связи с принятием Федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» ^[9] постановления ЕСПЧ, принятые в отношении России, являются обязательными для всех органов законодательной, исполнительной и судебной власти, а также органов местного самоуправления ^[10].

По мнению И.С. Метловой, применяя и толкуя Конвенцию в рамках конкретного дела, ЕСПЧ создает нормативные установки в виде своих правовых позиций. Именно это обстоятельство дает основание считать решения ЕСПЧ источниками права – судебными прецедентами, а не актами толкования или применения ^{[11, с. 9]}.

Тенденции роста международной борьбы с преступностью обусловлены связью различных государств в разных сферах деятельности: экономической, культурной и т.д., а также принятием международно-правовых стандартов, имеющих в качестве задач достижение цели уголовного наказания, объединение совместных усилий государств в борьбе за соблюдение прав человека, общечеловеческих ценностей. Несомненно решения ЕСПЧ повлияли на либерализацию уголовного права, реформу пенитенциарной системы. Сегодня международные суды создают общие правовые стандарты на международном уровне, под влиянием которых происходит трансформация национальных правовых систем ^{[10, с. 138]}.

Ст. 3 Уголовно-исполнительного кодекса РФ ^[12] (далее – УИК РФ) говорит о том, что РФ в своей деятельности учитывает международные договоры РФ, относящиеся к исполнению наказаний и обращениям с осуждёнными, тем самым дополняя положение Конституции РФ о применении норм международного права даже в случае расхождения их с законом РФ (ст. 15).

В настоящее время возможности защиты осуждённым своих прав посредством обращения в международные организации, а именно в ЕСПЧ, растут. Это порождает вопрос о влиянии принимаемых решений на российскую уголовно-исполнительную политику и уголовно-исполнительное законодательство. Здесь можно сказать о том, что при реализации судебных решений международного суда проблем, как правило не возникает, то в части решений комитетов и комиссий Организации объединённых наций (далее – ООН), например, или других организаций, вопрос так и остаётся открытым. В данном случае необходимо рассмотреть решение Комитета ООН по правам человека по делу «Денис Евдокимов и Артём Рязанов против Российской Федерации» ^[13], предметом которого стало закрепление в Конституции РФ положения об ограничении избирательных прав лиц, лишённых свободы. По мнению заявителей данная ситуация является дискриминацией по признаку социального статуса и нарушает положения Пакта о гражданских и политических правах от 12.07.1996 г. По мнению авторов жалобы, подобные ограничения являются дополнительным ограничением и не основываются на разумных основаниях. Комитет ООН согласился с приведёнными доводами и потребовал от РФ внести изменения в своё законодательство в целях обеспечения соответствия Пакту, а также предоставить авторам жалобы эффективное средство правовой защиты. Граждане Российской Федерации не имеют права избирать и быть избранными, если они признаны судом недееспособными, а также находятся в местах лишения свободы по вступившему в законную силу приговору суда ^{[14, с. 156]}. Конституционные права данной категории лиц являются ограниченными в той или иной степени нормами уголовно-исполнительного законодательства ^{[15, с. 33]}.

В решении ЕСПЧ по делу «Анчугов и Гладков против Российской Федерации» от 4 июля 2013 года отмечено, что закрепленное в ч.3 ст. 32 Конституции РФ ограничение избирательного права лиц, отбывающих наказание в виде лишения свободы, противоречит Конвенции и Протоколу № 1, поскольку носит «абсолютный, автоматический и недифференцированный характер». В связи с этим ЕСПЧ предложил России обеспечить участие заключенных в выборах, тем самым изменил существовавшую ранее практику конвенционных органов, которая шла по пути признания права государств на ограничение избирательных прав граждан. Данная позиция была подтверждена в решении по делу «Анчугов и Гладков против Российской Федерации» ^[16].

В июле 2015 года Конституционный Суд РФ постановил, что отдельные спорные решения ЕСПЧ могут в России не исполняться, если они противоречат Конституции. При этом он исходил из того, что международные договоры, в отношении которых наша страна оформила свое участие, обладают приоритетом только законами, но не над Конституцией России. Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 19 апреля 2016 года «По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации Постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 г. по делу «Анчугов и Гладков против России» в связи с запросом Министерства юстиции Российской Федерации» ^[17] требования ЕСПЧ о представлении права голоса всем заключенным, отбывающим наказание, были признаны неисполнимыми как противоречащие ст. 32 Конституции России. Возможность ограничений права на участие в выборах, включая право голоса, вытекает из конституционной природы избирательных прав, которая воплощает в себе единство субъективных электоральных правомочий гражданина и общую (коллективную) заинтересованность в формировании легитимных органов народного представительства на основе принципа свободных выборов. Исходя из этого непосредственно Конституцией Российской Федерации, ее статьей 32 (часть 3), прямо закреплено, что не имеют права избирать и быть избранными граждане, содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда ^[17].

Согласимся с В.А. Уткиным, такое решение не было беспрецедентным. Конституционное право ряда государств исходит из того, что положения международных договоров могут иметь преимущество перед национальным законом, но не должны противоречить Конституции (ст. 5 Конституции Болгарии, ст. 25 Конституции Германии, ст. 91 Конституции Польши и др.) ^{[18, с. 148]}.

Действенным механизмом контроля за соблюдением требований международных стандартов является рассмотрение обращений граждан в международные инстанции, которое является одним из направлений их деятельности. Как верно отмечает Ф.В. Грушин, возможность обращения с заявлениями и жалобами в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека была предусмотрена уже на момент принятия УИК РФ, а с 2003 года осужденным было предоставлено право обращаться в них минуя внутригосударственные средства правовой защиты (ч. 4 ст.15 УИК РФ) ^{[19, с. 115]}. Еще одним органом, обеспечивающим защиту прав граждан РФ, является Конституционный Суд РФ, признавая нарушение конституционных прав и свобод по заявлению одного гражданина, он распространяет действие своего решения на всех граждан РФ, в частности, признавая норму закона не соответствующей Конституции РФ ^{[20, с. 22]}. Признание Конституционным Судом России права не исполнять решения ЕСПЧ, если они противоречат Конституции России, является большим прорывом и показателем, как решения международных органов не всегда обладают верховенством над внутренним законодательством отдельной страны.

Таким образом, решения ЕСПЧ направлены, во-первых, на защиту интересов лиц в местах изоляции, во-вторых, гуманизацию законов и правоприменительной практики, улучшающих условия содержания таких лиц. В области уголовно-исполнительной деятельности решения ЕСПЧ:

1) носят стимулирующий характер;

2) очевидно их гарантирующее значение применительно к обращению с осужденными;

3) являются актом прямого действия, если не противоречат Конституции России;

4) велика их интерпретирующая роль Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г.;

5) а также оценочная и воспитательно-мировоззренческая роль;

6) являются правоприменительным актом для уголовно-исполнительной системы.

Итак, с тех пор, как РФ ратифицировала Конвенцию о защите прав человека и основных свобод 1950 г.^[1], решения ЕСПЧ приобрели роль существенного фактора воздействия на уголовно-исполнительную политику России. Порядок приведения в исполнение решений Европейского Суда существенно отличается от порядка приведения в исполнение актов судебных органов Российской Федерации ^{[22, с. 66]}. Несмотря на то, что ЕСПЧ вынес сравнительно мало постановлений в отношении России, принимаемые им решения сказываются на уголовно-исполнительной политике РФ и, соответственно, на уголовно-исполнительном законодательстве. В некоторых решениях ЕСПЧ предусматривается обязанность безотлагательного внесения изменений в законодательство РФ ^{[19, с. 116]}. Как верно указывает Ю.В. Самович, правовая определённость в деятельности ЕСПЧ обеспечивается реализацией на практике принципа stare decisis ^{[23, с. 85]}. Прецедентное право ЕСПЧ формально не является догмой, поскольку Суд может отойти от своих ранее принятых решений, но только в том случае, если они являются «очевидно неразумными и неподходящими», а также для того, чтобы толкование Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод отражало происходящие социальные изменения в обществе, а её применение соответствовало требованиям сегодняшнего дня ^{[24, с. 5]}.

Таким образом, мы можем говорить о том, что ЕСПЧ посредством вынесения решений в отношении РФ по поводу нарушения прав и свобод граждан, принимает непосредственное участие в совершенствовании российской уголовно-исполнительной политики и, соответственно, законодательства.

^[1] Конвенция о защите прав человека и основных свобод ETS N 005 (Рим, 4 ноября 1950 г.) (с изм. и доп. от 21 сентября 1970 г., 20 декабря 1971 г., 1 января 1990 г., 6 ноября 1990 г., 11 мая 1994 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. 1998. №20. Ст. 2143.