Identity of Migrants as the National Security Factor (the Case Study of Africans Residing in the Great Britain)

Karpov Grigory Doctor of History Senior Researcher, Institute of Africa, Russian Academy of Sciences 123001, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Spiridonovka, 30/1 gkarpov86@mail.ru Other publications by this author

Обращаясь к проблематике идентичности мигрантов важно учесть, что точной формулировки термина «идентичность» в научных кругах не существует. Есть несколько подходов, с различных точек зрения апеллирующих к этому явлению.

В самом общем виде под идентичностью обычно понимают «категорию социально-гуманитарных наук, применяемую для описания индивидов и групп в качестве относительно устойчивых, «тождественных самим себе» целостностей»^[1].

Во избежание противоречий относительно идентификации личностей самим себе, своей группе и представителям других групп предполагается, что идентичность должна быть взаимной. Если один индивид склонен ассоциировать (идентифицировать) себя с определенной группой, то и представители этой группы должны подтвердить, что они готовы ассоциировать себя с данным индивидуумом.

Идентичность отчасти можно определить скорее, как процесс, а не как данность. Причем процесс чрезвычайно пластичный и динамичный. В зависимости от того, что выступает ключевым критерием (или несколькими критериями) идентификации, выделяется множество различных типов идентичности (профессиональная, семейная, региональная, религиозная, этническая, племенная, расовая, географическая, национальная и пр.). Кроме того, можно заметить, что в течение жизни каждой отдельной личности, а равно, как и социальных структур, идентичность может много раз трансформироваться, например, со изменением социальных ролей, географического положения, сферы деятельности и других факторов.

Сложность изучения идентичности мигрантов современной Великобритании заключается в том, что нет четкого понимания собственно британской идентичности.

Гражданство, язык, место рождения, образование, привычки уже не являются основными показателями. Все это часто присутствует и у мигрантов, но британцами они себя не считают. Мультикультурализм за последние несколько десятилетий раздвинул рамки британской идентичности («Britishness»), идентичности («identity») и национальности («ethnicity») в целом, вплоть до полного смешения или даже исчезновения этих понятий.

Сбор данных по этнической принадлежности мигрантов в Великобритании затруднен из-за изменчивости и многогранности идентификации приезжих и местного населения^[2].

Из всего многообразия идентичностей нас будет интересовать, прежде всего, этническая идентичность, базирующаяся на представлениях о том, к какой этнической группе причисляют себя африканские мигранты Великобритании, и на основании чего. Африканцы – это одна из самых молодых и динамично развивающихся групп населения страны, уже сегментирующаяся на отдельные диаспоры (сомалийцы, нигерийцы, зимбабвийцы, кенийцы и пр.).

Идентичность африканцев очень тесно связана с понятием диаспоры. По мере усложнения структуры западных обществ, принимающих мигрантов из Африки, само понятие диаспоры приобретает для африканцев новые смыслы и значения в региональном и глобальном плане. Диаспора выступает как развивающий фактор «стратегии выживания», дающий возможность выехать из Африки и устроиться на новом месте, но диаспора может и ограничивать индивидуумов, замыкая их взаимодействие на одном уровня и затрудняя интеграцию в принимающее общество. Влияние диаспоры может выходить далеко за пределы собственно культурных коммуникаций, охватывая политические институты, сетевые связи мигрантов внутри и вне своих сообществ, бизнес-структуры, денежные переводы и вопросы взаимодействия с исторической родиной. Ключевым моментом здесь остается то, что мигранты в рамках диаспоры не бесконечно свободны в определении своей идентичности^[3].

В свете изучения идентичности приезжих из Африки, актуальность приобретают исследования африканской литературы, в частности, работа Бренды Купер о новом поколении африканских писателей^[4]. Автор книги подробно изучает творчество пяти современных публицистов африканского происхождения, длительное время проживавших вне Африки (в США или Европе) - Лейла Абулейла (Leila Aboulela) и Джамал Махджуб (Jamal Mahjoub) из Судана, нигерийские писатели Чимамаманда Нгози Адичие (Chimamanda Ngozi Adichie) и Биай Банделе (Biyi Bandele), Мозес Исегава (Moses Isegawa) из Уганды. Факт обучения и длительного пребывания в совершенно другой культурной и языковой среде не ослабил их творческий потенциал, помог им лучше осознать свою африканскую идентичность. Английский язык позволил приобщиться к мировой литературе, пусть даже с тем допущением, что не все из специфики африканской ментальности и культуры можно в полном объеме передать с помощью этого языка.

Богатый материал для исследований проблематики идентичности и самосознания африканских мигрантов дают смешанные афро-британские семьи и британские семьи, воспитывающие приемных детей из Африки. Общая численность афро-британцев («White and Black African») в 2011 г. составила около 165 тыс. человек^[5]. Часть родителей в смешанных семьях практикуют образование детей с упором на изучение «черного наследия» («black heritage») и формирование гордости своим смешанным происхождением^[6].

Идентичность мигрантов была и остается одним из важнейших факторов национальной безопасности страны, потому что определяет поведение заметных по численности групп населения страны. Идентичность участвует в формировании ценностных и культурных ориентиров приезжих, влияя на их поведение, занятость, рождаемость, уровень образования и преступности, степень лояльности властям, межнациональные и межрелигиозные взаимоотношения, политическую и социально-экономическую обстановку в местах компактного проживания меньшинств и в стране в целом.

Год от года в Великобритании растет актуальность миграционного вопроса, тесно переплетающегося с проблемой идентичности, в том числе благодаря очень быстрому по историческим меркам изменению состава населения страны^[7].

Исторические предпосылки

На сколько бы сложным не было изучение идентичности африканских мигрантов, предпосылки возникновения данного явления анализу вполне доступны. К основной предпосылке можно отнести сам факт появления африканских мигрантов на Британских островах.

О мигрантах из Африки в Великобритании известно с XVI в., когда английские купцы стали использовать африканцев при торговых операциях в Западной Африке^[8]. С того времени и на несколько веков вперед почти вся информация об африканцах прямо или косвенно будет связана с практикой работорговли. Факт прибытия в Англию африканских рабов впервые был зафиксирован в 1555 г. В 1559-1567 гг. состоялись три первые крупные экспедиции англичан под началом Дж. Хоукинса за африканскими рабами.

По другим данным, пять первых африканцев английские торговцы привезли из Гвинеи в Лондон в 1550 г. С 1510-1520-х гг. известно об уличных представлениях с участием африканцев и присутствии африканских музыкантов при королевском дворе. Есть данные о том, что Елизавета I имела семь музыкантов и трех танцоров из Африки^[9]. Выход в 1596 г. указа королевы о депортации всех африканцев («blackamoors») служит одним из доказательств относительно заметного для того времени присутствия африканцев в стране^[10].

К концу XVI в. относятся и первые сведения (обычно не в официальных документах, а в частной переписке) об использовании африканцев в качестве домашней прислуги в домах аристократов и богатых купцов^[11].

С подъемом работорговли начала активно продвигаться идея о том, что африканцы – это примитивные дикари, которые только выиграют от порабощения, поскольку таким образом познакомятся с достижениями цивилизации^[12].

Масштаб присутствия африканских рабов в Англии остается вопросом дискуссионным. Нет данных о проведении в метрополии крупных аукционов по продаже рабов. Статус свободных африканцев в портовых городах в целом был близок к статусу беднейших слоев английского общества. Отношение к африканцам было уничижительным и пренебрежительным. Домашнюю прислугу могли обязать носить серебряные ошейники^[13].

Африканские моряки сформировали к 1770-м гг. четыре относительно крупных сообщества – в Лондоне, Бристоле, Портсмуте, Ливерпуле^[14]. Однако к постоянному населению африканцы не относились и пересекались с британскими властями, а, следовательно, попадали в официальные документы, только в случае каких-либо казусов – нарушения закона, болезни, трудоустройства на берегу, женитьбы и пр.^{[8, p. 6]}

Важным источником информации об африканцах, проживающих в стране в XVIII-XIX вв., могут служить объявления и заметки о поиске беглых работников, преступников, военнослужащих, подмастерьев, слуг, мужей, жен.

Принимая во внимание эти обстоятельства, численность африканцев, проживавших в Великобритании в XVIII-XIX вв. оценивается примерно в 10 тыс. человек^{[11, p. 114-116]}. При известной доле упорства и везения отдельным африканцам удавалось добиться определенного положения в английском обществе, стать бизнесменами, писателями, актерами, боксерами^{[10, p. 15-18]}. Как правило, они происходили из небольшой прослойки свободных африканцев.

С 1890-х гг. (и вплоть до 1962 г.) британские власти на законодательном уровне сняли все запреты на перемещение, обучение, трудоустройство, владение имуществом подданных Британской империи. Конечно, явный и скрытый расизм оставался важным ограничивающим фактором, но с формальной точки зрения африканцы могли приезжать в Великобританию для обучения, поиска работы или занятия бизнесом.

Таким образом, к основным историческим предпосылкам возникновения специфичной идентичности среди африканских мигрантов можно отнести появление в колониальную эпоху в Великобритании собственно африканской диаспоры (отдельных анклавов и общин в портовых городах), будущих носителей африканской идентичности, а также неравное правовое положение африканцев и дискриминационное отношение к ним со стороны местного населения.

Практика работорговли сформировала в метрополии очень предвзятое мнение о мигрантах из Африки. Внешние морфологические признаки сами по себе затрудняли восприятие африканцев как людей идентичных британцам. К тому же, британские власти и не ставили задачу поголовной ассимиляции приезжих из Африки не только в силу их крайней малочисленности (несколько тысяч человек), но и потому, что сам вопрос включения или изоляции приезжих не поднимался. В эпоху колониализма доминировала одна культура и один язык. Кто хотел, тот делал все возможное, чтобы интегрироваться. Судьбой не желающих интегрироваться никто не интересовался.

При таком положении дел, с одной стороны, африканцы в своем большинстве никогда бы не смогли быть приняты в британском обществе на равных, с другой стороны, ассоциировать себя только с Африкой приезжие, много лет живя в Англии и контактируя с местным населением, были уже не в состоянии. Процесс формирования особой этнической идентичности среди африканцев был запущен в силу объективных обстоятельств.

Роль миссионерского движения и британского образования

Сильное влияние на формирование специфичной идентичности среди британских африканцев оказало миссионерское движение. Активную миссионерскую деятельность в Африке британцы развернули на рубеже XVIII-XIX вв. Христианская церковь была одним из инструментов колониального управления, формировала лояльное отношение к колониальной администрации, выступала мощным противовесом влиянию местных культов. В период колониального господства миссионеры традиционно занимались развитием здравоохранения и образования, благотворительностью, открывали детские дома, распространяли сельскохозяйственные технологии. По африканскому направлению в эпоху колониализма всего работало около 30 миссий и примерно 60 вспомогательных обществ^[15].

Известными миссионерскими организациями были «Лондонское миссионерское общество» («London Missionary Society»), «Церковное миссионерское общество» («Church Mission Society»), «Общество по распространению Евангелия за рубежом» («Society for the Propagation of the Gospel in Foreign Parts»). Миссии открывали пресвитериане, нонконформисты, евангелисты, методисты и другие христианские церкви^[16].

Британские миссионерские структуры заложили фундамент под развитие собственно африканских церквей, которые в дальнейшем послужат одним из столпов африканской идентичности в Великобритании. Стремление оказывать влияние, подчинять и эффективно управлять с помощью религии в конечном итоге привело к не совсем ожидаемым последствиям.

Первым шагом к этому стало открытие в самой метрополии еще в начале ХХ в. представительств африканских церковных течений. На начальном этапе эти организации не были сильными и влиятельными, часто находились под формальным контролем материнских британских миссий.

Например, в 1922 г. в Ливерпуле появились две религиозные организации, занимавшиеся вопросами помощи и поддержки африканцев, - «Миссия африканских церквей» («African Churches Mission») и «Африкано-вест-индийская миссия» («Africanand West IndianMission»). Первую возглавлял нигерийский проповедник, африканец Дэниелс Экарте (Daniels Ekarte). Второй сперва руководил белый проповедник, Эрнст Адкинс (Earnest Adkins), затем его сменил Лоусон, африканец из Сьерра-Леоне, единственный африканец в составе «Ливерпульской методистской миссии»^[17].

Всплеск активности африканских религиозных течений («African new religious movements») произошел уже в постколониальную эпоху. В 1964 г. в Лондоне начал работу первый британский филиал появившейся еще в 1918 г. в Нигерии церкви «Аладура» («Aladura»). Значительным влиянием среди мигрантов из Африки стала пользоваться «Африканская церковь посвященных» («African initiated church»), продолжающая традиции Эфиопской православной церкви. Успешную деятельность в Великобритании вот уже несколько десятилетий ведет основанная в 1960 г. пятидесятническая церковь «Зимбабвийские Ассамблеи Бога в Африке» («Zimbabwe Assemblies of God Africa»).

Активны последователи религиозного лидера Джоана Масове (1914-1973), основавшего свою секту еще в 1931 г. в Южной Родезии. Идеология данной секты представляет из себя сплав протестантизма и местных культов.

В Замбии после обретения независимости в 1965-1966 гг. евангелисты, пресвитериане и методисты создали «Объединенную церковь Замбии» («United Church in Zambia»), поддерживающую хорошие отношения со многими протестантскими церквами в Великобритании^[18].

Харизматическое движение пятидесятников «Духовная борьба» («Le Combat Spirituel»), созданное в 1993 г. в г. Киншаса и практикующее жестокие ритуалы экзорцизма, оказывает существенную поддержку конголезцам в европейских странах, в т. ч., в Великобритании.

Бок о бок с миссионерской деятельности шла деятельность образовательная. Миссионеры были первыми кто поднял вопрос об образовании африканцев, правда, в контексте кадровых интересов самих миссий, разумеется. История сохранила имена отдельных африканцев, получивших образование с помощью миссионеров.

Первым африканцем, священнослужителем англиканской церкви, стал уроженец Кейп-Коста, Филипп Квакк, который прибыл в Англию на обучение в 1754 г., а позднее служил уже в Африке. Томас Дженкинс, сын торговца, получил образование в Шотландии, работал школьным учителем в самой Шотландии, а потом работал в Маврикии. В Шотландии же получал образование Тийо Сого, южноафриканский миссионер, журналист, автор перевода Библии на язык коса^{[8, p. 18]}.

В Клэпхэме в 1799 г. была основана «Африканская академия» («African Academy»). В 1801 г. при поддержке англиканской религиозной группы «Святые Клэпхэма» («Clapham Saints»), было создано «Общество по образованию африканцев» («Society for the Education of Africans»).

С 1889 г. по 1912 г. в стенах религиозного «Африканского института» («African Training Institute») образование получили около 100 африканцев из Камеруна, Нигерии, Либерии и других стран^{[8, p. 18]}.

Африканская элита (особенно, из Западной Африки) использовала миссионерские структуры для обучения молодежи в метрополии. Ценились специальности врача, юриста, торговца^{[8, p. 3]}.

В первой половине ХХ в. в Великобританию из Африки ежегодно прибывало на обучение около 100 человек^[19]. К 1947 г. численность студентов из Африки достигла приблизительно 2 тыс. человек^{[8, p. 9]}.

Примерные оценки численности южноафриканских студентов, обучавшихся в Великобритании за период с 1889 г. по 1940 г., колеблются вокруг цифры 200 человек^[20].

В конце XIX в. в Южной Африке сформировалась особая прослойка африканской элиты, получившая название «хольва» («kholwa»). Она состояла из состоятельных представителей местного населения, получивших западное, как правило, миссионерское образование, хорошо владеющих английским языком и не утративших родные языки. Эта «пионерская элита» («pioneer elite») была органично вписана в колониальную экономику в качестве торговцев, переводчиков, предпринимателей, учителей, клерков^[21].

Многие выдающиеся африканцы, политики, будущие президенты, лидеры антиколониального движения, получали образование в Великобритании. Основатель и президент Африканского национального конгресса, Пиксли Семе, был выпускником Оксфордского университета. «Отец кенийской нации», Джомо Кениата закончил колледж города Вудбрук. Первый президент Ганы, Кваме Нкрума, посещал Лондонскую школу экономики. В Эдинбургском университете в 1949-1952 гг. повышал квалификацию Джулиус Ньерере, будущий первый президент Танзании^{[8, p. 8]}.

Именно благодаря, а не вопреки, миссионерскому движению и образовательной политике британских властей среди африканцев смогла в дальнейшем зародиться и получила развитие идейная платформа африканской идентичности. Без длительной деятельности миссионерских структур было бы немыслимо появление современных африканских церквей.

Идеологические основы

Идентичность африканских мигрантов формировалась под воздействием нескольких идейно-политических течений, основным из которых был панафриканизм. Зародилась эта идеология в США на рубеже XIX-XX вв. в среде образованных афро-американцев, требовавших равных с белыми политических прав. В первой половине ХХ в. под эгидой панафриканизма в странах Запада действовали самые разнообразные общественные и политические организации и движения африканцев. Как правило, их объединяла борьба с расизмом и дискриминацией, а также требование предоставить независимость африканским странам.

На поприще панафриканизма отметились и британские подданные. Например, Алис Кинлок (Alice Kinloch) сыграла важную роль в создании «Африканской ассоциации» в 1897 г., а затем участвовала в организации и проведении первой Панафриканской конференции («Pan-African Conference») в Лондоне в 1900 г. Заметным представителем панафриканского движения был Натаниел Сирил Мхала (Nathaniel Cyril Mhala), который прибыл в Великобританию в 1866 г. для обучения в миссионерском колледже («St Augustine’s Missionary Training College»), в 1868 г. вернулся в Южную Африку, где длительное время работал по специальности (миссионером). В 1897 г. Мхала стал редактором базирующейся в Восточном Лондоне газеты «Голос народа», главного печатного органа образованного в 1898 г. «Южноафриканского конгресса» («South African Native Congress»), в руководстве которого Мхала занял пост вице-президента^{[20, p. 395-397]}.

Еще одним местным кадром, участвовавшим в деятельности уже Африканского национального конгресса, был Сефако Мапого Макгато (Sefako Mapogo Makgatho) родом из северного Трансвааля. Макгато участвовал в создании «Ассоциации африканских учителей Трансвааля» («Transvaal African Teachers’ Association») и «Африканского политического союза» (African National Political Union), который позднее объединился с «Трансваальской национальной организацией» («Transvaal Native Organisation»), где сам Макгато стал президентом^{[20, p. 398]}.

Выходцы из аборигенной интеллигенции находили союзников в борьбе с расизмом среди прогрессивно настроенных жителей самой Великобритании. «Общество против рабства» и «Общество по защите аборигенов» («Aborigines’ Protection Society») осуждали расовую дискриминацию, оказывали всемерную помощь африканцам. Среди британских активистов особо стоит выделить Кэтрин Импей (Catherine Impey), которая основала первый в Великобритании антирасистский ежемесячный журнал «Анти-Касте» («Anti-Caste»), выходивший с 1888 г. по 1895 г.^{[20, p. 399]}

В 1907 г. в Лондоне состоялась встреча между делегацией басуто и британскими общественными деятелями, лояльно настроенными по отношению к местному населению Южной Африки. Делегаты сформировали ряд требований по защите африканцев от произвола и ущемлений со стороны колониальных властей. Каких бы то ни было весомых результатов эта делегация добиться не смогла, но сам факт проведения такого мероприятия подавал надежды, способствовал укреплению связей африканских элит с прогрессивно настроенными кругами британского общества^{[21, p. 621]}.

Западная Африка в разрезе истории формирования движения панафриканизма и развития африканской идентичности и солидарности занимает исключительное положение. Именно в этом регионе в 1847 г. появилось первое в новой истории независимое африканское государство – Либерия, созданное свободными и освобожденными афро-африканскими переселенцами из США. Первым президентом Либерии стал Джозеф Робертс (1809-1876), один из сторонников идеи объединения всех африканцев в воображаемую единую «черную нацию» («black nation») с единой «черной идентичностью» («black identity»), что способствовало бы освобождению африканцев от колониализма и цивилизационному подъему африканского континента^[22].

Не смотря на разрозненность, малочисленность и доктринальные разногласия среди панафриканских сил Великобритании, тенденция к консолидации, пусть и крайне медленной, преобладала. В 1944 г. в Манчестере путем слияния нескольких общественных организаций африканцев (в самой Великобритании и колониях) была создана «Панафриканская федерация» («Pan-African Federation»). В ее состав вошли доселе разрозненные группы, в частности, «Негритянская ассоциация» («Negro Association») из Манчестера, «Ассоциация цветных рабочих» («Coloured Workers Association») из Лондона, «Ассоциация цветных людей» («Coloured Peoples Association») из Эдинбурга, «Объединенный комитет ассоциаций колониальных и цветных людей» («United Committee of Colonial and Coloured Peoples' Associations») из Кардифа, «Ассоциация студентов африканского происхождения» («Association of Students of African Descent») из Дублина, «Центральная ассоциация кикуйю» («Kikuyu Central Association») из Кении, сьерра-лионская секция «Западноафриканской молодежной лиги» («West African Youth League») и ряд других структур.

Кроме панафриканизма существенное влияние на развитие африканской идентичности оказали еще несколько идеологических и философских течений. В их числе нельзя обойти стороной идеологию гарвизма («garveyism»), названную так по имени основателя Маркуса Гарви (1887-1940), известного деятеля негритянского движения в США. Сторонники гарвизма уделяли большое внимание вопросам расовой чистоты африканцев, продвигали идею освобождения и репатриации потомков африканских рабов на историческую родину.

Распространение растафарианства («Rastafari») в западных странах во второй половине XX в. позволило африканской молодежи сохранить многие внешние символы (прически, одежда, музыка) африканского континента. В основе растафарианства лежит идея любви к ближнему и отказа от западного образа жизни. В силу аморфности движения растаманов (так стали называть сторонников растафарианства) какой-либо четкой идеологической концепции данная субкультура не содержит, к соблюдению четких ритуалов и обязательств не призывает.

Заметно больше реальной активности проявило афро-американское политическое движение «Черная сила» («Black Power»), зародившееся в 1950-х гг. в США. В Великобритании это движение обосновалось в 1967 г. Оно оказало исключительное воздействие на развитие африканского национализма и борьбу африканцев за гражданские и политические права в странах Запада, а также на подъем интереса академических кругов к изучению африканской истории и эволюции идентичности мигрантов из Африки.

Одним из ведущих печатных органов Великобритании, занимавшихся африканской проблематикой, был журнал «Рейс Тудэй» («Race Today»). Выпуск издания начался при поддержке Института расовых отношений в 1969 г., а завершился в 1988 г. Журнал был политически ориентирован и в 1970-х гг. по праву считался одним из рупоров африканской политической журналистики, стоя на позициях, включающих идеи либертарианского марксизма и антирасизма.

Для африканцев не мог бесследно пройти и подъем коммунистического движения. В 1920-1930-х гг. Коминтерн пытался взять под контроль развитие панафриканизма в Великобритании среди рабочих и моряков африканского происхождения, апеллируя к расовой подоплеке в дискриминации африканцев^[23]. В 1920-1930-х гг. при участии коммунистов в Великобритании появилось несколько политических и общественных организаций мигрантов - «Негритянская ассоциация взаимопомощи» («Negro Welfare Association»), «Национальное движение меньшинств» («National Minority Movement»), «Движение моряков из числа меньшинств» («Seamen’s Minority Movement»).

В 1930-х гг. получило развитие собственное антифашистское африканское движение, опиравшееся на антирасистские идеи, так называемый «черный интернационал» («Black Internationale»). В рамках этой панафриканской доктрины распространялась идея международной солидарности африканцев с белыми трудящимися. Одним из ярких представителей «черного интернационала» был американский актер и общественный деятель Пол Робсон (1898-1976). По приглашению Сергей Эйзенштейна в конце 1934 г. он даже побывал в Москве^[24].

Процесс формирования идеологической основы африканской идентичности в первой половине ХХ в. нашел отражение не только в идеологической и общественно-политической сферах. Практическим воплощением будущей активной борьбы за равноправие белого и черного населения Британской империи стал спорт, в частности, крикет. Этот типично английский вид времяпрепровождения был занесен в колонии британскими солдатами еще в XVIII в. и затем стал неотъемлемой частью социальной практики среди белой колониальной элиты. Закрытость крикета привела к тому, что в Вест-Индии игроки африканского происхождения начали сами создавать свои команды, формировать ассоциации и проводить чемпионаты, превосходя в игре родоначальников этого спорта. К рубежу XIX-XX вв. никаких сомнений в том, что африканцы в колониях (Вест-Индия, Южная Африка) в среднем играют в крикет лучше британцев, не осталось. Хотя только в 1920-1930-х гг. стало возможным участие африканцев в смешанных командах и в играх против белых команд^[25].

В 1920-1940-х гг. в Великобритании набирают популярность музыкальные направления африканского происхождения – джаза, регтайма^{[8, p. 16]}. XX в. подарил миру африканских композиторов международного масштаба - Фела Сованде (Fela Sowande) и Колридж-Тейлор Перкинсон (Coleridge-Taylor Perkinson).

Подводя итог, можно отметить, что идеологические основы африканской идентичности в Великобритании впитали в себя множество самых разнообразных идей и философско-политических течений. Общим моментом для них первоначально была борьба за равные с белыми правами, антирасизм и антиимпериализм, позднее – дистанцирование от западных ценностей, с опорой на африканские культурные практики, представление о собственной этнической исключительности, поиск особых путей развития.

Характерно, что вся идейная база африканской идентичности зародилось, не в Африке, а в Европе, во многом – в Великобритании, в самом центре крупнейшей в мире колониальной империи. Африканские студенты и интеллектуалы открывали для себя Африку в Лондоне, на панафриканских конгрессах, участвуя в работе африканских общественных организаций, изучая африканские языки в Лондонской школе восточных языков.

Британские власти сами вольно или невольно создали все условия для появления и развития у себя дома идентичности, по ряду моментов разительно отличающейся от идентичности местного населения.

Ключевые особенности африканской идентичности

Бурное развитие идентичности африканцев Великобритании произошло на рубеже XX-XXI вв. и было связано с двумя факторами. Первый – это масштабные миграционные процессы второй половины ХХ в., которые привели к формированию в стране крупных африканских сообществ, чья общая численность в настоящее время превышает 1 млн. человек и продолжает быстро увеличиваться. Второй – это появление и развитие в Великобритании идеологии и практики мультикультурализма. Мультикультурализм предоставляет возможность отдельным этническим группам (конечно, не только африканцам) сохранять свои культурные нормы и традиции, не совпадающие с аналогичными категориями британского общества.

Африканскую идентичность в настоящее время точно определить также затруднительно, как и британскую. Можно выделить несколько общих моментов, но глубокое изучение африканской идентичности будет неизбежно пересекаться с проблематикой африканской философии, еще менее изученными явлением, чем идентичность. Даже сам термин «Африка» для африканцев несет, прежде всего, географическое содержание, он никогда ранее не использовался коренными народами континента для обозначения самих себя^[26].

К числу особенностей ментальности и образа жизни африканских мигрантов Великобритании можно отнести стремление к общинности как к одной из основополагающих ценностей. Понимание общинности заключается в том, что человек зависит от других так же, как другие зависят от него. Сообщество определяет человека, как личность, а не личность определяет, каким быть сообществу. В рамках такого подхода особую ценность приобретают способствующие сплоченности африканских сообществ качества - вежливость, щедрость, доброжелательность, сострадание, взаимность, солидарность,. На этой почве возникла даже целая идеология «убунту» («ubuntu»), в основе которой лежат идеалы гуманизма, человечности, заботы о благополучии других. Огромное значение здесь придается устной традиции, обеспечивающей сохранение и передачу следующим поколениям истории общины, развитие коммуникативных навыков, усвоение моральных норм и правил поведения^[26].

Феномен «общинного воспитания» («community parenting») в рамках африканской идентичности стал закономерной трансформацией традиционной расширенной семьи в условиях западного общества, когда ее члены уже не живут по соседству, и родственники не могут оперативно помогать друг другу. Однако потребность в подобного рода поддержке, привычка к ней и готовность участвовать в такой социальной активности у мигрантов остались, что и спровоцировало возникновение такой модели воспитания, для обозначения которой также используется термин «черное воспитание» («black community parenting»). Ответственность за воспитание подрастающего поколения (в том числе заботу об инвалидах, матерях-одиночках, трудных подростках) берут на себя помимо прямых родственников, члены различных общественных и благотворительных организаций диаспоры. Посредством такого воспитания осуществляется социальная и материальная поддержка, сохраняются и передаются традиции и нормы исторической родины. К началу 2000-х гг. в Великобритании насчитывалось свыше 10 тыс. различных общественных организаций африканцев^[27].

В жизни африканских мигрантов религия играет колоссальную роль. Религиозные структуры не только оказывают африканцам материальную и духовную помощь, но и участвуют в организации денежных переводов, построении социальных связей, переселений и поиске убежища тем, для кого миграция из страны или даже всего континента осталась единственным вариантом остаться в живых («survival migrants»)^[28].

Есть точка зрения, что главной причиной возникновения и расширения сети африканских церквей в Великобритании стало отчуждение и неприятие приезжих из Африки местным населением. Мигранты из Африки, начав активно приезжать в 1960-1970-х гг., обнаружили, что их не воспринимают, как равных в английских церквях. Кроме этого, отличался стиль службы и уровень общения прихожан друг с другом, сама роль церкви и религии в обществе были другими, чем то, с чем привыкли иметь дело африканцы у себя на родине, хотя в базовых постулатах, это было, конечно, христианство. В бывшей метрополии отношение к африканским носителям этой религии со стороны местного населения всегда находилось под влиянием идей вполне атеистических, включая идею о расовом превосходстве белого человека.

«Черное христианство» («Black Christianity») в Великобритании стало ожидаемым и достойным ответом африканских (и афро-карибских) диаспор на холодный прием от единоверцев. Одной из первых религиозных групп африканцев, поставивших себя в независимое положение от белых церквей, стало объединение «Право наследования» («Claiming the Inheritance»), включившее в себя представителей некоторых англиканских, методистских и римско-католических церквей из Африки и Вест-Индии. Позднее такие церкви получили название «независимых» («Black Independent Churches»), к рубежу 1980-1990-х гг. в стране их насчитывалось свыше 160. Абсолютное большинство африканцев современной Великобритании, считающих себя христианами, посещают церкви, возглавляемые именно африканцами^[29].

Для африканских течений христианства в Великобритании характерна независимость от англиканской церкви, огромное количество направлений и ответвлений, отсутствие ярко выраженных миссионерских мотивов, развитие социальных программ, борьба с проявлениями расизма и маргинализации мигрантов из Африки, стремление установить контакты и расширить связи с африканскими христианами в других странах и даже на других континентах. Африканские церкви практикуют уникальный «обмен кафедрами» («the switching or exchange of pulpits»), когда лидер одной общины приглашается для серии выступлений и проповедей в другую общину, независимо от взглядов и доктринальных расхождений^[30].

Подготовке преподавательского состава для учебных заведений, работающих под патронажем христианских течений, уделяется самое серьезное внимание. Авторитет преподавателей, особенно, совмещающих педагогическую деятельность с административной, религиозной и общественной, в африканских диаспорах весьма значителен^[31].

Анализируя идентичность африканцев в Великобритании, следует принимать во внимание их двуязычность и многоязычность. В современной Великобритании проживают носители свыше 250 африканских языков. Многие мигранты из Африки используют родной язык в быту, но это совсем не означает, что они не говорят по-английски. Там, где это требуется, африканцы говорят на английском. 50% тех, кто не говорит на английском в быту, признавались, что английский знают на хорошем уровне и применяют его при необходимости^[32].

Наиболее распространенными языками среди африканских мигрантов являются йоруба, сомали, акан (фанти и чви), игбо, суахили, лингала.

Язык остается одним из самых важных факторов самоидентификации африканцев. Британские власти не чинят никаких препятствий в сохранении и изучении африканцами своих родных языков. В школах, где санкционировано преподавание на нескольких языках, двуязычным ученикам, особенно, младших возрастов уделяется по возможности большее внимание. Реализуются переходные программы для самых маленьких, а также для тех, кто недавно приехал в страну и кому пока еще сложно адаптироваться в полностью англоязычной среде^[33].

Важную лепту в формирование собственной идентичности африканцев внесли афро-карибские школы дополнительного образования («black voluntary school movement»). Такого рода учебные заведения появились в конце 1970-х гг. За символическую плату, покрывающую только самые необходимые расходы, дети из африканских и смешанных семей могли получить там дополнительные знания об истории и культуре своих предков, приобрести социальный опыт общения с представителями других меньшинств и диаспор^[6].

Возможно, вышеперечисленные особенности повлияли на то, что, как полагают некоторые исследователи, по национальности приезжие из Африки идентифицируют себя с конкретной страной происхождения, а по гражданству определяют себя как британцев. Отмечается также, что африканцы более охотно, чем южноазиатские группы, идут на контакт с представителями других этнических меньшинств, чаще устанавливают дружеские и деловые связи вне своих диаспор, не склонны к обособлению на основе страны происхождения или религиозной принадлежности^[34].

Среди африканцев сильны традиционные семейные ценности, хотя и в меньшей степени, чем у мусульманских диаспор. Мужской авторитет в африканских и карибских семьях, особенно из первого поколения мигрантов обычно довольно высок. Отцовство для африканских мужчин служит важным элементом их идентичности в принимающем обществе, нередко пропитанном идеями феминизма и равенства полов. Обязанность заботиться о здоровье супруги и детей, защищать, материально обеспечивать близких и дальних родственников для отцов африканского происхождения по-прежнему остается неотъемлемой частью их мировоззрения и восприятия себя и своего места в социуме^[35].

Девушки из африканских сообществ испытывают меньше давления со стороны старшего поколения, чем их сверстницы из диаспор, где преобладает ислам (пакистанцы, бангладешцы). Далеко не все из них ориентированы на ранние браки и семейную жизни, многие предпочитают вести свободную жизнь современной деловой женщины.

Для некоторых африканских девушек характерно формирование «кочевого сознания» («nomadic consciousness consists»), подразумевающего отказ от принятия какой-либо идентичности, как постоянной, стремление уйти от моделей поведения, навязываемых семейными традициями, диаспорой, расой, религией, возможность самостоятельного выбора дальнейшего жизненного пути^[36].

Принимающее общество не видит в африканских подростках, даже родившихся в Великобритании, идентичных себе представителей. Сама молодежь не всегда может определиться со своей идентичностью, фокусируясь на принадлежности к общине, школе, городу. При проведении исследований и опросов, на вопрос «откуда ты», часто следует название города, а не диаспоры или страны происхождения. Смена места жительства, исключение из школы, поступление в колледж или вуз, выход на работу, смена интересов и круга общения, изменение семейных реалий и многие другие жизненные обстоятельства в силу возраста могут резко изменить самоидентификацию подростков^[37].

Выявлена определенная зависимость между наличием у африканских подростков африканских имен и уровнем самооценки. Подростки с африканскими именами имели гораздо более высокий уровень самооценки, чем те, кто брал имена европейские. В 1960-1970-х гг. это был один способ поднять самооценку и у самих родителей африканского происхождения^[38].

Таким образом, можно выделить следующие ключевые особенности африканской идентичности, заметно отличающие африканцев от основной массы населения Великобритании. Прежде всего, это общинность, чувство коллективной ответственности, лояльность, в первую очередь своему сообществу. Кроме этого, можно отметить чрезвычайно сильные позиции религии в виде христианских церквей и мусульманской уммы (в основном, у сомалийцев), а также поддержание традиционных ценностей, приверженность расширенной семье (иногда – клану или даже племени). Африканцам присуще желание сохранить язык страны происхождения и вообще тесные связи с родственниками на исторической родине.

Специфика африканцев из разных стран

Мигрантам из африканских стран, помимо общих черт идентичности, обозначенных выше, свойственны и заметные различия, определяемые спецификой стран происхождения приезжих.

К 2011 г. численность сомалийской диаспоры Великобритании составляла не менее 100 тыс. человек^[39]. Для сомалийцев характерно стремление общаться между собой только на своем языке. Такая позиция приветствуется и поощряется старшим поколением мигрантов. Старейшины сомалийских общин подают личный пример, продолжая использовать сомали на протяжении десятилетий после миграции в страну^[40].

По данным переписи 2011 г., подавляющее большинство сомалийцев (74%) не используют английский в качестве основного языка, каждый шестой не может на нем внятно изъясняться, 3% - не знает вообще^[41]. Особую роль в сохранении сомали, как языка повседневного общения, играет женская половина (мамы, бабушки, старшие сестры) сомалийских диаспор, ведущая, как правило, домашний, закрытый образ жизни^[42].

Сомалийцы склонны идентифицировать себя либо с исламом, либо с общей африканской культурой («wider black culture»), при сохранении очень сильных клановых связей. Часть представителей сомалийской общины прочно на своей новой родине не обосновалась, оставаясь своеобразными «кочевниками» («nomads»)^[43].

По данным на в 2014 г. в Великобритании проживало приблизительно 120 тыс. мигрантов из Зимбабве^[44]. В отличие от сомалийцев, зимбабвийцы гораздо легче интегрируются в британское общество, реже противопоставляют себя местному населению.

Английский язык среди выходцев из Зимбабве достаточно распространен, это официальный язык страны. Большая часть коммуникаций среди зимбабвийских мигрантов по каналам радио, телевидения, переписки и Интернет идет посредством английского^[45]. Между тем, свои языки они тоже не забывают. По данным опросов, в 2005 г. три четверти (71%) зимбабвийцев говорили на шона, треть (32%) владели ндебеле, еще 12% знали и шона, и ндебеле^[46].

Абсолютное большинство зимбабвийцев, приезжавших в Великобританию в 1990-х и 2000-х гг., имели хорошее образование и приемлемый уровень владения английским языком. У себя на родине они были средним классом, занимали престижные вакансии в сфере финансов, управления, маркетинга^[47]. Однако, в связи с невостребованностью их опыта и квалификации, многие британские зимбабвийцы трудоустриваются в сфере здравоохранения, чаще всего, на должностях младшего медицинского персонала^[48].

В Великобритании действуют филиалы почти всех протестантских церквей Зимбабве (пятидесятники, методисты, баптисты, англикане и пр.). Как правило, именно церковь для мигрантов из Зимбабве становится в Великобритании местом первичной локализации, где они могут получить моральную и материальную поддержку. В современной Великобритании сложно найти крупный город, где бы не действовал хотя бы один приход зимбабвийцев. Заметные по численности общины проживают в Лондоне, Ливерпуле, Манчестере, Лутоне, Лидсе, Бирмингеме, Эдинбурге, Глазго, Бристоле, Оксфорде^{[45, p. 16-18]}.

Другим объединяющим фактором зимбабвийской диаспоры можно считать проведение концертов живой музыки. Ориентированы эти мероприятия обычно на молодую аудиторию, чаще всего проходят в Лондоне, Бирмингеме, Лестере, Оксфорде, Лутоне, Манчестере^{[45, p. 16]}.

Кроме сомалийцев и зимбабвийцев к числу крупнейших и заметных африканских диаспор современной Великобритании следует отнести нигерийцев. По данным переписи 2011 г. в стране проживало около 191 тыс. приезжих из Нигерии.

Подавляющее большинство британских нигерийцев (около 90%) исповедуют различные течения христианства (англикане, харизматы, пятидесятники), остальные – преимущественно мусульмане. Нигерийские мусульмане придерживаются суннитского ислама, а конкретно - ханафитского и шафиитского мазхабов, чрезвычайно редки шииты и суфии^{[45, p. 6-8]}.

Среди нигерийской молодежи распространена неустойчивая идентичность, при которой, в зависимости от ситуации и контекста взаимодействия, нигерийцы могут определять себя, как мусульмане или христиане, британцы или «черные». Отличительной чертой нигерийской диаспоры Великобритании, не смотря на межрелигиозные конфликты на исторической родине, можно назвать отсутствие жесткого антагонизма между христианами и мусульманами^{[45, p. 7]}.

В отличие от других мусульманских меньшинств Великобритании (например, пакистанцев или сомалийцев) вопрос о росте религиозности и радикализма среди второго и третьего поколения мигрантов в нигерийской диаспоре стоит гораздо менее остро, хотя и имеет место быть^{[45, p. 8]}.

В основе взаимопомощи нигерийцев лежит идентичность, ориентированная не на принадлежность к одному из самых многочисленных и влиятельных государств Африки, а на собственную «малую родину» - конкретную общину, род, народность, языковую группу. Нигерийцами из глубинки активно продвигается идея «первичного патриотизма» («primary patriotism»), оказания помощи и поддержки, прежде всего, месту своего рождения – деревне, городу, району. «Утечка мозгов» за рубеж на этом уровне воспринимается, как благо, как рост возможностей и влияния семьи и рода в целом^[49].

Нигерийцы входят в группу наиболее образованных национальных меньшинств Великобритании. Нигерийская элита старается дать подрастающему поколению качественное платное образование^[50]. Впрочем, наличие хорошего образования и востребованной на рынке труда профессией не гарантирует получение достойного рабочего места, многие высококвалифицированные нигерийцы вынуждены занимать вакансии, не требующие образования, или вообще работать нелегально^{[45, p. 9]}.

Специфичной чертой ганских общин Великобритании, чья численность к 2014 г. превысила 92 тыс. человек^[51], можно считать создание объединений на основе четырех разных платформ. Во-первых, ганцы могут сплотиться по территориальному принципу и назвать группу по имени города или места происхождения, например, «Ассоциация Венчи» («Wenchi Association») или «Кейп-Костская ассоциация культуры и социальной помощи» («Cape Coast Welfare and Cultural Association»). Во-вторых, объединяющим стержнем может послужить принадлежность к одному клану или народу, например, к асанте или адангме. Третьим фактором объединения иногда выступает регион или районы исхода, что порождает региональные союзы мигрантов из отдельных частей страны, например, из Северной или Южной Ганы. Наконец, ганцы не избегают создания организаций на основе выпускников отдельных школ^{[8, p. 13]}.

Особое место среди африканских мигрантов Великобритании занимают франкофонные сообщества. По данным на 2011 г. в Великобритании проживало примерно 20 тыс. уроженцев Заира, 8 тыс. из Кот-д’Ивуара, 6 тыс. из Руанды и 2 тыс. из Того. В большом количестве франкофонные африканцы стали прибывать в Великобританию в 1990-х гг. и за достаточно короткий промежуток времени - к началу 2000-х гг. - создали относительно устойчивые сообщества. Наиболее многочисленными и влиятельными стали конголезцы, обосновавшиеся на севере и востоке Лондона. У них есть свои газеты, журналы, рестораны. Работает несколько церквей пятидесятников, где ведутся проповеди на французском языке. Католический собор Нотр дам (Notre Dame) в конце 1990-х даже выделял специальное время собраний для франкофонных африканцев.

Как мы можем видеть, по мере роста численности каждой конкретной африканской диаспоры происходит развитие характерных именно для этой диаспоры особенностей мировоззрения и самовосприятия. Скорее всего, в ближайшее десятилетия обобщенный термин «африканцы Великобритании» («африканские мигранты») отчасти станет не релевантным и менее упоминаемым по сравнению с названиями конкретных диаспор. Неизбежна констатация факта, что со временем, каждое следующее поколение африканских мигрантов все в большей и большей степени будет укреплять собственную идентичность.

Последствия

Распространение африканской идентичности закономерным образом ведет и к специфическим проявлениям таковой, многие из которых с трудом сочетаются с общепринятыми в Великобритании нормами и традициями.

К числу неприемлемых культурных практик, имеющих хождение среди африканцев Великобритании, можно отнести веру в магию и колдовство, а также жестокие (вплоть до летального исхода) обряды по изгнанию злых духов из детей^[52]. Расследовать подобные преступления крайне сложно, в них участвуют, как правило, родственники, среди которых мало желающих давать показания против близких.

Африканцы, приезжающие из мусульманских стран или регионов, везут с собой и исламские традиции, поскольку последние им ближе и понятнее, чем нормы светского общества. Например, нигерийцы-мусульмане, не теряющие связь с исторической родиной, и в Великобритании могут способствовать (пусть и пассивно) расширению практики шариатского права^{[45, p. 34]}. Шариатские суды в Великобритании функционируют уже много лет (не в полном объеме), их количество постоянно увеличивается^[53].

С африканцами, кроме обычного криминала, связывают и специфичные преступления, в том числе, торговлю людьми. Нигерия сегодня – это один мировых центров работорговли. Ежегодно из страны вывозится около 10 тыс. женщин и детей^[54]. В Великобритании только по официальным данным насчитывается от 10 тыс. до 13 тыс. жертв этого бизнеса. В 2014 г. в органы власти поступила информация о приблизительно 2 тыс. пострадавших (на 31% больше, чем годом ранее), из них 244 жертвы было из Нигерии^[55].

С колониальных времен места проживания моряков из Сомали в портовых городах пользовались дурной славой. На первом месте для мигрантов из Сомали была и остается лояльность собственному клану. Многоженство – норма в самом Сомали и в сомалийских диаспорах, с той лишней разницей, что в Сомали – это разрешено официально, а в диаспорах, если мужчина имеет возможность перевезти всех жен и домочадцев, существует неофициально^[56].

Сомалийцы в массовом порядке практикуют женское обрезание. Запрет таких операций в Великобритании не особе работает, будущих жертв просто вывозят в Сомали под различными предлогами. Подавляющее большинство сомалиек в Великобритании подвергаются этой варварской операции^[57].

Употребление легких наркотиков (ката) молодыми сомалийцами приобрело в Великобритании повальный характер. Кат редко осуждается даже старейшинами сомалийской диаспоры, они видят в этой вредной привычке предпочтительную альтернативу пабам, дискотекам и другому досугу, распространенному среди британской молодежи^[58]. По данным британского МВД, в 2000-х гг. для половины мужчин в сомалийских диаспорах употребление ката хотя бы раз в месяц было частью повседневной жизни^[59].

В связи с распространенным среди африканцев культа силы, моделей поведения, ориентированных на жестокость, мужественность, пренебрежение опасностями, объединение в банды, как одного из обязательных этапов взросления, получение африканцами образования нередко затруднено^[60].

По данным исследований 1980-1990-х гг. вероятность исключения из школы учеников африканского и афро-карибского происхождения составляла 0,2-0,5% (средний показатель по стране – 0,17%). Другие крупные этнические меньшинства имели гораздо меньше рисков, например, среди индийцев вероятность исключения из школы не превышала 0,04%, пакистанцев – 0,01%, бангладешцев – 0,07%^[61].

Стремление отстоять свою идентичность, показать «инакость», нередко трансформируется у африканских школьников в провокационные формы поведения (вплоть до походки, лексикона, манеры держаться, позы) и стиля одежды, которые банально препятствуют нормальному образовательному процессу^[62].

Вероятность попасть в тюрьму у африканских подростков в 3 раз выше, чем у их британских сверстников. Доля африканцев британских тюрьмах по отношению к их доле в общем составе населения страны превышает долю британцев в 5 раз^{[60, p. 569]}.

Ранние браки ведут к росту числа беременностей и абортов среди несовершеннолетних. По количеству детей, рожденных матерями, чей возраст не превышает 20 лет, африканцы с показателем 4% занимают промежуточное положение между индийцами (около 1,6%) и мигрантами из стран Карибского бассейна (до 9,5%). По данным на 2004-2005 гг. на 1000 девушек в возрасте 15-19 лет у африканцев происходило 73 легальных аборта, у британцев – 22, у индийцев – 11, пакистанцев и бангладешцев – 10. Африканцы составляют 3% среди девушек в возрасте 15-17 лет, но на них приходится 9% всех абортов ^[63].

Религиозные организации африканцев оказывают помощь прихожанам, не всегда обращая внимание на легальность положения обращающихся за поддержкой. Именно конгрегации становится для мигрантов местом, где они могут рассчитывать на пусть и символическую, но защиту от ареста и даже депортации в виде отсутствия сотрудничества соплеменников с правоохранительными органами на предмет выявления тех, чей миграционный статус неясен. Вплоть до проведения проповедниками молитв за тех прихожан, кто находится на нелегальном положении и опасается за свое дальнейшее пребывание в стране. Национальное государство (в частности, британское) в этом контексте уступает приоритет солидарности на уровне диаспоры. Круговая порука, взаимопомощь, забота о членах сообщества и уважение со стороны земляков для многих африканцев более значимы, чем соблюдение британских законов^[64].

Религиозные лидеры африканских общин выступают как поборники традиционных взглядов, резко осуждая наркотики, вредные привычки, распущенность нравов и однополые браки. Отношение к последним стало непреодолимым барьером между между принимающим обществом и, например, африканскими христианами, в большинстве своем придерживающихся традиционных взглядов на семью^{[64, p. 208-211]}.

Нежелание принимать западные ценности и нормы жизни может принимать совершенно непредсказуемые формы. Среди приезжих заметно чаще, чем среди британцев, встречаются заболевания, связанные с неправильным питанием и образом жизни, - диабет, ожирение, гипертония, инстульты, инфаркты. Однако, здоровый образ жизни в Великобритании ассоциируется, прежде всего, с британским мировоззрением, включающим западные моральные и социальные установки, в т. ч. отказ от вредных привычек, индивидуальную заботу о собственном здоровье, регулярные физические нагрузки, сбалансированную диету, выбор соответствующих соседей («healthy neighbourhood»), нуклеарную семью без детей или с небольшим (1-2) числом таковых. Африканцам данные принципы могут быть совсем не близки^[65].

Языковой барьер мешает не только повседневным коммуникациям, например, при оказании медицинских услуг^[66], он оказывает существенное воздействие на уровень образования и занятости. Чем хуже владение английским языком, тем ниже образованность и меньше шансов трудоустройства^[67].

Тесные внутриклановые и семейные связи обязывают африканцев, даже совершенно небогатых, живущих на грани нищеты, откладывать деньги для поддержки родственников на исторической родине. Из Великобритании в африканские страны идет колоссальный и слабо контролируемый поток денежных переводов, исчисляемый миллиардами долларов ежегодно. Конечный получатель средств в таких трансферах практически никогда неизвестен, им может оказаться кто угодно^[68]. Африканцы пользуются услугами международных трансферных компаний, а также применяют неформальные системы расчета (например, «хавала»), закрытые и автономные от западных финансовых институтов^[69].

Конечно, каждая из африканских диаспор может представить на суд общественности выдающихся представителей, добившихся успеха и признания на новой родине (бизнесменов, спортсменов, писателей, актеров, политиков и пр.), сохранивших африканскую идентичность, но не в ущерб процессу интеграции в британское общество. Есть диаспоры более (зимбабвийцы, нигерийцы) и менее (сомалийцы) интегрированные Но надо учесть, что успешные люди – это приятные, но не частые исключения, вся диаспора не может состоять только из них. В масштабах всей страны и африканских диаспор, исчисляемых десятками и сотнями тысяч человек, такие прецеденты погоды не делают, общее положение дел не меняют.

Заключение

Таким образом, мы можем наблюдать, как на протяжении нескольких веков в Великобритании происходил процесс формирования идентичности африканских мигрантов. Становление собственной идентичности у приезжих из Африки шло постепенно, по мере роста численности и подъема самосознания африканцев, по сути, в рамках западной цивилизации, на ее методологических, идеологических и философских основаниях.

С позиции интересов самих африканцев, ничего опасного или тревожного в появлении и укреплении среди них идентичности отличной от британской нет. Более того, какова бы ни была политическая риторика британских властей, по факту, ими за последние десятилетия были созданы все условия для формирования таких идентичностей среди всех групп мигрантов. В Великобритании сложилась такая обстановка в сфере межнациональных отношений, при который мигранты вольны сами определять, до какой степени им можно интегрироваться в британское общество, противопоставлять или наоборот ассоциировать себя с местным населением.

С точки зрения же государственных интересов Великобритании, ее внешней и внутренней политики, ситуация выглядит неоднозначной, в каких-то моментах – угрожающей.

На территории страны возникли и закрепились сообщества и диаспоры, чье представление о том, что законно, правильно, приемлемо и допустимо, а что – нет, может совсем не совпадать с мнением остальной части населения страны. В местах компактного проживания африканцев появляются альтернативные официальной власти «точки силы», со своими методами оказания влияния и способами решения проблем.

Распространяются религиозные практики и традиции, совершенно не свойственные принимающему обществу. Обогащение британской культуры происходит за счет ее размывания. Возникают территориальные районы и сферы жизни, где британский закон стал пустой формальностью. Идет раздробление некогда единого социально-этнического пространства на чуждые (иногда враждебные) мейнстриму и друг другу группы.

Меняется расовый и этнический состав населения, а следом неизбежны социальные и политические изменения, повышается нестабильность всей государственной системы. Стремление оградить себя от неконтролируемого потока мигрантов и волны террористических атак, захлестнувших ЕС в последние 2-3 года, послужило одной из основных причин Брекзита. Но выход из ЕС не решает проблему с уже обосновавшимися на Британских островах афро-азиатскими и европейскими сообществами (поляки, румыны, хорваты и пр.)^[70].

Перед современным британским истеблишментом стоит нелегкий выбор вариантов будущего развития страны. Мультикультурализм продемонстрировал свою несостоятельность, реальная альтернатива ему выработана не была. Время и демография работают не на британское население, доля которого в общем составе населения страны неуклонно сокращается вот уже несколько десятилетий подряд^[71].

Фактически, британские власти (колониальной и постколониальной эпохи) сами на протяжении длительного времени сделали возможным текущее положение вещей в этой сфере. Вероятно, оглядываясь назад, многие прежние решения в области колониальной политики, миграции и адаптации приезжих выглядят сейчас наивными и недальновидными. Однако повернуть вспять исторический процесс невозможно. Нам остается только учесть чужой опыт, не повторять ошибок и промахов наших европейских соседей.