Qualitative criteria in philosophical and social sciences: human problem and the fifth world theory

Nekrasov Stanislav Nikolaevich Doctor of Philosophy Professor, the department of Culturology and Design, Ural Federal University named after the first President of Russia B. N. Yeltsin, chief researcher of Ural state agrarian University 620002, Russia, Sverdlovskaya oblast', g. Ekaterinburg, ul. Mira, 19, of. I-314 nekrasov-ural@yandex.ru Other publications by this author

Annotation. The object of research is philosophical and social Sciences in Russia, their decline in the conditions of Marxist dogmatism, bureaucratic idealism and change of social formation. The subject of the research is the introduction of qualitative criteria in social Sciences and the transition from the study of abstract man to the study of man in history. The author examines in detail how in the subject disappears unscientific terminological problems of anthropology, theory of personality and humanization of social relations, but special attention is paid to the process of knowledge production, in which in the light of the integral fifth world theory, this terminology becomes scientific.

Research methodology-identification in the social production of scientific knowledge of the quality criteria of philosophical, social and human Sciences. Method - detection of the structuralist project of refusal from studying of the person and emergence of poststructuralist Marxism. Another method is associated with the formation of the fifth world theory of civilizational neo-industrialism. The main conclusions of the study is the conclusion that the formation of the theory and practice of civilization neoindustrialism does not imply a rejection of the use of the concept of man, and the transition to the development of the relationship between the social relations and real people. A special contribution to the study is the justification of the need to revive the values of Russian philosophy and social science in order to turn the tide in science. The novelty of the study lies in the question of the introduction of qualitative criteria in the social Sciences, which involves the transition from the study of abstract man to the study of man among the people, as well as in the justification of the civilizing mission of neoindustrialism, which demonstrates the exhaustion of capitalism and the completion of the second attempt to build socialism.

Минувший век в России был временем небывалого взлета и расцвета естественных, математических, технических и космических наук, и периодом упадка, деградации философских, общественных и гуманитарных наук. Тридцать пять лет назад Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов, придя к власти, произнес на Пленуме ЦК партии знаменательную фразу: «Мы не знаем общества, в котором живем». Это был справедливый приговор философским, экономическим и другим наукам об обществе и человеке, приговор всему официальному обществоведению. За прошедшие годы качество философских и общественных наук не изменилось в лучшую сторону. Оно не поднялось, а еще больше упало, тем более что ныне от ученых требуют прежде небывалого — публикаций в иностранных журналах и индексацию в зарубежных научных базах. И мы вступили в XXI в., так и не узнав в достаточной мере наше общество и нашего человека. Несмотря на горы книг, статей и диссертаций, написанных за последние десятилетия, реальные законы развития общества и формирования человека в нашем обществе продолжают оставаться скрытыми от ученых и практических политиков.

Для того, чтобы приблизиться к познанию и пониманию человека и общества философские и общественные науки должны иметь ясные критерии качества своих научных исследований. Следуя таким критериям, студент, аспирант, научный работник, политик не будут тратить время и силы на чтение псевдонаучной литературы и в свою очередь не будут плодить лженаучные «творения», уводя людей в сферу пустых настроений, убивая живую мысль и приучая пользоваться духовной мертвечиной из арсенала западных социологических школ и религиозных течений и сект, пристроившихся к России в годы завершающейся ныне смуты.

Введение. Какие критерии нам нужны

В развитии философских и общественных наук сегодня и в будущем можно выделить четыре основных критерия качества:

Объективность научной истины, ее независимость от идеологического догматизма, литературных и политических авторитетов. Следование принципу: «примат жизни над книгой»^{[11, с. 8]}.

Связь с жизнью своего народа и опора на реальные факты окружающей действительности.

Новизна и устремленность в будущее.

Социальная востребованность сегодня или в перспективе и практическая эффективность разработанных идей.

Критерии эти находятся в тесной системной взаимосвязи друг с другом. Повышение или понижение качества одного из них, как правило, ведет к повышению или понижению уровня развития общественных наук в целом.

1. «Бюрократический идеализм» как причина краха философских и общественных наук

В годы существования идеологической диктатуры правящей партии в Советском Союзе философские и общественные науки не выдерживали ни один из этих критериев. Поэтому их вырождение и крах являются вполне закономерными явлениями. Марксисты-начетчики у власти не искали истину, а искали факты, подтверждающие «истины», изложенные в трудах классиков и речах вождей. Этот метод в годы горбачевской перестройки справедливо был назван методом «бюрократического идеализма». Но он продолжает процветать до сих пор. Сменили только иконы: сняли одни, повесили другие. А метод остался прежним, дедуктивно — теологическим, начетническим, ибо на этом методе было вскормлено, выросло и созрело три поколения обществоведов, оторванных от русской философской и общественной науки, и теперь уже неспособных ее понять.

В Праге для коммунистических и рабочих партий на 28 языках издавался теоретический и информационный журнал «Проблемы мира и социализма», причем в последние годы мировой системы социализма его издавали уже противники социализма, по крайней мере, в редации сидели пропагандисты разных моделей социализма и марксизма. Более того, сам замысел перестройки вышел из редакции журнала. В мировое смутное время «конца истории» — крушения мирового социализма, когда общие перспективы развития мира и человечества стали неясны, было бы странным полагать, что перспективы социализма прояснились. Поскольку ясность может внести только философия, а подтвердить выводы способна историческая практика, то следует посмотреть на связь философии и политики в большинстве европейских социалистических стран в период их существования. Там и тогда отношение философии и политики повторяло одну и ту же схему: философия выполняет функцию служанки политики, потому собственная прогностическая функция философии уходила на второй план. Даже в тех социалистических странах Юго-Восточной Азии, где таких отношений не было, существовали идеократические группы влияния или руководящие товарищи, которые временами устанавливали такие отношения или пытались их установить, при которых «ценные указания» вождей в области руководства на местах трансформировались в руководящие «особо ценные указания» повседневной жизни народа. Сам К. Маркс никогда не пытался описывать отношения политики и философии при будущем социализме в ключе соподчинения и естественно возникает вопрос. Если позиция К. Маркса не приводила к установлению реального отношения зависимости философии от политики, то причина следования философии за политикой заключена в самом социализме как особом переходном обществе, завершающем историю, а потому, требующем именно такой уровневой связи форм общественного сознания в настройке? Или же мутантный социализм возник из догматического марксизма, который всем научным методам предпочитал метод «бюрократического идеализма», а потому нуждался в зависимой роли философии от политики?

В 1988 г., на самой вершине торжества развития марксистского обществоведения, в журнале «Вопросы философии» были опубликованы материалы «круглого стола» по проблеме изучения русской философии. Участники этого обсуждения проявили полное непонимание и незнание национального своеобразия русской философии. А выступали там высоко дипломированные ученые, считающие себя специалистами по русской философии. Один из таких «специалистов» говорил, что «история русской философии сплошь и рядом... утопична... скорее следует говорить не о русской философии... а философии русской культуры». Другой заявлял: «Я отваживаюсь утверждать, что русская философия – сомнительный ненадежный союзник в нашей сегодняшней борьбе за право...». Третий сделал такое «открытие»: «Главный вопрос... есть ли оригинальная русская философия...» ^{[3, с. 137, 140, 146]}.

Судя по этим и другим столь же глубокомысленным мудрствованиям, наши «академики» не только не знают, но и не смогут узнать русскую философию. Их время познания безвозвратно упущено. Они все еще продолжают судить о русской философии внешне, как иностранцы, через призму немецких категорий и схем, сугубо рационалистически. Но схватить дух русской философии нельзя одним только рассудком. Познать ее глубины можно только умным сердцем или сердечным разумом.

Когда русский философ А. В. Гулыга заикнулся об интуитивном постижении философских истин в русской философии, его подняли на смех ^{[8, с. 5]}. Большинству всегда легко смеяться над самостоятельно мыслящим меньшинством. Ибо для такого меньшинства в марксистской России были уготованы изгнания, тюрьмы и высшая мера социальной защиты. Но как показывает сегодняшняя смута, ограниченное большинство, и не только в философии, досмеялось до слез. Нужда заставляет вспомнить о многострадальной русской философии и общественной науке XX в., которые почти на целый век были загнаны в подполье.

Марксисты у власти судили как иностранцы не только о русской философии и общественной науке, но и о русской действительности. И большинство крупных перестроек этой действительности совершалось и продолжает совершаться по иностранным рецептам. Вначале на Референдуме 1991 г. у народа спросили, желает ли он жить в СССР и при социализме, а когда народ ответил утвердительно, ему предложили сверху другую модель развития и другое искусственно созданное существование в независимых государствах. Как говорил председатель правительства Российской Федерации В. С. Черномырдин, «Никогда такого не было, и вот опять». И прежде коллективизация сельского хозяйства в исторической науке была названа социалистической революцией в деревне, а фактически оказалась вторым изданием крепостного права в России, потому что троцкистские идеологи первого этапа коллективизации - знаменитого "головокружения от успехов" были оторваны от русской деревни, не знали ни истории, ни традиций, ни психологии русского крестьянства. В двадцатые годы были изданы книги русского экономиста А. В. Чаянова о кооперации сельского хозяйства. Труды ученого отвечали основным критериям качества общественных наук и традициям русского обществознания, но не соответствовали интересам правящего политического клана. Книги его нашли противоречащими духу и букве марксизма, ибо автор допускал существование личного хозяйства у крестьян – кооператоров и настаивал на самоуправлении кооперативных хозяйств. Судьба автора и его книг оказались трагичными. А вместе с тем трагической оказалась и многострадальная судьба русской деревни и российского крестьянства.

Нарком земледелия Я. А. Яковлев совершенно не знал русской деревни, но хорошо был знаком с опытом сельскохозяйственных кооперативов, которые создавались еврейскими переселенцами в Палестине на покупавшихся для них землях. Раньше они жили в местечках, занимались ремеслом и торговлей, не имели приусадебного хозяйства и считали нормальным его отсутствие в кибуцах. Сионисты создавали в Палестине кооперативы (кибуцы) «коммунистического типа с полным запретом собственности и даже семейного питания (с кибуцев в 1929 г. была «срисована» модель колхозов, которая привела к катастрофе на первом этапе коллективизации)» ^{[6, с. 40 – 41]}.

Троцкистско-левацкие методы кооперирования сельского хозяйства сохранялись и после того, как троцкизм формально был разгромлен, а его вождь выслан из страны. В середине 1950-х гг. ХХ в. Н. С. Хрущев, слепо следуя марксистским догмам, нанес второй удар по приусадебным хозяйствам колхозов. Затем по проектам марксистов – академиков, в угоду догмам тотального государственного планирования и достижения прозрачности общественных отношений, стирания классовых различий и преодоления существенных различий между городом и деревней началась кампания по сносу «неперспективных» деревень. Следует ли после этого удивляться тому, что сельское хозяйство России, в начале XX в. кормившее половину Европы, в конце века оказалось неспособным накормить население своей страны? Наука и жизнь – сообщающиеся сосуды. Подрывая науку, враги России убивали жизнь.

Идеологический догматизм, отрыв от реальной жизни заставляет высоко дипломированных ученых – обществоведов для сохранения своего ученого статуса создавать монополии в науке и душить всякую живую мысль. Но власть ученых монополий не беспредельна. Можно создать монополию на издание философской и обществоведческой литературы, присуждение ученых степеней и присвоение ученых званий. Но никогда и никому еще не удавалось создать монополию на рождение новых идей. Ученые монополии, как говорил еще А. Шопенгауэр, всегда были душителями новых, наиболее плодотворных идей. Возможности здесь велики, но не безграничны. Академики душат новые идеи по законам логики, а жизнь алогична. За пять лет горбачевской перестройки один кандидат технических наук публицист М. Ф. Антонов высказал в печати новых и плодотворных экономических и философских идей больше, чем любой десяток академиков философов и экономистов. Монополия академиков обернулась против них, сделала их импотентами по части новых идей. Это касается не только философских и экономических наук. Монополии академиков подарили народу Чернобыльскую катастрофу, экологический кризис и многое другое.

В сфере философских и экономических наук низкое качество и творческое бесплодие марксистской академической науки оказалось особенно пагубным для России в годы горбачевской перестройки и ельцинских реформ. Видя полную бесплодность марксистских философов и экономистов, наши правители бросились искать плодотворные идеи для перестройки и реформ в западных странах, которые с удовольствием стали принимать учеников и даже оплачивать их обучение. Так по грантам Дж. Сороса уже к середине 1990-х гг. за рубеж выехало на учебу более 2 тысяч человек ^{[10, с. 18]}.

За пятнадцать лет таких «учеников» было десятки тысяч. Сотни западных советников помогали осуществлять «реформы». В результате половина промышленности разрушена. Наука и образование влачат жалкое существование. Общий материальный ущерб, нанесенный «реформами», превышает потери в годы Великой отечественной войны. А в области науки, образования и культуры ущерб, нанесенный деятельностью одного Дж. Сороса, в десятки раз превышает ущерб, причиненный А. Гитлером. Хвастая о том, что он «принимал активное участие в революции, которая смела советскую систему» ^{[12, с. 24]}, «философ-финансист» Дж. Сорос сожалеет, что ему не удалось превратить Россию в «открытое общество», лишить ее национального суверенитета. Русский дух оказался сильнее, чем он предполагал. Этот дух полнее всего выражен в русской философии, не понятой и не принятой оплеванной догматическими марксистами и либералами. Поэтому переломить ситуацию в науке и культуре сегодня нельзя без возрождения ценностей русской философии и общественной науки.

2. Со сменой общественно-экономической формации качество философских и общественных наук в России изменилось

Первоначальный творческий марксизм большевистской партии окончательно деградировал в период 1961-1991-х гг. ХХ в. С фактическим переходом власти в 1991 г. от марксистов к «демократам» качество философских и общественных наук в России не только не выросло, но еще больше снизилось. Значительно ускорился продолжающийся отрыв общественных наук от жизни народа, общества и государства. «Демократы» – это те же бывшие марксисты. Они быстро заменили марксистский сюртук на либеральный пиджак, сняли портреты К. Маркса и Ф. Энгельса, повесили портреты М. Фридмана и Д. Сакса, реабилитировали «иудушку Троцкого» и вознесли до небес «философа – финансиста» Дж. Сороса. При советской власти русскую философию и общественные науки душили под видом верности марксизму, теперь бывшие марксисты, новоявленные либеральные деятели всех уровней, продолжают душить русскую общественную мысль под предлогом борьбы с марксистским коммунизмом. Результат один и тот же: отрыв общественных наук от жизни народа и снижение качества научных исследований по проблеме человека и общества. На смену марксистской догматики пришла либеральная позитивистская наука. Вместо грубой государственной цензуры установлена более утонченная соросовская цензура и финансовый занавес для ученых. Слова Дж. Сороса: «Вы решаете, что вам писать или не писать, а мы будем решать, печатать или не печатать» ^{[10, с. 4]}(курсив мой), стали неписанным законом для книгоиздательского дела России, где главным цензором стал финансист. Сегодня в «России нет ничего проще, чем купить то или иное независимое издание, были бы деньги» ^{[2, с. 130]}. Поэтому от книги требуют не новизны, не оригинальности, не общественной полезности, а угождения ростовщику и чиновнику, интересы которых диаметрально противоположны интересам народа. Власть новой неолиберальной цензуры привела к резкому снижению качества учебников и книг по общественным наукам. Издатели завалили прилавки магазинов псевдонаучной литературой, морем анекдотов и бульварного чтива. Общественные науки, лишенные национальных корней, в попытке ответить на насущные проблемы той нации, в которую привнесены, обречены быть псевдонауками. Они не отвечают вышеприведенным критериям качества наук.

Качество научных работ по общественным наукам сегодня повышается только там, где авторы, а часто и состоятельные графоманы прорываются сквозь финансовые застенки цензуры или обходят их, обретая финансовую независимость. Примером такого прорыва к новому более высокому качеству научных исследований является опыт выдающегося хирурга, социального мыслителя и политического деятеля С. Н. Федорова по созданию Межотраслевого научно-технического комплекса «Микрохирургия глаза». Финансовая независимость творца позволила ему достичь феноменального научного и практического успеха. Его коллективу еще в советское время удалось «увеличить производительность труда в 10 раз, качество – в 25 раз. У нас сегодня в среднем выходит примерно одно осложнение на 11 500 операций, а в Америке для примера – одно на 800. В российских клиниках дела обстоят похуже – примерно одно осложнение на 200 операций» ^{[13, с. 88]}. Установленные в коллективе принципы самоуправления, совладения собственностью и право самим распоряжаться своей прибылью позволило коллективу за шесть лет увеличить «основные средства, полученные у государства... почти в 41 раз» ^{[13, с. 88]}.

Феномен С. Н. Федорова еще ждет своего всестороннего научного исследования. Как врач он опередил время на десятилетия, как социолог и политик-социалист на столетия. В рамках созданного им трудового коллектива он практически воплотил главную политическую идею В. И. Ленина – идею о самоуправлении трудовых коллективов. К сожалению, в общественной науке у нас сегодня слишком мало федоровцев и слишком много скрытых соросовцев, либералов-западников, которые вслед за марксистами отбросили в своих исследованиях реальный социальный опыт русского народа и русскую науку. Если марксисты все «истины» своего учения считали бесспорными, то Дж. Сорос и его последователи считают, что все то, что сложнее таблицы умножения является спорным ^{[10, с. 41, 58]}. Крайности сходятся.

3. Права человека и права народа как основная проблема философии и обществознания

Введение качественных критериев в общественные науки предполагает переход от изучения абстрактного человека, Робинзона к исследованию человека в среде своего народа. Обратное движение к пониманию прав человека есть деградация науки. Разрушение остатков коммунистической идеологии в СССР, реального социализма в Восточной Европе началось с внедрения в сознание масс, идеологов и политиков представления об общечеловеческих ценностях, которые должны быть выше классовых интересов и оценок. В результате был введен концепт «права человека», который в холодной войне использовался как отмычка к закрытому обществу мировой системы социализма. Общечеловеческие ценности и формирование открытого общества – что может быть лучше для победы над геополитическим и идеологическим противником, а особенно, Россией как цивилизационным соперником Запада? Концепт «права человека» исторически выступает идеологической формой буржуазного протеста против феодальной системы личной зависимости в целях утверждения денежной зависимости и личной независимости, формальной свободы в гражданском индивидуализированном обществе. После буржуазных революций как революций «третьего сословия» в Европе торжествует Наполеоновский кодекс и идеология прав человека. Права человека и капиталистический рынок изначально плотно сомкнуты как зубы и губы. Не случайно принятие Декларации прав человека и гражданина. Декларация стала важнейшим документом Великой французской буржуазной революции, принятым Национальным учредительным собранием.

Напротив, Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа - один из первых законодательных актов молодой советской социалистической республики. Эта принципиально иная Декларация вошла отдельной частью в первую Конституцию РСФСР 1918 г. В социалистических революциях «четвертого сословия» на первый план выходит борьба за права трудящегося и эксплуатируемого народа. Как только в период перестройки зашла речь вначале о человеческом факторе, а потом о правах человека на рынке труда и человеческом капитале, историкам и философам стало понятно, что начинается буржуазная контрреволюция в СССР и капиталистическая реставрация в отколовшейся от него РСФСР.

Структуралистский марксизм Л. Альтюсера отрицает само понятие «человек» и ссылается на историчность образа человека и идею «смерти человека» М. Фуко. Крупнейший французский марксист ХХ в. Л. Альтюсер вместо буржуазного, как он полагал, термина «человек» вводит понятия «суппорт социальной связи», «исторические формы индивидуальности», «классы». Л. Альтюсер сегодня вновь стал актуален, а в условиях кризиса реального социализма и роста ревизионизма в марксистской теории идеи Л. Альтюсера казались нелепыми и несвоевременными даже его единомышленникам по Французской коммунистической партии. В российские «лихие 1990-е гг.» – годы торжества либерализма и провозглашенного «конца истории» – Л. Альтюсер повсюду в мире был забыт. Казалось, его время прошло, как прошла эпоха Дина Рида с его песенной романтикой социалистического строительства перед лицом книг и выступлений А. И. Солженицына. Сегодня ситуация изменилась - возник голод на концептуальные идеи и позитивный образ будущего в условиях идеологического вакуума и общего кризиса либеральной идеологии глобализации, особенно в странах, попавших в зону западной цивилизации. Новые термины и понятия, которые полвека назад были введены Л. Альтюсером в когнитивный аппарат марксистской теории, в современной обстановке необходимости создания новых наук об обществе вызывают особый интерес. Российский философ И. А. Гобозов в качестве приложения к книге о Л. Альтюсере как выдающемся марксисте приводит список двенадцати терминов, который тот вводит для разъяснения научного этапа развития марксизма: Сверхдетерминация, Недодетерминация, Конечный счет, Детерминанта, Доминанта, Теоретический антигуманизм, Носитель отношений, Носитель функции, Эпистемологический разрыв, Структурированное целое с доминантой, Неравное противоречие, Процесс без субъекта. ^{[4, приложение]} Интересно, применима ли эта терминология как аутентичная и, очевидно, уникально-марксистская и западная, но антипозитивистская к исследованию уникального российского социума?

Обратим внимание – приведенный набор терминов полностью исключает существующую господствующую в западной общественной науке терминологию социологии, политологии, культурологии и философии истории. В сущности, они описывают феномен марксизма как теоретического антигуманизма, который А. Грамши определялся как «философия практики» личности. Сейчас нужен теоретический антигуманизм, который описывает сложный процесс без субъекта в структурированном целом с доминантой, детерминантой в конечном счете, сверхдетерминацией и недодетерминацией, где личность рассматривается как носитель отношений и таким образом как носитель функции – суппорт или опора неравного противоречия. Начинают работать качественные критерии в философии и гуманитарных науках. Исчезает вся терминологическая проблематика антропологии, теории личности и гуманизации общественных отношений.

Ненаучные термины удаляются и относятся к тем послесталинским временам первой хрущевской перестройки, где отрицательный персонаж культовой комедии «Операция Ы» требовал теперь (очевидно, после решений ХХ съезда партии) на вещи «смотреть ширше, а к людям относиться мягше». Мы помним, чем завершилась знаменитая короткометражка, где студент Шурик подверг антисоциального персонажа практическому перевоспитанию со словами: «Надо Федя, надо!» Именно практические коллективные действия нуждаются ныне в новом теоретическом обосновании, и сегодня реальная задача заключается не в том, чтобы понять К. Маркса, сколько в том, чтобы понять Л. Альтюсера. Пока общественные науки в поисках качественных критериев понимания реальности прошли первую, гуманистическую половину пути, российской философии предстоит пройти вторую антигуманистическую и научную половину. Смысл ее в том, что происходит изменение эпистемы, вводятся качественные критерии, не нуждающиеся в симулякрах теории человека. Под вопрос ставятся концепции «человеческого капитала». М. Фуко показывает, что «человек возник в начале XIX века» и в заключение книги «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» он пишет: «человек не является ни самой древней, ни самой постоянной из проблем, возникавших перед человеческим познанием… можно поручиться – человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке». ^{[14, с. 404]} Это значит, что меняются мировые теории.

Вместе с тем, ряд марксистов не могут согласиться с позицией Л. Альтюсера, жестко разделяющего идеалистические ненаучные работы раннего К. Маркса и его поздние научные труды. Так, английский марксист Д. Льюис отмечает принципиальную ошибочность парадигмы Л. Альтюсера: «Этот взгляд является непониманием Маркса, ибо Грюндриссе 1858 г. организовано этими темами и мы имеет слова Маркса, что это и есть матрица конечной формы, в которой его развитые теории были взяты в «Капитал» и в целую серию его последующих работ». ^{[16, p. 29]} Иначе говоря, все, отвергнутые в работе Л. Альтюсера «За Маркса» термины отчуждения и гуманизма, отрицание отрицания и трансцендентность, и идея человека, делающего свою собственную историю и являются подлинно марксистскими.

В отдельной книге-ответе Д. Льюису Л. Альтюсер указывал, что опасен не человек, но его субъективная форма, потому что она спаяна с идеологией, а значит, с ложным сознанием: «Эти агенты не могут быть агентами, если не являются субъектами. Всякий человеческий индивид не может быть агентом практики, если он не облачен в форму субъекта. «Форма–субъект» есть эффект исторической формы существования всех индивидов, агентов социальной практики, так как общественные отношения производства и воспроизводства включают с необходимостью, как интегративные части, то, что Ленин называет «социальные (юридические) идеологические отношения», которые для своего функционирования предлагают всякому индивиду–агенту форму субъекта» ^{[15, p. 93]}. Но раз не существует практики вне и помимо идеологии и не существует идеологии вне субъектов и не для субъектов, то человек определяется Л. Альтюсером как «животное идеологическое», формируемое идеологией, простейшей формой которой является «банальная повседневная полицейская интерпелляция «Эй, Вы, там!». Понимание работы идеологии как интерпелляции-запроса связано с превращением индивида в субъекта, а потому по Л. Альтюсеру, идеология придает форму субъекта вне зависимости от кодификации знаковых систем человеческими желаниями.

В отличие от Ж. Бодрийяра, который описывает системы кодификации, формирования товарного фетишизма в условиях семиологической редукции, теория Л. Альтюсера сводит идеологию к практике идеологических аппаратов государства. Однако Л. Альтюсер не решает классический вопрос западной социологии знания об импутации - отнесении идеологических конструктов к их источникам и социально-классовым основаниям. Вместо прописывания процедуры импутации автор ставит вопрос о борьбе дискурсивных практик в процессе производства знания в идеологических аппаратах государства. В этих аппаратах дискурсия власти уступает место власти дискурсии, что знаменует переход от структуралистского марксизма к чистому постструктурализму. Получается совершенно в духе М. Фуко: человек в поле научного исследования стирается и его место занимают дискурсивные практики. В конечном счете, проявляется не просто язык, но некая власть дискурсии над людьми. Эта власть использует фасцинологическую мощь - мощь очарования красотой дискурсии и силу управления человеком и социальными группами со стороны знаковых систем. Соавтор Л. Альтюсера по работе "Читать Капитал", Ж. Рансьер в последующей книге "Урок Альтюсера" критикует последнего за то, что он в итоге сводит классовую борьбу к борьбе в теории между наукой и идеологией, и даже к борьбе анонимных дискурсивных практик в журналах.

В чем тут дело и кто прав в понимании человека? Неужели правы структуралисты, предлагающие изучать вместо реального человека структуры языка? Дело в том, что Л. Альтюсер задолго до постструктурализма понимает К. Маркса в постструктуралистском духе. Поскольку наука, как и язык не могут быть вслед за утверждением И. В. Сталина размещены в надстройке общества, то знание недетерминировано, оно не связано со своим объектом, а теория истории никак не подчинена конкретным детерминациям исторического времени. На первый план выходит теоретическая практика, поскольку не существует «практики–в–целом», а есть отдельные практики. Теоретическая практика имеет свой собственный критерий истины и свои механизмы оценки, а это значит, что Л. Альтюсер имплицитно использует модель «недетерминированной структуры».

Австралийский исследователь литературной истории Д. Фроу определяет такую структуру как «серию неструктурированных систем через отношения доминации и подчинения», а не диалектическую модель сверхдетерминаций структуры. Автор пишет: «выдвинув абсолютное различие науки и идеологии (впоследствии подвергнутое его самокритике) и поставив знание вне и над историей, Альтюсер нагрузил марксистскую теорию неспособностью понять свой собственный политический статус как знания. Коллапс альтюсеровской парадигмы… является в то же время моментом большего перехода от структуралистской к постструктуралистской проблематике». ^{[18, p. 29-30]} Дискуссии вокруг роли и места человека в мире могут быть разрешены при выходе обсуждения на иной метауровень создания новой мировой теории, в рамках которой качественные критерии в философии и общественных науках позволят по-новому поставить проблему человека.

4. Необходимость создания пятой мировой теории

Среди трех мировых теорий – либерализма, марксизма и фашизма – термин «человек» в качестве основной категории используется только первой. Марксизм обращается к классам и, по сути, является теорией классовой борьбы. Фашистская теория использует образ «массы», «расы», «крови и почвы». Четвертой теорией принято считать консерватизм, сохраняющий элементы прошлого в эклектической форме. Возникающий из смешения трех мировых теорий консерватизм апеллирует к единому народу, которому не позволяют соскальзывать «назад и вниз». Объективно возникает вопрос о создании пятой мировой теории, в которой субъектом исторического процесса является народ. В этой интегральной теории права народа, несомненно, первичны по отношению к правам человека. Геополитик и политолог А. Г. Дугин предлагает четвертую мировую теорию – «Четвертую политическую теорию», построенную на принципиально новых основаниях. Эта теория еще должна в будущем возникнуть в рамках Евразийской империи, которую предстоит построить в рамках «четвертого номоса» К. Шмитта. ^[5]

Развитие качественных критериев в общественных науках требует формирования новой науки об обществе и человеке, новой мировой теории, соответствующей интересам и строению оригинальных суверенных социумов. Поскольку мы часто слышим в телевизионных ток-шоу, встречаем в публицистике и в теоретических исследованиях либерального направления представление о России как типичной страны третьего мира, не обладающей какой-либо уникальной культурой и историей, можно сделать вывод о необходимости для нашей страны и народа собственной гуманитарной и общественной науки, оригинальной философии.

Записанное в Конституции РФ 1993 г. понятие «социальное государство» интерпретируется либералами в том смысле, что богатые должны обеспечивать подачками беднейшие слои народа, а марксистами это понятие интерпретируется как необходимость перераспределения имущества и средств производства, фашистами – как важность изъятия средств производства и потреблений у неполноценных расовых групп и социальных паразитов.

Пятая теория, которая уже сформулирована и начинает структурировать отношения стран и народов, элит и масс позволяет понять диалектику прав человека, положение меньшинств и прав народа, трудящегося большинства. Русская традиция борьбы на левом фланге обоснования социальности государства включает большевиков, защищающих интересы трудящегося большинства, и меньшевиков, защищающих интересы дискриминируемого меньшинства, вновь восстанавливается в ХХI в. На современном Западе защита прав дискриминируемых меньшинств подменена отстаиванием интересов ЛГБТ, черных, цветных, толстых, больных. Россия даст миру направление защиты социальной справедливости и только после этого - защиты прав меньшинств и так называемых прав человека.

Предлагаемое интегративное научное направление «Цивилизационный неоиндустриализм – пятая мировая теория» исходит из опасности социальной гибридизации как следствия навязанности элитам и народам цивилизационного выбора под влиянием эклектического смешения идеологий и ведущих мировых теорий. Преимущества цивилизационного неоиндустриализма в кризисных условиях в том, что он спасает человечество от варварства, поскольку требует от цивилизаций осуществить собственный выбор пути в будущее. Разработка концепции неоиндустриальной системы в современной России осложняется неясностью цивилизационного выбора и несформированностью политического субъекта выбора, а неопределенность классовых и исторических интересов приводит к гибридизации социальных институтов. РФ в лице правящей элиты и народа в условиях цивилизационного хаоса стоит перед необходимостью новой чрезвычайной мобилизации.

В условиях недостаточности четырех мировых теорий возникает необходимость обоснования неоиндустриального вектора развития исторических субъектов, в ходе которого столкновение противоречий обрекает на гибель постиндустриальный тупик глобального либерализма, расовый тоталитарный миф слияния государства и человека, сокрушает курс на демонтаж диктатуры пролетариата и создание химеры общенародного государства. Наконец, гибель старого мира инферно позволит преодолеть и религиозные народнические авторитарные утопии, и духовные скрепы консерватизма.

Пятая мировая теория позволит избежать противопоставления цивилизационного подхода формационному подходу к истории, выйти из позитивистских социологических ловушек стратификации и среднего класса, и выявить реальную классовую борьбу в новых формах в новом столетии. Но поскольку, как призывал председатель Мао, следует "никогда не забывать о классовой борьбе" вплоть до завершения предыстории человечества и начала его подлинной истории, вся предшествующая история есть, в сущности, история борьбы классов, и в этом заключена научная сущность марксизма. То есть лучшие достижения мировой науки и цивилизации сохраняются в пятой мировой теории цивилизационного неоиндустриализма. Эта теория не позволит бездумно заниматься гибридизацией, создавать гибридные эклектические социальные образования, которые, как не раз выражался на симпозиумах А. А. Зиновьев, подобны "рогатым зайцам" - вроде сложившейся в РФ системы образования. Наконец, цивилизационный неоиндустриализм не позволит поставить крест на всем красном альтернативном проекте человечества, не даст свести его к ГУЛАГу и исторически неизбежным жертвам. Напротив, он показывает дороговизну сохранения расточительного антигуманного капитализма и цену неперехода авангарда человечества к новой прогрессивной форме социализма на планете.

5. Цивилизаторская миссия неоиндустриализма и подготовка кадров для цивилизационного неоиндустриализма

Диалектика возникновения вдохновленного Россией цивилизаторской миссии неоиндустриализма показывает историческую исчерпанность капитализма как основы идеологии либерализма. Но исторически исчерпанной оказалась и вторая после Парижской коммуны попытка построения социализма. На практике в социалистических странах была установлена диктатура номенклатуры как результат ревизионистских и оппортунистических версий учения о диктатуре пролетариата и фазах коммунизма. С самого начала переходного периода даже большевики не смогли понять исторический творческий ресурс ленинского НЭПа, сохранявшего частную собственность наряду с государственной собственностью. Несмотря на то, что их ошибку исправили современные китайские марксисты, социализм старого типа был обречен не только в советском лагере, но и по сей день находится под угрозой гибели в сохранившихся социалистических государствах Азии, на Кубе. Смертельная угроза второй модели социализма вытекает не из действия закона стоимости и существования ограниченной частной собственности, но исторически возникает от замены диктатуры класса на диктатуру номенклатуры и партийного аппарата. Окончательно эта угроза в СССР оформилась в 1961 г. при отказе от диктатуры пролетариата и введении представления об общенародном социалистическом государстве и руководящей роли партии. С этого момента, с бездумных решений съезда партии, провозгласившего развернутое строительство коммунизма, разрушение основ социализма ускорилось и завершилось в 1991 г.

Неизбежная модернизация России в направлении неоиндустриализма как варианта третьей модели социализма вызывает необходимость в зрелом философском понимании человека и формировании взрослого человека нового типа. России, философским и общественным наукам надо искать мощный модернизационный путь, обходной маневр, чем всегда была сильна наша страна. Путь в ХХI в., в III тысячелетие начинается не с ловушки постиндустриализма, в которой оказался Запад, и которую предлагают народам мира, а связан с неоиндустриальным путем развития в будущее. Неоиндустриализм – это, прежде всего, создание новых технологий, более высокой производительности труда, создание человека развитого, зрелого, целостного, и граждански ответственного. То есть в первую очередь речь идет о том, чтобы мы дали высокое качество образования людям. На Западе происходит падение образовательного уровня и выпускники сегодняшних университетов во многом равны своим отцам, дедам, которые заканчивали гимназии 25 и соответственно 50 лет назад. Сегодня и на Западе вопрос ставится, как повысить качество образования и там не могут найти выхода, потому что действуют рыночные технологии образования, проводится политика дескулеров, вводится дешевое дистантное электронное обучение и переобучение на протяжении всей жизни. Идеалом будущего объявляется постиндустриальное информационное общество, общество непрерывного образования с цифровой экономикой, на само деле. буржуазный с компонентами феодализма электронный концлагерь - тотальный Паноптикум описанный М. Фуко. Сегодня мы начинаем повторять эти ошибки, и представляется, что необходимо вернуться к классическому образованию, создать высокий уровень образования, поскольку образование – есть ключ к неоиндустриализму, а это магистральный путь развития нашей страны.

Образ «эпоха поздних римских веков» в оценке того, к чему пришел Запад, актуален сегодня – последние века Римской империи были темными, связаны с государственными переворотами, феноменом плебса, массы. В это время городские массы деградировали, и глас народа не был гласом божьим. Поэтому казалось, что империя при Августах будет существовать вечно. И за два года до краха ГДР на заседаниях правящей партии провозглашались здравицы сотням лет развития социализма на немецкой земле. Картину завершения «золотого века» Римской империи видим и сегодня: массы Запада включены в непроизводительные виды деятельности, глобальное казино, видеоигры – все что получает в движении Л. Ларуша название «новое насилие». Поэтому массы проходят через механизм дезобразования, дезинтеграции и сегодня познавательный уровень населения резко падает. Система классического образования была сломана в 1968-1969-е гг. ХХ в. в ходе реформ на Западе, а майские события 1968 г. составили молодежную революцию. В результате мутации культурной парадигмы появилась господствующая наркоконтрроксекскультура. В результате Запад получил новое поколение учителей, которые прошли через систему ломки культурной парадигмы и были задействованы на то, чтобы развивать человека в плане самоутверждения, поиска неповторимой личности, переоценки экзистенциальных ценностей вплоть до дауншифтинга. Человек перестал ориентироваться на творчество, на производительный труд, он стал конвертировать свой капитал, финансы и время в удовольствия, в том числе в виртуальные формы наслаждения.

Окончательно изменился характер труда – он утратил остатки протестантского служения. Производство для обмена не является истинно человеческим способом бытия, поскольку дегуманизирует труд, продукт труда и обмен. Французский марксист О. Корню пишет: «Труд более не является, в действительности, производственной деятельностью, посредством которой человек реализует свою сущность; становясь средством приобретения богатства, он теряет свой человеческий характер и начинает действовать как дегуманизированный человек, а в отчужденном труде исчезает отношение производителя к своему труду». ^{[17, p. 7]} В этом устаревшем способе производства утрачивается человеческий характер. Сам обмен полностью утрачивает человеческий характер. Установление коммерческих отношений между людьми посредством предметов не выражает их внутреннюю сущность, разрушает отношения между людьми и искажает их подлинные социальные связи. Очевидно, что и в России стала складываться ситуация, когда множатся массы, требующие «хлеба и зрелищ», причем оснований для этого в России гораздо меньше, чем на Западе, который научился грабить весь мир и поддерживать высокий материальный достаток значительной части населения, когда они могут предаваться наслаждениям, не думая о последствиях этого.

После краха социалистического общества в нашей стране мыслить по-старому стало невозможно. В отличие от западников, принявших рынок и буржуазную демократию за панацею социальных конфликтов и столбовую дорогу мировой цивилизации, белые патриоты обратились к церкви и русской православной традиции, причем в православии они обнаружили государственную идеологию новой России. Капитализм ими был понят как продукт единой вечной денежной цивилизации, в которой древний Рим мало отличается от современных США и стран Евросоюза. Этой тематике посвящена совокупность трудов известного экономиста-историка В. Ю. Катасонова ^[7]. Автор обвиняет К. Маркса в том, что тот своими трудами сработал на эту денежную цивилизацию и обратил внимание читателей на капиталистов, спрятав в тени ростовщиков, ссудный процент и финансовый капитал. На это обстоятельство также обращает внимание В. К. Бакшутов в ряде монографий, суть которых можно выразить названием его ранней брошюры «Ленин против Маркса», где западный марксизм с иудейскими корнями противопоставляется автором русскому социализму В. И. Ленина. ^[1]

Поскольку нам пришлось быть научным редактором ряда монографий этого гонимого еще по партийной линии уральского философа, поясним, что основные труды В. К. Бакшутова относятся к проблеме высших социальных чувств человека, а вся его философская доктрина изложена в форме "философии чувств". В наших беседах автор полагал, что в философской антропологии старая точка отсчета – разум заменяется высшими социальными чувствами человека. Основным содержанием исследования здесь становятся не философия разума, не социальные или природные компоненты человека, а высшие социальные чувства человека, составляющие его действительную сущность. Но откуда берутся и как формируются эти социальные чувства? Ряд независимых исследователей выводят социальные чувства из высших социальных ощущений четвертого порядка, а у В. К. Бакшутова эти чувства присущи человеку, подобно описаными поэтом любви к родному пепелищу и любви к отеческим гробам. Но поэтам и литераторам положено не открывать научные законы, а поскольку "умом Россию не понять", им остается в нее "только верить". У философов и ученых другие задачи.

Поскольку сущность является, и она должна реализоваться в той или иной форме – ясной или затемненной – В. К. Бакшутовым выдвинута бинарно-цивилизационная парадигма философии истории, согласно которой все цивилизации разделяются на два основных типа: антропогенные и техногенные, которые попеременно сменяют друг друга. Выработав свой ресурс на одном этапе исторического развития, и уступив лидерство противоположной по типу цивилизации на другом витке исторического движения, каждый из этих типов цивилизаций имеет возможность вновь возродиться на следующей ступени. Согласно этой концепции, формационные изменения являются частным случаем цивилизационного развития человечества. Такая концепция может быть названа "Бакшутов против Маркса" и, несмотря на то, что автор издал книги "Капитализм-социализм: кто ведет человечество", "Восток-Запад: кто ведет человечество", итоги его поисков резюмируются в названии книги "Цивилизации против варварства", что только подтверждает схему Ф. Энгельса и приводит автора по кругу к самому началу поисков - к изучению классов, формаций и социальной сущности человека. А в марксовом научном понимании общества сущность на самом деле не проявляется, но формируется всей совокупностью общественных отношений в ходе исторической практики, или совпадения изменения обстоятельств и самих людей.

Наши споры с В. К. Бакшутовым представляют собой не только разногласия поколений и направлений философов, а, учитывая, что В. К. Бакшутов был учеником А. Ф. Лосева, приходилось спорить с самим А. Ф. Лосевым и его традицией. Опираясь на выводы психологической и педагогической наук, согласно которым математические способности, техническое мышление и творческая самостоятельность в этой области формируются на 5 – 7 лет раньше, чем способности и творческая самостоятельность в сфере философских и общественных наук, автор пришел к заключению, что набор в высшие учебные заведения необходимо проводить с учетом таких особенностей. Для этого целесообразно установить обязательный трехлетний трудовой стаж для абитуриентов и аспирантов, поступающих на обществоведческие специальности. Этот вывод противоречит интересам тех, кто заинтересован иметь в сфере надстройки кадры послушных исполнителей и угодников, лишенных творческой самостоятельности, еще не знающих реальной жизни общества и приучающихся слепо выполнять приказы научного шефа. Понятно, что советский бюрократический клан сразу же поставил заслон идее В. К. Бакшутова.

Мы со своей стороны поставили вопрос не об изучении проявлений социальных чувств как сущности человека, но вопрос о формировании - стихийном или целенаправленном - этой сущности в различных общественно-экономических формациях. В нашем понимании это вопрос о единстве учебной и внеучебной работе, о том, что если преподаватель будет безразличен к вопросам мировоззрения, вопросам духовных ценностей народа, то станет урокодателем, что нарушает нашу культурную традицию. В укрепление этой традиции мы предложили обязательную работу профессорских собраний, введение под руководством кафедр культурологии единого государственного экзамена по общекультурной подготовке, то есть создание целостной системы образования взрослых. Науку об этом мы назвали андрагогикой неоиндустриализма – наукой XXI в., и описали ее в двух изданиях книги «Как образовать взрослых». ^[9]

Образование должно быть целостным, единым процессом: образование всегда андагогика, работа с взрослыми и общение с детьми как взрослыми, потому, что мы в широком смысле – люди взрослые и инфантилизация населения является совершенно неправильной. Но возникает еще проблема – говорят, что нельзя воспитывать человека-взрослого, поскольку у него есть права и даже имеется право на глупость, поскольку в рыночном обществе никто никому ничего не джолжен, а значит можно воспитывать только ребенка. Но как тогда получить зрелых взрослых - как получить курицу из яйца, не разбив яйцо? На практике родители принимают условия общества и отправляют детей по согласию в так называемую "школу двух коридоров" для обучения, а школа является главным идеологическим аппаратом государства, также как церковь в средние века была главным идеологическим аппаратом государства. На выходе из аппарата получается воспитанный и воспитуемый взрослый индивид, обладающий личной субъектной формой.

В заключение необходимо отметить, что формирование теории и практики цивилизационного неоиндустриализма в рамках третьей исторической формы социализма предполагает не отказ и исключение из употребления понятия человека, а переход к развитию практической связи между общественными отношениями и реальными людьми. Это значит, что классовая борьба и диалектика развития получат наиболее адекватное выражение в философии и общественных науках ближайшего будущего, а качественные критерии в науках проявятся в понимании проблемы человека, его формирования в свете цивилизационного неоиндустриализма как пятой мировой теории в русле третьей исторической попытки построения социализма.