Project thinking and “project manager” (philosophical-culturological explication)

Прежде всего, мы сделаем некоторые поясняющие комментарии по поводу некоторой терминологии, использующейся нами по тексту данной статьи. Во-первых, это касается центрального понятия «homo projectus» в значении «человека проектирующего и проектируемого», носителя проектного мышления в культуре. Определяя его качественную специфику мы, в частности, ссылаемся на исследования К.В. Сосновской, реализующий анализ экзистенциального мира «человека проектирующего», которая пишет, что: «Проектная деятельность становится для субъекта фактором, определяющим главное содержание его бытия, он склонен воспринимать саму действительность как «проект», …проектирует своё настоящее и самого себя из воображаемого будущего» ^[12]. В результате «в экзистенциальном пространстве личности обостряется борьба двух противоположных «самообразов» - «Я-твари» и «Я-творца» ^[12].То есть мы, не вводим новое понятие, а даем ему свою интерпретацию, показываем, что сама идея «человека – проектировщика, равно как и протопроектных практик не нова, восходя к ранним личностно-ориентированным практикам. В этом плане «протопректные» идеи античных, средневековых и пр. мыслителей стали прелюдией современного проектирования, заложив «рациональное» зерно в эту сферу мыслительной деятельности человека. Мы, со своей стороны, углубляем понятие «человека проектирующего», поднимая его смысловое значение до философского концепта путем погружения его как «двойственного», «пограничного» субъекта-деятеля в современную проектную культуру, где он не просто индивидуум, а пограничный стереосубъект, бытие и сознание которого на границах двух миров – здесь (настоящее) и там (будущее). Отсюда его образ обладает чертами «стерео», в нем смешиваются и сугубо природные «тварные» признаки, и актуально-социальные (я-деятель, способные перестаивать себя и творить будущее.

Во-вторых, поскольку в эпицентре нашего рассмотрения человек проектирующий, носитель проектного мышления, постольку нам представляется правомерным говорить не о проективной (это, с нашей позиции, «узкая» скорее технократическая, трактовка) а о «проектной» культуре, предполагающей рационально-рефлексивную темпоральную форму бытия, включая ноосферные модели будущего (т.наз. «космическое проектирование»). На данном основании мы разводим понятия «проектная» и проективная» культура (ы) и соответственно пишем о феноменах «проектного мышления», «проектной мыследеятельности» (а не «проективной). Добавим, что наше собственное понимание подкрепляется отсылками к справочно-энциклопедическим изданиям, к концептуальным авторским построениям по данной проблематике (прежде всего, это системные исследования крупных отечественных специалистов в данной области: А.В. Розенберга, Г.П. Щедровицкого и П.Г. Щедровицкого О.И. Генисаретского, а так же В.М. Розина, идеи которого мы развиваем в ряде наших работ и кандидатской диссертации). То есть, для нас в концептуальном плане важно понимание проектной культуры как культуры особого, проектного типа, которая себя не только полагает, но и предполагает, возникая достаточно поздно – на основе выделения инженерной деятельности в процессе становления индустриального общества и техногенной цивилизации западноевропейского типа.

И еще один «терминологический нюанс», который мы хотели бы дополнительно прояснить. Он касается термина проектно-мыслительная деятельность (а не проектной деятельности) представляется нам более адекватно отражающим существо и тонкости именно культурного проектирования, его специфику и аспект особой роли именно культурного проекта для судеб современного человечества. Рамки статьи ограничивают наши коннотации на этот счет, потому скажем лишь, что концепт «проектно-мыслительная деятельность» вмещает в себя не просто «деятельность в сфере проектирования, а осознанную отрефлектированную работу проектного мышления, «просчитывающего» все риски и угрозы от проекта еще до стадии его реализации. .В качестве примера культурного проективования можно назвать проектно–утопический дискурс «русского космизма» в лице Н.Ф. Фёдорова, К.Э. Циолковского, В.И. Вернадского, А.Л. Чижевского, Н.А. Умова, Н.Г. Холодного и пр.), где были предвосхищены многие современные, спорные и перспективные, проектные идеи (регуляции, автотрофности, ноосферности Вселенной, долголетия и бессмертия, и т.п.). Так же свое время проектная мыследеятельность стимулировалась проектно–концептуальными идеями этико-педагогического новаторства, восходящими к гуманистической парадигме Я.А. Каменского (проекты воспитательных практик), проектными идеям И.Г. Песталоцци и Ж.-Ж. Руссо (этикоцентричная концептика воспитания в русле экзистенциальной и персоналистической педагогики) и пр. Разумеется, объем статьи не позволяет развивать иллюстративную конкретику широкой представленности проекта в культуре.

Предпринимая попытку отрефлектировать субстанциональные характеристики «homo projectus» (включая фундаментальные универсально-антропологические и социально-преобразующие проявления его активности) мы в данной проблемной зоне постараемся определить качественную специфику бытия «проектной мысли» как новой культурной реальности. Той, на общем фоне которой радикально меняется глубинная мотивация мыследеятельности человека, и, что важно, его мировоззренческих принципов и идеалов. Собственно, в этом «нюансе», на наш взгляд, и следует искать основания имеющих место парадоксов и метаморфозов проектной мыследеятельности и бытия проекта в культуре, которые в визуализируются в современных культурных практиках, формируя дискуссионное поле вокруг места, роли и особенно вокруг границ социокультурного проектирования. В свою очередь, проектное мышление обосновывается нами как специфическая форма опережающего отражения действительности, как образ новой культурной реальности, выходящей за пределы традиционной культурной парадигмы и не вполне еще осмысленной сегодняшней наукой и философией. Примерно в таком русле формируется наш общий контекст рассуждений.

Рефлексивно-теоретические формы проективности изначально были связаны с философским мышлением, с осмыслением глубинной онтологии мира, телеологии жизнедеятельности человека и смыслов его бытия, с различными проектами социального обустройства, а, значит, с попытками человека в проективной форме понять мир и себя в этим мире, объяснить «необъясниме» - Тайну, Чудо, Загадки мироздания. Поэтому нередко социальные проекты принимали (и принимают до сей поры) формы мифа и утопии, носителей высшей аксиологии и виртуальной императивности, обладая как силовой динамикой переустройства обществ, так и энергией разрушения социумов и культурных миров. Наконец, в значительной мере своевременность нашей работы, ее смысловая напряженность обусловлены деструктивными издержками техногенной цивилизации. А точнее - неоправданным выбором «неразумных» жизненных и познавательных стратегий человечества. На этом фоне особую тревогу вызывает прогрессирующая динамика необратимых последствий глобальной саморазрушительной деятельности, генератором которой является вооруженный рассудочным интеллектом и отвлечёнными знаниями «homo projectus» (человек проективный), носитель проектного мышления – универсального инструмента социокультурного проектирования настоящего и будущего.

Начальные попытки сознательного, рефлексивно–теорийного проектирования культурных практик представлены в образах человека и социума античной классики (номотетика в «проектных» сочинениях Платона, Аристотеля, Демокрита, Гераклита, Сенеки, Плотина, Цицерона и др.), продолжаются в теологическом контексте Средневековья, соединяющем в себе базовые компоненты схоластики (Фома Аквинат) и мистики (Св. Франциск); в ренессансной культуре дополняется формами проективно–архитектурной деятельности, важной для генезиса проектных идей и проектирования «в себе и для себя» в последующих стадиях эволюции человека. В целом же генезис проектного мышления позволяет нам идентифицировать данный феномен в качестве культурно-исторического антропологического результата, обнаруживающего себя в философских традициях, формах духовного производства и культурно-исторических системах знания, что позволило реализовать критику его концептуальных модернизаций и выработать определение «проектного мышления» как рефлексивной мыследеятельности и перспективного темпорального проекта бытия культуры.

В культуре ХХI века феномен проектного мышления активно входит во все сферы человеческой жизнедеятельности, вне зависимости от национальности, религии, гражданства, уровня образования и культуры, социального статуса. В рецентном мире это именно тот самый фундамент, на базе которого выстраивается система новых координат: мировоззренческих принципов, представлений о мире и месте в нем. Это означает, что сегодня радикально меняется глубинная мотивация деятельности проектно мыслящего человека. Общая панорама современной проектной культуры, в рамках которой мыслит и действует «человек проектирующий», такова, что «homo projectus» удерживает в сознании всё больше вариантов возможного будущего, а претерпеваемую им действительную ситуацию представляет как «черновую», гипотетическую. В проектном мышлении человека присутствует вызов самому себе, вынуждая субъект занимать мобильную позицию, в том числе и в плане диалектики саморазвития, расстановки онтологических приоритетов и культурных предпочтений.

Его субстанциональные характеристики включают в себя следующие параметры: активно-творческое, конструктивно-созидательное отношение к действительности; креативность принятия решений в поле поле реализации проекта (включая «точки разрывов»; способность к перепроектированию, системному соединению «картин» прошлого и будущего; стрессоустойчивость к «вызовам времени». Он способен понимать деятельность других, создавать социальную площадку для своего действия, осваивать новые формы мышления и деятельности под решение конкретных задач ^[3]. К отрицательным характеристикам «homo projectus» мы относим такие, как: утрата целостности социального пространства, инверсия ценностей и идеалов, более не работающих в пространстве сегодняшнего настоящего; восприятие социальной реальности как опасной, непредсказуемой «зоны риска», рискогенной территории; изменение отношения к категории «времени» (его уплотнение; устремленность в будущее и его переживание как «подлинного настоящего», в то время как настоящее воспринимается субъектом-проектировщиком как пребывающий в процессе постоянной корректировки проект. То есть, размывается граница между настоящим («черновик», прелюдия) и будущим («истинная реальность»). Сюда же примыкают такие отличительные субстанциональные черты: субъект сам создает себя в своем настоящем, корректируя и проектируя его из будущего (осознаваемого в качестве наличествующей действительности); причем базовые смыслы и ценности настоящего помещаются в будущее. В итоге настоящее воспринимается как «проект», а проект идентифицируется как реальная «действительность»; «homo projectus» живет в атмосфере постоянной угрозы «утраты себя», его социальное бытие мозаично и фрагментарно, не привязано к «месту жительства». Ему присущ космополитизм (государственный, национальный, культурный отчасти религиозный), т.е. превращение в стереосубьекта; культурная всеядность: субъект не является прямым носителем установок и ценностей определенной культуры, ему свойственна культурная, религиозная и социальная секуляризация. А его статус получает значение «человека-модуля», отдельные элементы которого, в сущности, не образуют собой единого эстетического и функционального целого, скорее он сравним с эклектичной, но в меру функциональной, модульной единицей (так сказать - «живая конструкция»).

Нам представляется, что «homo projectus» – это собирательный, обобщенный образ человека-космополита, лишенного твердой опоры социального бытия; но при этом он, будучи мобильным, «идет в ногу» с темпами современного общества, которые во многом сам и задает. Можно говорить, что перед нами тип человека – деятеля, ощущающего себя «за гранью» любых границ, свободного в собственной реализации; он так называемый «чистый проект», который в проекции его бытийного статуса изначально активен по отношению к миру. Поэтому крайне необходимо создание нового проектного мышления, которое бы отвечало на вызовы времени, будучи свободным от уже осознанных недостатков.

Обозначенные тенденции в определенной мере затрагивают институт научного сообщества, повышая апелляции общества к проведению последовательной позиции ученого и к рефлексивности научного знания, в связи с чем мeтодологичeским постpоeниям, по нашему мнению, должно пpeдшeствовать четкое понимание места науки в целостной систeмe чeловeчeской дeятeльности. В том числе в проектной, доля и значение которой возрастает в условиях глобальных проблем современности. В этой связи важна деятельность института гуманитарной экспертизы по оценке возможных гуманитарных рисков (а не только преимуществ) от применения конкретного инновационного проекта ^[2]. Подчеркнем, что описанное проектное поле задает не только среднесрочные, но, и с учетом диалектики будущего, долгосрочные перспективы онтологических границ человека и человечества - метафизические и экзистенциальные смыслы и ценность бытия. А понятие «самоценности жизни» и «status quo» человека трактуются нормой всякой познавательной и творческой деятельности «человека проектирующего». Ориентируясь на нее, современное проектное сознание должно вырабатывать культурные и жизненные стратегии настоящего и будущего человечества, а сама проектная деятельность употребляться исключительно во благо человеческого рода. с учетом изложенного, можно говорить о внешних и внутренних границах проектного мышления и проектной деятельности. В первую очередь, это связано с тем, что, как пишет В.М. Розин: «Проект становится культурным и социальным действием и его некритическая реализация может превратиться в социальное и культурное насилие. И лишь предложение проекта на общественный суд уменьшает опасность такого призыва ^[7].из этого, нам представляется, что действенной формой внешнего ограничения проектирования (внешние границы) и «контроля» (особо эпатажных популистских проектных практик) может выступать такая организация, как «Институт общественного обсуждения проектов» Разумеется, ограничение проектирования «извне» не в коей мере не исчерпывает собой границ проектирования (в большей степени это контролирующая инстанция, выступающая в роли «внешнего фильтра» на правах общественного мнения.

Также значимы внутренние границы проектирования, которые на разном уровне осознаются деятелем-проектировщиком либо как препятствия, либо как бессмысленность, абсурд, опасность и т. п. «История культуры, отмечает В.М. Розин, демонстрирует разную степень толерантности к проектным инновациям: есть периоды большого консерватизма, когда границы проектирования сужаются, есть и периоды резкого расширения этих границ»^[7,8]. Например, один из ярких периодов расширения границ проектирования приходится на начало ХХ века и к которому проектирование стремилось в 1950-х-1970-х годах, когда ситуация изменилась. ^[7,8]. Наряду с этим следует подчеркнуть историчность проблемы границ проектирования, что обусловлено динамикой инновационных процессов в социуме и их новым качеством (рациональность, планомерность, организованный характер инновационного движения), в ходе чего меняется статус проектирования. Оно «превратилось в сферу и начало экспансию в другие области деятельности культуры, актуализируя вопрос о границах и затрагивая также область инновации» ^[6].В самом деле, надо понимать, что специфика культурного проектирования в различных областях базируется на понимании творческой сути проектной культуры, позволяя с творческих позиций выстраивать отношения к культурным объектам проектирования, в основе которых лежит, во–первых, понятие «ценностного чувствования» содержания образов, и, во-вторых, внутренняя мотивация «мастера», «творца» (а в нашем случае проектировщика) по претворению содержания образов в проектные замыслы будущих, желательных состояний образа существования этих объектов в культурной среде. «Для понимания культуротворческой роли проектирования важно, что новые ценности, выявляемые в проектных образах, становятся доступными обществу лишь после того, как эти образы созданы и критически осмыслены» ^[15].

Таким образом, под феноменом проектного мышления мы понимаем закономерный культурно-антропологический процесс, восходящий к ранним стадиям культуры и первичным личностно ориентированным практикам. Согласно нашей собственной интерпретации, «Нomo projectus» – «человек проектирующий и проектируемый» (он же «модульный человек» Э. Геллнера и «человек в осаде» Ж.-П. Сартра) ^[11], это новый культурный и интеллектуальный феномен, универсальной матрицей самореализации которого выступает проектное мышление как специфическая форма опережающего отражения действительности, новая культурная реальность, выходящая за пределы традиционной культурной парадигмы. А в проекции бытийного статуса он – «чистый проект» (активен, рискогенен, профессионален, унифицирован, космополитичен, «гражданин мира» и пр.), бытие которого отличается пограничным эффектом «столкновения с будущим», «рваным» темпом, отсутствием демаркационных линий и границ (от территориальных до творческих и самосозидательных). В своих субстанциональных антропологических характеристиках перед нами своего рода транскультурный, то есть, лишённый отличительных региональных черт «стереосубъект», который ощущает себя «демиургом бытия и мира.