On the importance of professional activity for psychological wellness of middle-aged and elderly individuals

Kantor Yuliya Borisovna PhD in Psychology Docent, the department of Differential Psychology and Psychophysiology, Russian State University for the Humanities 125047, Russia, g. Moscow, ul. Miusskaya Ploshchad', 6 korp.6 Jullialiaa@yandex.ru Other publications by this author

Введение

Для большинства людей период старения является сложным и неоднозначным. На современном этапе развития знаний об этой части жизни человека авторы указывают как на негативные, так и на позитивные изменения, происходящие в поздние периоды онтогенеза.

Одной из теорий, объясняющих изменения функционирования личности в позднем возрасте, является теория активности Я. Стюарт-Гамильтона ^[8]. Автор предполагает, что снижение социальных связей в пожилом и старческом возрасте является результатом отказа общества от стареющих людей. Однако, у лиц пожилого возраста сохраняется стремление поддерживать социальные связи. Их желание продолжать социальную активность может быть реализовано несколькими способами: долгим поддержанием периода трудовой активности или укреплением связей с семьёй и друзьями после выхода на пенсию. Теория активности указывает на естественное стремление многих пожилых людей объединяться с другими в группы и деловые сообщества. То, насколько успешны окажутся лица позднего возраста в сохранении или построение новых социальных взаимодействий, будет отражаться на их личностной и профессиональной Я-концепции.

Профессиональная Я-концепция является частью личностной Я-концепции. С.Т. Джанерьян определяет профессиональную Я-концепцию как «систему сопряженных с оценкой представлений человека о себе как субъекте профессиональной деятельности и как личности, предназначенную для реализации тех или иных по содержанию смысловых отношений человека к профессии и через это для обеспечения его собственного функционирования и саморазвития / самореализации в профессии» ^[1]. Центральным звеном профессиональной Я-концепции, с точки зрения автора, является смысловое отношение к профессии; нахождение глубинных смыслов своей деятельности. Именно оно принимает ведущую роль и в связи отдельных элементов, и в сочетании личностных и профессиональных компонентов профессиональной Я-концепции. Как основная функция профессиональной Я-концепции рассматриваетсяпознание и осознание человеком самого себя, своего места в регуляции и интеграции собственного поведения и деятельности. Через эту функцию профессиональная Я- концепция осуществляет регуляцию деятельности, обеспечение взаимоотношений с профессиональным сообществом, развитие личности в профессиональной сфере.

Сама по себе профессиональная Я-концепция не является статичным образованием, для нее характерны изменения и развитие. Состояние профессиональной Я-концепции в позднем возрасте во многом остается не исследованным, поэтому коснемся вопроса ее развития. По Д. Сьюперу профессиональная идентичность проходит через пять стадий формирования ^[20]. Она проходит через стадии пробуждения, исследования, установления и консолидации. Идентичность лиц позднего возраста может находится на четвертой или пятой стадиях развития. Четвертая стадия, стадия сохранения, подчинена лейтмотиву стремления к защите своего достигнутого ранее профессионального статуса. Успешность этой стадии (занятие руководящих постов или противодействие инновациям, к которым человек может быть не готов) зависит от ряда личностных характеристик и успешности построения карьеры. Пятая стадия, стадия пенсионерства, означает уход из профессиональной жизни и подразумевает анализ достигнутых результатов. Наличие у человека ясной профессиональной Я-концепции делает вероятность возникновения острых личностных кризисов после выхода на пенсию низкой.

На ряду с термином «профессиональная Я-концепция» в литературе часто используется близкое, но не идентичное понятие «профессиональная идентичность» ^[3],[5],[10]. Ю.П.Поваренков определяет профессиональную идентичность как принятие индивидом на социальном и психологическом уровнях профессиональных ценностных позиций, нормативных для данного профессионального пространства, указывая на значимость этого процесса для формирования ценностной сферы индивида ^[5].

Профессиональная идентичность существенным образом влияет на самооценку индивида и уровень его самоэффективности. Вероятней всего ее характеристики будут иметь значение и для феномена психологического благополучия. Наиболее разработанной и удобной теорией психологического благополучия является концепция К. Рифф ^[19]. Итак, психологическое благополучие определено К. Рифф как базовый субъективный конструкт, отражающий восприятие и оценку своего функционирования с точки зрения вершины потенциальных возможностей человека. Для К. Рифф благополучие предполагает реализацию широкого диапазона психологических возможностей. При этом оно является многомерным динамическим процессом, а не окончательным состоянием.

Подобный подход позволил ей обобщить и выделить шесть основных компонентов психологического благополучия: самопринятие, позитивные отношения с окружающими, автономия, управление окружающей средой, цель в жизни, личностный рост.

К. Рифф указывает на то обстоятельство, что выделенные ею компоненты интегрируют в себе различные структурные элементы других теорий, нацеленных на определение понимания позитивного функционирования личности. Например, такой компонент как самопринятие включает в себя не только самоуважение и самопринятие, описанное у А. Маслоу, К. Роджерса, Г. Олпорта и М. Яходы, но и признание своих достоинств и недостатков, включенное в концепцию индивидуации К.-Г. Юнга, а также принятие собственного прошлого, описанное Эриксоном как часть процесса эго-интеграции.

В англоязычной литературе можно найти множество исследований, описывающих условия успешного или здорового старения и различных личностных, социальных и индивидуальных характеристик. Показано, что такие характеристики как осознанность ^[12], склонность играть (playfulness) ^[22], социально-экономический статус ^[16], вовлеченность в социальную активность^[21], специфическим образом связаны со структурой психологического благополучия. Вовлеченность в социальную активность может реализовываться через различные варианты деятельности: это может быть организованный на основе интересов субъекта досуг, активная реализация семейных ролей или сохранение профессиональной деятельности. Каждый из этих вариантов будет иметь отражение в идентичности лиц пожилого возраста и их Я-концепции.

Эмпирическое исследование вклада различных форм социальной активности в уровень психологического благополучия

Задачами данного исследования является:

1. изучение особенностей структуры и уровня психологического благополучия у людей пожилого и старческого возраста;

2. анализ вклада в уровень психологического благополучия таких форм социальной активности как профессиональная деятельность и рекреационное поведение.

Гипотеза исследования: основополагающим типом социальной активности, влияющим на уровень психологического благополучия, будет вовлеченность в профессиональную деятельность. Вклад вовлеченности в профессиональную деятельность будет опосредован факторами социально-психологической адаптации.

Методики исследования:

1. методика К. Рифф для измерения психологического благополучия (авторы адаптации Т.Д. Шевеленкова, П.П. Фесенко);

2. методика К. Роджерса, Р. Даймонда. для диагностики социально-психологической адаптации;

3. Анкета социально-демографических характеристик.

Эмпирическая база исследования: всего в исследование приняло участие 238 человек. 148 человек вошло в группу пожилого возраста (от 55 до 74 лет, средний возраст составляет 63 года); 110 человек принадлежат группе старческого возраста (возрастной период с 75 лет до 92 лет, средний возраст 79 лет). Количество мужчин в каждой группе соответственно 25% и 27%.

Таблица № 1. Характеристики выборки

Выборка комплектов­алась на основе собеседований в клубах ветеранов войны и труда и в группах, объединяющих пожилых в разных формах рекреационной активности. При комплектовании выборки каждый испытуемый проходил собеседование, включавшее заполнение биографических данных и самооценку по двум позициям: состояние здоровья и материальное обеспечение.

Вовлеченность в профессиональную деятельность как источник психологического благополучия

Фактор занятости и его взаимосвязь со структурой психологического благополучия был проанализирован с точки зрения двух переменных: наличие профессиональной занятости и участие в групповой рекреационной деятельности. В таблице №2 представлены средние значения в группах «наличие профессиональной занятости» и ее отсутствие.

Таблица № 2. Сравнение ПБ в группе работающих и неработающих в поздний период онтогенеза

Статистически значимые различия по t-критерию Стьюдента при p< 0.01, отмечены**, при p<0.05, отмечены*.

Как видно из таблицы № 2, уровень психологического благополучия значимо выше у работающих людей по сравнению с неработающими. Были обнаружены и значимые различия по одному из компонентов ПБ – управление средой. Работающие люди в большей степени чувствуют, что они управляют обстоятельствами своей жизни. По остальным основным шкалам значимых различий выявлено не было, однако все оценки выше в группе «наличие профессиональной занятости».

Были обнаружены различия и по одной из дополнительных шкал – шкале осмысленность жизни. Эти шкалы были дополнительно разработаны Т.Д. Шевеленковой и Т.П. Фесенко. Лица, вовлеченные в профессиональную деятельность, в большей степени ощущают наличие в их жизни смысла, наличие целей и возможностей их реализации.

Интересно, что в эту группу вошли лица, сфера деятельности которых существенно различается: от писателя – до консьержки, от преподавателя вуза до охранника. Механизм влияния этого фактора может быть разным: работающие люди, как правило, имеют более широкий круг общения, в большей степени сохраняют свою материальную независимость, в большей степени удовлетворены своим трудом. Как показано в различных исследованиях, наличие работы так же связано с высоким уровнем адаптивности и интернальности. Кроме того, если, будучи пенсионером, человек продолжает работать, значит у него есть мотивация и физическая возможность, это делать. Можно говорить о том, что общее состояние организма человека, который может работать, сохраняет высокие функциональные возможности.

Укажем на то, что часто наличие высшего образования рассматривается как предиктор высокого уровня психологического благополучия ^[13]. Возможно, ли что люди, сохраняющие профессиональную деятельность в позднем возрасте, чаще имеют высшее образование и именно это определяет их высокий уровень психологического благополучия. Для проверки этого утверждения мы провели статистический анализ различий в структуре психологического благополучия у лиц позднего возраста с высшим образованием и без него. При статистической обработке данных значимых различий в уровне образования как в группах пожилого и старческого возраста, так и по группе позднего возраста в целом обнаружено не было. Это означает, что уровень образования никак не связан с высоким или низким психологическим благополучием. По данным зарубежных авторов, такая связь существует; в этих исследованиях наличие этой связи объясняется через зависимость уровня дохода от образования. Имея в виду социальное и экономическое положение российских пенсионеров, вероятней всего, в условиях нашей страны такая связь отсутствует. Итак, для российской выборки фактор образования значения не имеет и полностью перекрывается вкладом профессиональной деятельности.

Второй фактор занятости, проанализированный в данной работе - участие в групповой рекреационной деятельности. Одна из групп данного исследования состояла из людей посещающих клуб ветеранов и клуб, созданный благотворительной организацией. Всех этих людей объединяет наличие регулярного организованного (часто самими участниками клуба) досуга. Они встречаются раз в 2 недели для того, чтобы пообщаться, послушать лекцию, отметить праздник, послушать концерт, решить какой-то общий вопрос. Состав этих клубов постоянный и меняется редко. Люди, посещающие мероприятия этих клубов, были отнесены к группе «участие в групповой рекреационной деятельности». При сравнении этих групп было учтено, что каждый из них, кроме возможности провести досуг, имеет возможность чувствовать себя частью определенной группы людей.

Статистическая обработка результатов по данной переменной показала отсутствие значимых различий. Их не было обнаружено как на протяжении возраста с 55 до 92, так и отдельно в группах пожилого и старческого возраста. Это говорит о том, что наличие организованного свободного времени не связано с психологическим благополучием. Возможно, те потребности, которые лица из группы «участие в групповой рекреационной деятельности» реализуют с помощью клубов, люди из другой группы точно так же реализуют другими способами. В дальнейшем было бы полезно сравнить психологическое благополучие людей, чей организованный досуг происходит чаще, чем раз в две недели.

Социальным фактором, дифференцирующим лиц пожилого и старческого возраста по интегральному показателю психологического благополучия, является фактор профессиональной занятости. Дальнейшей задачей данного исследование стало выявление личностных характеристик, опосредующих роль профессиональной занятости. Для того чтобы решить эту задачу, в группах «наличие профессиональной занятости» и ее отсутствие был измерен уровень депрессивности и социально-психологической адаптированности.

Результаты сравнения двух групп представлены на рисунке №1.

Рисунок №1. Различия по показателям социально-психологической адаптированности в зависимости от наличия профессиональной занятости

В гистограмме использованы следующие обозначения:

1 - социальная адаптированность,

2 - самопринятие,

3 - принятие других,

4 – эмоциональный комфорт,

5 – интернальность,

6 – стремление к доминированию.

Как видно из рисунка №1, работающие пенсионеры пожилого и старческого возраста отличаются значимо более высоким уровнем социальной адаптации и интернальности. Вовлеченные в профессиональную деятельность пенсионеры легче адаптируются к различным условиям и в большей степени чувствуют, что они управляют собственной жизнью. На ряду с этим, работающие лица отличаются значимо более низким уровнем депрессивности. Люди, у которых сфера профессиональной деятельности не присутствует, с большей степенью вероятности могут впадать в депрессивные состояния. Таким образом, высокий уровень психологического благополучия у людей, вовлеченных в профессиональную деятельность, связан с высоким уровнем интернальности и социальной адаптированности и низким уровнем депрессивности.

Что касается механизма взаимодействия социальной адаптированности, профессиональной идентичности и психологического благополучия, то здесь есть большое поле для построения гипотез. Индивидуальная адаптируемость в зарубежной литературе чаще всего описывается как личностная черта. В широком смысле слова она определяется как способность изменяться под влиянием опыта. Она включает в себя гибкость в функционировании и способность к совладанию с различными ситуациями, обладая как личностным, так и когнитивным аспектами. M. Muraven и R. Baumeister описывают ее как способность к саморегуляции, наиболее ярко проявляющуюся в новых ситуациях ^[15].

M. Zorzie в своем анализе индивидуальной адаптируемости использует компоненты адаптивности, описанные T. Rench: понимание задачи изменений, признание наличия сигналов, говорящих о необходимости изменений, изменения в когнитивных установках, чувствах и поведение, и успешность изменений ^[23]. Успешное осуществление адаптации требует согласованной работы многих уровней индивидуальности. Работающие пенсионеры, видимо, больше тренируют в себе эту черту или изначально имеют высшие оценки адаптируемости. Можно предположить, что индивидуальная адаптируемость имеет особую значимость для сохранения эффективного функционирования индивида в поздние периоды онтогенеза и один из путей реализации этой задачи - поддержание высокого уровня психологического благополучия, в том числе и посредством включенности в профессиональную деятельность.

Заключение

В литературе, посвящённой старению, кризис старости рассматривается, как связанный с постепенным разрушением социальной идентичности стареющего человека ^[11]. Утрата социальной идентичности или ее уменьшение становится одним из факторов инволюции в поздние периоды онтогенеза. Е.П. Еромолаева, анализируя возможности личностного развития в пожилом и старческом возрасте, описывает феномен ресоциализации, возврата в общество через выбор и осуществление социально значимой деятельности ^[3]. Такая деятельность дает ресурс для поддержания и развития связей с обществом, для трансляции своего уникального опыта. Наличие значимой деятельности становится фактором, увеличивающим вероятность благополучного старения. В исследованиях Ермолаевой отмечается, что личностное развитие пожилого человека в социально значимой деятельности возможно только в том случае, если ей предается смысл труда, а не досуга. Это созвучно данному исследованию, в котором показана роль именно включенности в профессиональную деятельность для формирования психологического благополучия. Вероятней всего это так же указывает на то, что сохранение и, возможно, развитие профессиональной деятельности влияет на идентичность пожилого человека. К функциям профессиональной идентичности по Л.Б. Шнейдер относятся идентификацию себя с профессиональной группой, оцениваемой позитивно, и отчуждение относительно других профессиональных сообществ; раскрытие своего функционального потенциала, самоосуществление ^[10]. Е.П. Ермолаева выделяет такие функции как обеспечение профессионального центризма и устойчивой профессионально-ментальной позиции с параметрами константности и преобразующий потенциал личности в профессии. Как показывают данные, приведенные в статье, наличие профессиональной деятельности связано с уровнем психологического благополучия и осмысленностью жизни. Для людей с высокими оценками осмысленности жизни характерно восприятие настоящего и прошлого, как осмысленного, у них есть убеждения, придающие жизни цель. Таким образом, профессиональная идентичность может играть роль фактора системной защиты личности пожилого человека от социальных угроз со стороны общества при старении. Причем роль профессиональной идентичности оказывается настолько значимой, что перекрывает различия по уровню психологического благополучия людей одиноких и состоящих в браке.

Интересно, что субъективные размышления пожилых людей о том, что им приходится продолжать трудиться, довольно часто носят негативный характер. Они говорят, что им тяжело, что у них нет сил, и они уже очень устали. Хотя объективные оценки их психологического благополучия демонстрируют благотворный вклад продолжения профессиональной деятельности. Исходя из этого, можно предположить, что источники психологического благополучия полностью не рефлексируются. Это делает актуальным вопрос о субъективных представлениях о источниках позитивного функционирования личности и объективных его причинах.

Хотелось бы отметить, что все работающие пенсионеры делали это в силу своей личностной позиции, желания сохранять профессиональный статус, а не в силу отсутствия выбора. Поэтому анализ результатов исследования не должен быть интерпретирован как необходимость принуждения к работе пожилых людей как можно дольше и не может быть использован как оправдание повышения пенсионного возраста. Практическая значимость результатов исследования состоит лишь в том, что на поздних этапах онтогенеза при желании индивида было бы полезно предоставлять ему возможность продолжать свой профессиональный путь в том или ином виде.