The Republic of South Sudan as an attractive target for absorption by external actors

Kochanova Tatiana Viktorovna senior research associate of the Institute for African Studies of the Russian Academy of Sciences 123001, Russia, g. Moscow, ul. Spiridonovka, 30/1 kochanova@rambler.ru

Южный Судан как лакомый африканский регион.

Новейшая история Республики Южный Судан (РЮС), исчисляемая с июля 2011 года, с момента обретения страной статуса независимого государства, немыслима без предыстории, длившейся долгие годы кровавых гражданских войн за отделение Юга от Севера. И если с этих позиций взглянуть на сложившуюся сегодня в Южном Судане ситуацию, то можно заметить, что уже тогда камнем преткновения гражданских войн был не столько этнический фактор, как долгие годы было принято считать, а пресловутые запасы нефти в регионе, 75% которых было сосредоточено именно в южной части. А если руководствоваться одним из правил марксистско-ленинской диалектики, то политика – это концентрированное выражение экономики.

Долгое время Суданское Народно-Освободительное Движение (СНОД) поддерживала Эфиопия в лице Мен­ги­сту Хай­ле Ма­риа­ма. После падения его режима в 1991 году в ор­би­ту «уре­гу­ли­ро­ва­ния юж­но­су­дан­ской про­бле­мы» включились глобальные игроки - КНР и США.

Анализируя ход и динамику развития событий в регионе на протяжении более четверти века, начиная с постоянных гражданских войн и заканчивая нынешним длительным вооруженным противостоянием политических сил, повлекшим за собой гуманитарную катастрофу в зоне конфликта, имеются вполне весомые основания предполагать, что и гражданские войны, и обретение РЮС независимости, и зарождение военного конфликта – все это звенья одной цепи под названием стратегия поглощения внешними акторами такого лакомого ресурсного региона как Юг Судана.

Подобную стратегию, определяемую степенью интереса к региону, не раз применяли «великие державы» ^[1] и продолжают успешно использовать в современных геополитических условиях крупные транснациональные корпорации. Решающую роль при этом, естественно, играет ресурсная база региона, в котором начинает разворачиваться противостояние.

Южный Судан в этом смысле является действительно привлекательным, поскольку считается третьим (после Анголы и Нигерии) по запасам нефти в Африке, которые по оценкам экспертов составляют от 3,75 до 5 млрд бар­ре­лей, с воз­мож­ностью до­бы­чи в 470–550 бар­ре­лей в су­тки ^{[2, с. 296]}. Для Юж­но­го Су­да­на нефть – глав­ный ис­точ­ник го­су­дар­ст­вен­ных до­хо­дов, основа экономики (98% бюджетных поступлений)^[3] и ВНП (80%). ^[3] Объем ВВП в 2014 г. – 11,8 млрд. долл. США, объем ВВП на душу населения в 2014 г. – 1200 долл. США ^[3]. Кроме нефти в РЮС богата запасами газоконденсатных жидкостей – 500 млн тонн ^{[4, с.27]}, природного газа – 62 млрд куб м. ^{[4, с.32]}. Также здесь имеются залежи железной руды, меди, хромосодержащих руд, цинка, вольфрама, слюды, серебра и золота ^[3]. Пользуется спросом древесина (тиковое дерево). .При этом 82 проц. населения, как это ни странно, занято в сельском хозяйстве, которое, кстати, развито очень слабо (в основном страна импортирует продовольствие из соседних государств, прежде всего из Уганды, или получает в рамках гуманитарной помощи).

Разумеется, такой богатый природными ресурсами регион нуждается в настоящем хозяине, а когда его нет, априори становится зоной риска для местного населения (с точки зрения безопасности) и объектом политического влияния (и даже силового давления) на региональный истеблишмент, ибо вызывает повышенный интерес у любителей передела собственности и сфер влияния. Примеров тому современное регионоведение знает немало. Взять хотя бы трагедию Руанды, откуда США настойчиво вытесняли Францию и Бельгию ^[5].

КНР и США как основные и ведущие государственные акторы политического влияния в регионе.

Круп­ней­шими внешними до­но­рами в эко­но­ми­ку Юж­но­го Су­да­на принято считать США, КНР, Францию, Ве­ли­ко­бри­та­нию и Нор­ве­гию. Однако весомые доли в добыче нефти все же имеет только Китай.- крупнейший в ми­ре по­тре­би­тель неф­ти и важ­ный ее им­пор­тер (6,1 млн бар­ре­лей в день, из ко­то­рых, например, в 2011 г. 5% при­хо­ди­лось на Юж­ный Су­дан.). Одна только компания Чайна Нейшнл Петролиум Корпорейшн (CNPC) владеет 40% нефтедобычи Южного Судана ^{[6, с.98]}.

Присутствие Китая в Судане началось задолго до образования Республики Южный Судан (РЮС). Су­дан­ская нефть со­став­ля­ла око­ло 40% ки­тай­ско­го неф­тя­но­го им­пор­та из Аф­ри­ки и око­ло 9% все­го ки­тай­ско­го неф­тя­но­го им­пор­та. Согласно китайской статистике, еще до обретения независимости РЮС (до 2011 г.) в нефтяной сектор южных штатов Судана было вложено 33,4 млрд долл.. ^{[6, с. 99]}. Пекин профинансировал строительство нефтепровода, по которому южносуданская нефть через территорию Судана шла к Красному морю и вывозилась в Китай китайскими танкерами.

Так что вполне очевидно, что Китай был (да, собственно, и остается) главным держателем акций нефтяной промышленности в регионе и одним из крупнейших потребителей южносуданской нефти. Отсюда, естественно, и политическое влияние его в регионе было реально весомым, оговоримся - до поры до времени.

Успехи КНР в южносуданском регионе явно входили в противоречие с интересами и замыслами США, всегда претендующих на роль мирового лидера, чьи стратегические планы строились исключительно сообразно собственным амбициям и перспективным экономическим прибылям. При этом Вашингтону, как оплоту демократии, имевшему крепкие позиции в Организации Объединенных Наций, считалось дозволенным не только на­вя­зы­вать свои прин­ци­пы об­ще­ст­вен­но­го раз­ви­тия другим странам, но и способствовать де­мон­та­жу по­ли­ти­че­ских ре­жи­мов, пе­рекраиванию целых ре­ги­онов любыми способами, подчас противоречащими нормам международного права. Под такую циничную стратегическую схему развития событий по принципу «разделяй и властвуй» и попал Судан, куда под предлогом продвижения демократии и свободы была интегрирована идея проведения референдума о независимости Юга от Севера.

Надо сказать, что немаловажную роль, как это часто бывает в политике, сыграла представительница так называемого слабого пола, не без помощи которой стратегические планы политтехнологов США в отношении Юга Судана стали реализовываться. После трагической гибели в июле 2005 года в авиакатастрофе вице-президента Судана и председателя правительства автономного Южного Судана Джона Гаранга де Мабиора (именно ему принадлежала заслуга подписанного на тот момент мирного Соглашения об автономии) его вдова Ребекка Ньянденг де Мабиор (1956 года рождения) побывала в Соединенных Штатах Америки, где встретилась с президентом США Джорджем Бушем-младшим и посетила Гриннелл-Колледж, университет Айовы, где еще до того, как вспыхнула Вторая суданская гражданская война (до 1973 г.), получил образование ее покойный муж. Так она стала приверженной идее свободного Южного Судана (но в то же самое время с уважением и почтением относилась к заслугам Джона Гаранга по созданию системы федеративного правления и сохранению объединенного мирным соглашением Судана под New Sudan Vision).Вернувшись из США на родину и став советником одного из продолжателей дела ее мужа - амбициозного и напористого генерал-лейтенанта Салвы Киира Маярдита (который тут же занял пост Первого вице-президента Судана и председателя правительства автономного Южного Судана), она в дальнейшем и сама вошла в правительство еще автономного Южного Судана в качестве министра транспорта и дорожного хозяйства.

Заметим, что именно с подачи Ребекки Ньянденг де Мабиор, лоббирующей демократические ценности, в 2007 году на первой в истории Южного Судана национальной конференции женщин Салва Киир выступил в поддержку женских инициатив по расширению их прав и возможностей, на которые пожертвовал 100 тыс. долларов. Кстати сказать, именно женский электорат, обученный и подготовленный через сеть международных организаций и программ, финансируемых США, приведет его в 2011 году к вершинам власти в будущей Республике Южный Судан.

Так что влияние Соединенных Штатов Америки на политику в регионе более чем очевидно. Притом надо признать, что политтехнологи США еще задолго до проекта «Республика Южный Судан» довольно преуспели в организационно-методическом плане. В этой связи уместно вспомнить опробованные еще в Ираке и Афганистане специальные ме­то­ди­ки и про­грам­мы (в том числе так называемую «Сис­те­му ра­бо­ты с ме­ст­ным на­се­ле­ни­ем» - Human Terrain System) ^{[1, c. 49]}.

Учитывая то, что многострадальный южносуданский народ имеет порядка 200 народностей, более 60 этнических групп (основную из которых составляют представители нилотских племен динка - 35 проц., нуэр - 16 проц.,, азанде - 6,5 проц., шиллук - 3,5 проц., топоса - 1,9 проц, лотухо - 1,9 проц., луо - 1,6 проц., мурле - 1,2 проц.) ^[3], была проделана огромная предварительная тщательная работа по изу­че­нию об­ста­нов­ки, осо­бен­но­стей ро­до­п­ле­мен­ной и кла­но­вой ие­рар­хии, спе­ци­фи­ки трайбалистских и меж­кон­фес­сио­наль­ных про­ти­во­ре­чий. Результаты этих исследований ложились в основу таких разработок, методик, программ, обучающих курсов и в дальнейшем использовались для умелого манипулирования как отдельными людьми, так и целыми группами, а также для создания нужных прогнозируемых ситуаций.

Надо заметить, что, оказывая влияние на общественно-политические процессы в южносуданском регионе, американские политтехнологи зачастую руководствовались двойными стандартами. Будучи последовательными в реализации стратегических планов, они нередко проявляли, казалось бы, непоследовательность касательно тактических действий. Так, в различные годы при постоянном противоборстве правительства и оппозиции они поддерживали то одну то другую сторону в зависимости от ситуации, возможности вариативности ее трактовки и использования в своих интересах. Так что непоследовательность не значит нелогичность. Например, во время многолетней борьбы между арабским (исламским) Севером и негритянским (христианским) Югом американцы, продвигая идею свободы и демократии, поддерживали лидера Народной армии освобождения Судана (НАОС) Салву Киира в его идеологической борьбе за независимость Южного Судана. Тогда как позднее, уже в период его президентства, симпатии Запада перешли к оппозиционному опальному вице-президенту Риеку Мачару. Более того, дос­та­точ­но вспом­нить тот факт, что уже на пя­тый день по­сле про­воз­гла­ше­ния не­за­ви­си­мо­сти, 14 ию­ля 2011 г. на тор­же­ст­вен­ной це­ре­мо­нии под­ня­тия го­су­дар­ст­вен­но­го фла­га Юж­но­го Су­да­на как 193-й стра­ны-чле­на ООН ря­дом с ген­се­ком ООН Пан Ги Му­ном сто­ял Ри­ек Ма­чар, а не уме­рен­ный в по­ли­ти­че­ских и ди­пло­ма­ти­че­ских де­лах Сал­ва Ки­ир.

Таким образом, манипулируя амбициями двух лидеров, к тому же представителей разных этнических групп – динка и нуэр – довольно легко спрогнозировать и, по сути, в какой-то степени, организовать в будущем военно-политический конфликт, который в реальности сказался не только на общеполитической жизни в стране, но и привел к гуманитарной катастрофе в регионе, к спаду экономики, к ухудшению жизни местного населения и даже зачистке территории от конкурентов. Не трудно догадаться, кому, в конечном счете, стратегически, это могло быть выгодно. (Притом что подозрение в развязывании конфликта отчасти падает на Хартум – из-за поте­ри Су­да­ном поч­ти 60% об­ще­го объ­е­ма на­ло­го­вых и боль­шей час­ти внеш­не­тор­го­вых по­сту­п­ле­ний).

Кроме того, надо отметить, с какой легкостью США перечеркивают достижения конкурентов, отжимая огромный бизнес. Ки­тай им­пор­ти­ро­вал 49 тыс. б/д из Су­да­на и 65 тыс. б/д из Юж­но­го Су­да­на (что со­став­ля­ло 86% су­дан­ско­го и юж­но­су­дан­ско­го экс­пор­та). Поскольку неф­те­до­бы­ча Юж­но­го Су­да­на пе­ре­ста­ла функ­цио­ни­ро­вать в 2012 г. (из-за спо­ра по по­во­ду неф­те­про­во­да, про­хо­дя­ще­го по тер­ри­то­рии Су­да­на), Китай понес огромные убытки. И хотя по­сле 15 ме­ся­цев пе­ре­го­во­ров в ап­ре­ле 2013 года про­из­вод­ст­во во­зоб­но­ви­лось, в де­каб­ре в связи с разразившимся военно-политическим конфликтом в Юж­ном Су­да­не вновь возникли большие проблемы для Китая, мно­гие объ­ек­ты неф­те­до­бы­чи бы­ли раз­ру­ше­ны, про­из­вод­ст­во рез­ко упа­ло до 150 тыс. бар­ре­лей в день в первой по­ло­ви­не 2014 г.(по срав­не­нию с поч­ти 400 тыс. б/д в 2010 г.).

Так что вполне очевидно, что тяга США к мнимым демократическим преобразованиям в других странах и циничному распространению своего влияния в геополитических масштабах приводит, как правило, к разрушениям не только экономик этих стран, но и разрушениям жизнедеятельности самого населения этих стран. Даже если гипотетически предположить, что цели США бескорыстны и направлены исключительно на пропаганду демократизации общества, по фактам видим, что под этим предлогом в страны стратегически интегрируются конфликты, перевороты и революции, и южносуданский регион не является исключением.

Таким образом, сравнивая подход двух великих мировых держав, ведущих стратегическую политику вмешательства в дела Южного Судана, отметим следующее. Соединенные Штаты Америки осуществляют более активную экспансию, направленную не столько на интеграцию через экономическое развитие молодой Республики Южный Судан, сколько на передел сфер влияния в регионе, используя при этом весь свой организационный, методический и даже военный арсенал. Тогда как Китайская Народная Республика, как адепт «мяг­кой си­лы», про­во­дит свою по­ли­ти­ку невмешательства, опи­раясь на более кон­ст­рук­тив­ный под­ход. В отличие от США, отдающих приоритет надлежащему управлению как средству создания условий для безопасности, китайцы всегда считали экономическое развитие фундаментом безопасности. Поэтому, как бы не уверяли нас ученые-китаеведы в том, что Китай ведет политику невмешательства во внутренние дела Южного Судана ^[7], по факту видим, что это априори не возможно. Китай играет активную, конструктивную роль и в инвестиционных проектах, и в экономической экспансии, и в миротворческих миссиях, а значит, не может не вмешиваться во внутренние дела государств, где имеет свои интересы. Да, используя «мягкую», но силу, КНР на протяжении не одного десятка лет «завоевывает» свои позиции в таком богатом ресурсами регионе как Южный Судан. И в этом смысле Китай по большому счету мало чем отличается от Соединенных Штатов Америки. При этом длительное время Китай как бы сохраняет «красивую улыбку при плохой игре», оставаясь, якобы, приверженным принципу невмешательства во внутренние дела РЮС, ратуя за решение конфликта путем переговоров, выступая против военных интервенций и санкций, не считая их эффективным оружием. Однако, в последнее время, учитывая то, что возросла угроза безопасности китайского бизнеса и китайских граждан, работающих в Южном Судане, Пекин вынужден вносить коррективы в свою политику невмешательства и не скрывать этого.

Так что нешуточное соперничество между США и КНР (этими двумя влиятельными игроками в международной дипломатии и двумя крупнейшими гегемонами в вопросах экономической экспансии) за пра­во кон­тро­ли­ро­вать неф­те­до­бы­чу в Южном Судане продолжается.

Региональные силы как пассивные акторы влияния.

Республика Южный Судан - государство в Восточной Африке с территорией в 619,7 тыс. кв. км ^[3] - не может быть в изоляции от соседних стран, многие из которых, кстати, также имеют определенный (как экономический, так и политический) интерес к этому богатому природными ресурсами региону. И хотя общие границы имеются всего с шестью странами (на севере с Суданом, на востоке – с Эфиопией, на юге – с Кенией и Угандой, на юго-западе – с ДР Конго и на западе – с ЦАР), развитие региона априори напрямую связано со странами континента. И тут нельзя не сказать о региональных объединениях, которые создаются как раз с целью решения общих задач и проблем

По мнению многих экспертов на рубеже тысячелетий в 2000-е го­ды дея­тель­ность многих региональных организаций и структур Африканского Союза довольно оживилась. И это действительно так. В ча­ст­но­сти, в новостных лентах информационных агентств (по большей части региональных, чем международных) часто отмечается деятельность Вос­точ­но-аф­ри­кан­ско­го со­об­ще­ст­ва – ВАС (The East African Community), ко­то­рое вклю­ча­ет шесть го­су­дарств (Бу­рун­ди, Ке­ния, Ру­ан­да, Тан­за­ния, Уган­да и Юж­ный Су­дан). Также активно освещалась пред­при­ня­тая по­пыт­ка реа­ни­мации ре­гио­наль­ной ор­га­ни­за­ции се­ве­ро­аф­ри­кан­ских го­су­дарств Сою­за Араб­ско­го Маг­ри­ба (САМ), чле­на­ми ко­то­рой яв­ля­ют­ся пять стран (Ли­вия, Ал­жир, Ту­нис, Ма­рок­ко, Мав­ри­та­ния). Особо региональные СМИ выделяют наи­бо­лее про­дви­ну­тую из всех аф­ри­кан­ских ре­гио­наль­ных ор­га­ни­за­ций Со­об­ще­ст­во раз­ви­тия Юга Аф­ри­ки – САДК (Southern African Development Community), ус­пеш­но и ста­биль­но на­ра­щи­вающую по­тен­ци­ал со­труд­ни­че­ст­ва, членами которой уже ста­ли 15 го­су­дарств кон­ти­нен­та. Часто упоминается Эко­но­ми­че­ское со­об­ще­ст­во стран Вос­точ­ной и Юж­ной Аф­ри­ки - КОМЕСА (Common Market for Eastern and Southern Africa), в со­став ко­то­рого вхо­дят 19 стран. Более того, многие региональные организации вполне могут быть реальной силой в продвижении своих интересов на всем пространстве африканского континента. Взять хотя бы тен­ден­цию к соз­да­нию на ба­зе трех последних со­об­ществ (ВАС, САДК и КОМЕСА) еди­ной тор­го­вой ор­га­ни­за­ции – Аф­ри­кан­ско­го эко­но­ми­че­ско­го со­об­ще­ст­ва. Или результаты деятельности од­ной из пер­вых и дос­та­точ­но ус­пеш­ных на кон­ти­нен­те ин­те­гра­ци­он­ных груп­пи­ровок Эко­но­ми­че­ского со­об­ще­ст­ва за­пад­но­аф­ри­кан­ских го­су­дарств – ЭКОВАС (The Economic Community of West African States), которое объ­е­ди­ня­ет 15 стран.

Хотя надо сказать, что при всем том деятельном публичном релизе всех этих региональных структур, их вряд ли можно считать основными или ведущими акторами влияния на политику и развитие Республики Южный Судан, разве что пассивными. Тогда как, в условиях активной экспансии внешних игроков регионалы как никто должны быть заинтересованы в эко­но­ми­че­ском, по­ли­ти­че­ском и со­ци­аль­ном развитии своих соседних стран. И в этой связи только с Меж­пра­ви­тель­ст­вен­ной ор­га­ни­за­цией по раз­ви­тию – ИГАД (Intergovernmental Authority on Development), чле­на­ми ко­то­рой ста­ли 8 аф­ри­кан­ских стран (Джи­бу­ти, Эфио­пия, Со­ма­ли, Су­дан, Ке­ния, Уган­да, Эрит­рея, Юж­ный Су­дан) экс­пер­ты свя­зы­ва­ют возможное влияние на политику Южного Судана. Напомним, что именно Эфиопия - не только член, но и учредитель первоначального ИГАДД - еще до па­де­ния вла­сти Мен­ги­сту Хай­ле Ма­риа­ма ока­зы­ва­ла лидерам СНОД поддержку в борьбе за доходное «место под солнцем».

Но и здесь, со стороны ИГАД, наблюдается также от­сут­ст­вие какого-либо про­грес­са для РЮС. Несмотря на заявленные цели по обес­пе­чению под­пи­са­ния конфликтующими сто­ро­на­ми окончательного до­ку­мен­та о пре­кра­ще­нии бое­вых дей­ст­вий, получения со­гла­сия ли­де­ров от­но­си­тель­но фор­му­лы раз­де­ле­ния вла­ст­ных пол­но­мо­чий в рам­ках пе­ре­ход­но­го пра­ви­тель­ст­ва, - ни одна из целей достигнута так и не была. Разве что удалось несколько противодействовать принятию в первоначальном виде Резолюции СБ ООН 2304(2016) ^[8], пролоббированной США, об очередном увеличении контингента «голубых касок» до 17 тыс. человек. Получилось что называется «перетянуть одеяло» частично на контингент Региональных Сил Защиты, численностью не меньше 4 тыс. человек, в чью за­да­чу входило бы соз­давать безо­пас­ную об­ста­нов­ку для вы­пол­не­ния со­гла­ше­ния с Пе­ре­ход­ным пра­ви­тель­ст­вом, с чем на какое-то время даже согласился Президент РЮС Салва Киир. Однако, заметим, его мнение мало кого уже интересовало. Для США не существует понятие международного права, которое было бы выше американских прав.

Непонимание этого простительно народным массам, оказавшимся заложниками большой геополитической игры и мало разбирающимся в манипуляциях на мировой «шахматной доске», но это непростительно руководству страны, которое берет ответственность за судьбы своих избирателей. Это сейчас, будучи на краю пропасти под названием гуманитарная катастрофа, президент РЮС Салва Киир, с годами обретающий все больший опыт горьких разочарований, может быть, стал разбираться, кто есть кто в мировой политике. А, казалось бы, совсем недавно, в 2011 году, на эйфории от свободы и независимости РЮС, он, еще не окрепший в политических и дипломатических делах, с легкостью давал согласие на присутствие МООНЮС в регионе, искренне веря, что их цель – «оказание содействия в укреплении безопасности и создания потенциала развития молодой республики» ^[9]. А ведь ми­ро­твор­че­ские ме­ро­прия­тия и ока­за­ние эко­но­ми­че­ской по­мо­щи – это не од­но и то же. Воо­ру­жен­ные кон­флик­ты прак­ти­че­ски бло­ки­ру­ют эко­но­ми­че­ское развитие страны, важ­ной ком­по­нен­той ко­то­рого яв­ля­ет­ся при­ток ча­ст­ных ин­ве­сти­ций, о чем так меч­та­ли юж­но­су­дан­цы, сле­дуя ре­ко­мен­да­ци­ям США по про­ве­де­нию в жизнь де­мо­кра­ти­че­ских прин­ци­пов.

И вот несмотря на то, что из 15 чле­нов СБ ООН четыре страны воздержались (Ки­тай, Рос­сия, Ве­не­су­эла и Еги­пет), 11-тью голосами в августе 2016 года Резолюция СБ ООН была принята ^[8].

Объ­яс­няя свою по­зи­цию по принятой Резолюции, пред­ста­ви­тель Ки­тая зая­вил, что аф­ри­кан­ские про­бле­мы долж­ны ре­шать­ся са­ми­ми аф­ри­кан­ца­ми. По его сло­вам, в тек­сте Ре­зо­лю­ции не на­шли от­ра­же­ния ос­нов­ные прин­ци­пы ми­ро­твор­че­ст­ва, в ча­ст­но­сти, не бы­ло дос­тиг­ну­то со­гла­ше­ние по та­кому клю­че­вому во­про­су, как со­гла­сие юж­но­су­дан­ских вла­стей на дея­тель­ность ми­ро­твор­цев, тогда как па­ра­граф 10 Ре­зо­лю­ции дол­жен вы­пол­нять­ся в тес­ном со­труд­ни­че­ст­ве с Джу­бой. При этом офи­ци­аль­ный пред­ста­ви­те­ль МИД КНР Xуа Чунь­ин в своем заявлении вы­ра­зил под­держ­ку ру­ко­во­дя­щей ро­ли ИГАД в ре­ше­нии этого вопроса и даже при­вет­ст­вовал усилия региональной организации по введению дополнительного контингента миротворческих сил, однако призвал ИГАД и ООН ра­бо­тать в кон­ст­рук­тив­ном рус­ле с Пе­ре­ход­ным пра­ви­тель­ст­вом.: «Ки­тай на­ме­рен и да­лее иг­рать кон­ст­рук­тив­ную роль в обес­пе­че­нии ми­ра и ста­биль­но­сти в Юж­ном Су­да­не»^[10].

. При этом страны африканского континента, которые как никто должны быть заинтересованы в стабильности, благополучии и развитии своих соседних государств, ограничиваются, прямо скажем, лишь пассивным диалогом и консультациями.

Россия как третейский судья в продвижении идеи урегулирования конфликта.

Сразу оговоримся, что Рос­сия ни­ко­гда не уча­ст­во­вала в ко­ло­ни­аль­ном раз­граб­ле­нии африканского кон­ти­нен­та, не имела и не имеет здесь ка­кой-либо скры­той агрессивной по­ве­ст­ки дня. О высоких рисках инвестиций в проблемные африканские страны эксперты предупреждали всегда ^{[11, с.97]}. Да и отсутствие зависимости РФ от импорта энергоносителей давало свободу маневра при проведении своего курса в международных делах. Поэтому назвать Россию по большому счету актором вмешательства во внутренние дела Республики Южный Судан было бы, на наш взгляд, ошибочным. Хотя надо признать, что в последние годы Москва действительно проявляет в высокой степени конструктивный подход и в вопросах дипломатического урегулирования конфликта в Южном Судане, и в вопросах поиска обоюдного интереса ^{[12, 13]} – го­то­ва на взаи­мо­вы­год­ной ос­но­ве ока­зы­вать РЮС под­держ­ку в обес­пе­че­нии безо­пас­но­го и ус­пеш­но­го раз­ви­тия.

Будучи постоянным членом Совета Безопасности ООН, Россия в поисках путей выхода региона из военно-политического кризиса не раз настаивала на дипломатическом решении вопроса, отмечая, что конфликт невозможно разрешить путем применения военной силы, призывая президента и правительство РЮС к скорейшему принятию политического решения для начала процесса урегулирования ситуации в регионе. Но, как уже было сказано выше, США, имеющие более сильные позиции в Совбезе ООН, постоянно продавливают принятие тех Резолюций, над проектами которых и работают американские полититехнологи. В этой связи нельзя не отметить, что взгляды России и многих африканских государств по ряду вопросов реформирования ООН совпадают, «при всех различиях в их позициях по тем или иным аспектам реформ превалирует точка зрения на ООН как на не имеющий адекватной альтернативы универсальный и в целом действенный инструмент мирового сообщества, сдерживающий разрастание региональных и иных конфликтов, содействующий экономическому развитию и социальному прогрессу, способствующий культурному и гуманитарному общению в регионе и за его пределами»^{[14, с. 276]}.

Еще лет десять назад российские эксперты полагали, что возможности нашей страны используются не в полной мере, что «Россия могла бы действовать более активно в роли посредника в урегулировании африканских конфликтов»^{[7, c. 61]}. И вот сегодня мы вправе говорить о реальных подвижках в этом направлении. Причем не только на уровне нашего участия по линии ООН.

Дело в том, что за шесть лет с момента подписания «Заявления об установлении дипломатических отношений между Российской Федерацией и Республикой Южный Судан» (22.08.2011г) начали активно развиваться двусторонние отношения ^[15]..

В Южном Судане появился российский бизнес. Так например, ОАО «Сафинат» начал строительство в г.Бентиу в 700 км от Джубы модульный нефтеперерабатывающий завод мощностью 7 тыс. баррелей в сутки (сейчас, правда, строительство законсервировано в связи с нестабильной ситуацией в районе). В Джубе «Сафинат» возводит предприятие по производству цемента. В рамках ооновской миссии (МООНЮС) функционируют авиакомпании «Нижневартовскавиа» и «ЮТэйр», со Всемирной продовольственной программой работает «Абаканавиа», транспортные услуги оказывает также НПК «ПАНХ». Интерес проявили ГК «Ростех» и его дочерняя компания «РТ-Глобальные ресурсы», концерны «Тракторные заводы», «Созвездие», ОАО «Уральский завод пожарной техники», ТНК, ЗАО «ВК КАМАЗ», ВА «Интерарм» и ряд других компаний.^[15].

Комплексный анализ национальных интересов России, проведенный российскими учеными-африканистами ^[12] в контексте фундаментальных трендов и формирующихся угроз в мировой экономике и политике, также показал активизацию не только российского бизнеса, но и российской дипломатии на африканском направлении.

Поэтому, вполне очевидно, что Россия, оказывая сис­тем­ную го­су­дар­ст­вен­ную под­держ­ку рос­сий­скому биз­не­су, вы­хо­дя­щему на африканский рынок, просто обязана участвовать в переговорном процессе по пре­одо­ле­нию за­тяж­но­го во­ен­но-по­ли­ти­че­ско­го кон­флик­та в РЮС. Однако, в отличие от США и КНР, в своих инициативах РФ опирается на законность вмешательства в дела РЮС и, по сути, выступает в качестве третейского судьи.

Первая встреча Министра иностранных дел Российской Федерации С.В.Лаврова с главой МИД РЮС Н.Денгом Ниалом состоялась еще «на полях» 66-й сессии Генассамблеи ООН, позднее в мае 2014 года – уже с новым Министром Бенджамином Барнабой в Москве. Немало встреч провели в рамках двусторонних визитов с нашей стороны – заместитель Министра иностранных дел России М.Л.Богданов и специальный представитель Президента РФ по сотрудничеству со странами Африки М.В.Маргелов, с африканской стороны – секретарь правящей партии «Суданское народно-освободительное движение» (СНОД) П.Амум, быв­ший ми­ни­ст­р ино­стран­ных дел Эфио­пии (представляющий ИГАД) Сей­ю­м Мес­фи­н, По­сол Рес­пуб­ли­ки Су­дан в Мо­ск­ве Н.Ба­би­ке­р. В январе 2015 г. «на полях» 24-й Ассамблеи Афросоюза состоялись беседы М.Л.Богданова с Президентом РЮС С.Кииром и лидером оппозиционных сил РЮС Р.Мачаром.

В хо­де встреч, ко­неч­но же, об­су­ж­да­лись как про­бле­мы от­но­ше­ний ме­ж­ду Су­да­ном и Юж­ным Су­да­ном, так и пред­ла­гае­мые ре­гио­на­ла­ми пу­ти вы­хо­да из за­тя­нув­ше­го­ся кри­зи­са, при этом все­гда от­ме­чал­ся обо­юд­ный на­строй на со­труд­ни­че­ст­во и «ко­ор­ди­на­цию ша­гов в рам­ках уси­лий по уре­гу­ли­ро­ва­нию кон­фликт­ных си­туа­ций в ре­гио­не». Красной нитью на всех переговорах проходила не единожды высказанная Министром иностранных дел РФ С.В.Лавровым мысль о том, что «мы все­гда ис­хо­ди­ли из то­го, что от­но­ше­ния ме­ж­ду го­су­дар­ст­ва­ми и на­ро­да­ми долж­ны ос­но­вы­вать­ся на рав­но­пра­вии и ува­же­нии за­кон­ных ин­те­ре­сов друг дру­га» ^{[16, c.528]}, что «Рос­сия бу­дет про­дол­жать вно­сить ак­тив­ный вклад в ми­ро­твор­че­ст­во на Аф­ри­кан­ском кон­ти­нен­те.» ^{[16, c.528]}, но «клю­че­вую и ве­ду­щую роль как в уре­гу­ли­ро­ва­нии кон­флик­та, так и в даль­ней­шем фор­ми­ро­ва­нии кон­цеп­ции раз­ви­тия ре­гио­на, его го­су­дар­ст­вен­но­го уст­рой­ст­ва долж­ны иг­рать все же са­ми аф­ри­кан­цы» ^{[16, c. 529]}.

Здесь хотелось бы обратить особое внимание на словосочетание «уважение законных интересов друг друга», ибо вмешательство в дела суверенного государства возможно только на законных основаниях, в том числе согласно заложенным и прописанным в Уставе Организации Объединенных Наций нормам международного права.

Поэтому Россия на законных основаниях продолжает участвовать в пе­ре­го­вор­ном про­цес­се по пре­одо­ле­нию за­тяж­но­го во­ен­но-по­ли­ти­че­ско­го кон­флик­та в РЮС. И тот факт, что на 19-й сес­сии Со­ве­та ми­ни­ст­ров ИГАД бы­ло ут­вер­жде­но уча­стие РФ в Фо­ру­ме парт­не­ров ИГАД в ка­че­ст­ве на­блю­да­те­ля, го­во­рит не только об обо­юд­ной за­ин­те­ре­со­ван­но­сти сто­рон, но и о правовом основании. «Это ре­ше­ние юри­ди­че­ски за­кре­пи­ло фак­ти­че­скую во­вле­чен­ность на­шей стра­ны в ра­бо­ту дан­ной ор­га­ни­за­ции, да­ло ей ре­аль­ную воз­мож­ность вне­сти вклад в уре­гу­ли­ро­ва­ние кон­фликт­ной си­туа­ции в этом ре­гио­не Вос­точ­ной Аф­ри­ки» ^{[7, c. 60]}..

Рос­сия также содей­ст­ву­ет уси­ли­ям Аф­ри­кан­ско­го Сою­за по фор­ми­ро­ва­нию ос­нов кол­лек­тив­ной безо­пас­но­сти и соз­да­нию соб­ст­вен­но­го ми­ро­твор­че­ско­го по­тен­циа­ла, осуществляя подготовку миротворцев, полицейских и военных кадров.

Трансконтинентальные корпорации и иные негосударственные акторы.

За сложным переплетением внутренних социально-экономических и политических проблем в Республике Южный Судан вкупе с геостратегическим соперничеством за влия­ние и до­ми­ни­ро­ва­ние в богатом ресурсами регионе ве­ду­щих ми­ро­вых дер­жа­в и ре­гио­наль­ны­х лидеров можно не обратить внимание на еще одну категорию акторов, влияющих на ситуацию в регионе – это негосударственные акторы (НГА), к которым относятся и трансконтинентальные корпорации, и неправительственные организации, и средства массовой информации, и иные представляющие угрозу суверенитету РЮС негосударственные образования.

По мнению авторитетных ученых-африканистов, гло­ба­ли­за­ция дик­ту­ет, что­бы на­цио­наль­ные пра­ви­тель­ст­ва стре­ми­лись к за­клю­че­нию со­гла­ше­ний не только с дру­ги­ми на­цио­наль­ны­ми пра­ви­тель­ст­ва­ми, но и с ме­ж­ду­на­род­ны­ми ор­га­ни­за­ция­ми, во­ен­ны­ми, не­пра­ви­тель­ст­вен­ны­ми ор­га­ни­за­ция­ми, мно­го­на­цио­наль­ны­ми кор­по­ра­ция­ми, роль ко­то­рых с каждым годом только уси­ли­ва­ет­ся ^[17]..

Все они по своим возможностям и амбициям порой даже превосходят государственные и могут весь­ма ак­тив­но влиять на уро­вень по­ли­ти­че­ской неста­биль­но­сти в стра­не, а значит, представляют уг­ро­зу безо­пас­но­сти и воз­мож­но­стям раз­ви­тия страны. Взять хотя бы такой, казалось бы, невинный факт: только нефтегазопроводы в Южном Судане по частным контрактам охраняют 3 тыс. китайцев – а это немалое количество вооруженных людей, что в условиях нестабильности и провокаций может в любой момент стать причиной для любого инцидента. Кстати, на появление в кризисных районах «частных военных и охранных компаний (ЧВОК), как одной из форм применения военной силы» эксперты указывали давно.^{[18, c. 174]}

Однако, наибольшую озабоченность вызывает кризис государственности в РЮС, несостоятельность политической системы и органов управления, институтов правопорядка. В условиях образовавшегося управленческого хаоса к власти рвутся квази-государственные образования, так на­зы­вае­мые аг­рес­сив­ные не­го­су­дар­ст­вен­ные ак­то­ры (АН­ГА), к которым можно отнести следующие образования: внесистемную оппозицию, племенные образования, криминальные структуры, сетевые террористические образования, воо­ру­жен­ные груп­пи­ров­ки, пре­ступ­ные кла­ны,. поя­вив­шие­ся или воз­ро­див­шие­ся ос­во­бо­ди­тель­ные ар­мии и дви­же­ния, ре­ли­ги­оз­ные братства, тай­ные об­щества, экс­тре­ми­ст­ские по­ли­ти­че­ские струк­туры, осу­ще­ст­в­ляю­щие аг­рес­сив­ную экс­пан­сию, а так­же фор­маль­но «мир­ные» струк­ту­ры, но при­дер­жи­ваю­щие­ся, од­на­ко, экс­тре­ми­ст­ской идео­ло­гии или про­по­ве­дую­щие рознь и не­на­висть. Грань ме­ж­ду бор­ца­ми за сво­бо­ду и пре­ступ­ны­ми груп­па­ми в ре­аль­ной жиз­ни не­ред­ко стер­та.

Среди причин возникновения и активизации их деятельности могут быть и межконфессиональные противоречия, и недовольство усилением социально-экономического неравенства, и бурный рост коррупции, и неравномерное распределение государственных доходов от экспорта нефти, и рост безработицы, и появление огромной армии молодежи, не способной получить образование или найти работу. Хорошо вооруженные и уже имеющие многолетний опыт гражданских войн такие новообразования не только успешно противостоят правительственным войскам, но и демонстрируют решимость взять власть в свои руки.

.В на­стоя­щее вре­мя толь­ко круп­ных АНГА в Се­вер­ной Аф­ри­ке и Са­хе­ле на­счи­ты­ва­ет­ся поч­ти два де­сят­ка. Их деятельность не ог­ра­ни­чи­ва­ет­ся од­ной стра­ной, а це­ле­на­прав­лен­но вы­но­сит­ся на ре­гио­наль­ный уро­вень. Чис­ло мел­ких АНГА, порой вхо­дя­щих в бо­лее круп­ные, до­хо­дит до сот­ни.

Поэтому вполне объяснимо, что в бюджете Республики Южный Судан заложено 50 % на оборону и безопасность ^[3]. Рост затрат на оборону становится не столько при­хо­тью руководства страной, сколько су­ро­вой не­об­хо­ди­мо­стью в ус­ло­ви­ях воз­ник­но­ве­ния но­вых уг­роз, по­ро­ж­ден­ных про­цес­са­ми гло­ба­ли­за­ции и транс­фор­ма­ции су­ще­ст­вую­ще­го ми­ро­во­го по­ряд­ка.

Заключение.

Резюмируя выше изложенное в отношении «поглощения» внешними акторами Южного Судана, выделим аспекты причинно-следственной связи нового витка схватки за Африку .

Итак, причины:

1) слож­ное пе­ре­пле­те­ние внут­рен­них со­ци­аль­но-эко­но­ми­че­ских и по­ли­ти­че­ских про­блем, существующих в РЮС;

2) гео­стра­те­ги­че­ское со­пер­ни­че­ст­во за влия­ние и до­ми­ни­ро­ва­ние в богатом ресурсами регионе ве­ду­щих ми­ро­вых дер­жа­в и ре­гио­наль­ны­х лидеров;

3) сложности перехода от однополярного к многополярному миру;

4) распространение политики двойных стандартов и вседозволенности великих держав, нежелание одних сдавать свои позиции и жажда других интегрировать свое присутствие в регионе;

5) нарушение международных прав и отсутствие реальных механизмов сдерживания амбиций скрыто агрессивных негосударственных акторов.

Все это свидетельствует о том, что:

1) очаги международной напряженности в XXI веке затухать не будут;

2) экономическая архитектура мира будет строиться только на основе политических решений;

3) позиции РЮС в качестве одной из стран, участвующей в переделе собственности и сфер влияния будут укрепляться только в случае бо­лее ак­тив­ного сотрудничества с региональным сообществом при от­стаи­вания соб­ст­вен­ных ин­те­ре­сов на международном уровне;

4) в связи с ук­ре­п­ле­ни­ем мно­го­по­ляр­но­сти сис­те­мы ме­ж­ду­на­род­ных от­но­ше­ний и ди­вер­си­фи­ка­ци­ей на­цио­наль­ных ин­те­ре­сов, за­ин­те­ре­со­ван­ность России в даль­ней­шем на­ра­щи­ва­нии свя­зей с аф­ри­кан­ски­ми сою­за­ми и суб­ре­гио­наль­ны­ми объ­е­ди­не­ния­ми на кон­ти­нен­те сохранится и даже возрастет, но долгосрочное планирование в силу политических и экономических рисков будет затруднено;

5) тенденция к появлению в мире все новых очагов международной напряженности сохранится.