The Features of the Condition of the Adygeyan Peasantry in the Second Half of the 18th - First Half of the 19th Centuries

Конец XVIII –первая половина XIX века особая веха в истории народов Северного Кавказа. В это время происходит утверждение России в Предкавказье, строится кавказская военная линия, отрезавшая плоскостные районы от горцев, создаются местные административные органы управления регионом. Массированное давление на этнические общности горцев приводит к кризису традиционных институтов, регулирующих их повседневную жизнь.

Актуальность темы определяется необходимостью последовательного изучения проблемы социально-экономического развития Северного Кавказа. Анализ отношений внутри сословий и между ними, а также факторы, влиявшие на эти процессы, являются важными слагаемыми при изучении истории региона.Без всестороннего освещения этого вопроса невозможно понять элементы кризиса, которые разлагали основы традиционного общества.

В рассматриваемый период крестьянство составляло свыше 80% населения страны. Всестороннее глубокое изучение истории крестьянства является важной задачей в рамках России в целом. Крестьянство являлось главной производительной силой, созидавшей необходимую базу для социокультурного, экономического и политического развития различных народов. Это относится и к дореформенному периоду, когда в обществе происходили кардинальные перемены, вынудившие самодержавие отменить крепостное право и провести крестьянскую реформу. В этой связи важно изучение уровня развития сельского хозяйства и положения различных категорий крестьян, а также его региональную специфику, без учёта которой невозможно составить целостное представление о важнейших процессах, происходивших в то время.

Специальных работ, посвященных истории адыгского крестьянства не много. Однако, данная проблема всегда привлекала внимание историков в рамках изучения общественного строя и сословных отношений адыгов. Разделы, посвященные социально-экономической структуре адыгского общества можно найти у известных исследователей: М.В. Покровского ^[1], Т.Х. Кумыкова ^[2], Б.М. Джимова ^[3] и др. Особую ценность представляет монография В.К. Гарданова ^[4], ставшая энциклопедией по социальной истории адыгских народов. Широко привлекая документальные материалы из архивов, советские историки акцентировали внимание на социальном антагонизме, который, по их мнению, «разъедал» общество, усиливая существующие в нем противоречия.

Историки-кавказоведы: В.Х. Кажаров ^[5], Ф.Х. Гутнов ^[6], Ю.А. Чирг ^[7], опираясь на современные методы исследования, богатое дореволюционное и зарубежное историографическое наследие, стремились отразить духовное и социальное единство социальных общностей адыгов. Особо следует отметить совместную работу А.Х. Бижева и М.Ю. Хаширова, которая затрагивает сложные моменты истории адыгского крестьянства в годы Кавказской войны ^[8]. Исследователи, представив научному сообществу интересный и оригинальный труд, настаивают на идее социального партнерства и отсутствии у адыгов крепостнических отношений.

Процесс адаптации адыгского крестьянства к новым условиям общероссийского пространства, рассматривает в своей работе М.Н. Губжоков ^[9].

Не смотря на качественное изменение исследований о повседневной жизни адыгов, количество исследований по истории крестьянства адыгов дореформенного периода сегодня резко снизилось, хотя проблем, поднятых советскими учеными и требующих дальнейшего изучения, еще очень много.

Изучение истории крестьянства представляет определенные сложности. Мы солидарны с Теодором Шаниным который справедливо утверждал, что «вопрос о существовании крестьянства – это проблема о том, существует ли данное социальное явление на самом деле или этим термином мы искусственно пытаемся свести в единую категорию тех, кто трудился и трудится на земле» ^{[10, 8]}.

Мы исходим из того, что крестьянство – это особое социальное явление и, следовательно, многое, свойственное крестьянской среде, детерминирует общественные процессы в целом ^{[11, 196]}.

Во второй половине XVIII века Российская империя, задавшись целью прочно утвердить свое господство на Кавказе, от тактики спорадических действий переходит к методам системного наступления. Эти события, закрепившиеся в историографии как Кавказская война, отразились на жизни, как политической элиты адыгских народов, так и на судьбе крестьянства. В то время как дворяне предпринимали действия по объединению северокавказских народов против захвата их территорий, российские чиновники провоцировали массовые восстания крестьян. Но неожиданно для кавказской администрации, крестьяне отказывались выполнять ее указания, т. е. креститься и переселяться ^{[8, 130]}. Крестьяне оказались в такой ситуации, когда не могли доверять ни России, сулившей им «вольную жизнь» в русских крепостях, оставаясь при этом крепостными, ни своим владельцам, которые для сохранения своего статуса и влияния готовы были сотрудничать с любой державой.

В 1777 — 1778 годах возросло недовольство кабардинских князей в связи с усиленным возведением крепостей на Северном Кавказе. Кабардинское же крестьянство продолжало питать надежду на спасение от крепостнической кабалы в бегстве к этим крепостям и поэтому не поддерживало своих владельцев. Но в его настроениях уже начинали проявляться колебания, вызванные тем, что надежды на защиту со стороны царских начальников края постепенно развеивались. Но все же крестьяне вели себя пассивно, что сказалось на исходе столкновения с царскими войсками, окружившими лагерь кабардинцев на реке Малке. В бою был полностью уничтожен отборный кавалерийский отряд, состоявший из князей и узденей, в то время как крестьянская пехота уклонилась от военных действий.

Классовые противоречия проявились в резкой форме и в 1780 году, при попытке владельцев Тоусултановых (Малая Кабарда) переселиться в горы вместе с крестьянами. Последние отказались от переселения. Владельцы принуждали их, однако крестьяне, количеством более 800 человек перебралось к Моздоку и просили защиты у русской администрации. На этот раз их решили принять и расселить их в Кизляре и Моздоке. Одновременно был предпринят военный поход с целью приведения князей и узденей в покорность, после чего им были возвращены и беглые крепостные. При этом с крестьян была взята присяга, что они не выйдут из послушания своим господам, если они не будут их притеснять.

Таким образом, вопрос о беглых крестьянах и возвращении их владельцам, служил средством воздействия на непокорных кабардинских феодалов. Только в 1784 году царское правительство сделало решительный шаг по пути укрепления своего союза с феодальной верхушкой, причислив кавказских князей и первостепенных узденей к дворянству России. Колонизаторская политика царизма в XVIII веке на Северном Кавказе уже давала себя знать в захвате земель местного населения, в разжигании национальной розни, в противопоставлении русских поселенцев местным жителям ^{[12, 81]}.

По материалам обычного права адыгское крестьянство первой половины XIX века выступает раздробленным на отдельные группы, отличающиеся особенностями своего социального, юридического, семейного положения ^{[4, 132]}. К крестьянам относились: тфокотли, азаты (шхашахуж или вольноотпущенники), оги, логанауты, унауты и пшитли.

Оги были лично свободны и вели самостоятельное хозяйство, но должны были жить в селении того феодала, под чьим покровительством они находились.

Многие оги сами имели лагунаутов и могли себе позволить содержать лошадей, иметь дорогое оружие. Дворы лагунаутов примыкали к усадьбам их господ. Они обрабатывали землю, ухаживали за скотом, заготавливали сено и дрова на зиму и т.д. Лагунауты принадлежали своим хозяевам на правах личной собственности. Их можно было продавать, но только в пределах княжества и без разделения семьи. Лагунаут мог быть переведен в сословие огов. Разбогатевшие крестьяне составляли категорию вольноотпущенников – шхашахужев или азатов (щхьэщэхуж или lэзэт). Самый низший социальный статус имели унауты (унэlут) – домашние слуги. Со временем они могли переводится в сословие лагунаутов. Классовое деление черкесского общества не было замкнутым. В нем действовали социальные «лифты», позволявшие активному населению подниматься по иерархической лестнице ^{[13, 1]}.

Со второй половины XVIII века процесс перехода крестьян от крепостного состояния в полукрепостное – азаты путем выкупа заметно усиливается. Это было вызвано, по нашему мнению, двумя обстоятельствами: боязнью владельцев совсем потерять своих крестьян ввиду притягательной силы Кавказской линии, где им сулили льготные условия, и возросшей потребностью феодалов в деньгах в результате роста товарно-денежных отношений под влиянием России. Этот путь освобождения был доступен более зажиточным слоям крестьянства, какими являлись, в основном, оги. Но он не был закрыт и для более обеспеченных лагунапытов. Таким образом, оги, с одной стороны, активно переходя в азаты, с другой стороны, не пополнялись постоянным притоком лагунапытов, что, на наш взгляд, сдерживало рост самой рассматриваемой группы крестьян. С начала XIX века процесс освобождения крестьян шел по двум каналам: как уже сказано, путем выкупа с согласия владельцев и без выкупа через русские военные власти. Последнее было связано с обострением кабардино-русских отношений и носило массовый, но эпизодический характер. Этой мерой военная администрация подрывала социальную основу некоторых князей и уорков. Следствием развития отмеченных процессов и событий было резкое увеличение удельного веса группы крестьян-азатов за счет сокращения крепостных крестьян ^{[16, 39]}.

Обстановка усложнялась тем, что одновременно с народно-освободительной войной (против Российской империи) обострялось социальное противостояние между дворянством и крестьянством внутри самих адыгских этносов, что естественно способствовало их ослаблению в борьбе за независимость.

В первой половине XIX века у черкесов формально частная собственность на землю отсутствовала, в действительности же право владения осуществляли князья и дворяне. Даже в «Правилах» по освобождению зависимых сословий не говорится о наделении освобожденных землей. Как будто земля не являлась основным средством производства для освобождаемого крестьянина – ога, пшитля, унаута ^{[14, 87]}.

Однако, тфокотли упорно боролись за свои права на землю, считая ее общинной собственностью. В общине порядок распределения земель был такой: сперва определяли, какое количество земли необходимо для пахоты всего аула, работали общими силами, а затем по жребию делили земли соразмерно числу работников и волов, данных от каждой семьи. Это свидетельствует об экономической дифференциации внутри общины и социальном неравенстве общинников ^{[11, 89]}.

Поскольку в конце XVIII века у адыгов ведущим укладом экономики был феодализм, то крестьянство во многом определяло тонус социума. Поэтому наряду с внешними факторами, сам процесс внутреннего развития общества вел к тому, что крестьянство осознавало свое положение и стремилось к поиску комфортной для себя системы. Эти поиски достигли своего апогея во второй половине XVIII века и привели к знаменитой Бзиюкской битве. Поводом к усилению борьбы крестьян явилось нападение представителей тлекотлешского рода Шеретлуковых на шапсугского дворянина, оказавшего гостеприимство купцам из Анапы, ограбивших, а затем и убивших двух их защитников. Возмущенная этим, большая группа тфокотлей ворвалась во двор одного из членов рода Шеретлуковых, «разграбила его имущество и освободила унаутов». Усмотрев в этом оскорбление их родовых прав, Шеретлуковы переселились поближе к бжедугам и с помощью их князей и орков начали совершать набеги в Шапсугию. В свою очередь, шапсугские крестьяне призывали бжедугских крестьян последовать их примеру и изгнать своих князей и дворян.

Шапсугские крестьяне в ходе длительной борьбы одержали победу над князьями, что было редким явлением в истории крестьянских выступлений в период позднего средневековья.

По мнению Хан Гирея, разрушение самобытности некоторых групп адыгов, например жанеевцев, связано с «соприсяжничеством». То есть, крестьяне бежали от владельцев в аристократических племенах к соприсяжникам в демократические, а феодалы «рассеялись по всей Черкессии». Разрушился испокон веков установленный порядок, наступило новое время, новые социумы стали его приметой. Вряд ли можно считать, что произошла прямая замена одних на другие, что означало бы сохранение все таки преемственности, но жанеевцев и натухаевцев можно считать находящимися в последовательной связи, хотя и в непосредственно прямой ^{[15, 213]}.

Положение адыгского крестьянства в конце XVIII – XIX века было довольно тяжелым. Жизнь свободных крестьян осложнялась претензиями на их земли, на их личную свободу представителями элиты, поэтому рассматриваемый период можно характеризовать как время самозащиты крестьянства от психологического, физического и материального давления.

В 1828 г. бжедухские тфокотли, жалуясь на произвол князей Алкаса и Мухаммеда, в коротких, но необычайно ярких словах охарактеризовали крепостнические притязания адыгейской феодальной знати. Они говорили, что ни по каким правам не принадлежат этим князьям, не куплены ими и являются представителями свободного народа. По их словам, связь основывалась лишь на соседских отношениях и дружественных просьбах о различных услугах со стороны князей. Но, через некоторое время, они начали претендовать на их земли и даже требовали половину их имущества и детей обоего пола. Очевидно, что крестьяне не собирались удовлетворять их претензии.

Об этом же свидетельствуют и десятки жалоб, прошений, рапортов, поступавших в Кабардинский временный суд от владельцев, обвинявших своих крестьян в неповиновении.

Например, уздень принес жалобу, что хотел заставить своих холопов работать, но они вместо того, чтобы слушать его, нанесли ему кинжалом две раны одну в шею, другую в грудь. Защищаясь от них, Созаев в свою очередь ранил одного из холопов ^{[17, л. 3]}. Очень показательный факт, что крестьянин не только не слушается, но и позволяет себе напасть на своего хозяина. В прошении кабардинского узденя бек Мурзы Созаева говорилось о том, что его крестьянин с давнего времени сделался ослушником и не хочет ему служить пользуясь его слабостью и старостью, также ложно называет себя вольным ^{[17, л. 5]}. Опять же мы наблюдаем бессилие со стороны князя и раскрепощение со стороны крестянина.

Так же есть рапорт начальнику Центра Кавказской линии о поимке 11 малокабардинцев, подстрекавших народ неповиноваться узденям и не платить оброк. В нем говорится, что владелец Малой Кабарды подполковник Князь Бекович Черкасский в августе 1841 года донес командующему войсками, что малокабардинские жители (11 человек) всегда уклоняются от исполнения возлагаемых на них обязанностей. Он остерегается, что если они будут дальше оставаться в Малой Кабарде, то весьма легко смогут распространить свое влияние и многие, следуя их примеру, отклонятся от подданства России, и такие случаи уже имели место ^{[17, Л. 1]}. В этой связи, князь Бекович Черкасский посодействовал их немедленному аресту по обвинению в том, что они подстрекали народ просить начальника об освобождении и более того они научили отказываться от платежа оброка подполковнику князю Бековичу Черкасскому за пользование его землями ^{[17, Л. 5]}.

Таким образом, мы видим, что в народе мысли о свободе и независимости начали возникать все чаще. Народ перестал принимать как должное преимущества дворян.

По приводимым Л.Я. Люлье данным цена крови (лъы уасэ) измерялась в сха. И в прежнее время за убийство пши (князя) полагалось 100 сха, за убийство уорка (дворянина) – 42 сха и тфокотля (простолюдина) – 20 сха. Впоследствии цена крови дворянина была назначена в 30 сха, а еще позднее цена крови простолюдина возвышена до 28, а затем и до 30 сха ^{[18, 43]}. Мы видим как сильно меняется цена жизни простолюдина, что особенно важно, в итоге, она практически приравнивается к цене жизни представителей княжеских и дворянских родов.

Кроме того, простолюдины имели право владеть пшитлями и унаутами, которые находились в личной зависимости от них и являлись их имуществом. Чагары исследуемого периода, по всем данным, в отличие от холопов, жили от- дельными дворами, в хозяйственном отношении представляя самостоятельную единицу. Чагары первой половины XIX века обладали теми же правами: «Каждый чагар вправе иметь у себя холопов, – свидетельствует Ш. Ногмов, – но по правам народным не вправе без воли своего господина их ни продать, ни подарить, ни на других такого же состояния променять» .

Россия была заинтересована в привлечении людских резервов на свою сторону, чтобы создать опору для проведения колонизаторских завоеваний, предоставляя беглым льготы. В Кизляре и Моздоке поселилось немало князей, дворян и крестьян.

Начало переселению в Моздок положил сторонник России – кабардинский владелец Кургоко Канчокин. Он, получив санкцию от кизлярского коменданта Н.А. Потапова, поехал в Санкт- Петербург, принял с женой и детьми «святое крещение» и оттуда вернулся подполковником – Андреем Ивановичем Черкасским-Канчокиным. Он вывел из Малой Кабарды до 40 дворов подвластных ему людей и поселился в урочище Моздок. «Перебежчикам» в Моздок русское правительство предоставляло определенные льготы: беспошлинная торговля, свободное занятие промыслами, наделение землей и др. Со своей стороны, переселенцы обязаны были принимать христианскую религию.

В Моздок переселялись не только крестьяне (холопы), но и князья и дворяне, т. е. представители социальной верхушки, которые под эгидой российской власти надеялись обеспечить свое благополучие. Немало кизлярских и моздокских кабардинцев из рода Бековичей впоследствии «верой и правдой» служили России, получили высокие воинские чины и материальное вознаграждение. Но часть кабардинской верхушки не одобряла переход их сородичей в Моздок. Кургоко Канчокин своим поступком вызвал недовольство со стороны князей и дворян Кабарды. Канчокин жаловался кизлярскому коменданту генерал-майору Потапову, что он опасается ехать в Кабарду «для перевоза к поселению на Моздок братьев, узденей» и крестьян, а также малокабардинских владельцев с их людьми. Бегство крестьян вызвано было не только «агитацией и соблазнами» правительства России при переходе на его сторону получить свободу, но и внутренними социально-экономическими и политическими противоречиями в Кабарде.

Правительство России стремилось внести раскол в кабардинское общество, выбить из-под ног князей и дворян почву, на которой держалось их экономическое и политическое могущество, создать себе опору в лице переселенцев, пусть это будут холопы или владельцы. Все это было направлено на то, чтобы укрепить влияние России на Кабарду, одновременно ослабив влияние антирусской оппозиции части верхушки, опиравшейся на Турцию. Г. А. Кокиев писал, что «желание получить освобождение от феодального гнета сказалось в горских холопах сильнее, нежели различного рода экономические льготы». Об относительно высоком нравственно-психологическом и политическом уровне кабардинских крестьян свидетельствует так называемый Каратерский акт, составленный в ходе восстания кабардинских крестьян в 50–60-х годах XVIII в., требовавший ограничения власти князей и дворян. Бесспорно то, что обещания царской администрации о предоставлении беглым крестьянам свободы подогревали исконные их желания освободиться от власти князей и дворян. В целом же во взглядах крестьян, в их идеологии присутствует социально-политическая мотивация. Отрицать это вряд ли целесообразно, сводя вопрос только к политике царской администрации. Кабардинские князья, понимая суть дела, неоднократно выражали протест правительству России по поводу строительства Моздока, они отдавали себе отчет в том, что он был построен на их земле как плацдарм для дальнейшего продвижения ее колониальной экспансии.

Бегство крестьян в русские пределы имело место и в начале XIX в. В разгар ожесточенных боев генерала Цицианова с кабардинцами 8 владельцев обратились к русскому «начальнику» с просьбой разрешить им поселиться вблизи города Моздока. В именном списке от сентября 1804 г. числились 27 человек, которые изъявили желание быть причисленными к Моздокскому обществу. Они были в основном выходцами из Большой Кабарды. Беглые желали остаться на жительство в пределах русских границ.

Очень интересным является факт бегства 2 тыс. семейств (в другом документе речь идет о 25 семействах) кабардинских крестьян от своих феодалов. Это случилось в 1810 г. Крестьяне просили: 1) поселить их на линии «на дико поросших местах»; 2) освободить их на десять лет от уплаты податей; 3) позволить свободное отправление религии с нахождением у них мулл; 4) и по истечении десяти лет они обязывались вступить в «казенные обыватели» с несением всех тех обязанностей, каковые они отправляют, за исключением рекрутской повинности, которая может быть заменена денежным взносом ^{[19, 1]}.

В XIX в. народы Северного Кавказа в силу внутреннего развития (земледелие, ремесло), и воздействия на их внутреннюю жизнь русского влияния переживали период социальной ломки старых форм патриархально-родового быта ^{[12, 77]}.

Господствующая верхушка горцев и мусульманское духовенство старались опереться на адаты, сложившиеся в глубине веков и удержать власть над массами, широко применяя нормы обычного права и шариат, понимая, что с введением русских законов уничтожится их политическое господство. Народные массы также твердо держались за свои обычаи ^{[12, 86]}, но они начали слабеть. Падала когда-то всесильная власть князя. Укрепление России на Кавказе совершенно поколебало ее у черкесов.

Акт от 20 августа 1863 года, принятый под давлением Д.С. Кодзокова, «развязал» руки кавказской администрации в решении земельного вопроса, поскольку признание земли общинной разрушало основы, закреплявшие власть высших сословий над низшими ^{[20, 431]}. Князья потеряли контроль за земельными ресурсами, управление перешло в руки российской администрации. Местное население облагалось государственной податью. В ноябре 1866 года началось массовое освобождение крестьян.

Таким образом, в исследуемый период, мы наблюдаем глобальное изменение статуса крестьян, ломку традиционных устоев и изменение характера взаимоотношений между сословиями. В новых условиях крестьянство все менее довольно существующим положением вещей, все чаще задумывается о возможности изменения условий своего существования, что приводит к их активизации в сторону неповиновения своим владельцам. Учащаются случаи бегства, а также случаи прямого неподчинения с применением физической силы. Разрушение традиционного уклада и внедрение в сознание крестьянства мыслей о свободе привели к ожидаемому результату. Российскому правительству удалось искоренить могущество адыгских князей и дворян, которое столетиями держалось на обычаях и традициях народа.