Anthropological crisis in modern medicine

Kamalieva Irina Rinatovna PhD in Philosophy Associate Professor of the Department of Philosophy, Senior Researcher, Scientific and Educational Center for Practical and Applied Philosophy South Ural State University (Research University) 454080, Russia, Chelyabinskaya oblast', g. Chelyabinsk, pr. Lenina, 76, kab. 434 irina.kamalieva@yandex.ru

В настоящее время все большую популярность обретают идеи искусственной модификации естественного организма человека. Широкую известность получило движение трансгуманизма. Именно трансгуманизм выбран нами в качестве отправной точки исследуемой проблемы как следствие более масштабных тенденций – антропологического кризиса современности. Б. Г. Юдин, анализируя концепции трансгуманизма, отмечает: «один из аргументов, довольно часто выдвигаемых сторонниками трансгуманизма, заключается в том, что нынешний мир, в тех его параметрах, которые особенно чувствительны к воздействиям человека, вооруженного созданными им самим технологиями, теряет способность этого человека выдерживать. Следовательно, всем нам известный человек должен быть преобразован в такое существо, которое будет адекватным образом ”вписано” в стремительно и радикально меняющийся мир» ^{[10, с. 4]}. По мнению П. В. Кайгородова, «ценность трансгуманизма состоит в его отказе от антропоцентризма. Он даёт мыслящим субъектам возможность взглянуть за пределы самих себя» ^{[2, с. 131]}.

Предпосылкой к появлению стремлений преодолеть собственные пределы путем преобразования человеческой природы можно считать уже имеющийся антропологический кризис современного человека, выражающийся скорее термином, чем строгим понятием. Например, в наиболее развитых западных странах на фоне высокого уровня качества жизни прогрессируют такие негативные тенденции, как наркомания, число самоубийств, немотивированная агрессия и преступность, экзистенциальный вакуум (утрата смысла жизни).

Чтобы перейти от констатации феномена антропологического кризиса к более глубокому его пониманию, попробуем рассмотреть его с привлечением теоретического аппарата медицины. Это оправдано тем обстоятельством, что медицина представляет собой практическое учение о человеке, то есть является «практической антропологией», способной повлиять на природу человека посредством развивающихся технологий.

Что же входит в состав медицины? Во-первых, – это научное знание; во-вторых, – это медицинская этика, регламентирующая отношение врача к пациенту как к объекту лечебной деятельности. И, в-третьих, – это образ человека в медицине, который не всегда осознается, но без него невозможна эффективная лечебная деятельность, которая всегда ориентирована на некое представление о том состоянии человека, отклонение от которого является заболеванием, и в которое необходимо вернуть человека, исцелив его. Это и есть образ человека в медицине, образ человеческого здоровья и, соответственно, нездоровья.

Всем известно определение здоровья, данное ВОЗ: «здоровье является состоянием полного физического, душевного и социального благополучия, а не только отсутствием болезней и физических дефектов» ^[11]. Однако, на наш взгляд, большей практической ценностью являются те взгляды на здоровье, согласно которым здоровье – это «образ человека, воплощающий в себе полноту человеческих возможностей на определенном этапе развития человечества» ^{[5, с. 396]}. Этот образ предпосылочно, из очевидности самой повседневной жизни, из культуры, из образования задается медику и в качестве «нормы здоровья», и в качестве цели (если возникает необходимость «исцелить» человека, вернув его в состояние «нормы»), и в качестве критерия, определяющего «можно» и «нельзя» по отношению к человеку.

Каждой исторической эпохе соответствует свой образ человека в медицине, и в этой связи можно сказать, что здоровье – это антропологический образ исторически конкретной культуры. Современный образ человека можно обозначить как «трансформный» и «предмет биологического дизайна» в связи с возможностью моделировать его посредством технологий по культурным запросам ^[1]. Сегодня он в преобладающей степени является рукотворным, искусственным, конструируемым путем изменения природного организма человека, что дает возможность исправлять недостатки человеческого естества, преодолевать природные несовершенства. Это, конечно же, является положительной тенденцией.

Вся проблема в том, что представление о «человеке-машине», которое развивали деятели Просвещения, но которое преимущественно преодолевалось до внедрения биотехнологий в медицину, в современной «техногенной цивилизации» ^[7] обретает новую жизнь в виде представления о человеке как о сложно устроенном механизме, который возможно изменить на биологическом уровне. Прежде, когда культура не имела еще таких глубоких знаний об организме человека, и когда человек во многом оставался еще природным, естественно данным существом, и медицина не могла изменять организм человека посредством психофармакологии, трансплантологии и генетики, подобный подход был допустим. Но сегодня, когда природа становится зависимой от культуры, этот сугубо естественнонаучный, «механический» подход к человеку как биологическому автомату оборачивается стремлением конструировать, воспроизводить и исправлять человека по узко технической мерке. Этот подход фактически становится «антропологической редукцией» – сведением человека к биологическому материалу, который, с свою очередь, предстает простым объектом для манипуляций. Сегодня также достигнуто почти полное господство культуры над природой в отношении рождения и смерти человека – по мнению П. Д. Тищенко, «в эпоху биотехнологий из сети нормализующих практик биовласти вычленяется в качестве особого узла комплекс практик дарения и изъятия дара человеческого существования» ^{[8, с. 4]}. Данный утверждение, характеризующее генезис биовласти, подчеркивает возможность современной культуры именно посредством биомедицинских технологий контролировать «существование, сущность (идентичность) и число людей» ^{[8, с. 4]}.

В трансгуманизме тенденция технологического конструирования человека проступает наиболее наглядно, последовательно и прямолинейно: согласно убеждениям трансгуманистов, человек – это не более, чем физическое тело, биологический организм (его сознание – лишь следствие столь же сугубо телесных – нейрофизиологических – процессов), являющийся лишь механическим устройством, который можно перестраивать по собственному усмотрению. А раз человек – это только модифицируемое устройство, то и модифицировать его можно до бесконечности, безо всяких границ и запретов — от клонирования в начале существования до эвтаназии на финальном этапе, в тот момент, когда это «устройство» выйдет из строя. Превращаясь в повседневную психологическую установку, в мировоззрение, в способ взаимного поведения людей, подобный подход пронизывает все уровни жизни, выступая одним из симптомов кризиса человека и кризиса межчеловеческих отношений – антропологического кризиса современности, основанного гораздо более общими сдвигами в социально-экономической и общекультурной природе человеческого бытия.

Каким же образом антропологический кризис проявляет себя в медицине? Проблемное поле медицины, объектом изучения которой является человек, а не нозологическая единица, вбирает в себя широкий спектр проблем естественных и гуманитарных наук. Между тем, сосредоточение современной медицины на биологизаторском подходе, патоцентризм, анализ патологии организма человека преимущественно в контексте естественных наук привели к рассогласованию естественнонаучной и философско-гуманитарной составляющих медицинского знания ^{[3, с. 3]}. Естественнонаучный подход почти полностью подчинил себе клинику, гуманитарный компонент отошел на второй план, и на этом фоне размывание прежнего «природного» образа человека и все последствия его исчезновения проявились и продолжают проявляться наиболее остро. Ориентация медицины на гуманитарную составляющую, заданная в античности Гиппократом, сохранялась вплоть до XVIII века, до тех пор, когда хирургия, считавшаяся ранее ремеслом, не была признана обществом и медициной как врачевание. Это дало возможность исцелять организм человека путем разрешенного оперативного вмешательства в него, что положило начало размыванию целостного «природного» образа человека в медицине. По мнению М. Фуко, дальнейшее развитие патологической анатомии в XVIII веке, сделавшей возможным исследовать развитие болезни на основе естественных наук, дало европейской культуре представление о конечности человека: «болезнь отрывается от метафизики страдания, которому на протяжении веков она была родственна, и обретает в наблюдаемости смерти законченную форму, где ее содержание появляется в позитивных терминах» ^{[9, с. 293]}. Возникновение в XIX веке психоанализа, а в XX веке психофармакологии, трансфузиологии и трансплантологии способствовали дальнейшему размыванию образа человека в медицине.

Сегодня, благодаря общей «антроподеструктивной тенденции», которая складывается в культуре и формирует сознание всех его агентов, ни врач, на пациент не имеют ясного образа человека – образа нормы и здоровья. Причем, сами успехи медицины оборачиваются негативными эффектами: профилизация современной высокотехнологичной медицины переходит в узкую специализацию, уводящую от целостного восприятия врачом пациента; внедряемые в профессиональную медицинскую сферу принципы коммерции порой заставляют врача смотреть на больного как в первую очередь на средство извлечения финансовой выгоды.

Одним из наиболее ярких следствий размывания прежнего «естественно-природного» образа человека и конструирования нового образа по «технологической» мерке является тот факт, что исторически сложившиеся ценности и нормы медицинской этики, определявшие формы взаимодействия врача и пациента на протяжении веков, сменяются исключительно правовым (юридическим) регулированием. По нашему убеждению, внедрение биоэтики на место классической медицинской этики, прежде всего, на место Клятвы Гиппократа, представляет собой выражение именно этой тенденции. Конечно, подобное утверждение выглядит дискуссионным и может быть оспорено. К примеру, в книге «Биоэтика в России: ценности и законы» И. В. Силуянова в оправдание введения биоэтических кодексов в медицинскую практику пишет: «”этический плюрализм” становится основанием претензий современного либерального права определять поведение людей, т.е. выполнять функции морали, а в перспективе выйти на уровень создания “новой” общечеловеческой морали» ^{[6, с. 13]}.

Биоэтика по своей сути представляет собой внедрение права, правовых аспектов в медицину. Право – это формализованные отношения людей по поводу собственности; в данном случае предметом, выступающим в качестве собственности, становятся организм и здоровье человека в системе отношений «врач – пациент». Но эти отношения никогда не могут быть формализованными до конца, поскольку организм человека таит в себе огромное количество возможностей и потенций, по поводу которых еще никаких законов не сформулировано; и все ситуации отношений между врачом и пациентом, которые возникали всегда, но особенно часто возникают в современной, быстро развивающейся медицине и будут возникать в дальнейшем, просто невозможно уложить в рамки стандартных правил, основанных на тех случаях, которые были в прошлом. В то же время, Клятва Гиппократа с ее пятью императивами («исцели», «не навреди» и т.д.) охватывает абсолютно все возможные ситуации, включая те, которых не было, но которые могут произойти в будущем. Клятва Гиппократа обладает универсальным значением, тогда как биоэтика исходит из того подхода к человеку, который сложился в индустриальную эпоху.

Если же в медицине приобретает господство профессиональный кодекс биоэтического порядка, то он ориентирует врача на манипулятивный, узко-технический, жестко-формализованный, в конечном счете, бездушный подход врача к пациенту, что и становится предпосылкой полного развертывания антропологического кризиса в медицине. И напротив, сохранение Клятвы Гиппократа в качестве профессионального медико-этического императива удерживает высокое гуманистическое значение медицины.

Таким образом, преодоление антропологического кризиса в медицине возможно только путем сохранения Клятвы Гиппократа в профессиональном обиходе врачей ^{[4, с. 87-88]}, что в условиях современной научной медицины представляется сложным. Несомненно, что Клятва Гиппократа, представлявшая собой каноны общепринятых этических требований общества по отношению ко всему медицинскому сообществу, не теряла своего философского значения и морально-этической ценности на протяжении почти двух тысячелетий, превратившись в нечто целостное – аксиологическую установку, нравственный закон, которым руководствовались врачи на протяжении всей истории медицины вплоть до начала XX века. Однако, в процессе развития медицины произошла частичная утрата гуманистических установок Клятвы Гиппократа ввиду содержащихся в ее тексте ограничений, преодоленных современной медицинской наукой – именно Гиппократ в своей Клятве у самых истоков европейской медицины разграничил деятельность врача и хирурга словами «Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом» ^{[4, с. 87-88]}. Думается, что данная аксиоматическая установка для врача была неоспорима лишь до легализации и расцвета анатомии в Европе в эпоху Возрождения, а, в дальнейшем, и хирургии. Вслед за хирургией, каждое новая отрасль медицины, предполагающая исцеление человека посредством проникновения в природное человеческого тело, вело к разрушению целостного образа пациента в медицине.

К тому же, в современных условиях недостаточно преодолеть антропологический кризис в медицине только возвращением в нее Клятвы Гиппократа, поскольку, если прежде «природный» образ человека задавался специалисту-медику из самого контекста культуры, то сегодня, как мы показали, его необходимо моделировать, воссоздавать искусственно, причем, отнюдь не по меркам «автомата» или «биологического материала». Учитывая, что современная медицина в своей деятельности вполне оправданно опирается на знания в области естественных наук, дающих объективное представление о протекающих в организме человека процессах, представляется не менее важным сохранить гармонию соотношения естественнонаучной и гуманитарной составляющих в медицинском опыте для обеспечения духовного и телесного благополучия человека и полноту его возможностей на данном этапе развития человечества. Поэтому важнейшим условием преодоления антропологического кризиса в медицине является пересмотр системы образования врачей. Назрела необходимость в новой организации образовательного процесса, которая предполагала бы увеличение объема гуманитарного раздела в медицинских вузах с целью формирования в сознании будущих медиков образа человека и отношений людей друг к другу по нормам гуманизма. В аналогичных трансформациях нуждается подготовка специалистов и в других сферах культуры, включая и художественное образование, и сферу управления, и систему производства. Только подобным образом возможно преодоление антропологического кризиса. Но медицина как «практическая антропология» должна играть при этом ведущую роль.