Decoration as Part of the Dwelling Structure and the 'Structure' of Peasant World View

Permilovskaya Anna Borisovna Doctor of Cultural Studies chief researcher at N. Laverov Federal Center for Integrated Arctic Research Russian Academy of Sciences 163000, Russia, Arkhangel'skaya oblast', g. Arkhangel'sk, ul. Nab.severnoi Dviny, 23 annaperm@atnet.ru Other publications by this author

Исследование выполнено при финансовой поддержке ФАНО России в рамках научной темы № 0409-2018-0147 «Комплексное исследование формирования и трансформации историко-культурного наследия в этно-социальной динамике Европейского Севера и Арктики».

Крестьянский дом занимает исключительное место в традиционной культуре, отражая народное мировоззрение, особую картину мира, смыслы коллективной и индивидуальной ментальности, в символической форме воплощая главные ценности и смыслы человеческого существования. Безусловно, в условиях Севера жилой дом был одним из главных способов освоения природной среды, благодаря его адаптивным возможностям, отраженным в архитектурно-конструктивном устройстве, стало возможным освоение и выживание человека на Русском Севере и в Арктике ^{[1, с. 155–163]}. Архитектура жилища Русского Севера, формировавшаяся столетиями, к XIX веку обрела свой завершенный смысл и конкретный архитектурный образ, отразившийся в его архитектурно-планировочном решении. Практически все дома были двухэтажные. Жилые помещения располагались на высоком подклете, используемом для хранения продуктов, а также хозяйственных нужд. Под одной крышей с жильем находились хозяйственные помещения: хлев для скота и поветь. Этот сложный бытовой комплекс прекрасно продуман в мельчайших деталях, предельно компактен и приспособлен к суровым условиям. Постепенно на Русском Севере, на просторах больших судоходных рек сложился классический вариант крестьянского дома, не встречающийся в других районах России и значительно более совершенный в архитектурном решении.

На декоративное убранство крестьянского жилища оказали влияние многие факторы: географическое и экономическое положение, строительные традиции, степень развития кустарных и отхожих промыслов. Крестьянские плотники-отходники из разных районов имели свой стиль, манеру и навыки мастерства, передававшиеся из поколения в поколение. Сложность архитектурной отделки и качество ее исполнения всегда зависели от имущественного положения семьи. Непосредственное влияние на декоративное убранство северного дома оказала церковная и гражданская городская архитектура. Большое значение имело также индивидуальное творчество мастера, придающее декоративному решению дома черты самобытности ^{[2, с. 10, 11]}.

В орнаменте резьбы или скульптурных фигурах, украшающих традиционный дом, воплотилось понимание микро- и макрокосмоса. Особенность орнаментальной символики состояла в том, что это были не единичные символы, а целостная система, воспринимающая окружающий мир. На протяжении веков шло формирование декоративно-художест­венных приемов оформления различных архитектурных элементов крестьянского дома. Символика декоративного убранства неотделима от архитектурно-конструктивных особенностей, декор - это часть архитектурной конструкции. Способ крепления декора на сооружении может рассматриваться в контексте: конструкции, архитектурного украшения, символа. Эта взаимосвязь укладывается в следующую триаду: функция – канон – украшение ^[3].

Вся история древнерусского деревянного зодчества свидетельствует об исключительном внимании плотников к архитектурным формам и композиционным приемам возведения кровли. «По понятиям древности, первая красота здания заключается в его покрытии, в его кровле, головном уборе» ^{[4, с. 57]}. Самой распространенной и древней на Севере является двухскатная тесовая кровля по потокам и курицам, сделанная без гвоздей.

Верхнее обрамление крыши крестьянской избы – «шелом» или «охлупень». Это тяжелое, толстое бревно, выдолбленное снизу, державшееся собственной тяжестью, диаметр его доходил до 60 см., или он был связан с князевой слегой деревянными стержнями - стамиками. Охлупень прикрывает стык скатов кровли. Архаичные черты в севернорусской архитектурной традиции наиболее устойчиво проявляются в скульптурном завершении охлупня. Это скульптурное завершение осмысляется в качестве головы коня. Идея защиты, оберега – один из главных семантических аспектов традиционного искусства. Значение слова «шелом» было связано с защитой и означало шлем древнерусского воина.

В скульптурных фигурах, украшающих северный дом, отразилась традиционная архаичная картина мира его строителей. На Русском Севере посредине строящегося сруба ставили елку. Установленное деревце должно было стоять здесь в течение всего времени строительства ^{[5, с. 132; 6]}. Дерево посредине сруба – это одновременно и центр будущего жилища, и «центр мира». Связь дерева (креста) с концепцией мирового дерева не вызывает сомнений. С идеей мирового дерева непосредственно связана строительная жертва. На ранних этапах у славян не исключены человеческие жертвоприношения при закладке крупных строений. Ритуальным эквивалентом человеческой жертвы становятся домашний скот и мелкие животные. Можно предположить наличие связи между конскими головами, приносившимися в жертву (археологические раскопки в Новгороде, относящиеся к XI в.), и «коньками» на крыше. Дом, как бы выраставший из закопанной в землю конской головы, увенчивался ее же изображением на крыше ^{[7, c.64]}. По данным В.В. Стасова «есть свидетельства, что деревянному изображению некогда предшествовала настоящая лошадиная голова» ^{[8, c. 267]}. Косвенным подтверждением этом служит архаична практика установки конских черепов «от дурного глаза» на пасеках ^{[5, c.354]}.

На символику декоративного убранства оказали влияние традиции, как русского, так и аборигенного финно-угорского населения. Верхнее бревно на кровле северного дома – конек, изображалось в форме конской головы. Конь в славянской традиции имел двойственную природу. Наряду с культом плодородия, воплощенным в солярной семантике, он был связан с хтоническими существами, смертью и погребальным культом. В соответствии с двойственной природой коня-медиатора амбивалентными свойствами наделялся конский череп. Ритуализированная смерть коня должна была способствовать плодородию земли, а его череп использовался в качестве строительной жертвы.

По архитектурно-конструктивному и планировочному устройству, большого размера северный дом иногда имел 2-3 охлупня. Их концы нависали над передним и задним фасадами избы. Охлупень над хозяйственным двором иногда обрабатывался в форме второй конской головы или чаще всего в форме валютообразного завитка, образующего своеобразный «хвост». Во время экспедиции в Устьянский район Архангельской области в 1982 г. автором был обследован дом Попова в д. Мозолово, имеющий 4 конька: над летней, зимней избами, хозяйственным двором (тип дома «на два жилья»), крыльцом. В этой усадьбе коньки украшают амбар и ледник. Украшая дом, амбар или ледник, северный крестьянин никогда не вырезал конек на бане, считавшейся нечистым местом ^{[6, c. 145]}. Охлупни в форме конской головы не украшают кровли культовых построек, необходимый конструктивный элемент здесь обрабатывался стилизованно, его форма «следовала» за конструкцией.

Дом, украшенный внутри и снаружи солярными символами, антропоморфными фигурами, птицами, конями и символикой, носившей магический характер, стал носителем идеи оберега, т. е. собственно оберегом: он хранил семью от нечистой силы.

Скульптурно вырезанный охлупень в форме конской головы и голова предка-покровителя взаимозаменяются и размещаются в одних и тех же местах. Анализ архетипических черт реального хозяина дома, проведенный в определенном историческом и символическом контекстах, дает интерпретацию дома как место хозяина. Действительно, без дома нет хозяина, и, следовательно, защищая от нечистой силы дом, защищали в основном род и его главу. Подтверждением этому служит существующая на Русском Севере традиция: охлупень для дома делал лично глава семьи. «В нем вся красота дома» – можно услышать объяснение хозяина.

По славянской традиции жертвенными животными в строительных обрядах служили конь и петух (курица), вероятно, с этим также связано распространение этих изображений на коньках крыш северных изб ^{[9, c. 78]}. В финно-угорской мифологии и фольклоре большая роль отводится оленю, лосю, которые являются жертвенными животными, а также водоплавающей птице, но упоминания об их использовании в строительной обрядности и декоре не найдены. В целом в декоре жилища карел и коми на охлупнях, как правило, встречаются абстрактно-геометрические мотивы. Влияние финно-угорской традиции и отражение культа оленя в символике декоративного убранства дома встречаются у русских Мезени, на берегах Вычегды и Пинеге. Олень с ветвистыми рогами был вырезан из природных отростков корня или на домах охотников и оленеводов можно было увидеть настоящие лосинные или оленьи рога. Культ коня и оленя нашел отражение в известной мезенской росписи на прялках и других деревянных изделиях.

В восточнославянской мифоритуальной традиции изображение коня и птицы в декоре дома связано с солярным культом. Конь и птица – символы движения солнца, а расположение солярных знаков в сопровождении коней или птиц на щипце крыши, уподобляемой небосклону, описывает дневной ход небесного светила ^{[10, c. 468]}. Солнечная символика дома представляла народную космологию стихий, была органична мироощущению северянина и рождалась из самой жизни русского населения в северных краях, где дом был открыт снегам и ветрам, где о лете и солнце слагались поэмы, где в планировочном решении дом был ориентирован на юг, юго-восток, юго-запад, подобная планировка в структуре деревни получила название «на лето» или «лицом к солнцу».

Солнечную символику получает не только конек крыши, но и элементы, поддерживающие ее свесы – кронштейны, курицы, а также окончания причелин. Полотенце в ряде регионов (Каргополье, Онега, Поважье) изображалось в форме резного деревянного солнца – «ветренницы». Причем для изготовления этих знаков-оберегов использовались как индивидуальная манера резьбы, так и трафареты (Каргополье), как в XIX, так и в XXI веке. В г. Каргополе существует небольшое предприятие по изготовлению декоративных элементов для сельского дома, дачи, где деревянное солнце-«ветренница» изготовляется в настоящее время.

Конь – один из древнейших образов, стоящих у истоков традиционной народной культуры. Он всегда присутствует в культурном пространстве северной деревни и дома. Конь возвышается на крыше избы, становится кронштейном и поддерживает мощный вынос кровли. В интерьере он также распространен в повседневных бытовых вещах: принимает форму ковша для питья воды или кваса, изображается на деталях ткацкого станка, выполняет роль детских игрушек.

Стилизованная форма конской головы украшает печную доску – «конник», а также силуэты конской головы можно увидеть по бокам божницы в красном углу. Например, в Поважье боковые ограждения деревянных божниц в красном углу имели форму конской головы. Аналогичные конские головы (иногда парные, обращенные друг к другу) часто встречались у печной доски – «коника». Такой же фигурой завершался и свободный конец лавки, расположенной у порога избы, которая также называлась «коником». Со временем в декоративной традиции Русского Севера наблюдалась тенденция к замещению изображений коня солярными символами как в обработке архитектурных деталей кровли, так и в интерьере на примерах резных печных коников.

В результате такой эволюции естественные очертания и наклон головы птицы или коня, декоративно обобщаясь, образуют самостоятельные мотивы волюты и, подчиняясь угадываемой логике декоративно-семантического преобразования, предопределенного тематической связкой «конь – птица – солнце», трансформируются в солярные формы, основанные на круге ^{[9, c. 79-80,82]}.

Изображение охлупня в форме конской головы получило широкий ареал распространения. Оно встречалось в среднем течении Пинеги, на Верхней Тойме, среднем течении Северной Двины, на Устье, Кокшеньге, в среднем течении Сухоны, в верховьях Юга. Наряду с этим ареалом, скульптурная резьба фиксируется в бассейнах Шоноши, Пуи, Моши, низовьях Онеги и на востоке – в бассейнах Вятки и Северном Приуралье ^{[11, c. 62]}. В то же время традиции украшать коньками не было в таких районах как Каргополье, Карелия, где деревянное зодчество (в том числе способы декорации крестьянского жилища) достигло высокого мастерства^{[6, c. 145]}.

Интересен вопрос о происхождении парных коньков на причелинах кровли, украшающих крестьянские избы Ярославской, Костромской, Владимирской, Нижегородской губерний. Парные коньки распространены также в Белоруссии, Литве, Латвии, Эстонии, Польше, Словакии, Венгрии, Швеции, Норвегии, Швейцарии, Германии, Голландии.

О древности бытования данного мотива на территории средней полосы России свидетельствуют многочисленные археологические находки женских украшений, удивительно напоминающих архитектурные коньки. Подобные женские украшения были обнаружены археологами в погребениях славянских и финно-угорских племен X – XI веков на северо-востоке европейской части России ^{[12, c. 100]}. Особенно распространен этот мотив у древнего населения Прикамья, Верхнего Поволжья, в частности, он характерен для культуры поволжской мери. По мнению исследователей, парные коньки на крышах ярославских и костромских изб XIX – XX веков восходят к древним поволжским традициям ^{[2, c. 27]}.

На Русском Севере изображение парных коньков встречается в Подвинье. В отличие от средней полосы России, коньки здесь изображались не на концах причелин, а охлупень имел не одну, а две, иногда три конские головы. Исследователями были зафиксированы парные коньки на доме М.И. Бурмагиной в с. Бредовицы Виноградовского района ^{[13, c. 181]}, на доме Деревцова в с. Кодима Верхнетоемского района, на жилом доме в с. Пучуга Верхнетоемского района ^{[14, c. 107]}, на доме А.М. Тропина из д. Цивозеро Красноборского района. Двухглавый конь встречается в знаменитой каргопольской глиняной игрушке.

В скульптурных украшениях охлупня также получила распространение орнитоморфная символика: изображения курицы, петуха, утки, лебедя – по течению рек Виледи, Сухоны ^{[15, c. 145]}. Лебедь – символ красоты, мудрости, плодородия, его образ связан со Временем, Солнцем ^{[16, c. 113]}. На Русском Севере лебеди считались священными птицами, их нельзя было убивать. Крылья по каким-то причинам убитого лебедя приносили в часовню, где ими опахивали иконы ^{[17, c. 96]}.

Охлупень часто крепится к коньковой слеге деревянными клиньями – нагелями («стамики», «шарики», «бабайки», «сороки»). Последнее определение не случайно: они действительно напоминают рассевшихся на крыше птиц. Орнитоморфные, согласно названию, и антропоморфные мотивы выявлены в этих декоративных деталях кровли. Слово «сорока» означает женский головной убор, украшенный жемчугом, получивший распространение на Русском Севере ^{[18, c. 672; 19, с. 3-8]}. В Сольвычегодском уезде сверху охлупня на всем протяжении вместо «сорок» устанавливались «мужички» – вертикальные деревянные скульптуры с круглым основанием и подобием человеческого бюста в верхней части ^{[19, с. 170]}. В Поважье им соответствовали «солдатики» или резные столбики ^{[21, с. 66]}. В некоторых местностях стамики называют «куклами» ^{[22, c. 4]}.

Декоративное убранство народного жилища содержало символы как православные, так и языческие, как социальные по своему смыслу, так и природные: на божнице – лики святых, охлупень – символ солнца. Объединенные в целостном культурном смысле архитектуры северного крестьянского дома-двора, они являют единство народной культуры, моделирующей весь крестьянский мир, во взаимосвязи микро- и макрокосмоса. Отсюда следует вывод: мастер, рубивший избу и изготовлявший все необходимое для нее, был до начала XX века, скорее, зодчим, чем просто плотником. Кроме того, дерево, по его представлениям, имело душу, которую нужно было ублажить жертвоприношением и соответствующим заговором или обрядом. Именно поэтому традиционное народное зодчество, обладая комплексом культурных смыслов, в основе своей было магически-сакральным.

Орнаментация декора представляет собой знаковую систему. Архитектурные и декоративные элементы составляли не только часть конструкции жилища, но и «конструкции» крестьянского мировоззрения, где определяющее место принадлежит православию и мифопоэтическим верованием русского народа. Сбалансированность утилитарных и символических функций определила ту исключительную роль, которая дает возможность говорить о народной архитектуре Русского Севера как о феномене культуры ^{[23, p. 392 – 397]}.