Impact of the ideas of French Enlightenment upon the formation of modern concept of the nation

Zarnitskaya Mariya Post-graduate student, the department of Philosophy of Politics and Law, M. V. Lomonosov Moscow State University 119234, Russia, Moscow, Lomonosovsky Prospekt 27, building #4 mashutka0412@yandex.ru Other publications by this author

Тема нации не теряет своей актуальности уже много лет. Этот вопрос настолько животрепещущ, что решение его порой приводит к немыслимым крайностям – эскалация национализма и многие связанные с ней катастрофы XX в. стали закономерным итогом разногласий по поводу природы и сути нации. Дискуссии о том, реальна ли нация или является мифом, широко распространенным в бытовой и научной практике, имеют перманентный характер, подпитываясь все новой и новой информацией для размышления. «Национальные интересы», «национальное достояние», «национальное признание» − подобные словосочетания можно увидеть и услышать в СМИ каждый день, причем очень часто «национальное» неразрывно связано с «государственным». Закономерен исследовательский интерес к истокам данного явления.

В устройстве современных, особенно называющих себя демократическими государств, в самих их конституциях лежат многие принципы, выдвинутые Великой французской революцией. Хорошо известно, чьими идеями руководствовались революционеры: на разных этапах революции это были, казалось бы, во многом противоречащие друг другу Ш. Л. Монтескье, Ф. М. А. Вольтер и Ж.-Ж. Руссо ^[17]. На первом этапе борцов с устаревшим строем вели идеи Монтескье, вдохновлявшие на создание конституционной монархии с разделением властей между несколькими сословиями. Концепция естественных прав и свобод, позаимствованная Монтескье у Локка, стала знаменем борьбы со старым режимом, знаменем борьбы за свободу.

На втором этапе революции борьба приняла более радикальный характер, опираясь на теорию свободы Руссо. Идея свободы самой по себе, жизни в соответствии лишь с законами, принятыми самим народом, манила людей. Мысль о нации, способной управлять собой самостоятельно, получила широкое одобрение и распространение во Франции.

С приходом же власти Наполеона широкое распространение получает теория просвещенного абсолютизма Вольтера, защищавшая власть монарха, но монарха образованного и исходившего в своих действиях из блага народа.

Идеи просветителей заслужили такое признание, в частности, потому, что они первыми заговорили как о насущной потребности не только о правах человека, но и о правах нации. Гольбах настаивал: «Любовь к нации – один из прекрасных плодов свободы», а дух нации является естественным стремлением граждан объединить свои способности с целью принести государству наибольшую мощь ^{[5, т.2, с. 42]}. По его мнению, «любовь к своей стране представляет собой не что иное, как любовь к самому себе» ^{[5, т.2, с. 369]}. С точки зрения просветителей, патриотизм – производная идея от более широкой идеи гуманности, «национальная» идея в просветительской философии подчинена «общечеловеческой» идее ^{[12, c. 101]}. Нация сама по себе в тот период рассматривалась как синоним слова «народ», своего рода политический субъект, в связи с чем «государственное» значение слова превалировало над «этническим» ^{[14, c. 27]}.

Когда в современном мире заходит речь о нации, все так же возникает вопрос, в каком ключе ее рассматривать? Определяющими признаками принято считать общность языка, территории, экономики и − прежде всего − культуры и интересов. Со времен Средневековья до наших дней отличительной особенностью нации считают некий общий дух. Французский социолог Г. Лебон уже в ХХ в. полагал, что именно «душа народа сохраняет нацию» ^{[9, с. 100]}, из нее рождаются мысли и чувства народа, искусство, различные общественные институты. Душа же народа заключается в его нравах, вследствие чего вместе с испортившимися нравами исчезают и нации.

Подобная идея впервые четко оформилась у французских просветителей. Например, название обширного труда Ф. М. А. Вольтера «Опыт о всеобщей истории и о нравах и духе народов», где он хотел предложить читателю «философию истории» ^{[10, с. 63]}, уже включает в себя соответствующий термин. Сама же теория просвещенного абсолютизма Вольтера предполагала преобразование общества сверху, через монарха, но в интересах нации, для чего было необходимо изучить обычаи, нравы, сам дух народа. Вольтер описывал цивилизации Древнего Китая и Индии, Японии, Ближнего Востока, Африки, Америки и Европы, размышляя не только о непрерывном процессе их развития, но и о причинах различных темпов прогресса. Запад опережал Восток, Америку и Африку в утверждении рационального взгляда на мир, сам же по себе прогресс представлял собой освобождение разума от суеверий и ошибок в течение длительного периода времени. «Отставание» неевропейских обществ объяснялось сохранением в них предрассудков, законов, обычаев и верований, подавлявших свободу мысли. То есть каждая цивилизация, каждое человеческое общество имело свои собственные отличительные черты, уровень развития разума, и возникала эта уникальность под влиянием культурной составляющей.

Точно так же «национальная» составляющая прослеживается в работах Ш. Л. Монтескье, чья теория разделения властей лежит в основе государственного устройства многих современных стран и законодательно закреплена. Нация тесно связывается Монтескье с государством, особенностями его возникновения и развития. Возникновение государства как такового – это исторический процесс, на который оказали влияние физические (климат, характер почвы, размеры и положение страны, численность населения и др.) и моральные (принципы политического строя, религиозные верования, нравственные убеждения, обычаи и др.) причины. Все эти факторы образуют общий дух народа (причем моральные причины влияют на него сильнее, чем физические), и следует избегать всего, что способно его изменить. Изначально люди пребывали в естественном состоянии, и спас их общественный договор, заключенный, по сути, в национальных интересах. Именно в национальных интересах создаются законы, определяющие отношения между народами (международное право), законы, регулирующие отношения между правителями и управляемыми (политическое право), законы, которые регламентируют отношения всех граждан между собой (гражданское право) ^{[11, с. 640-641]}. С возникновением законов рождается и само государство. Законодатель должен действовать согласно общему духу народа, который, в свою очередь, соответствует каждой форме правления. Для республики это добродетель, для монархии – честь, для деспотии – страх. Государства рушатся тогда, когда утрачивается дух народа, «разложение каждого правления начинается с разложения его принципов» ^{[11, с. 254]}. Нечто подобное и имел в виду Лебон, говоря о гибели наций вместе с гибелью, разложением их нравов, их «души».

Другие мыслители ХХ в., например, Вильгельм Вундт и Отто Бауэр также указывали на необходимость принятия в расчет обычаев, истории, религии, языка, иначе говоря, культурных и языковых особенностей как основополагающих характеристик нации. Общность происхождения, по мнению того же Бауэра, образует расу, но именно культурная общность рождает нацию ^{[2, c. 13]}. Сходство с философией Просвещения прослеживается без труда.

Более того, современные исследователи отмечают, что становление нации – сложный и длительный процесс, на который в первую очередь влияют социально-экономические факторы, вследствие чего формируются общенациональная культура, особенности национального самосознания, характера, а также всевозможные стереотипы касательно той или иной нации. В XVIII в. Монтескье придерживался той же точки зрения, когда утверждал, что различные моральные и физические факторы составляют дух народа, его уникальные особенности. Именно процесс формирования нации хотел проследить в своем «Опыте…» Вольтер, попутно открывая принцип историзма.

Оппонентами сторонникам трактовки нации как культурной общности выступают приверженцы толкования нации как некоей политической составляющей. Нация рассматривается ими как политический организм, общность людей, связанная гражданством вне культурного и этнического аспектов. Истоки подобной теории прослеживаются в работах другого французского просветителя Жан-Жака Руссо. Руссо, являющегося одной из самых спорных фигур в философии Просвещения, нередко признают отцом-основателем современного национализма. Не занимаясь вопросом нации и национализма целенаправленно, он, тем не менее, «подарил» Французской революции и организатору безжалостного террора Робеспьеру в качестве оправдания идею общей воли и общего блага.

Руссо действительно разрабатывал теорию общей воли и народного суверенитета. По его мысли, народ и его общая воля − единственный источник любой власти в государстве, условие его существования. Общественный договор, положивший начало государству, Руссо рассматривал как всеобщее соглашение, как акт общей воли. «Основою любой законной власти среди людей могут быть только соглашения» ^{[13, с. 155]}. Будучи сторонником прямого народовластия, Руссо выступал за непосредственное участие народа в управлении страной − периодические многотысячные собрания с целью выражения народной воли виделись ему обязательными. Подобно Монтескье, он определял и дух государства: например, у республики это добродетель. Иными словами, Руссо также выделял свойственные той или иной нации характерные черты, подавая их, однако, в более гражданском ключе. Что касается идеи народного суверенитета, использованной затем как в благих, так и в недобрых целях, то, по мысли Руссо, он неотчуждаем. Никто не может отнять у народа право осуществлять свою волю. Философ четко различал суверенитет и правительство. Народ, являясь носителем суверенной власти, устанавливает законы, которые, в свою очередь, представляют собой «общую волю», а правительство должно лишь применять их ^{[13, c. 236]}.

Руссо рассматривал отношения гражданина и государства как хорошо отлаженный механизм, где один элемент напрямую зависит от другого. Став общественным, человек получил свободу управлять своими страстями и защиту со стороны общества, превратившись тем самым в еще большего должника всего человечества. Именно в обществе человек должен стать самим собой и понять, что его счастье зависит от окружающих. С приобретением свободы он обретает и способность уважать других людей ^{[13, c. 230]}. Идеал для Руссо − это государство, основанное на суверенитете народа, который устанавливает законы по предложению своих глав. В таком государстве воплощается природа человека, в нем он самодостаточен, иначе говоря, свободен.

И именно эти убеждения позволили позднее назвать Руссо идеологом тоталитаризма и национализма, ведь по его мысли, если человек отказывается подчиняться общей воле, его принудят к этому силой, силой заставят быть свободным, отказавшись от личных привязанностей. Деятели Великой французской революции подхватили эту идею, развив ее в своих националистических доктринах, утверждая, что французы являются гражданами, а не подданными короны, что над нацией нет иной власти, нежели ее собственной. Пользуясь провозглашенным принципом свободы, равенства и братства, революционеры не только избавлялись от пережитков прошлого, но и оправдывали любые проявления террора.

В философии Руссо отчетливо прослеживается идея нации как политического образования, позволившая уже в ХХ в. теоретикам вроде Эрика Хобсбаума выдвигать тезисы о том, что утверждения о какой-либо культурной и исторической специфике наций порождены национализмом и являются мифом, тогда как на самом деле нация – это общность людей, связанных между собой прежде всего гражданством. По мнению Хобсбаума, Руссо видел нацию общностью, существующей на основе демократических начал и политической свободы, осознание же человеком своей принадлежности к нации как к этническому образованию появились значительно позже и под влиянием введения государственных флагов, гимнов и т.д. Америка является ярким примером того, как нация образовалась не на базисе культурного и исторического единства, а под влиянием приверженности определенным политическим идеалам, закрепленным в Конституции и Декларации независимости ^{[15, с. 35]}.

В целом, можно утверждать, что ни одна из двух точек зрения на понятие «нации» не одержала окончательной победы. Нация как культурная и этническая общность, сформировавшаяся под влиянием климата и обычаев, и нация как политическое образование, общность людей, объединенных интересами, стремлением к общему благу, гражданством и активной гражданской позицией – обе трактовки продолжают успешно сосуществовать. Ярким примером такого соседства служат принципы Организации объединенных наций: право на существование, запрещающее геноцид и этноцид (т.е. уничтожение в какой-либо форме какого бы то ни было народа и его культуры); право на самоидентификацию (т.е. определение самими гражданами своей национальной принадлежности); право на суверенитет, самоопределение и самоуправление; право на сохранение культурной самобытности, включая сферы языка и образования, культурного наследия и народных традиций; право народов на контроль за использованием природных богатств и ресурсов территорий их проживания; право каждого народа на доступ к достижениям мировой цивилизации и их использование.

В приведенных принципах присутствует синтез прямо противоположных идей о сути нации. В них говорится как о важности и исключительности культурных особенностей, стремлении защитить их (а вместе с ними и нацию), так и о праве на самоопределение, право на самоуправление, что предполагает признание нации и как политического образования. Мысль о духе народов причудливым образом сочетается с мыслью о народном суверенитете. Культурные, этнические черты отражают исключительную специфику той или иной нации, делают очевидной ее уникальность, но при этом подчеркивается ее равенство с другими нациями − не менее уникальными и ценными. В то же время нации предоставляется возможность участия в политической жизни, право управлять собой, исходя из общих народных интересов, основанных на нуждах и благе данной конкретной общности. Управлять, не входя в противоречия с интересами других таких же общностей, но учитывая собственную историю и специфику сложившихся условий проживания, понимания того самого «национального характера», возможной ответной реакции именно этого народа.

Подобный синтез необходим − неукоснительное следование лишь строгой и единственной трактовке нации создает опасность развития национализма одного из двух типов в зависимости от выбранного толкования. Придерживаясь такого мнения, французский социолог П. Бирнбаум выделил культурный и государственный типы национализма. Первый тип исходит из признания национальной специфики определенного народа (языка, культуры, самосознания). Второй обосновывает силу и величие национального государства и нации, игнорируя культурную и языковую принадлежности. При этом считается, что Западу больше присущ гражданский или либеральный национализм, а Востоку – этнический, поскольку восточный мир практически незнаком с либерально-демократическим движением ^[3].

В подобном понимании национализма также можно проследить влияние идей Просвещения и их осмысления поколениями философов. Критикуя просветителей, более современные мыслители отмечают, что одним из главных негативных последствий Просвещения стало предвзятое и пренебрежительное отношение к миру Востока, оправдание его угнетения миром Запада. Просветители видели Восток слабым, иррациональным, варварским, но при этом как интригующую и внушительную силу, которую мир мог бы бояться и уважать ^{[17, с. 35]}. Изучение Востока в XVIII в. привело к стремлению подчинить и использовать его. Чарльз Миллс в своей работе «Расовый контракт» отмечал, что отстаиваемый просветителями общественный договор включал в себя не просто людей, а белых и небелых людей, и просветители в действительности лишь превратили географические и теологические отличия в расовые для объяснения и оправдания колониализма, вытеснения и истребления восточных народов, дававших Западу богатство и власть. Основной причиной такого различия просветители считали низкую познавательную способность восточных народов. Миллс настаивает, что в философии Просвещения именно по причине способности к рациональности, абстрактному мышлению и культурному развитию истинными людьми являются только европейцы. Просветители не были расистами в современном понимании этого слова, они были продуктом своего времени – Европа оставалась не готовой отказаться от рабства и колониализма, но уже не могла не находить им объяснения и оправдания.

Таким образом, можно говорить о том, что философия Просвещения оказала прямое влияние на понимание нации и национализма сегодня. Выявленные позднее характеристики нации своими корнями уходят в толкование ее французскими просветителями либо как культурной общности, либо как политической составляющей. Закономерно: периодически наблюдаемые вспышки культурного и политического национализма также напрямую связаны с философией Просвещения, поэтому можно говорить как о положительном, так и об отрицательном ее воздействии на «национальный» вопрос и политическую жизнь в целом. Призыв просветителей к патриотизму способствовал организации якобинского террора; но в то же время вдохновленная этим призывом Великая французская революция привела к принятию французской Конституции и Декларации прав человека и гражданина. Философия Просвещения вдохновила и борцов за независимость в Америке, таким же образом принявших Конституцию и Декларацию независимости, в основе которых лежали те же принципы, тот же идеал. Идеал «свободы, равенства и братства», идеал нации, самостоятельно определяющей свою судьбу, при одновременном признании уникальности ее исторического прошлого, культурных достижений и самобытности руководит людьми и странами до сего дня.

В то же время нельзя отрицать, что идеи Просвещения могут служить оправданием вспышек национализма и геноцида. Подобно любой концепции нации и государства, они пригодны для обоснования как положительных (национально-освободительная борьба, укрепление государства изнутри, улучшение его положения на международной арене), так и отрицательных целей (рост националистических настроений, притеснение различных групп граждан, псевдопатриотизм, политические преследования). Было бы неправильно называть идеи Просвещения абсолютным злом или абсолютным добром, как неправильно забывать о том, в какое время они появились. Критики Просвещения способствовали переосмыслению и улучшению этих идей, поэтому они сыграли большую и полезную роль в мировом политическом процессе и заслуживают изучения.

Оптимальным вариантом работы с наследием Просвещения представляется синтез различных концепций, его адаптации к современным политическим, экономическим и социальным реалиям, как это произошло при составлении программных документов ООН. Излишне критическая оценка приведет к абсурдному отрицанию позитивных явлений и механизмов, действующих в мире благодаря Просвещению, а его чрезмерное идеализирование – к категоричному неприятию объективных поправок, внесенных изменившимися условиями жизни. Баланса достичь сложно, но к нему нужно стремиться.