Political doctrine of Pope John XXIII

Sardaryan Genri PhD in Politics Dean, the faculty of Governance and Politics; Docent, the department of Public Administration and Law, Moscow State Institute of International Relations of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation  119454, Russia, Moscow, Prospekt Verdanskogo 76, office #3113 sardaryan.mgimo@gmail.com Other publications by this author

28 октября 1958 г. белый дым из печной трубы над Сикстинской капеллой оповестил мир об избрании новым понтификом Анджело Джузеппе Ронкалли, Патриарха Венеции, ставшего, в последствии, Папой Иоанном XXIII. Избрание понтификом было для него столь большой неожиданностью, что по утверждениям некоторых современников, он направлялся в Ватикан с заранее купленным обратным билетом, практически ничего не взяв с собой в дорогу^[1].

Ронкалли был 4-м из 14-и детей в своей семье, долгое время представлял Ватикан в Болгарии, Греции, Турции, Франции. Святой Престол был доверен ему в возрасте 76 лет. Многие рассматривали это как временное решение, однако именно Иоанн XXIII начнет процесс реформы Церкви, который сам назвал «aggiornamento» (в пер. с ит. – «обновление»), нам же, в большей степени, известный как Второй Ватиканский Собор, сыгравший важную роль в развитии католической доктрины, в том числе и политической.

Само имя, которое Ронкалли выбрал после избрания символизировало его собственное понимание краткосрочности своего понтификата – редко какой Иоанн был Папой дольше 5-6 лет. Несмотря на это, с самого начала своего понтификата Иоанн XXIII заявил о себе как о крупнейшем реформаторе, настроенном на системные изменения как в самой Католической Церкви, так и ее роли в мире, что, естественно, затрагивало и политическую доктрину Ватикана.

Основной посыл его первой же энциклики «Ad Petri Cathedram^[2]»- обновление христианской морали, восстановление единства, согласия и мира. Он отмечает особую роль, которую могут играть телевидение и радио во вдохновении и стимулировании нравственности и добра, даже христианской добродетели, в то же время отмечая, что они могут использоваться и с прямо противоположными целями.

В своем послании Иоанн XXIII впервые обозначает стремление к созданию «глобальной» или «универсальной» Церкви, что затрагивает и политическую сферу. Ватикан, который еще со времен Реформации воспринимал национальные государства достаточно скептически, теперь заявляет, что для того, чтобы государственные вопросы были правильно поняты и решены к удовлетворению всех, необходимо, чтобы международные конференции ставили своей целью поиск и принятие решений, способствующих единству всего человечества, дабы отдельные страны видели, что их право на свободу не подлежит чужой прихоти и находится в безопасности. Этим самым, Иоанн XXIII обозначает переход от противостояния концепции национального государства к возвышению Церкви над государствами и стремление к установлению ее глобальной роли в продвижении ценностей, которые становятся ключевыми для Церкви – демократии и прав человека. Для адаптации Церкви к требованиям и условиям современного мира понтифик считает необходимым проведение собора. О том, что основной целью синода станет расширение универсальной роли Церкви Папа Иоанн XXIII говорит и в энциклике «Grata Recordatio»^[3].

Глобальная роль Церкви должна проявляться, в том числе, и посредством ее максимальной восприимчивости к культуре новых, в сравнении с традиционным европейским ареалом, территориям ее распространения. Иоанн XXIII отмечает, что Церковь не идентифицирует себя с какой-либо культурой, в том числе, западной цивилизацией, хотя, считает необходимым заметить, что их истории тесно переплетены. Однако духовные идеалы Святого Престола могут быть приняты далеко за пределами территории, омываемой Средиземным морем, которые Церковь считает своей колыбелью^[4]. Для этого, как считает понтифик, необходимо, в том числе, чтобы в сфере государственного управления местные католические деятели играли первостепенную роль, действуя на основе христианских принципов, так как исторический опыт многих столетий отводит им в этом ключевое значение.

То есть, организационно, Иоанн XXIII видит придание Церкви «глобального» характера реализуемым посредством обновления ее внутренней структуры, доктрины, способности к быстрой адаптации к особенностям территорий ее присутствия, осуществляемого посредством, в том числе, активного участия католиков в политических процессах, в рамках сложившихся институтов государственной власти, в особенности, участвуя в выборах.

Необходимо отметить, что на момент издания энциклик положение христианских демократов в ключевых странах Европы было чрезвычайно благоприятным. В Италии, в ходе выборов 1958 г. они набрали наибольшее число голосов (42%), в Германии на выборах Президента ФРГ победу одержал представитель парламентского большинства, христианско-демократического союза, пользующегося поддержкой и протестантов, и католиков, Хайнрих Любке. В том же году, в Австрии, несмотря на то, что социал-демократическая партия получила наибольшее количество голосов, благодаря особенностям местной избирательной системы, христианско-демократическая Австрийская народная партия, сохранила большинство с разницей в одно место, а Коммунистическая партия Австрии потеряла свои оставшиеся три места, и с тех пор так и не вернулась в Парламент. В Бельгии на выборах 1958 г. победу одержала Христианская социальная партия, правопреемник Католической Партии Бельгии.

В этом ряду выделялась Франция, в которой христианские демократы, представленные партией Народное республиканское движение, на выборах в Сенат 1959 г. заняли лишь 5-е место, набрав 11% голосов.

Параллельно, в Европе происходит широкомасштабный процесс интеграции, в 1958 году вступает в силу Римский договор, подписанный ФРГ, Францией, Италией, Бельгией, Нидерландами и Люксембургом, ликвидирующий все преграды на пути свободного передвижения людей, товаров, услуг и капитала. Учитывая, что большинством в парламентах Нидерландов и Люксембурга также обладали Католическая народная партия и Христианская социальная народная партия, соответственно, у Католической Церкви были все основания рассматривать процесс интеграции как прекрасную возможность реализации того, что основатели Европейского объединения угля и стали называли «христианской республикой».

Основное противостояние в политическом поле европейских стран разворачивается между христианскими демократами и т.н. «левыми» - коммунистами и социалистами. Касаясь вопросов соотносимости христианских ценностей и левых политических идеологий, Иоанн XXIII не допускает для католиков возможности поддержки даже самой умеренной версии социализма, т.к. он основан на доктрине человеческого общества, которая не ставит никакой иной цели, кроме материального благополучия^[5].

Для Иоанна XXIII основная роль государства в экономике заключается в роли регулятора, которому необходимо максимально возможным образом устранять различия в развитии различных ее отраслей и регионов страны. При этом, какой бы высокой степенью влияния ни обладало государство на экономику, оно никогда не должно лишать отдельного гражданина его свободы действий, эффективно гарантируя защиту его основных прав и свобод. Иоанн XXIII проводит исторические параллели, говоря о том, что, когда отсутствует личная инициатива, наступает политическая тирания и, как следствие - экономическая стагнация в производстве широкого спектра потребительских товаров и услуг. Человек – основа, начало и конец любого социального института.

Таким образом, понтифик обобщает наиболее насущные задачи современной экономической политики государства: занятость максимально возможного числа работников, поддержание равновесия между заработной платой и ценами, доступность товаров и услуг для наибольшего числа населения, устранение или, по крайней мере, ограничение неравенства в различных отраслях экономики (сельским хозяйством, промышленностью и услугами), нацеленность средств производства на прогресс науки и технологий. Основным средством для достижения указанных целей является тесная кооперация государственного и частного сектора, в первую очередь посредством профессиональных ассоциаций, профсоюзов, корпоративных объединений и пр.

Подобная позиция понтифика наглядно демонстрирует, что тезис большого числа зарубежных авторов о том, что Церковь в этот период осуществляет транзит к либерализму, как политической идеологии мягко говоря, не выдерживает критики. И причина кроется в неверной попытке отождествления демократии, как политического режима и либерализма, как политической идеологии. Иоанн XXIII, видя в демократических институтах возможность, в том числе, сдерживать и ограничивать государственную власть со стороны Церкви, тем не менее, придерживается вполне традиционной консервативной идеологии. Для того, чтобы не вдаваться в сложившийся научный диспут о том, является ли католическое политическое учение этого периода продолжением или разворотом общей доктрины, достаточно прочесть любую из энциклик времен Иоанна XXIII, который, согласно традиции, в каждом из тезисов ссылается на предшественников, лишь раскрывая подробнее их позицию и адаптируя ее к современным реалиям.

Ряд авторов полагают, что в период понтификата Иоанна XXIII различия с либерализмом у Ватикана находятся в большей степени в сфере морали и экономики, в то время, как либеральное политическое устройство и права становятся приемлемыми для Святого Престола, в особенности в свете проведения Второго Ватиканского Собора^[6].

В данном случае снова можно говорить о подмене понятий и попытке поставить знак равенства между либерализмом и демократией. В действительности, сфера морали и экономики в либерализме остаются объектом порицания Церкви, однако кардинальных перемен не происходит и в политико-правовой плоскости. Ватикан выражает положительное отношение к институтам демократии, предполагающим разделение властей и выборные процедуры, но не либерализму, доктрина которого продолжает противоречить большей части христианского мировоззрения. Основные права и свободы человека никогда не являлись предметом диспута между либералами и католиками, споры всегда были вызваны источником этих прав. Католики в качестве такового рассматривали Бога, в то время как либералы – природу человека. И данный вопрос, очевидно, пересмотрен быть не мог, по крайней мере со стороны Католической Церкви.

Одной из наиболее известных энциклик Иоанна XXIII является «Pacem in Terris^[7]», изданная в 1963 г. Рассматривая данное обращение понтифика, бывший представитель США в Комиссии по правам человека ООН, профессор Католического Университета Америки, Майкл Новак отмечает, что большая часть прав и свобод человека, приводимая Иоанном XXIII в энциклике, взята из Билля о правах США^[8]. Подобная трактовка также должна указывать на разворот, перемены в учении Церкви. Однако практически каждое право человека, которое приводится Иоанном XXIII в энциклике, заканчивается отсылкой к более ранним посланиям предшествующих понтификов. Там же, где этих отсылок нет, их можно было бы с легкостью поставить, так как данный вопрос неоднократно являлся центром внимания Католической Церкви, и, как правило, за людьми признавались те права и свободы, которые сегодня принято считать неотъемлемыми. Иоанн XXIII скорее кодифицировал, собрал во едино позицию Церкви по отношению к основным правам и свободам человека, вырабатывавшуюся столетиями.

Понтифик подробно рассматривает природу власти в обществе, касаясь, в том числе, сущности права, как основного механизма регулирования общественных процессов. Он отмечает, что сама власть не может иметь в своей основе только механизмы наказания и поощрения, а скорее должна происходить из норм морали, чтобы обеспечить общественное благо. Таким образом, «если гражданские власти принимают законы или управляют тем, что противоречит нравственному порядку и, следовательно, противоречит воле Бога, то ни законы, ни предписания не могут обладать обязательной силой в сознании граждан^[7]». Несмотря на то, что формулировка «non hanno forza di obbligare la coscienza» достаточно двойственна, так как ее можно перевести и как «не обладает силой, способной обязать совесть», сам Иоанн XXIII ссылается на формулу Фомы Аквинского, утверждавшего, что право человека имеет истинный характер закона только в той мере, в какой оно соответствует правильному смыслу, и в этом отношении очевидно, что оно происходит от вечного закона. Когда же он не соответствует правильному смыслу, закон не имеет истинного характера права, скорее становясь своего рода насилием.

С одной стороны, подобная позиция наталкивает на представление о папацезаристской модели государственно-церковных отношений, сложившейся в странах католического ареала. В то же время, все больше голосов звучат в поддержку идеи о том, что эта самая модель играла чрезвычайно важную роль в формировании цивилизационного наследия политических систем стран Запада, предполагающих ограничение исполнительной власти и ее подотчетность.

В подтверждение этого, понтифик подчеркивает, что христианское представление о том, что вся власть исходит от Бога ни в коем случае не должно значить, что люди не имеют права выбирать руководство страны, отдавать предпочтение разным формам правления и определять пределы власти, что доказывает, как утверждает Иоанн XXIII, что католическая доктрина всецело созвучна любому истинно демократическому режиму. Любое правительство, не признающее права человека или нарушающее их, не только не выполняет свои обязанности, но и лишает юридической силы свои собственные решения.

При этом, Церковь не совершает отступления от достаточно гармоничной консервативной политической позиции. Несмотря на столь широкое обсуждение и регламентирование правового статуса личности, понтифик особо отмечает недопустимость обособления отдельных социальных групп, чьим правам могут отдаваться особые преференции, а само государство не должно брать на себя такие обязательства по защите прав человека, которые могут в конечном итоге подменить собой личную инициативу.

Иоанн XXIII затрудняется отдать предпочтение той или иной форме правления, однако при этом подчеркивает необходимость разделения властей на три ветви, что должно максимально обеспечить соблюдение общего блага.

В вопросе же политического режима он особенно подчеркивает предпочтительность демократического правления, говоря о том, что некоторые политические режимы не способны гарантировать отдельным гражданам достаточной свободы, в них даже законность существования такой свободы либо подвергается сомнению, либо отрицается.

Ватикан определяет в качестве смысла существования государственной власти достижение общего блага, которое невозможно без закрепления и гарантирования свобод граждан.

Одним из таких прав является светский характер государства, предполагающий свободу вероисповедания. Несмотря на то, что сам принцип будет закреплен в документах Второго Ватиканского Собора после смерти Иоанна XXIII, он все в той же энциклике затрагивает данный вопрос и выражает достаточно терпимую позицию. Понтифик ссылается на то, что католикам часто приходится сталкиваться с некатоликами, либо вовсе нехристианами, что, однако, не должно приводить к притеснению последних. Он призывает не путать ошибку и человека, который ошибается, так как он всегда и прежде всего человек, и он сохраняет в каждом случае свое достоинство человеческой личности.

В таком же ключе Папа Римский рассматривает и идеологии, политические движения и философские учения призывая разграничить сами течения, которые могут нести в себе ложные ценности, и людей, их исповедующих, так как сами учения могут и не претерпевать изменений, а люди, их поддерживающие вполне этому подвержены.

Когда Иоанн XXIII открывал Второй Ватиканский Собор 11 октября 1962 года, он уже знал о том, что он болен тяжелой стадией рака желудка. Дав важнейшие направления для обсуждения собором, он скончался через год после его созыва – 3 июня 1963 г. За это время Святой Престол осуществил в основном организационные работы, не приступив к содержательному обсуждению выдвинутых планов реформ. Однако значимость деятельности Иоанна XXIII оценивается столь высоко, что он был официально причислен к лику святых.

Сменивший его Джованни Баттиста Енрико Антонио Мариа Монтини, взявший имя Павел VI, был широко известен в церковном мире, так как занимал важные позиции в государственном секретариате Ватикана, был одним из наиболее приближенных советников Пия XII, который назначил его архиепископом Милана в 1954 г. До избрания Папой, фигура Монтини продолжала оставаться предметом дискуссий среди различных течений Католической Церкви – одни считали его либералом, за призывы к одинаковому отношению как к католикам, так и некатоликам и нехристианам. Однако представляется, что именно его беспристрастность, наравне с нацеленностью на продолжение реформ Пия XII и Иоанна XXIII сыграли свою роль в его избрании.

Иоанна XXIII принято называть «первым планетарным Папой», ввиду его нацеленности на открытие Церкви миру и распространение влияния Ватикана далеко за пределы католического мира^[9]. Некоторые даже говорят о начале эпохи глобализма в Церкви, в период понтификата Иоанна XXIII. Это, скорее всего, будет преувеличением, так как назвать Католическую Церковь локальной в любой из периодов ее существования было бы проблематично. Католицизм всегда тяготел к глобальному статусу, а основное противостояние внутри Церкви, стремление к ее реформированию, было в том числе сопряжено с национализацией церковных иерархией протестантских стран. То есть, западно-христианская дихотомия имела в своей основе и глобально/национальное измерение, в котором католицизм исторически выступал за планетарный охват.