“Law as a Means to an End”: on the issue of genesis and creative modification of the concept (R. von Jhering and R. Stammler)

Проблема, на обсуждение и разрешение которой направлено настоящее исследование, связана с прояснением некоторых значимых вопросов генезиса и интерпретации теоретико-методологического концепта «право, как средство для цели», который является важной частью предметного поля не только юридических, но и социально-философских исследований. Данный концепт, который лёг в основу широко известного двухтомного сочинения Р. Иеринга «Цель в праве» (1877-1883), оставшегося, правда, так и незавершённым, являлся одной из центральных тем и исходных посылок его правовой теории. Популярность правовых воззрений Иеринга, как при жизни мыслителя, так и в последующем, порождала многочисленные интерпретации, а также модификации и фальсификации. Под влиянием правовых воззрений Иеринга, в том числе его социологически ориентированной телеологической правовой концепции, сформировались некоторые новые направления и школы, среди которых особенно выделяются: «движение свободного права» (Е. Эрлих, Г. Канторович, Э. Фукс, К. Шмёлдер и др.), так называемая «тюбингенская школа» или «юриспруденция интересов» (Ф. Хек, М. Рюмелин, Э. Штампе, Р. Мюллер-Эрцбах, Г. Штоль, А.Б. Шмидт и др.). Значимое влияние теоретические правовые концепты Иеринга имели в социологии права М. Вебера, который продолжил заданную Иерингом линию эмпирико-социологического юридико-позитивистского правопонимания. Правовая теория Иеринга оказала весьма существенное влияние на формирование социологической школы права в России (С.А. Муромцев, Н.М. Коркунов, Б.А. Кистяковский и др.), политико-правовые воззрения первых советских правоведов (М.А. Рейснера, П.И. Стучки), концепций и учений американских реалистов (О. Холмса, К. Ллевеллина, Л. Фуллера и др.) и социологической юриспруденции Р. Паунда.

Актуальность артикулированного Иерингом подхода понимания права как средства для цели по-прежнему высока и в наше время. Тема и проблематика понимания права как средства для цели играет весьма существенную роль в современных интерпретациях права, в особенности тех, которые используют социологически ориентированные приёмы и концепты правопонимания. Кроме того, сложно переоценить социально-практическое и политико-правовое значение данного концепта, которому нередко придаётся центральная смысловая нагрузка при проектировании и издании законов. В этом отношении весьма показательна сформулированная в предисловии к переизданию избранных сочинений Иеринга позиция правоведа, действующего министра юстиции РФ А. В. Коновалова, по мнению которого «только на данном этапе формирование законов представляет собой подлинно оправданный, высокотехнологичный и доставляющий истинное творческое наслаждение процесс, реализующий на практике «философию практической цели» как наивысшее достижение юридической мысли» ^{[5, с. 18]}.

Сама по себе проблематика интерпретации права как средства для цели и приёмы обоснования соответствующего понятия права являются более широкой темой для научного исследования, как непосредственно в связи с творчеством Иеринга, который придавал этому концепту центральное значение в объяснении и истолковании понятия права с эмпирико-социологических позиций, подчёркивая обусловленность права социальною жизнью, так и в общем контексте истории правовой и политической мысли, с позиции преемственности и новизны взглядов мыслителей различных эпох на проблему истолкования права категориями «средство» и «цель».

Проблема истолкования права как средства для цели имела различные преломления в истории правовой и социально-политической мысли. Одним из таких творческих преломлений была социальная философия Р. Штаммлера, в формировании правовых воззрений которого и всей системы его социальной философии теоретико-методологические концепты правовой теории Иеринга играли весьма существенную роль. Научный интерес к проблеме преломления концепта «право, как средство для цели» в правовой теории Штаммлера обусловлен двумя значимыми моментами.

Во-первых, данный концепт был, в сущности, одним из центральных компонентов смыслового, общетеоретического ядра всей системы социально-философских и правовых представлений Штаммлера. Этот аспект оказался наименее исследованным и остаётся по-прежнему недостаточно прояснённым в творчестве Штаммлера, как одного из самых влиятельных социальных философов своего времени, оказавшего большое влияние на свою эпоху. Основная причина такого положения состоит в том, что сам Штаммлер изначально позиционировал основную направленность своей социальной философии, как преодоление «недостатков и исправление» материалистического понимания истории в марксистской трактовке. Он был убеждён в том, что Маркс верно обратил внимание на необходимость исследования «закономерности социальной жизни людей». Однако ошибки Маркса, по мнению Штаммлера, состояли как в том, что тот связывал закономерность социальной жизни с закономерностью определённого вида экономических явлений – производственных отношений, так и в том, что тот использовал неправильный метод познания. Метод, который использовал Штаммлер, для обоснования собственного видения закономерности социальной жизни – это критический дуалистический метод Канта. В соответствии с гносеологической кантианской позицией Штаммлер трактовал проблему общества таким образом, что научно-познаваемой признавалась лишь форма социальной жизни, а материя, как исторически обусловленное эмпирическое содержание социальной жизни, изменчива, и, соответственно, она не позволяет выявить «безусловно значимое», т.е. закономерное, в совместной жизни людей. Форма социальной жизни людей, по Штаммлеру, - это право, которое и делает возможной социальную жизни вообще, и поэтому закономерность социальной жизни – это закономерность её юридической формы. С учётом подчёркнутой направленности научно-исследовательской программы Штаммлера на «кантианизацию марксизма» основным предметом дискуссий в социально-философской литературе эпохи стала проблема «исправления марксизма», вокруг которой разворачивались отчаянные дискуссии, в том числе и в русской социально-философской литературе, например, дискуссия между С.Н. Булгаковым ^[2-4] и П.Б. Струве ^{[9, 10]} по вопросу о соотношении исторической необходимости и свободы.

Во-вторых, в интерпретации права, как регулирующей формы социальной жизни, и социального хозяйства, как регулируемой материи, которое представляло собой совместную деятельность людей, направленную на удовлетворение потребностей, Штаммлер пришёл к повторному утверждению основного положения правовой теории Иеринга о том, что «право не самоцель, а только средство для цели» ^{[17, с. 330]}, «право для общества, а не общество для права» ^{[17, с. 330]}. При ближайшем сравнении правовых взглядов Иеринга и Штаммлера становится сразу же очевидным, нередко удивляющее, сходство понятийного аппарата и приёмов обоснования права. Штаммлер, конечно же, и сам хорошо понимал, что его правовая теория очень схожа с воззрениями Иеринга, которую в действительности он многократно, по сути, пересказывал своими словами. Оригинальность воззрений Штаммлера заключалась в том, что всем весьма значимым для него концептам правовой теории Иеринга – о обусловленности права социальной жизнью; право, как средство для цели; право, как обеспеченные государственным принуждением жизненные условия общества в широком смысле; формальная сторона права, как норма и принуждение; борьба за право и призвание современников к ней - он придавал характер «правильного теоретического» рассмотрения. Многими правоведами и философами почти единодушно подчёркивалась, как сильная сторона Штаммлера, его аргументированная критика прежних теорий и учений ^{[1, 6, 12]}. Однако при этом до создания и обоснования собственной философии права дело так и не дошло, несмотря на то, что из-под пера Штаммлера выходили весьма объёмные сочинения.

Штаммлер был убежден, что ошибка Иеринга состояла в рассмотрении права «генетически», т.е. когда право и общество представляются как реальные и самостоятельные объекты, которые взаимодействуют между собой. Верным, т.е. «теоретически правильным», является совершенно иной подход – рассмотрение права «систематически», что в соответствии с подходом Штаммлера означает, что общество, право, социальной хозяйство – всё это является единым, в действительности не разделимым, объектом, который лишь в абстракции может мыслиться разделённым на отдельные элементы. Всё, что сказал Иеринг о праве, по сути, верно, если только, как убеждал Штаммлер, понимать концепты правовой теории Иеринга как понятия и категории не материального, т.е. «генетического», характера, а лишь как формы теоретически правильного юридического мышления.

Характерной чертой марбургской школы философии, к которой принадлежал Штаммлер, как и всего неокантианства, было то, что она исходила не из феномена сущего (например, права), а лишь из человеческих «форм мышления о феноменах». Она проверяет содержание человеческого сознания и задаётся вопросом о конечных, логических предпосылках человеческого мышления. Так, Штаммлер утверждал во всех своих сочинениях, что, во-первых, никакого другого права, кроме позитивного, возникающего из опыта, в действительности не существует (не существует идеального или естественного права в традиционном смысле), а, во-вторых, значимым является не то каким право является или каким оно может или должно быть, а лишь то, в каких логических формах оно мыслиться и каковы конечные логические предпосылки правильного правового мышления. В этой связи право может приниматься как есть, и это, по Штаммлеру, «неправильная» форма мышления о праве, или же рассматриваться как средство для цели, и тогда такой приём является «правильной» формой правового мышления. Это не ведёт к признанию существования какого иного права, кроме исторически обусловленного конкретного позитивного права, а лишь к признанию закономерным, и в этом смысле ценностным, «теоретически правильного» человеческого сознания. Для Штаммлера «сущность вещи – это единство условий, при которых мы её понимаем согласовано» ^{[24, с. 40]}. Иными словами, социально-научные исследования для неокантианцев ограничиваются сферой человеческого сознания, но отнюдь не категориями сущего и должного, правовой действительности и правовой ценности и т.п.

Если при этом «убрать» понятийный аппарат и конкретные приёмы обоснования права правовой теории Иеринга из социальной философии Штаммлера и последующих разнообразных модификаций дисциплинарных форм надлежащего («теоретически правильного») познания права - социальная теория, общее учение о праве, техническая юриспруденции, теоретическое учение о праве, критическая теория права, философия права, чистое учение о праве (все эти дисциплинарные формы правопознания обосновывались Штаммлером, часто подменяя друг друга), то остаётся лишь неокантианская методология познания и общая программа социальной философии. Учитывая, что во всей совокупности выскаканных Штаммлером суждений о «правильных формах правового мышления» понятия правовой теории Иеринга несут весьма значимую нагрузку, из этого можно сделать вывод о том, что, по мнению Штаммлера, Иеринг предложил «правильные формы правового мышления», правда, с той оговоркой, что у них были «не правильные» логические предпосылки.

Действительная заслуга Штаммлера состояла в том, что многочисленные концепты правовой теории Иеринга он сделал одним из значимых компонентов центральной проблематики и одной из основных тем социальной философии. Несмотря на то, что Штаммлер стилистически далеко не всегда был корректен в воспроизведении и интерпретации концептов правовой теории своего предшественника, следует отметить, что он подчёркивал, не стесняясь многочисленных повторений, что его главная задача заключается не в разработке собственной философии права, а лишь в обосновании «правильного формального метода», с помощью которого все обособленные представления о праве приобретают новое качество - «методическое единство».

Во всей совокупности высказанных Штаммлером суждений о праве центральной была идея «цели в праве», но не только она. Существенную нагрузку в социальной философии и правовой теории Штаммлера также имели такие идеи и концепты Иеринга, как-то: обусловленность права социальной жизнью; право, как средство удовлетворения социальных потребностей; право, как социальное взаимодействие для общей цели; правовая социализация (Иеринг писал о возникновении правового чувства, как индивидуальных представлений о правовом и справедливом в совместной жизни людей, Штаммлер, совершенно аналогично обосновывая, - о возникновении «чистых форм правового мышления»); исторический прогресс права, как эволюция культурных ценностей; борьба за право и призвание современников к ней.

Иеринг был убеждён в том, право обусловлено социальной жизнью, социальной действительностью, которая является одновременно и источником всего права, и единственным надёжным средством верификации его. Логическая структура права производна от структуры социальной действительности. По мнению Иеринга, является заблуждением, когда при исследовании права полагают, что «делают что-то возвышенное и великое, если материал переработать таким образом, как будто он является эманацией понятия, чтобы понятие таким образом явилось бы первоначальным, само по себе существующим, между тем как в действительности всё логическое построение права, каким бы совершенно оно ни было, является второстепенным (курсив наш. – В.Г.), продуктом цели, которой оно должно служить» ^{[15, с. 40]}. «То, что понятия имеют ту или иную форму, свою причину имеет как раз в том, что они лишь в этой форме удовлетворяют потребностям жизни» ^{[15, с. 40]}. В последующих сочинениях Иеринг углублял и давал более законченную и развёрнутую теоретико-методологическую характеристику обусловленности права социальной действительностью, подчёркивая примат реальных социальных потребностей над формальной (включая логическую составляющую) стороной права. Собственное определение права в сочинениях позднего Иеринга было следующим: «Право - это воплощение обеспеченных посредством внешнего принуждения государственной власти жизненных условий общества в широком смысле» ^{[17, с. 399]}. Основная цель права состоит в гарантированном удовлетворении социальных потребностей общества, поиске социально-полезных решений для конкретных практических проблем и вызовов совместного сосуществования людей, определение баланса сил и интересов в обществе.

Иеринг полагал, что «жизненные условия общества», как материальный компонент, и государственное принуждение, как формальный компонент, концентрируются в понятии права. Право, по Иерингу, - это собственно сама социальная действительность в правовой форме, законный порядок жизни, «взаимодействие людей для общих целей». Для Иеринга социальная жизнь возможна лишь как правовая, в противоположность произволу и хаосу: «…без права опускается он (т.е. человек) на уровень животного» ^{[16, с. 28]}. В праве человек защищает условия своего социального существования. Иеринг ставил знак равенства между определениями «нравственный» и «социальный».

Штаммлер различал, с одной стороны, внешним образом упорядоченную совместную жизнь, социальное существование людей, а, с другой стороны, простое физическое сосуществование, подобное жизни животных ^{[11, с. 89]}. «Внешний распорядок человеческих отношений друг к другу один только и может быть отличительным признаком понятия социальной жизни, как особого объекта» ^{[11, с. 80]}.

Штаммлер в первом своём крупном сочинении «Хозяйство и право с точки зрения материалистического понимания истории» настойчиво пытался убедить читателя в том, что социальная жизнь должна рассматриваться с монистической точки зрения, при которой социальная жизнь представляет собой единый объект, в котором лишь при помощи абстракции могут различаться форма и материя социальной жизни, а именно регулирующая форма – правопорядок и регулируемая материя – социальное хозяйство. Форма и материя социальной жизни, по убеждению Штаммлера, не разделимы. Предметом социальной науки может быть лишь внешним образом урегулированное хозяйство.

Внешнее регулирование, как форма социальной жизни, объясняется Штаммлером понятиями «норма» и «принуждение». «Социальная норма, т.е. норма, устанавливающая общественную жизнь людей, - писал Штаммлер, - требует от подчиняющегося её внешней легальности. Норма эта существует самостоятельно и независимо от него. Она отвлекается в своём формальном требовании от склонностей, свойственных индивидууму самому по себе, и этим она достигает расширения индивидуального горизонта в том смысле, что в упомянутых взаимоотношениях (т.е. взаимоотношениях совместно живущих людей. – доб. нами В.Г.) группа индивидуумов соединят свои силы для достижения известных целей» ^{[11, с. 82]}.

«Под внешним правилом человеческого поведения, - писал Штаммлер, - мы разумеем норму, которая, по своему смыслу, представляется совершенно независимой от желания индивидуума следовать ей» ^{[11, с. 95]}. «Внешняя норма довольствуется простым исполнением своего предписания. Какие побуждения руководят человеком в его подчинении закону, не имеет важности для формального значения последнего» ^{[11, с. 95]}; «…внешняя норма создаёт взаимоотношения … между связанными ею людьми, и в этих взаимоотношениях проявляется общественное существование их» ^{[11, с. 96]}; «…внешним образом установленные и внешним образом повелевающие предписания мы можем назвать социальными правилами, ибо одни только они составляют основной признак социальной жизни» ^{[11, с. 96]}.

Поскольку названными свойствами – внешним принудительным характером - обладают только правовые нормы, то соответственно Штаммлер приходит к утверждению, что «закономерность социальной жизни - это закономерность её юридической формы».

Однако право, как регулирующая форма социальной жизни, может мыслиться как нечто самостоятельное и обособленное только в абстракции, а в действительности, согласно монистической социальной теории Штаммлера, право, как регулирующая форма, и социальное хозяйство, как регулируемая материя, характеризуют единый неделимый объект - социальная жизнь или общество.

«Исправляя и дополняя» марксизм с его односторонним подчёркиванием значения лишь определённой части хозяйственной жизни общества – производственных отношений и провозглашением примата экономической жизни общества над всеми другими «надстроечными» формами, Штаммлер исходил из того, что не только производственные отношения составляют суть материи социальной жизни, но вообще всякая «направленная к удовлетворению потребностей совместная человеческая деятельность» ^{[11, с. 124]}. Это положение повторяется в развитии Штаммлером понятия социального хозяйства, как регулируемой материи социальной жизни.

По сути, Штаммлер, не соглашаясь с позицией Маркса, предложил в качестве «правильной» альтернативы трактовку социальной жизни, которую ранее предложил Иеринг. Хотя последний не употреблял понятие «социальное хозяйство», но по содержанию это была позиции именно Иеринга. «Общество (societas) в юридическом смысле, - писал Иеринг, – это объединение многих лиц, которые объединились для преследования совместной цели, каждое из которых соответственно тем, что оно начинает действовать для цели общества, одновременно действует и для себя» ^{[17, с. 66]}. Такая форма совместной деятельности для достижения совместной цели в специально юридическом смысле предполагает договор для учреждения и регулирования соответствующего сотрудничества. Далее Иеринг добавляет: «Действительная жизнь общества суть в том, что кооперация совместных целей повторяется в жизни и без этой формы. Вся наша жизнь, весь наш оборот – это общество в этом фактическом, неюридическом смысле: взаимодействие для общих целей („ein Zusammenwirken für gemeinsame Zwecke“), при котором каждый, действуя для других, действует и для себя, а действуя для себя, действует и для других» ^{[17, с. 66]}.

Штаммлер практически просто воспроизвёл Иеринга в трактовке материи социальной жизни. «Совместной деятельностью, - подчёркивает Штаммлер, - … называется взаимно соприкасающаяся деятельность людей, объединённых стремлением к общей цели» ^{[11, с. 127-128]}. При этом он подчёркивал, что он употребляет определение «совместная» не в коллективистском или коммунистическом смысле, а в значении любого взаимодействия людей между собой. «Социальное хозяйство есть совместная деятельность людей, направленная к удовлетворению человеческих потребностей…». «Человеческая жизнь состоит в удовлетворении потребностей и по существу исчерпывается им без остатка» ^{[22, с. 142]}; «…разграничение между низшими и высшими потребностями непостоянно и смутно», а «истинный исходный пункт социально-научного исследования есть внешним образом урегулированное сотрудничество вообще» ^{[22, с. 142]}. «Не неосязаемые «хозяйственные» потребности, а «социальные» (удовлетворяемые при посредстве урегулированного сотрудничества)» ^{[22, с. 142]}.

Определение права, которое предлагает в итоге Штаммлер, звучало следующим образом: «Право есть внешнее регулирование социального хозяйства» ^{[22, с. 142]}. С учётом разъяснений самого автора, оно означало следующее: право - как система принудительных норм, обеспечивающих совместную деятельность людей, направленную на удовлетворение социальных потребностей. Иными словами, вторя Иерингу, Штаммлер заключает: право является средством для цели, средством на службе человеческих целей. Этот концепт правовой теории Иеринга Штаммлер повторял многократно в разных версиях, и как центральный элемент понятия права, и как необходимый компонент интерпретации волевого содержания права, и как чистую форму мышления, и как гносеологический принцип, и правильный метод социально-научного и правового познания.

В интерпретации Иеринга тема «цели в праве», сформулированная в одноимённом двухтомном сочинении, означала следующее: «Цель является творцом всего права», - так звучал эпиграф сочинения и это был лейтмотив его правовой теории. Основной идеей телеологической концепции права у Иеринга была мысль о том, «право не является чем-то самым высоким в мире, не самоцель, а исключительно средство для цели, его конечная цель - существование общества» ^{[17, с. 194]}.

Объясняя предпосылки трактовки понятия общества и закономерности его движущих сил, Иеринг настойчиво доказывал: «Нет хотения без цели» („Kein Wollen ohne Zweck“) ^{[17, с. 7]}. «Хотение, внутренний процесс формирования воли не находится под действием закона причинности, движущая сила для него не причина, а цель. Однако осуществление воли, его проявление в чувственно-воспринимаемом мире подпадает под действие закона причинности. Первая стадия воли – внутренняя, а вторая - внешняя» ^{[17, с.7]}.

Штаммлер в сочинении «Учение о правильном праве» тождественно утверждал, что человеческое хотение подчиняется закону цели ^[23].

По мнению Иеринга, «удовлетворение, которое хотящий обещает себе от поступка, является целью его хотения. Сам поступок никогда не является целью, а лишь средством для цели» ^{[17, с. 8]}. «Поступок без цели точно такая же бесполезная вещь, как следствие без причины» ^{[17, с. 9]}. «Приливная волна причины и следствия, которая в чувственном мире продолжается в бесконечном ряде, разбивается о любую человеческую волю; над которой закон причинности не имеет силы, а действует только закон цели» ^{[17, с. 17]}.

«Природа, - писал Иеринг, - сама указала человеку путь, которым он должен следовать, чтобы привлечь другого для своих целей - это путь соединения собственной цели с чужим интересом. На этой формуле покоится вся наша человеческая жизнь: государство, общество, торговля и оборот. Кооперация многих людей для одной и той же цели осуществляется лишь благодаря тому, что интересы всех сходящихся совпадают в одном и том же конечном пункте» ^{[17, с. 27]}.

Все цели Иеринг делит на два класса: организованные и неорганизованные. Первые требуют для своего осуществления аппарата, основанного на урегулированном, прочном объединении товарищей по цели. Второй тип целей – это те, которые не нуждаются в таком аппарате и зависят исключительно от свободного решения отдельного индивида, которое он может принять в любое время.

Иеринг полагал, что «организация цели достигает своего кульминационного пункта в государстве»; «организация цели государства характеризуется повсеместным и непрерывным применением права» ^{[17, с. 32]}.

«Человеческой жизнью …, т.е. как человека, а не индивидуума, - писал Иеринг, - называется осуществление совместных человеческих целей». Соответственно задача изучения совместной жизни людей в обществе характеризуется как задача «систематики человеческих целей» ^{[17, с. 43]}. При этом «цели совместного сосуществования людей распадаются на две большие группы: цели индивидуума и цели сообщества (общества)» ^{[17, с. 44]}.

Характеристика общества в мировоззрении Иеринга была такой: общество или жизнь благодаря другими и для других ^{[17, с. 58]}. Известные лапидарные выражения Иеринга, отражающие суть его социальной теории:

1) я для себя;

2) мир для меня;

3) я для мира ^{[17, с. 58]}.

Штаммлер в теоретической конструкции понятия «социальная жизнь» не просто не сказал ничего нового, но лишь пересказал социальную теорию Иеринга. Именно Иеринг, развивая собственную социальную теорию, настойчиво доказывал, что общество представляет собой совместную деятельность людей для достижения определённой цели, определяя главную задачу социальной теории как систематику человеческих целей. Именно Иеринг доказывал, что в социальной жизни решающим является не закон причинности, а закон цели. Все эти ключевые концепты социальной теории Иеринга были пересказаны Штаммлером в концепции социального хозяйства (теоретически модифицирующей односторонность марксизма), как регулируемой материи социальной жизни.

Н.И. Палиенко характеризовал учение Штаммлера, как «учение о телеологической закономерности социальной жизни» ^{[7, с. 146]}. Иеринг в одном из своих поздних сочинений «Воля к владению» (1884) писал о том, что с учётом всей совокупности высказанных им суждений о трактовке права с помощью категории цели название его правовой теории должно быть следующим: «телеологическая система нравственного миропорядка» ^{[18, с. Х]}, ставя при этом знак равенства между «социальным» и «нравственным».

Четвёртая книга (раздел) «Хозяйства и права» Штаммлера назывался «социальная телеология». В ней Штаммлер рассматривал проблему применимости к исследуемому объекту – социальной жизни – законов причинности и цели. Основной тезис Штаммлера состоял в том, что в сфере наук о природе действует закон причинности, а для социальной теории действует закон цели. Впрочем, Штаммлер всё же не смог обойтись без ссылки на Иеринга, поскольку постановка вопроса о «социальной телеологии» и вообще артикулирование социальной и правовой теории, как учения о телеологической закономерности социальной жизни, со всей очевидностью указывали на социально-политические и правовые взгляды Иеринга. При том что Штаммлер пытался исследовать проблематику социальной телеологии средствами и приёмами обновлённого философского языка, принципиально ему не удалось выйти за пределы основных теоретических конструктов социальной и правовой теории Иеринга.

Новым в трактовке Штаммлером понятия социальной жизни через категорию цели было лишь очередное (как и в отношении материалистического понимания истории Маркса) «исправление и дополнение» своих предшественников, в данном случае Иеринга, который, по мнению Штаммлера, правильно указывал на центральное значение цели в интерпретации понятия социальной жизни, однако не довёл идею цели до «систематической» точки зрения, не выявил систематическую закономерность целей, которая, как полагал Штаммлер, находится в трактовке закономерности цели как формального способа логического рассмотрения социальной жизни и права, как её регулирующей формы. «Так же как в познании природы, - писал Штаммлер, - закон причинности от одной причины снова ведёт к более высокой причине, относительно которой первая является следствием, также и при телеологическом рассмотрении проявляется параллельный механизм средства и цели» ^{[22, с. 367]}.

По Штаммлеру, закономерность социальной телеологии, как формального способа мышления, состоит в том, что существует идея некой «конечной цели», которая единственная не может быть уже средством для другой цели по аналогии с механизмом действия закона причинности. Эта «конечная цель» полностью никогда недостижима, она есть «высочайшее и неизменное единство всех возможных целей» ^{[22, с. 367]}. Штаммлер при этом подчёркивал, что его идея цели ведёт себе не «генетически», а лишь «систематически» или «логически»; она логически предшествует познанию формы и материи социальной жизни. Идея конечной цели, как конструкт социальной телеологии Штаммлера, не являлась идеалом, несмотря на используемое Штаммлером название «социальный идеал».

Для понимания действительного значения понятий социальной философии Штаммлера необходимо учитывать его принципиальное требование к методу познания, когда все релевантные понятия и явления рассматриваются не как действительные и взаимодействующие, а лишь как элементы «теоретически правильной», т.е. методологически «безусловно» обоснованной, системы форм познания реальности. Поэтому некая конечная цель, как «высочайшее и неизменное единство», означает не действительную цель (образ желаемого будущего), а некую «безусловно действующую» (не абсолютную!), осознаваемую всеми идею права, как необходимую форму социальности. Можно сказать, что, по Штаммлеру, чем больше человек осознаёт свою социальность, мысля теоретически правильными формами правового мышления, как необходимую правовую форму своего социального бытия, тем более он способствует достижению этой цели. Поэтому человек, как убеждал Штаммлер, должен бороться за право, это его обязанность перед обществом, а именно это означает в его трактовке - «настойчиво хотеть правильного права».

При этом следует отметить, что Штаммлер настойчиво доказывал, что в области социальной жизни и социально-научного познания нет ничего абсолютно необходимого; невозможно идеальное или естественное право с неизменным содержанием. Единственное, что, по убеждению Штаммлера, возможно в сфере социально-научного познания – это «указать с точки зрения критики познания основные условия, при которых человеческое познание получает значение научной истины, а человеческая воля приобретает характер закономерности» ^{[22, с. 110]}.

Если обратиться к целям научно-исследовательской программы Штаммлера, которые, по сути, сводятся к разработке универсального формального метода познания социальной жизни, а не к познанию собственно закономерности социальной жизни, несмотря на общие часто повторяющиеся декларации Штаммлера по этому поводу, то в итоге получается, что идея цели, как центральный компонент социальной теории Штаммлера, - это одна из «чистых форм мышления», с помощью которых возможно социально-научное познание вообще. Хотя по своему содержанию и приёмам обоснования, особенно в преломлении к праву, концепция цели в социальной теории Штаммлера воспроизводит понятийный аппарат телеологической концепции Иеринга, а нередко просто воспроизводятся определения Иеринга.

Следует также отметить, что ещё задолго до появления сочинений Штаммлера другой мыслитель, известный теоретик права и криминалист А. Меркель, который предпринял попытку теоретического обоснования «общего учения о праве» как научной дисциплины о праве в противоположность философии права и в этой связи считается основателем этого направления, активно использовал и развивал концепт правопонимания Иеринга «право, как средство для цели» ^{[21, § 9]}. К моменту появления «Хозяйства и права» Штаммлера можно говорить о целом ряде известных правоведов, которые апеллировали к данному концепту в своих политических и правовых воззрениях и учениях: основатель современной школы немецкого уголовного права Ф. Лист ^{[19, 20]}, теоретик и процессуалист О. Бюлов ^[13] и многие другие.

В конце XIX в. популярность телеологической концепции Иеринга, как вообще его правовых взглядов, была столь высока, что попытки Штаммлера обосновать теоретический концепт «право, как средство для цели» и выстраивать на его основе собственную «оригинальную» правовую и социальную теорию, с одной стороны, уже заранее могли рассчитывать на успех, а, с другой стороны, требовали необходимого оправдания и обоснования преемственных и новаторских моментов «собственной» трактовки права. Однако форма воспроизведения понятийного аппарата и ключевых идей телеологической концепции Иеринга в учении Штаммлера постоянно наводят на мысль лишь о попытке пересказа учения Иеринга.

«Таким образом, - пишет Штаммлер, - наиболее характерной чертой правопорядка является преследование целей, которые без права не могли бы быть достигнуты. И соответственно получается, что право является средством на службе человеческих целей, средством для правового вида взаимодействия, направленного на удовлетворение потребностей» ^{[22, с. 401]}.

«В понятии правопорядка почти неизбежно заложена идея социального хозяйства, которое должно быть урегулировано и определённо подлежит воздействию, что иными словами, право является средством для человеческих целей» ^{[22, с. 401]}.

«Однако правовые предписания сами по себе являются лишь средством достижения человеческих целей: как таковые они могут быть оправдываемы в своих особенностях лишь постольку, поскольку представляются неизбежным средством достижения необходимой цели» ^{[24, с.XXXVI]}.

«Принадлежность права к империи целей» ^{[24, с. XVIII]}, - так звучит одна из центральных тем правовой теории Штаммлера. «Не подлежит никакому сомнению, что правовой порядок является средством для достижения целей. Решающей систематической точкой зрения для всего права может быть соответственно лишь единство целевого рассмотрения» ^{[24, с. XVIII]}.

В окончании сочинения «Учение о правильном праве» в разделе под названием «социальная систематика» Штаммлер всё же предпринял попытку сопоставить «оригинальность» своего телеологического подхода с аналогичным подходом Иеринга. В первую очередь, Штаммлер справедливо отметил, что именно Иеринг теоретически обосновал важность «научного изучения права в связи с социальной жизнью вообще» ^{[23, с. 603]}. При этом Штаммлер убеждён в том, что телеологическая концепция Иеринга была верной, за исключением используемого метода, которым должна разрешаться задача соединения права с социальной жизнью. Метод, который использовал Иеринг, Штаммлер характеризовал, как «генерализирующее описание» ^{[23, с. 604]}. Для того чтобы осуществить эту задачу, Иеринг, как полагал Штаммлер, «должен был представлять себе правовые установления и жизненные потребности как действительные и обособленные предметы, которые находились бы в состоянии взаимодействия» ^{[23, с. 604]}. В этом же Штаммлер упрекал и Маркса, который рассматривал право и хозяйственные отношения в обществе как самостоятельные явления.

Суть понимания социальной и политико-правовой проблематики в теории Штаммлера состоит в том, что «внешнее регулирование, с одной стороны, и взаимодействие для осуществления потребностей, с другой стороны, могут браться лишь как элементы одного и того же предмета; как мыслительные элементы, который можно разделить лишь в абстракции, которые не ведут, однако, к эмпирически обособленному, соответственно независимому друг от друга существованию и, например, воздействуют друг на друга» ^{[23, с. 605]}.

Штаммлер систематически допускает произвольную подмену логического реальным и, наоборот, реального логическим. В основе похода Штаммлера лежала кантовская идея о том, что лишь форма является закономерной в противоположность непознаваемому и изменчивому содержанию. Штаммлер же идею формы превратил в «чистую форму мышления», которая по суть при анализе социальной жизни (права, как регулирующей формы, и хозяйства, как регулируемой материи) не вела ни к каким новым теоретическим конструктам, которые бы позволяли социально-практическое разрешение социальной-политической и правовой проблематики. Г. Радбрух справедливо заметил по этому поводу, что учение Штаммлера «не в состоянии разработать ни одной правовой нормы, которую можно было бы признать с точки зрения общеобязательности в качестве истинной, и приносит общеобязательность своих понятий в жертву их чисто формальному характеру» ^{[8, с. 36]}.

Учение Штаммлера – это по сути теория познания или логика философия права, и как верно заметил тот же Г. Радбрух, - «это важный элемент любой философии права, но ещё не она сама» ^{[8, с. 36]}.

С таких позиций – теории познания, а не конкретной философии права – Штаммлер легко вовлекает в содержание своего учения понятийный аппарат и некоторые существенные теоретические конструкты правовой теории Иеринга, воспроизводит их почти в оригинальном виде либо пересказывает своими словами, но добавляет при этом, что они берутся не как обусловленные эмпирико-социологически, т.е. конкретные и имеющие социально-практическое значение, концепты, а лишь элементы особенного формального, отвлечённого от всякого эмпирического содержания, метода социально-научного познания, пустые формы мышления для получения методологически допустимого и закономерного социально-научного знания.

Для Штаммлера «материал» правового учения Иеринга, как отчасти и исторического материализма Маркса, является важным, но лишь объектом для апробирования формального метода социального познания. Выбор Штаммлера очевиден, поскольку теории Маркса и Иеринга доминируют в обсуждении социально-политической проблематики этого времени. Оба мыслителя – и Маркс, и Иеринг – обсуждают соответствующую проблематику их социальных и правовых теорий с точки зрения методологического монизма, стремясь оперировать лишь фактами. Для них существенным является то, что социальная действительность поглощает социальные ценности, позитивное право поглощает естественное право, наконец, - и этому существенно способствовали программные заявления исторической школы, которые были реализованы в последующем Иерингом, – наука права поглощает философию права.

Штаммлер предпринял попытку обосновать философию права с точки зрения кантовского дуалистического метода, который предполагает различение правовой действительности и правовой ценности. Однако не решил эту задачу. Г. Радбрух справедливо отметил, что в действительности Штаммлер лишь обозначил проблему философии права ^{[8, с. 36]}, утверждая всю систему своей «социальной теории», включая и «учение о правильном праве», лишь как формальный метод, а не философию права или социальную теорию. Этот формальный, гносео-методологический приём социально-научного познания, который артикулировал Штаммлер во всех своих сочинениях, зачастую приводил лишь тому, что конкретные концепты своих предшественников приобретали «объективно правильную теоретическую форму», если «продумать» их методически правильно, отвлекаясь от всякого конкретного эмпирически и исторически обусловленного, изменчивого содержания. Весьма показательным в этом отношении является пример одного из центральных концептов правовой теории Иеринга – «борьба за право». Так, в частности, Штаммлер писал: «Тем что оно (т.е. право. – доб. нами. В.Г.) своим правильным содержанием одновременно является условием для хорошей совместной жизни, которой оно само в свою очередь не противостоит как специфический вид телесного предмета, то таким образом разрешается также вопрос о том, как обстоит дело с нередко требуемой борьбой за право» ^{[23, с. 605]}. Хотя Штаммлер, как правило, совершенно особенным курсивом текстуально выделяет концепты Иеринга, но имеет в виду, в частности, не борьбу за право против произвола и осуществление правового порядка в совместной жизни людей в обществе, как полагал Иеринг, а лишь «пустую форму мышления», приём формального суждения о праве, где концепт борьбы за право приобретает некие отвлечённые от всякого конкретного содержания свойства. Но тем не менее, именно концепты правовой теории Иеринга (в том числе в некоторых отношениях исторического материализма Маркса) оказываются для Штаммлера теми значимыми теоретическими формулами, в которых «правильно мыслиться» искомая закономерность социальной жизни.

Борьба за право в модификации Штаммлера означает, что обретение правом «теоретически правильного содержания» (именно так звучал основной тезис «учения о правильном праве» Штаммлера) является необходимой предпосылкой «хорошей социальной жизни», а отсюда следует, что борьба за право означает использование правильного метода формального суждения о праве, посредством использования которого обеспечивается состояние «хорошей совместной жизни»; борьба за право – это «необходимое хотение правильного права». Здесь Штаммлер, правда, оставил без ответа вопрос о том, является ли формула «хорошей совместной жизни» реальной или логической?

Штаммлер, принципиально не задаваясь целью выяснить действительное значение концепции Иеринга о борьбе за право, перефразировал Иеринга следующим образом: не борьба за право является обязательным требованием, а «хотение правильного права есть обязательное требование» ^{[23, с. 606]}.

Формальный метод Штаммлера претендовал на роль всеобъемлющего метода социально-научного познания. Поэтому любая правовая идея могла быть «объективно правильно продумана» в этой специфической логике философии права.

Существенным моментом социальной теории Штаммлера было положением о том, что формой социальной жизни является «внешний порядок» ^{[11, с. 112]}, или иными словами, «социальная жизнь есть нормируемая внешне-обязательными правилами совместная жизнь людей» ^{[11, с. 97]}.

В этом определении Штаммлер подчёркивал важность двух моментов: нормы и её внешне-обязательного характера. Относительно первого момента, т.е. момента нормы, Штаммлер подчёркивает, что нормы могут быть правовыми и условными (конвенциональными). Последние включают в себя «требования приличия, обычая и этикета, формы общественных сношений, нравы и внешние обрядности…» ^{[11, с. 112]}. Регулирующая форма включает в себя эти два вида социальных норм, посредством которых возможна совместная деятельность людей, как деятельность внешним образом урегулированная. И момент нормы, и момент внешне-обязательного характера нормы сводятся Штаммлером к теме принуждения. Во-первых, «под внешним правилом человеческого поведения, - писал Штаммлер, - мы понимаем норму, которая по своему смыслу, представляется совершенно независимой от желания индивидуума следовать её» ^{[11, с. 95]}. Во-вторых, принципиальное и единственное различие между правовыми и условными правилами состоит лишь в том, что правовые нормы являются принудительными. Правовое правило, согласно своему «формальному смыслу», представляется «принудительным правилом». Условное правило имеет значение «исключительно благодаря добровольному признанию со стороны подчиняющегося ему человека» ^{[11, с. 117]}.

В сочинении «Сущность и задачи правоведения» Штаммлер, указывая на существенный признак, которым отграничивается, по его мнению, право от нравственности, морали и произвольной силы, называет таковым «момент правового принуждения», подчёркивая, что этот признак является первостепенным и изначальным в понятии права ^{[24, с. II]}; «…каждый юридический порядок, именно в своём качестве как «правовой», заявляет требование на то, чтобы повергнуть сопротивляющуюся ему волю и фактически добиться урегулированного им поведения подчинённых» ^{[24, с. II]}. При этом в тех случаях, когда правовое принуждение, как признак права, ставится под сомнение, исправить ситуацию, по убеждению Штаммлера, может «теоретическое обоснование правового принуждения», суть которого состоит в том, что правовое принуждение должно опираться не на «рассмотрение особенного содержания определённого правового порядка», а должно быть сведено к «сущности права в безусловно общем виде» ^{[24, с. II]}.

Утверждая значение принуждения как существенного признака правового нормы Штаммлер снова возвращается к Иерингу, для которого трактовка права с формальной стороны (а не понятия права вообще!) включала два значимым компонента: момент нормы и момент принуждения. Иеринг настолько подчёркнуто (стилистически в ярких метафорических образах) выделял значение моментов нормы и принуждения в понятии права, что это вообще вызвало в последствии неточную интерпретацию его правопонимания, в котором понятие права отождествлялось с принудительными нормами. Сам Иеринг стилистически гиперболизировал этот момент и повинен в том, что понятие права в его теории воспринималось другими сквозь призму моментов нормы и принуждения, что в действительности не отражало в полной мере его собственного правопонимания. Эти моменты были важными, но не исчерпывающими. «Расхожая дефиниция права, - писал Иеринг, - гласит: право является воплощением действующих в каком-либо государстве принудительных норм, и она в моих глазах совершенно правильная» ^{[17, с. 249]}. Эта дефиниция была красноречивой, но не характеризовала собственное понятие права, которому следовал Иеринг в своей правовой теории. Так, исследовав моменты нормы и принуждения в праве, Иеринг писал о том, что он «адоптировал» приведённую выше дефиницию, но его исследование «цели в праве» привело его к следующему существенному в его правопонимании выводу: «как мало значат оба момента государственного принуждения и нормы для того, чтобы достичь того состояния, которые мы обозначаем как правовое состояние» ^{[17, с. 278]}. Это, по мнению Иеринга, существенный признак и основная задача «правового государства» и «господства права». Задачи настоящего исследования не позволяют подробно останавливаться на характере правопонимания Иеринга и его собственного определения права. Здесь же необходимо ещё раз подчеркнуть, что трактовка понятия права как принудительных норм несомненно указывала на Иеринга.

Однако у Иеринга принуждение носит характер «должного». Оно, по сути, в трактовке Иеринге – государственное принуждение, как аппарат на службе общества для осуществления целей совместного существования людей. Во всяком случае он имел ввиду «механическую» или фактическую силу, способную воздействовать для осуществления определённых целей на волю.

Штаммлер, долго убеждая в том, что принуждение является существенным моментом права, в итоге делает вывод, что принуждение, свойственное праву, - это не фактическая сила (хотя ранее он утверждал, что фактическая сила имеет значение для права, но не решающее ^{[11, с. 119]}), а некое трудноконкретизируемое «притязание на значение». «Не фактическая принудительная сила создаёт понятие права в его противоположности условным правилам, а то, что оно имеет в виду принуждение» ^{[11, с. 119]}. У Штаммлера принуждение – это всё, что угодно, но не «должное»: это и логическое свойство формального суждения о праве, и «принудительное веление», притязающее на значение, и социальное предписание власти и т.п.

Расшифровать это определение можно лишь, если иметь в виду специфику авторского стиля Штаммлера в попытках теоретизирования о праве. Он постоянно подменяет логическое реальным, реальное логическим. Когда Штаммлер пишет о «форме социальной жизни», то в одних случаях она выступает у него как реальная форма социального порядка, а в других – как логическое понятие, которое является лишь пустой формой мышления. Эта специфика сочинений Штаммлера ставила в затруднительное положение многих исследователей.

Соответственно, принуждение, как существенный момент понятия права, в трактовке Штаммлера означает лишь формальное суждение о праве, которое имеет в виду принуждение в логическом понятии права, предшествующем всякому преломлению его к конкретному эмпирическому содержанию.

В правопонимании Штаммлера не только исследованные концепты правовой теории Иеринга имели существенную нагрузку. Весьма значимыми были также представления о генезисе и образовании «форм правового мышления», которые воспроизводили трактовку Иерингом процесса возникновения «правового чувства», а также истолковании исторического процесса возникновения и развития права, как эволюции культурных ценностей, что в интерпретации Штаммлера было сформулировано, как теоретический конструкт «естественное право с меняющимся содержанием». Понятие «естественное право» в трактовке Штаммлера не имело традиционного смыла, который вкладывался в это понятие доктринами естественного права. Это понятие не характеризовало особый идеальный вид права, действительность и возможность научного обоснования которого Штаммлер категорически отрицал.

В интерпретации Штаммлера категория «меняющееся содержание» в связи с основным концептом естественного права, как теоретически правильной формы мышления о праве, означала по существу исторически и социально обусловленную эволюцию культурных ценностей, которая рассматривалась как существенный момент понятия права. Неслучайно понятие «естественное право с меняющимся содержанием» терминологически и по сути обозначалось, как «культурное право».

Так, Иеринг в сочинении «Цель в праве» писал: «…содержание права не только может, но и должно быть бесконечно разнообразным», «идея, что право в принципе должно быть повсюду одним и тем же, ничуть не лучше, чем то, что медицинское лечение всех болезней должно быть одинаковым – универсальное право для всех народов и времён стоит в одном ряду с универсальным рецептом для всех болезней, это вечно разыскиваемый философский камень, который в действительности могут намереваться найти не мудрецы, а лишь глупцы» ^{[17, с. 342]}.

Штаммлер очередной раз воспроизвёл формулу Иеринга, подчёркивая при этом, что содержание права является исторически обусловленным, изменчивым, направленно исключительно на удовлетворение человеческих потребностей и целей в совместной жизни людей и поиск способов такового, что содержание права методологически «правильно» объясняется посредством концепта – «право, как средство для цели».