Economic Neoliberalism in Russia: Undigested Lessons

Общий обзор

Монография В.А.Мау (далее - автор) "Кризисы и уроки. Экономика России в эпоху турбулентности", выпущенная в печать издательством Института Гайдара в 2016 году ^[7] - это обширный (вместе с приложениями 485 страниц, где основной текст составляет 418 страниц) систематизированный обзор работ (собственных и в соавторстве), опубликованных в период с 1996 по 2015 год. Монография состоит из 20 глав, структурированных в виде пяти разделов, библиографии, приложений и аннотированного списка именг. Автор называет себя экономическим историком, и это отчетливо отразилось в книге: в ней явным образом просматриваются три линии, две из которых посвящены прошлому, как совсем далекому, так и новейшему, а одна экстраполирует сегодняшний день в будущее. Первая линия представлена разделом под названием "Кризисы и революции", вторая посвящена подробному описанию кризиса 1998 года и глобальному кризису, начавшемуся в 2008 году. И наконец, в заключительном разделе "Контуры посткризисного мира" автор делает попытку представить, - каким будет мир в ближайшем будущем, какие изменения и в каком направлении могут произойти в социально - экономическом развитии нашей страны. Ценность этого труда в том, что автор являлся непосредственным участником многих событий, которые он описывает и подвергает теоретическому осмыслению. При написании этой книги автор опирался на свои исследования последних 20 лет. Это, прежде всего, обзоры социально-экономического развития России, которые готовились в Институте экономической политики (Институте экономических проблем переходного периода), ныне носящем имя Е. Т. Гайдара, а также статьи из журналов "Вопросы экономики" и "Экономическая политика". Текст монографии открывает введение, в котором автор приводит типологию кризисов (трансформационный, системный (структурный), циклический (инвестиционный), финансовый, внешних шоков) ^[7,c15]. И далее логика изложения полностью опирается на эту классификацию, к ней автор неоднократно возвращается для характеристики кризисных явлений в разные годы. Она же используется для следования в русле главной идеи книги - переплетение нескольких кризисных процессов, характерных для нашей страны в последние двадцать пять лет, "не являются беспрецедентными и могут быть соотнесены с некоторыми важными эпизодами мировой и отечественной истории ХХ столетия" ^[7,c.11]. Говоря о преодолении кризисов, автор справедливо отмечает, что "речь идет о неэффективности прямолинейного повторения уже известных решений. Но их осмысление является необходимым условием для того, чтобы, по крайней мере, не повторять прошлых ошибок" ^{[7, с.12]}. Так, подробному авторскому рассмотрению подвергается кризис 1998 года, которому посвящено 60 страниц монографии. Это действительно показательный кризис. При всей его остроте и глубине - это единственный кризис в современной экономической истории, который был преодолен быстро и эффективно. Казалось бы - вот это не только основа для не повторения ошибок, но и тот самый урок, который показал, как надо преодолевать кризисы. С кризисом справилось Правительство во главе с Е.Примаковым, которое руководствовалось не догмами, а по существу здравым смыслом и опытом всей предшествующей экономической истории СССР. Поэтому этот раздел у автора посвящен не урокам кризиса, а ошибкам, совершенным в ходе преодоления кризиса. И далее, как можно убедиться из текста книги, эта линия продолжается; все, что связано с решениями людей, не разделяющих взгляды В.Мау, подвергается критике только потому, что они не совпадают с апологетикой ныне господствующей экономической доктрины под названием "экономический неолиберализм". Сам автор не использует этого термина, а представляется, как сторонник экономики предложения, стабилизационной экономики и антиифляционизма. Поэтому целью настоящей статьи является, в частности, используя первоисточник в виде рецензируемой книги В.Мау, охарактеризовать основные черты экономического неолиберализма и его неспособность извлекать уроки из кризисов. В качестве методологии используются методы и приемы сравнительного анализа, исторических сравнений, логического сопоставления.

Революции и кризисы

Автор, как кажется, искренне обеспокоен той сумятицей, которая царит в головах людей в отношении оценки событий, происходивших в России в конце ХХ века и постарался использовать исторический подход в качестве лекарства, анестезирующего боль, которую все еще испытывают люди, обращаясь к событиям тех лет. Как можно, к примеру, опираясь на примеры из далекого прошлого, по - новому посмотреть на "величайшую геополитическую катастрофу ХХ века" и все, что за ней последовало: "шоковую терапию", разрушение производственного потенциала страны, обнищание людей, деградацию науки, образования, здравоохранения, и в целом культуры? Надо вставить все это в широкий исторический контекст и объявить все то, что происходило в далекие девяностые годы и происходит сейчас - модернизационной революцией. Тогда кризисы, которые сотрясают нашу страну вот уже более двадцати пяти лет, становятся революционным процессом, страдания миллионов людей - неизбежной платой за революционные преобразования, ошибки и просчеты власти - непреодолимой силой революционных событий, а люди, которые все это начали и продолжают дело революции, превращаются в пламенных революционеров. Разумеется, у истоков всякой революции стоят конкретные люди, - и Е.Гайдар становится главным архитектором и творцом революции модернизации, а его соратники - кучкой несгибаемых революционеров, которые, несмотря на все преграды "сделали это". Глава I, посвященная особенностям революционной трансформации, является в этом смысле ключевой для следования линии далекого прошлого. Именно в ней автор вступает на довольно зыбкую почву аналогий для исследования связи революций, кризисов и модернизационного развития. На фундаменте книги "Великие революции. От Кромвеля до Путина", изданной в 2001 году в соавторстве со Стародубровской И.В.^[11]обосновывается тезис, что революционная трансформация со всеми ее кризисами и издержками для простого народа - это катализатор экономической модернизации. На более чем двадцати страницах монографии кратко излагается содержание этой книги, в котором рефреном выстраивается ряд исторических аналогий из разных стран и времен, связанных с революционными потрясениями - и все для того, чтобы, во-первых: причислить происходящее в конце ХХ века в СССР - России к славному сонму великих революций; а во - вторых, придать, как, ни странно, всей этой беспощадной ломке всего и вся, некоторую историко - теоретическую обыденность. Не надо переживать и волноваться, - все это уже было. Так случилось, что вы попали в эпоху великих потрясений, пройдет время и все успокоится. Какое время? Для примера приводится революционная трансформация времен Кромвеля в Англии, которая длилась полвека. Революция, в представлении автора, "выступает как системная трансформация общества в условиях слабого государства. Это определенный механизм социальной перестройки, прохождения через системный общественный кризис и адаптации к новым вызовам эпохи" ^[7,c.39]. Тезис о слабости государства в период революций, - основной в книге Стародубровской и Мау. Логически этот тезис кажется вполне приемлемым, - все революции свершались в период ослабления власти и разброда среди элит. Но вот отождествлять революцию с системной трансформацией общества - это противоречивое заявление. Автор сам отмечает, что революция - это стихия, когда события выходят из - под контроля власти, когда осмысленные в той или иной степени действия власти сменяются непредсказуемой игрой все новых акторов. Стихия и хаос необязательно ведут к системной трансформации. Автор признает, что в странах Центральной и Восточной Европы власти не теряли контроль над социально - экономическими процессами, трансформация происходила в условиях сильной власти. За это автор лишил их статуса революционных, заявив, что "освобождение этих стран от коммунизма вряд ли может рассматриваться, как серия революций в строгом смысле этого слова" ^[7,c.55]. Давайте, вдумаемся в логику автора. Если трансформация проходит под контролем власти, продуманно и с учетом интересов большинства граждан, то она не революционна. А вот если она проводится в условиях слабого государства, в спешке, без учета возможных разрушительных последствий, - то она революционна, а слабое государство объявляется "универсальной характеристикой обществ, проходящего через революционную трансформацию" ^[7,c.59]. Теперь задайте себе вопрос, чтобы предпочли вы, если бы у вас была бы возможность выбора? Ведь эволюционная трансформацию под контролем государства также вполне может приводить к революционным трансформационным последствиям.

Политика и экономика

"Власть, ищущая социально-политической поддержки и не имеющая достаточных финансовых ресурсов, - пишет автор, - склонна прибегать к таким инструментам покупки политической базы, как инфляционное перераспределение финансовых ресурсов и перераспределение собственности на средства производства" ^[7,c.65]. Надо ли это понимать так, что покупка политической базы слабым государством в указанных формах входит в систему революционной трансформации? Прямого ответа нет, но далее автор не скрывает, что "приватизация в исходном пункте своей практической реализации являлась феноменом политическим, поскольку была призвана решать задачи укрепления социально - экономической базы курса на либерализацию и стабилизацию экономики" ^[7,c.68]. Автор цитирует Е. Гайдара: "…требовалось как можно быстрее создать критическую массу частной собственности. Так что, выбирая между скоростью и качеством приватизации, мы сознательно делали ставку на темпы" (Гайдар Е. Власть и собственность: развод по-российски // Известия. 1997. 1 октября)". Итоги приватизации автор не обсуждает; - цель "покупки политической базы" была достигнута, а остальные официально провозглашенные цели: повышение эффективности отдачи от огромного наследия СССР, формирование эффективных собственников, рост уровня жизни населения и др. - уже не имели принципиального политического значения. Напомним неприятные факты. Около 70 процентов активов, ранее принадлежавших государству, было приватизировано в течение трех лет (1992-1994 годы). Такая высокая скорость приватизации была прямым результатом административного давления, которое федеральная власть оказывала на предприятия и регионы. Приватизация государственных предприятий не столько стимулировала приход эффективных собственников, сколько создала условия для крупномасштабных хищений и утечки капитала за границу. В 1992 г. внутрироссийские цены на нефть, топливо, цветные металлы были в десятки, а иногда и в сотни раз ниже мировых. В такой ситуации либерализация вела к тому, чтобы любыми путями выйти на внешний рынок, а вложения в производство потеряли всякий смысл. Массовая приватизация недооцененных предприятий стала источником быстрого обогащения и многочисленных злоупотреблений. Реструктуризация предприятий, повышение эффективности производства были невыгодны, когда простое перераспределение давало гораздо более высокую отдачу. Быстро распространилась теневая экономика. Это все и многое другое, что произошло с Россией и есть революционная трансформация в условиях слабого государства? Глава 5, также посвящена важной проблеме - политической природе финансовых кризисов. Для примера взят кризис 1998 года. Ключевое утверждение автора в этой главе следующее: "Бюджетный кризис в посткоммунистической России являлся политическим не потому, что у правительства не хватало политической воли бороться с сокрытием налогов и налоговыми недоимками. Политический характер бюджетного кризиса отражал несовместимость демократического режима, изъятия государством доходов и уровня экономического развития страны" ^[7,c.116]. Этому, по меньшей мере, странному выводу предшествуют рассуждения автора о том, что в авторитарных странах режимы имеют возможность собирать больше налогов, чем в демократических странах; что в разных странах налоговая нагрузка может быть разной; что бюджетная нагрузка зависит от обязательств государства, и тому подобные суждения, ни в коей мере не доказывающие вышеприведенного вывода. "Несовместимость" - означает невозможность совместного существования, то есть, по мнению автора в странах с демократическими режимами невозможно изъятие государством доходов (а без этого ни одно государство существовать не может), - это просто алогичное заключение. И оно не перестает быть таковым, принимая даже во внимание, упомянутый в этом заключении уровень экономического развития. Каков бы он ни был, всегда есть доходы, подлежащие налогообложению. В главе 18 автор обращается к геополитическому противостоянию и подробно и содержательно рассматривает каналы и влияние санкций на экономику страны. В итоге приведен совершенно обоснованный вывод, достойный того, чтобы привести его полностью: "при сохранении действующей модели роста даже при преодолении циклического кризиса, восстановлении цен на нефть и отмене (ослаблении) санкций в ближайшие годы экономика России вряд ли сможет вернуться к темпам роста на уровне 3-3,5% в год. В российской научной литературе развернулась дискуссия о необходимости смены модели роста российской экономики. Очевидно, что повышение структурных темпов роста (необязательно чувствительных к краткосрочным кризисным явлениям или изменению конъюнктуры внешних рынков) без проведения эффективной антикризисной политики в обозримой перспективе невозможно. Тем не менее, чтобы не допустить перехода текущего кризиса в длительную стагнацию экономики, наряду с краткосрочными стабилизационными мерами следует обсудить комплекс мер, направленных на повышение структурных темпов роста экономики, то есть на снижение издержек производства и повышение совокупной факторной производительности, и зависящих исключительно от внутренней экономической политики, а не от внешней рыночной или геополитической ситуации" ^[7,c.338]. Это одно из немногих заключений автора, где говорится об издержках производства, повышении производительности труда и проведения внутренней экономической политики. Автор не конкретизирует, кому и с кем следует обсудить тот комплекс мер, который он упоминает, а это весьма существенно. В Москве уже несколько лет ежегодно проводятся экономические форумы, на которых как раз обсуждаются упомянутые автором проблемы. Но представители экономического направления, к которому принадлежит автор, не спешат принять участие в обсуждении упомянутого комплекса мер.

Безсубъектность кризисов

Обратимся к основной теме книги - кризисам. Понятие "кризис", пишет автор, "многоплановое и неоднозначное" и "мы не намерены давать ему строгое определение" ^[7,c.16]. Автор ограничивается пониманием кризисов, как "серьезных трудностях, с которыми российская экономика сталкивалась на протяжении всех лет своего существования и которые требовали для своего разрешения существенного изменения курса экономической политики" [там же]. "Всех лет" - это, если вести отсчет с 1990 года, как это делает автор, - более четверти века. Родилось и возмужало целое поколение, а экономика России продолжает сталкиваться с серьезными трудностями, до сих пор требующими существенного изменения курса экономической политики. В чем же дело? Почему другие страны, числом более десятка, о которых вскользь упоминает автор, что они прошли через аналогичные вызовы, - почему эти страны оказались более успешными? На этот вопрос нет ответа. Приведя классификацию кризисов (трансформационный, структурный, циклический, финансовый и внешних шоков), автор утверждает, что "посткоммунистическая Россия проходила через все эти кризисы, причем через некоторые уже более одного раза" ^[7,c.18]. А где же "уроки", которые вынесены в заголовок книги? Почему их никто не усвоил и не сделал нужных выводов, если тем более, есть кризисы, через которые Россия проходила более одного раза? Такой вопрос даже не ставится, - ведь у кризисов в концепции автора нет субъекта. В самом начале книги ^[7,с.15] приводится знаменитый вопрос королевы Елизаветы II: "Неужели никто не мог предвидеть финансового кризиса?" и на это следует ответ: "если бы кризисы можно было предсказывать, их можно было бы не допускать" ^[7,c.15]. Что скрыто за этим утверждением? Все кризисы рукотворны, к ним ведут действия (или бездействие) каких-то групп людей. Всегда были и будут люди, которые заранее предупреждают о надвигающихся кризисах. Например, кризис 2008 года в точности предсказал еще в 2006 году американский аналитик Н.Рубини: рынок недвижимости в США рухнет, кризис охватит мировую финансовую систему, в экономике США начнется рецессия, серьезных проблем не избежать развивающимся странам. Все впоследствии так и произошло, но никто ему не поверил. Можно ли было предотвратить кризис? Да, можно, утверждает Рубини, - ФРС все видела, но предпочла не мешать свободным рынкам, исходя из того, что участники рынка, якобы знают, что делают, и по этой причине не предпринимала никаких мер ^[15]. Но у В.Мау кризисы безсубъектны, приходят внезапно и неясно откуда появляются. Это авторская позиция и это "ахиллесова пята" книги. Нет субъекта - некому делать нужные выводы, и "уроки" оказываются подвешенными в воздухе.

Следование неолиберальной экономической модели - путь к постоянным кризисам

"Скачок цен и потеря сбережений населения, резкое расширение масштаба безработицы, причем среди слоев, наиболее активно включенных в рыночную экономику, кризис на потребительском рынке, сжатие спроса и ухудшение условий для предпринимательской деятельности - все это обрушилось на страну, как казалось многим, неожиданно. Требование смены курса стало всеобщим, хотя различные социально-политические силы вкладывали в это понятие совершенно разный смысл" ^[7,c.134]. Если вы думаете, что описываются последствия кризисного шока конца 2014 года, то заблуждаетесь. Это автор описывает последствия кризиса 1998 года. Как видим, следование неолиберальной фундаменталисткой доктрине постоянно приводит к одним и тем же результатам, причем, считается, что кризис наступает всегда неожиданно. Верно и то, что касается курса, - требования его смены, звучат уже восемнадцать лет. И по прежнему открытыми остаются вопросы, о которых пишет автор: в чем именно должен состоять поворот и какой курс должен прийти на смену предыдущему? Нам придется поподробнее остановиться на тех альтернативах, которые видит автор, так как это тот неизменный идейный базис, который упорно воспроизводится в монографии в качестве основы для критики всех, кто мыслит иначе. Сила этого идейного базиса в его простоте. Есть всего, якобы, два пути в развитии экономики. Первый путь именуется автором инфляционным, а второй, не мудрствуя лукаво, антиинфляционным (или стабилизационным). Конечно, автор причисляет себя к антиифляционистам и таким простым способом сразу приобретает авторитет. Спросите любого человека, - какой путь развития он бы выбрал, - и можно не сомневаться в ответе, - конечно антиинфляционный. Предположим, что инфляционисты плохие. Но их рекомендаций никто никогда не слушал. А вот антиинфляционисты все годы упорно поддерживали свой, якобы антиинфляционный курс, их слушали и в ЦБ и в Правительстве. Что же получилось? В 2000 - 2015 г.г. инфляция в России никогда не была меньше 6%, а в десяти случаях (годах) превышала 10%. Содержательная часть этого якобы антиинфляционного пути в изложении автора состоит в следующем: "достижение жесткого бюджетного равновесия и макроэкономической стабилизации, которые являются базовыми предпосылкам восстановления экономического роста; проведение решительных мероприятий по обеспечению профицита государственного бюджета, рестриктивной денежной политики (вплоть до введения режима currency board), более последовательной либерализации хозяйственной жизни" ^[7,c.136]. Разберем все по порядку. Требование бюджетного равновесия выглядит вполне респектабельно, если бы не одно "но". Бюджетное равновесие в демократическом государстве должно опираться на механизм общественного коллективного выбора или на так называемый "политический рынок". При таком подходе государство выступает как активный самостоятельный участник в экономическом кругообороте наравне с гражданами и частными фирмами. К сожалению, в бюджетно-финансовой и налоговой сферах в России пока не существует равенства суверенности государства и предпринимателей, отношения между ними строятся на принудительно-добровольной основе. Поэтому бюджетное равновесие по своей природе остается по существу недостижимым. Не случайно в связи с этим требование профицита бюджета, - за счет этого профицита могут закрываться "дыры" в бюджете, неизбежно возникающие при недействующем механизме общественного выбора. Вообще говоря, профицит возможен только в условиях, когда государство полностью обеспечивает финансовыми ресурсами свои экономические и социальные обязательства перед обществом. Иллюзорный избыток государственных доходов представляет собой результат бюджетной политики, вызванный недофинансированием жизненно важных потребностей государства и общества. Если же понимать бюджетное равновесие в более узком смысле, просто как сбалансированность бюджета, то это задача более простая, и тогда понятно упоминание о рестриктивной денежной политике. Бюджет можно сбалансировать путем увеличения денежной эмиссии. Автор считает, что такой путь можно сделать запретным, если ввести режим currency board, то есть валютные резервы страны должны полностью покрывать объем национальной валюты в обращении. При этом обменный курс фиксируется или устанавливается некий, довольно жесткий, коридор его доступного колебания. ЦБ РФ пытался следовать этой теории, но возникали проблемы. Доходы в долларах США от продажи нефти и газа в "тучные годы" были велики, эмитированная ЦБ РФ национальная валюта против покупки долларов от экспортной выручки создавала, как считал ЦБ, "излишек" рублей сверх того уровня, который могла бы воспринять экономика. Поэтому принимались меры по так называемой "стерилизации" рублевой массы. Сбалансированность бюджета достигалась, но макроэкономической стабилизации это не способствовало. Внутренние отрасли всегда испытывали острую нужду в деньгах. Характеристике современного глобального кризиса посвящен раздел с многозначительным вопросом - "Турбулентное десятилетие: 2008 - ?". Автор считает, что "начавшийся глобальный кризис носил системный (или структурный характер"^[7,c.27]; одной строчкой отмечается, что "этот кризис неотделим от кризиса финансового" ^[7,c.28]. И далее автор описывает типичные черты, присущие системным кризисам. Но многие специалисты ^[8,10] убедительно доказывают, что кризис, начавшийся в 2008 году нельзя отнести к структурному кризису. Это совсем новый по своей природе кризис, поразивший, прежде всего, мировую финансовую систему. Он созревал в финансовой сфере США, чтобы выйти наружу и охватить экономики всех стран, зависимых от доллара. Почему же так произошло? В 70-80 - е годы прошлого века в финансовой сфере, построенной на модели глобального неолиберализма, были демонтированы национальные регуляторы, а вместо них возникли глобальные финансовые рынки, действующие по всему миру в режиме on-line и слабо связанные с реальным сектором экономики. Что говорить, если деньги на спекулятивном финансовом рынке можно в прямом смысле извлекать из воздуха, используя, к примеру, погодные фьючерсы: существуют контракты на величину осадков, силу ветра, относительную влажность, величину снежного покрова. Превращение финансовой сферы в самодостаточную систему несет в себе опасность для национальных производственных систем, особенно тех, чья экономика привязана к доллару (в России через экспорт нефти и других сырьевых товаров) и сильно зависит от иностранных инвестиций. Неудивительно, что спад ВВП в России в 2009 году оказался самым глубоким среди стран "Большой двадцатки". Автор указывает на "конфликт между глобальным характером финансов и национальными рамками их регулирования" ^[7,c.344], а также на то, что кризис ставит в повестку дня вопрос о новой мировой финансовой архитектуре. Но какова здесь роль России, какие меры должны быть предприняты, кроме тех, что с завидным постоянством предлагает автор? Никто не предложит завтра России место в новой финансовой архитектуре. Китаю потребовалось более трех десятилетий целенаправленных упорных усилий государства по развитию экономики, чтобы юань признали одной из резервных валют. Тему кризисов продолжает раздел IV "Кризис в российском исполнении" - это объемистая часть книги, посвященная новейшей истории. Она основана на обзорах состояний российской экономики, опубликованных автором в журнале "Вопросы экономики" с 2008 до 2015. Описывая денежную политику за 2009 год автор утверждает: "На протяжении всей посткоммунистической истории России денежные власти уделяли экономическому росту гораздо большее внимание, чем это требует от них Конституция. Начиная с низких ставок рефинансирования и технических кредитов 1992 г. и кончая сдерживанием укрепления валютного курса в 2000-е гг., денежные власти всегда приносили задачу снижения инфляции в жертву поддержке реального сектора" ^[7,c.220]. Этот тезис представляет собой некритическое заимствование из статьи К.Юдаевой, М.Годуновой ^[13]. Авторы этой статьи аргументируют этот вывод следующим утверждением: "В последние восемь-десять лет основной мерой по стимулированию экономического роста и поддержанию промышленности со стороны Банка России является удержание курса рубля на более низком уровне, чем тот, что наблюдался бы при плавающем курсе". Удержание курса рубля на более низком уровне, чем тот, который мог бы сложиться при плавающем курсе в действующей экспортно - импортной структуре означает действие по снижению инфляции, поэтому никакой жертвы в поддержку реального сектора ЦБ РФ не приносил. События 2014 года показали на практике, что значит плавающий курс - курс рубля обрушился почти вдвое, с 35 до 63 рублей. Тут же взлетела инфляция. В.Мау в 2009 году еще не знал об этом оглушающем эффекте плавающего курса и поэтому мог позволить себе ссылаться на указанную статью. Но цитировать это утверждение в 2016 году означает либо экономическую недальновидность автора, либо некритический перенос тезиса из обзора 2009 года в книгу, изданную в 2016 году.

Структурная модернизация

Структурная модернизация в условиях рентной экономики - очень важный вопрос для экономики нашей страны. Что же предлагает автор? Опять во главу угла поставлена консервативная бюджетная политика. "Жесткие бюджетные ограничения, пишет автор, при всей их социально-политической проблематичности создают условия для обновления, тогда как мягкие бюджетные ограничения, смягчая текущие проблемы, ведут к тяжелому структурному кризису в будущем" ^[7,с.245]. Аргументация укладывается в одну строчку: "Советский Союз сделал выбор в пользу стимулов в середине 1980-х гг. - результат хорошо известен" [там же]. Но в середине 80-х годов СССР был плановым государством на основе государственной собственности и этот пример не убеждает. Автор правильно поднимает проблему ресурсной зависимости, но никак не пытается что-то рекомендовать. "Вопрос о том, как можно нейтрализовать эту зависимость и, тем самым, стимулировать спрос на модернизацию, должен находиться сейчас в центре политической и экономической дискуссии" ^[7,c.245]. И это все. По существу, автор уходит от ответа на этот животрепещущий вопрос. Описывая приоритеты экономической политики в 2012 году, автор отмечает важное обстоятельство, представляющее проблему всей российской экономики. Речь идет об отсутствии спроса на модернизацию. Автор видит проблему в том, что "достигнутая социально-политическая стабильность и значительные финансовые резервы позволяют отодвигать практическое проведение модернизации, несмотря на то, что структурный кризис является периодом, для модернизации наиболее благоприятным" ^[7,c.272]. Кому позволяют отодвигать модернизацию указанные положительные обстоятельства, где же здесь благотворное влияние сбалансированного бюджета и макроэкономической стабилизации? Автор пишет, что "государство (его высшее руководство) заинтересовано в модернизации, но порой ведет себя противоречиво" [там же]. То есть, между строк принимается, что все-таки государство должно быть субъектом модернизации. Это противоречит неоднократно излагаемому мнению автора, что жесткий бюджет и хорошие неолиберальные институты все сделают сами по себе. Мимоходом, без должного анализа отмечается, что усилия государства "без реального спроса со стороны экономических агентов не могут быть эффективными" ^[7,c.273]. Почему же тот слой "эффективных" собственников - экономических агентов, который ускоренными темпами создавался в годы гайдаровских реформ ведет себя так неправильно, никак не хочет воспользоваться тем, что "структурный кризис является периодом для модернизации наиболее благоприятным? Вот вопрос из вопросов, критически важный для модернизации страны, но на него у автора нет ответа.

Пути социально-экономического развития

Раздел "Особенности социально - экономического развития России в 2013 году" открывается примечательной фразой: "На фоне ситуации в развитом мире Россия в 2013 г. с формальной, макроэкономической точки зрения вновь выглядит стабильной ^[7,c.278]. Экономика растет, хотя и снижающимися темпами, бюджетный баланс соблюдается, долг низкий, занятость высокая, инфляция находится под контролем". Автор постоянно призывает правительство к достижению бюджетного баланса, макроэкономической стабильности, но тут он признает, что стабильность может выглядеть таковой с формальной, макроэкономической точки зрения. Чем же эта точка зрения отличается от истинной, не формальной? Опять нет прямого ответа, что снова ставит под сомнение теоретическую ценность построений автора. Оказывается, при всех положительных моментах, характеризующих макроэкономическую стабильность и сбалансированность бюджета, экономика может тормозиться, нарастать бюджетная напряженность, снижаться инвестиционная активность, ухудшаться финансовое положение предприятий, сокращаться доходы регионов, и наконец, все это может сопровождаться девальвацией и инфляцией. Обо всем этом автор пишет тут же на следующих страницах ^{[7,c. 279 - 288]}. Описывая социально - экономические риски кратко - и среднесрочных периодов по итогам 2013 года, автор сообщает: "по нашему мнению, существуют два типа рисков, причем противоположного свойства: пассивное принятие нынешнего темпа как исторической неизбежности, с одной стороны, и принятие искусственных (по сути, неадекватных) мер по перелому ситуации" [7c.293]. Странное видение проблемы - по сути риски ничегонеделания противопоставляются рискам действия, которые заранее объявляются неадекватными. Что же предлагает автор? Не раскрывая сути мер, он снова выдвигает в качестве панацеи "консервативный экономический курс". В качестве блестящего исполнителя в проведении такого курса называется А.Кудрин - министр финансов РФ в 2000 - 2011 г.г. Кудрин "был не первым, пишет автор, кого жестко критиковали за нежелание понять нужды производителя, "бухгалтерскую узость", стремление бессмысленно копить деньги. До него в том же обвиняли С.Витте, В.Коковцова или Г.Сокольникова, в разное время руководивших финансовым ведомством нашей страны и обеспечивших блестящие результаты…" ^[7,c.294]. С.Витте и Г.Сокольникова обвиняли не за бездействие, а за активные действия, - оба они провели очень рискованные (в авторской интерпретации - неадекватные) денежные реформы, связанные с переходом к золотому стандарту и золотому червонцу соответственно. Г.Сокольников известен еще и своей личной смелостью, он открыто в 1926 году критиковал Сталина, за что позже поплатился жизнью. В.Коковцов, действительно, был очень "скупым" министром финансов, но это было в годы после поражения России в войне с Японией, когда финансы были полностью расстроены. Кудрин на посту министра финансов работал в то время, когда на страну проливался "золотой дождь" из нефтедолларов и "прославился" своим нежеланием что-либо делать, а деньги, вместо того, чтобы работать на нужды национальной экономики при нем отправлялась в копилки фондов, в том числе и за рубеж. Рассматривая модели роста и обсуждая источники инвестиций, автор, как обычно, ограничивает себя дихотомией: либо мобилизационный путь, либо либерализационный^[7,c.312]. На первом пути, источники инвестиций - налоги, накопленные резервы, госдолг и пресловутый печатный станок. Ни слова о возможностях гибкой кредитной политики и других инструментах, которые имеются в распоряжении государства и ЦБ РФ. Автор пугает неизбежным валютным контролем, замораживанием цен и зарплат. Понимая, что это воображаемый сценарий, автор оговаривается - "эти тезисы изначально никогда не озвучиваются, но они выступают обязательными условиями мобилизационного сценария" ^[7,c.313]. А через несколько страниц автор также, проявляя осторожность, заявляет: "Могут возникнуть обстоятельства, при которых введение элементов валютного контроля будет целесообразным, но лишь в определенной ситуации и при соблюдении целого ряда условий, без чего такой контроль приведет к негативным результатам" ^[7,c.316]. Комментируя либерализационый путь, автор в качестве его успешного применения совершенно неожиданно ссылается на опыт Китая ^[7,c.314]. Известно, что Китай сумел обойтись без социальной революции, которую автор считает условием для проведения модернизации. Также известно, что субъектом модернизации выступило и до сих пор успешно выполняет эту роль - китайское государство под руководством (страшно сказать!) Коммунистической партии Китая. Даже двух этих обстоятельств достаточно, чтобы обрушить все теоретические построения автора, но это еще не все. На тему успехов Китая написано множество трудов и ни один из них не подтверждает, что в Китае сработала именно неолиберальная модель, в том ее виде, на который постоянно ссылается автор. Можно указать, в частности, на книгу Д.Арриги "Адам Смит в Пекине" ^[2], где автор описывает китайскую систему как централизованно контролируемую рыночную экономику. Китай дал доказательство существования другого решения в проведении модернизации. В отличие от западной модели, в Китае с самого начала понималось, что социальная гармония является предпосылкой стабильности. Модернизация совершалась не в революционном порыве, а опиралась на работы китайских ученых-экономистов, ставивших одними из основных условий модернизации идеи создания регулируемого рыночного хозяйства. В разделе "Новые контуры макроэкономической политики" ^[7,c.354] автор рассматривает нетрадиционные меры развитых стран, предпринимаемые ими для подъема экономики. Для характеристики этих мер, в отличие от оценки точно таких же мер в отношении отечественной экономики, предпринятых в частности, правительством Е.Примакова, используются сдержанные формулировки. Инфляционизм аккуратно называется мягкой денежно- кредитной политикой, популизм - допущением дефицита бюджетов, дирижизм - ростом влияния государства в экономике. Также осторожно описываются последствия: "идут дискуссии, пока не хватает статистической базы, эти вопросы еще не изучены, остаются открытыми вопросы их долгосрочного применения".

Человеческий капитал

Глава 20 "Человеческий капитал: вызовы для России" принадлежит третьей линии в монографии и открывается заявлением о том, что ключевая роль образования, здравоохранения и пенсионной системы в развитии России была впервые подробно обоснована Е. Гайдаром в начале 2000-х. Инициированные в 2005 г. В. Путиным и Д. Медведевым "приоритетные национальные проекты" политически закрепили эту роль ^[7,c.371]. Трудно поверить, что Е.Гайдар впервые обосновал то, что прекрасно действовало во многих странах задолго до его рождения. Не будем говорить о системе бесплатного образования и здравоохранения в СССР, которая работала без всякого либерального обоснования. Но автор не может удержаться: "…крах советской системы стал результатом кризиса индустриальной системы с характерными для него институтами социального государства" ^[7,c.371]. В качестве универсального рецепта решения проблем как обычно следует заявление: "На первом месте здесь стоят институциональные реформы, а деньги должны следовать за ними. Это первый принцип формирования современной модели развития человеческого капитала" ^[7,c.374],. С этим тезисом согласится любой здравомыслящий экономист. Но о каких реформах идет речь? Россия обладает полным набором институтов, необходимых для функционирования рыночной экономики: в первую очередь это права собственности, законность, конкуренция и стабильность политического строя. Может быть вопрос в другом: что эти институты недостаточно эффективны? Например, по мнению Д.Аджемоглу и Д.Робинсон ^[1] институты разделяются на плохие (экстрактивные) и хорошие (инклюзивные). Рост и процветание нации связаны с наличием инклюзивных институтов. Экстрактивные институты - когда в стране все выстроено для выкачивания ресурсов в пользу элиты. Позиция автора в этом вопросе остается в зоне умолчания. Читатель остается в неведении, - что надо предпринять с институтами. А ведь это вопрос не простого любопытства, - это один из ключевых уроков кризисов, на который надо бы дать ответ. Пять принципов функционирования отраслей человеческого капитала в изложении автора напоминают футуристические изыскания.: "Снижение роли крупного производства и усиление роли сектора услуг …ведет к размыванию понятия пенсии и уж тем более возраста прекращения (или непрекращения) работы"; "наличие личных сбережений в условиях глобальной финансовой системы позволяет пенсионеру все менее зависеть от конкретной пенсионной системы своей страны"; "сейчас гораздо легче, чем 20 лет назад, поехать в любой университет (если человек способен сдать экзамены) и в любую клинику" ^{[7,c.375 - 376]}. Про какую страну и про какое время пишет автор - это трудно понять, но речь явно идет не о России сегодняшнего или даже завтрашнего дня. В России существует уникальное явление - работающие бедные. По словам, вице - премьера О.Голодец зарплаты на уровне минимального размера оплаты труда (7.5 тыс. руб.) сейчас получают в России примерно пять миллионов человек. При том, что прожиточный минимум в России по итогам третьего квартала 2016 года определен в сумме 10.678 рублей ^[16]. Продолжая развивать тему пенсионирования, автор пишет: "…растут ряды тех, кто не хочет на пенсию, а также тех, для кого вопросы пенсии вообще неактуальны. К первым относятся государственные служащие, судьи, профессора и академики, которые постоянно борются за право работать сверх установленного предела" ^{[7,c. 395]}. Автор не указывает, для кого вопросы пенсии вообще неактуальны. Следовало бы для объективности добавить, почему многие люди, сохранившие здоровье, не хотят на пенсию, именно простые люди, а не академики, - из-за того, что на обычную пенсию по старости очень трудно прожить. Что касается госслужащих, то также можно было упомянуть, что эта категория трудящихся получает пенсию не из пенсионного фонда, а из бюджета, и что способ начисления пенсий для госслужащих совершенно иной, обеспечивающий им пенсию более высокую, чем обычным гражданам. По данным Росстата, среднемесячная зарплата федеральных чиновников за первое полугодие 2016 года составила 99,9 тысячи рублей в месяц. Эта категория не хочет на пенсию прежде всего из-за потери статуса, высокой зарплаты и возможностей, которые дает государственная служба. "Нынешняя дискуссия о пенсионном возрасте выглядит искусственной", заявляет автор ^[7,c.396] и пишет о четырех альтернативных способах организации жизни после ухода от активной трудовой деятельности. "Во-первых, государственная пенсия (социальная и накопительная). Во-вторых, частные пенсионные накопления, включая корпоративные пенсионные системы. В-третьих, вложения в недвижимость, на ренту от которой можно жить в старости (типичная пенсионная стратегия москвичей со средним достатком). Наконец, в-четвертых, вложения в семью, которая в старости будет служить пожилому человеку опорой" [c.397]. Автор понимает, что эти четыре стратегии явно не для всех и сообщает, что все это должно быть "предметом общественной дискуссии. И это более серьезная тема, чем начало получения скудного государственного пособия" [c.398]. Вряд ли такой вывод убедителен для большинства тех, кто готовится сейчас к выходу на пенсию.

Экономики предложения и спроса - существует ли граница?

В заключение автор перечисляет девять ключевых моментов экономики предложения, только с которой, по мнению автора, может быть связано полноценное развитие экономики. Вообще говоря, эти ключевые моменты (устойчивость бюджета, снижение инфляции, диверсификация национальной экономики, стимулирование конкуренции, развитие экономического федерализма и др.) вполне соответствуют и экономике спроса, но автору важно соблюсти "чистоту" теории американца А.Лаффера, которой в свое время следовали Р.Рейган и М.Тэтчер. С тех пор много воды утекло, и новые поколения политиков и экономистов в разных странах не торопятся следовать рекомендациям сорокалетней давности, а предпочитают действовать, как уже указывал автор, нетрадиционными способами, смело сочетая подходы экономики предложений и экономики спроса. В "чистом" виде не существует ни экономики спроса, ни экономики предложения, - это всего лишь вопрос теории. Н.Макашева ^[5], размышляя над книгой Ю.Ананиашвили и В.Папавы поставила в заголовок красноречивый вопрос: "Макроэкономическое примирение?". Грузинские авторы попытались осуществить лафферо - кейнсианский синтез в части влияния налогов на производство и налоговые поступления. Они пришли, в частности, к выводу, что равновесная ставка налогов, достигнутая путем воздействия на агрегированный спрос, может существовать с целым набором кривых предложения. Но это тоже модель, хотя и проливающая свет на соотношение экономики спроса и экономики предложения - между ними нет четкой границы. В реальной экономике - это всегда симбиоз двух двойственных начал (экономики спроса и экономики предложения), но симбиоз особого рода ^[9], подобный тому, как не могут обойтись друг без друга циклон и антициклон. В применении к экономике, где действуют думающие и действующие люди, а не стихия, - это означает следующее, - вряд ли следует ждать полного исчерпания потенциала одного из начал, чтобы начать выстраивать другое. Когда - то автор выступил в защиту агностицизма ^[6]. Выдающийся агностик Д.Юм утверждал, что "истина или заблуждение состоят в согласии или несогласии с реальным отношением идей или реальным существованием и фактами" ^[14]. Согласие с идеями большинства людей (или влиятельных групп людей) позволяет объявить их истиной, хотя это может быть вовсе не так. Казалось бы, что с реальным существованием и фактами все обстоит иначе, ведь они "объективны". Но, увы. В социальных науках нет объективных фактов, подобных тем, что существуют в естественных науках. "Факты социальных наук, - писал Ф.Хайек, - это не что иное как мнения, взгляды людей, чьи действия мы изучаем" ^[12]. Теории, неформальные требования, опыт окружающей жизни в головах людей превращаются, как показывает В. Ефимов ^[3] в верования - убеждения, а они трансформируются в действия, - так рождаются регулярности, которые описывают теории. Но кроме такого рода порожденных разумом фактов одних людей, существуют множество других фактов, обязанных своему рождению верованиям - убеждениям, ценностям других людей. Их нельзя просто отбрасывать или замалчивать. Нужен механизм их согласования. Н. Кондратьев ^[4,c.261] предлагал выйти из затруднения путем введения идеала. Пусть идеал экономической политики средствами теории недоказуем. Но мы примем его, как постулат, как регуляторную идею, а затем, исходя из него, построим всю систему экономической политики. Эта система внутренне будет теперь обязательна. Идеал, утверждает Кондратьев: "может быть живым, действенным, может побуждать и направлять людей, а может быть вообще не иметь никакого смысла, являться мертвым. Вопрос об этом решается не логическим доказательством, и не мнением ученого, а совокупностью условий общественной жизни, определяющих веру социальных масс" ^{[4, c.262]}.

Заключение

Автор адресует свою книгу экономистам, историкам и всем, кто интересуется реалиями экономической политики и вопросами экономической истории. Книга, действительно, содержит много информации, полезной для подготовленных специалистов, способных критически проанализировать текст и сделать необходимые выводы. Но для неподготовленного читателя, скажем, студентов или неспециалистов, книга может сослужить недобрую службу, так как приводит одностороннее освещение сложных и противоречивых процессов, происходящих в экономике России. Не зная и не сопоставляя суждения автора с иными, альтернативными точками зрения, читатель может составить превратное впечатление об экономике и способах решения ее критических проблем. Если в описании кризисов, их типологии, хода и особенностях их протекания, автор выглядит вполне убедительным, то в отношении "уроков" трудно понять - почему на протяжении длительного времени, эти уроки остаются неусвоенными и в результате в экономике России остаются старые проблемы и из них с каждым годом вырастают все новые проблемы. Условия общественной жизни в социально - экономической сфере в современной России, как невольно, но убедительно показал автор, в последние четверть века определяются непрерывной чередой кризисов. Власти все труднее становится убедить социальные массы, что избранный курс правилен. Неолиберальная модель экономики себя явно изжила. И книга В.Мау только подтверждает это. Требования смены курса звучат все громче и все от более широкого круга людей. Но каков должен быть курс, к какому идеалу он должен направлять людей - этот вопрос, действительно, требует всестороннего и открытого обсуждения.

Благодарности

Я благодарю Владимира Максовича Ефимова за идею написания этой статьи, а также за плодотворные обсуждения при ее подготовке.